Последний сезон

Вот так незаметно промелькнули месяцы учёбы, отбушевал шумный новогодний праздник, и наступила весна 1979 года. Кое-кого к этому времени поджидали доблестные вооружённые силы. Касалось это тех парней, что пришли в техникум после школьной скамьи. В группе таких было человек семь, в том числе и Кукшин с Казариным. С отправкой их получилось как-то дружненько и почти в один день. Так же дружно, но с грустью, вся оставшаяся группа сокурсников, – пожелав им счастливой и удачной службы – распрощалась с молодёжью, ещё не осознавая, что с большей вероятностью – навсегда. Потому что встретиться им вновь и совместно заниматься в аудиториях этого учебного заведения, было уже не суждено, поскольку, отслужив положенный срок, нынешние новобранцы уже вернутся в другие группы, к другим сокурсникам. А оставшиеся парни и девушки доучатся, пройдут практику и разъедутся по городам и весям огромной страны. Впрочем, его величество случай опять же оставляет шансы на возможные нечаянные встречи где-нибудь в привокзальной сутолоке, в подземном переходе или в очереди в каком-то магазине. Бывает всякое. К тому же, ребята обещали писать письма друг другу, значит, была надежда, что встреча может быть не просто случайной, а задуманной. Всё зависело от того, как за столь короткое время учёбы – всего каких-то девять месяцев – они сумели сжиться и сдружиться, и осталась ли у них при расставании тяга увидеться когда-нибудь вновь.

Кстати, любопытное совпадение произошло с Казариным и Кукшиным на службе, которое ещё и ещё раз наводит на мысль, что судьба всё же если и не впрямую управляет человеческой жизнью, то, во всяком случае, подталкивает людей иногда друг к другу. В первые месяцы службы, а оказались они оба в Белоруссии, но в разных учебных частях, повели их как-то на экскурсию в Мемориал Памяти Жертв Хатыни. И ни дать ни взять, сошлись их группы в один день и в одной точке. Несколько дорожек протянулись внутри мемориального комплекса, но вот их дорожки сошлись. А уж увидеть друг друга в такой толпе им явно Бог помог. Сан Саныч первым увидел это знакомое до боли лицо.

– Кукша, Кукша, – закричал он, подпрыгивая и размахивая руками, приковывая к себе внимание всей бритоголовой толпы в пилотках. Ваня увидел его и обомлел, в глазах – откровенный шок: не снится ли ему видение.

– Санька, ты что ли? – заорал в ответ. – Ну, как так может быть? Ты-то как здесь оказался? Нас на экскурсию вывезли. Вас тоже? Вот это случай! – Скороговоркой протараторил Ваня, не в силах успокоить свой темперамент.

Друзьям пришлось попросить своих командиров, чтобы дали им «краткосрочное увольнение», не покидая границ мемориального комплекса, чтобы наговориться, утолить жажду общения. Письма друг другу, конечно, писали, но тут – живое общение! Разве может оно сравниться с самыми задушевными и искренними письмами? Представилась у них такая возможность – хоть часок побыть вместе. Ну, как же тут не подумаешь вновь о ней, о судьбе. Конечно, и на случай списать можно. Ну, а что такое случай? Может быть, это просто какое-то событие, произошедшее в определённый отрезок времени при нечаянных или непредвиденных обстоятельствах. Может быть и так, но что-то создало эти нечаянные обстоятельства? Кроме судьбы – некому, хотите верьте, хотите нет.

Затем их дорожки разошлись далеко, и уже случай был бессилен – больше встретиться им не удалось. Но, что такое два года службы? Это мгновение, хотя им может быть, так не показалось, всё-таки ожидание, тем более «дембеля», катастрофически замедляет время.

К счастью, армия не потушила в их душах зародившийся огонёк страсти к охоте и редкой профессии, и они вернулись в родные, уже ставшие любимыми, стены своего учебного заведения. Ни тот ни другой даже ни капельки не сомневались, что выбрали правильное учебное заведение, и ни у кого не закралось мысли поменять его на какое-нибудь более престижное, как иногда случается в жизни. Остались они верными своим романтическим идеалам. Радостной была встреча двух друзей-сокурсников, и не важно, что их определили по разным группам. Они по-прежнему считали себя студентами той группы, в которой начинали учиться, и откуда ушли в армию. Частыми были ностальгические, с лёгкой грустинкой, их совместные воспоминания о бывших своих сокурсниках, с кем они начинали учёбу и кого по праву называют однокашниками. Грусть была мимолётной, когда получали письма от кого-то из них. А чего грустить? Они были молоды и уверены, что пути их жизненные ещё много-много раз пересекутся. А самое главное, они, Кукшин и Казарин, снова были вместе. Хоть и раскидали их по разным группам и поселили в разных комнатах общежития, но часто пропадали друг у друга в гостях. Все другие ребята привыкли к этому и никто не считал ни того ни другого посторонним. Оба для них были своими – какая разница, кто в какой группе учится и в какой комнате живёт. Следовало ожидать, что в скором времени у них появятся новые друзья, может и новые симпатии – молодые же и привлекательные, бравые солдатики…

Весна была в разгаре. Подмосковный городок Сходня утопал в молодой зелени и буйном цветении садов. Соловьи азартно соревновались в искусстве пения, умолкая ненадолго днём и возобновляя свои концерты в прохладе вечерних сумерек. От соснового бора, раскинувшегося недалеко от общежития, весенний ветерок доносил головокружительный запах нежной сосновой хвои, а его опушки были устланы коврами, сотканными из разноцветья подснежников, медуницы и мать-и-мачехи.

Как-то в перерыве между занятиями Иван встретил в столовке Сан Саныча. Не ускользнуло от его внимания, что друг его выглядел немного загадочно и был в хорошем настроении.

– Ты чего сияешь, как солдатская бляха перед парадом? – спросил его Кукшин, усаживаясь с полным подносом за стол.

– А что, заметно? Да, и в самом деле, настроение хорошее, – нараспев проговорил Сан Саныч, продолжая таинственно улыбаться. И тут же встрепенувшись, спросил:

– Слушай, Кукша, ты чем сегодня вечерком, часиков в семь будешь заниматься?

– М-м, странный вопрос, Санёк. Как всегда, ничем особенным. Может, пойду прогуляться в лесок,.. компанию не составишь? – ответил Иван, принимаясь за еду.

– Можно и прогуляться, но вначале в гости забежим ненадолго к нашим девчатам. Ты как, не против? Посидим, чайку попьём, а потом все вместе и погуляем. Ну, что, заинтриговал? Хочу тебя познакомить с девчатами из нашей группы. Нормальные девчонки, весёлые, компанейские. Помнишь, ещё в той группе, до армии, мы тоже в комнате у наших девчат засиживались… Весело было! Помнишь, Кукша? – увлёкся воспоминаниями Сан Саныч, даже про обед забыл.

– Санёк, ешь давай, стынет суп твой… Помню, всё я помню. Ты хочешь сказать, что надо продолжить традицию? Вот только как бы меня девчонки с нашей группы не приревновали.– пошутил Иван, явно обрадованный приглашением. – А и правда, что по комнатам сидеть и скучать? Погода стоит хорошая, черёмуха цветёт… А, Санёк! Во сколько, говоришь? Ладно, жду. А теперь нажимай на еду скорее, а то на занятия опоздаешь. А я побежал…

Каждому из них нравилась своя новая группа, в обеих они нашли жизнерадостных весёлых ребят и симпатичных девчонок. Иван с таким же успехом мог бы и сам познакомить друга с кем-то из них, но раз уж опередил его Санёк, то придётся принять его приглашение. Впереди ещё достаточно времени, чтобы всем перезнакомиться, если уж того захочется – жизнь сама разберётся.

Как-то так получилось, что они стали частыми гостями у этих девушек, с которыми Казарин познакомил Кукшина в тот вечер. Ну, почти точь-в-точь, как и в первый год обучения в недавнем прошлом: тот же этаж, чуть ли не та же комната. Сказать, что они оба были прирождёнными ловеласами, было бы абсолютно не верно. Всё происходило просто и не навязчиво, по взаимному дружелюбию и без излишних пристрастий. Абсолютно чистые дружеские взаимоотношения, какие складываются между юными людьми в студенческой среде. Что-то высокое и благородное притягивало их сердца. А ещё юмор и юношеская шаловливость недавних служак, их весёлые армейские байки, возможно, также растворяли невидимые границы в общении, придавали им ещё большего обаяния. Добавим сюда же некоторую житейскую мудрость и превосходство в познании мира благодаря той же армии, что тоже вызывало определённое уважение со стороны девчат. Разве можно было отвергать таких парней, вот и засиживались они вдвоём у новых своих сокурсниц допоздна… и ничего более. Каких-то серьёзных планов о семейной жизни в голове никто не строил. Но сердце человека всегда живёт в ожидании любви, пока оно не заполнено этим чувством, тем более, когда оно молодо. И тайная надежда всё же нет-нет да касалась их сердец, в основном – девичьих.

Сердца же этих двух парней были пока заполнены только романтикой свободной таёжной жизни. И их посещали мечтания только о будущей работе. Поэтому всё же главная цель для них была – учёба, ради неё они снова здесь. Снова начались такие увлекательные студенческие будни, помогавшие в кратчайшее время восстановлению в памяти слегка подзабытых за годы службы теоретических основ своей профессии и их дальнейшему изучению. С новой силой, развиваясь, как ребёнок в утробе матери, всколыхнулась и крепла ещё совсем недавно зародившаяся охотничья страсть, звавшая скорее вырваться на таёжный простор, вдохнуть густого смолянистого запаха тайги, смешанного с пороховым дымом от удачного выстрела по дичи.

Впервые познать все прелести и тяготы таёжной жизни им удалось только на практике. Вместе же и проходили эту практику в Горном Алтае. Им удивительно повезло: приехав в распоряжение одного из коопзверопромхозов, где из года в год проходили практику в качестве охотников-промысловиков многие поколения студентов техникума, они встретили там не кого-нибудь, а своего бывшего сокурсника Вовку, имевшего прозвище Матёрый. И это качественно повлияло на всю их практику. Матёрый уже два года работал штатным охотником в этом промхозе и был самозабвенно влюблён в эти таёжные просторы и неповторимую красоту Алтайских гор. По мере возможности, он успел рассказать немало интересного из своей таёжной жизни и поделиться ещё не столь великим, но уже насыщенным опытом, накопленным за пару лет. Своими страстными рассказами, вероятно, сумел разжечь и в них ещё большую страсть к охоте, да так, что она разгорелась в них, как огонь в кузнечном горне, усиленно раздуваемом мехами. Ведь это был их первый опыт самостоятельной настоящей охоты, именно в глухих таёжных угодьях, имеющих свою особенную специфику, отличающуюся от той охоты в средней полосе, о которой они имели своё юношеское представление. В их случае «кузнечными мехами» являлись первые удачи на охотничьем поприще: первый добытый глухарь – трофей знатный для любого охотника; пара пойманных соболей и первое незабываемое чувство от соприкосновения с мягким золотом – искристой нежной соболиной шкуркой. А как приятны были вечера в зимовье после дневных переходов по путикам, когда после дел насущных и ужина, уставшие, но счастливые мечтали о будущей жизни. Наверное, здесь и созрели их дальнейшие планы относительно будущей работы. Но могли ли они в тот момент предполагать, что окажутся потом чуть ли не в самом глухом уголке сибирской тайги?

5

Позади самые тревожные дни, изматывающие ещё юную, не окрепшую студенческую натуру – сдача госэкзаменов. А впереди – загадочная неизвестность, ожидание счастья, любимое дело и воплощение мечты в реальность! Меж этих двух потрясающих этапов в жизни уже бывших студентов вот-вот должно свершиться ещё одно немаловажное событие – распределение новоиспечённых специалистов: товароведов, охотоведов и звероводов в места их будущей работы. И разъедутся они по великой нашей необъятной Родине. Судьбоносный день – почти мгновение, как выстрел, но способный резко изменить дальнейшую жизнь этих молодых людей. Коридоры учебного заведения были заполнены юношами и девушками, ожидавшими вызова в кабинет, где заседала комиссия по распределению, вершившая их судьбу. Так было каждый год. Уже немало в истории техникума было выпусков; сотни выпускников, оказавшихся во всевозможных уголках России, из неопытных молодых специалистов превратились в заслуженных, уважаемых и авторитетных профессионалов своего дела.

Наверное, не было равнодушных в этот день. Все волновались: кто-то уже строил планы на ближайшее время, уверенный, что его место от него никуда не денется; другой прокручивал в голове варианты, дабы обойти некоторые бюрократические препоны и угодить именно туда, куда уже давно навострил лыжи; большинство же, конечно, просто уже переживали предстоящую разлуку со своими друзьями и подругами, с преподавателями, ставшими в эту минуту такими родными, с этим уютным местечком, где располагался техникум. Были и сговоры с неразлучными друзьями, чтобы постараться заполучить работу в одном месте, по крайней мере, поближе друг к другу.

Комиссия в основном состояла, из добрых людей, понимающих, то есть из тех же преподавателей, которые хорошо знали своих бывших студентов и старались помочь им определиться с выбором. Председателем же комиссии был человек строгий, не испытывавший нежных чувств к своим подопечным и не имевший своих любимчиков среди них, твёрдо стоял на позициях нравственности и законности во всех вопросах. Всё же многие поколения студентов с уважением относились к нему – ветерану и инвалиду Великой Отечественной войны, потерявшему на фронте правую руку. Студенты величали его БОБ – наверное, потому что звали его Борис Осипович Бускис. Несмотря на жёсткий характер председателя, весь состав комиссии находил общий язык, учитывал все житейские нюансы и семейные обстоятельства убывающих к местам распределения своих бывших студентов. Из года в год случалось в техникуме так, что завязывались отношения между юношами и девушками, пока не скреплённые брачными узами; образовывались в техникуме и семейные пары – не раз стены этого заведения становились молчаливыми свидетелями скромных студенческих свадеб. Естественно, никто не желал разрыва этих связей, поэтому старались их сохранить всяческими способами.

Иван Кукшин, давно уже выбрал себе место будущей работы. Его манило в самую глухомань далёкой сибирской тайги, в край неизвестный и необъятный, интересный и завораживающий своей непознанной природной красотой, притягивающий обилием и разнообразием дичи в лесах. Наверное, он заразился этой идеей ещё на практике, а может этому помогла какая-нибудь статейка из журнала «Охота и охотничье хозяйство», который выписывал его дед. Может быть, увлечённый юноша вычитал о заманчивых романтических буднях сибирских промысловых охотников, где все трудности и тяготы ушли на второй план, а на первом виделись романтические картины путешествий по бескрайним сибирским просторам, где в великом множестве водились звери и птицы, увлекательных приключений на охоте или рыбалке. Точка на карте терялась где-то глубоко в таёжных дебрях необъятного Сибирского края, в угодьях одного из охотничье-промысловых хозяйств. Почему он выбрал это место? Иван сам порой не мог ответить себе на этот вопрос. Ведь таких похожих мест на просторах Сибири немало, тот же Горный Алтай или Дальний Восток, а чем хуже Карелия или Архангельская область? Ничем не уступали и многие другие регионы великой страны. Да мало ли, везде есть своя романтика, надо было просто влюбиться в этот самый уголок. А Кукшин уже грезил мечтами о давно выбранном крае и других вариантов не допускал в мыслях.

Было ещё одно обстоятельство, которое предопределяло выбор: в краевом центре жила его тётя, а муж её был лётчиком местных авиалиний, обеспечивавших отдалённые таёжные районные города и посёлки, имел там своих друзей и приятелей, среди которых были охотники и рыбаки. Повезло Ивану и в том, что дядя ещё был знаком с директором одного из коопзверопромхозов. Надо полагать, что не малая доля романтики досталась ему из рассказов дяди-лётчика. А тот, в свою очередь, узнав о пристрастии племянника жены, обещал посильную помощь. Сдаётся, что это был один из главных аргументов в пользу этого края.

В запасе у Кукшина имелось ещё одно небольшое преимущество, дававшее ему первоочерёдное право выбора: учитывая, что он окончил техникум с отличием, в кабинет заседавшей комиссии заходил в числе самых первых соискателей. Иван очень надеялся, что это обстоятельство поможет ему, поэтому был уверен, что его цель уже маячит на горизонте. Он почему-то был уверен, что ему выпишут направление именно туда, куда он мечтал, но не мог учесть одного, что запроса на молодых специалистов от дирекции нужного ему коопзверопромхоза не поступало.

Когда Иван зашёл в кабинет и получил на руки сопроводительный документ, то увидел, что в нём обозначен далеко не тот пункт назначения, о котором он мечтал: его фамилия маячила в подготовленном направлении не куда-нибудь в великую Сибирь, а немного ближе – в одну из лесостепных областей близкого Зауралья. Юноша не подал виду, что расстроился; казалось, его это обстоятельство нисколько не смутило. В голове юного авантюриста уже роились свои тайные мысли; скорее всего, он уже имел ясное представление о том, где окажется в недалёком будущем. И тот самый сопроводительный документ – направление на работу – обязывавший всех выпускников к неукоснительному выполнению, для него не являлся веским аргументом, способным помешать его планам. Но всё же он попытался законным путём отстоять своё право на осуществление мечты. То ли так им было задумано и отрепетировано, то ли, в самом деле, он оробел перед комиссией, но получилось у него вполне естественно – с заметной робостью и неуверенностью спросил, обращаясь ко всей комиссии:

– А можно мне поехать в другое место, туда, куда я хочу, и где от меня будет больше пользы? Меня в Красноярском крае ждут, – тихо промолвил бунтарь, при этом искренне улыбаясь своей широкой обаятельной улыбкой.

Все присутствующие члены комиссии одновременно отвлеклись от своих дел, с удивлением и любопытством вглядываясь в лицо соискателю, пытаясь понять, шутит он или нет – за эти годы привыкли к некоторым выходкам этого весёлого студента. Председатель комиссии, человек весьма жёсткий и не слишком эмоциональный, произнёс, слегка оправившись от вопроса:

– Кукшин, вы поедете туда, куда выпала разнарядка, в тот город, что указан в направлении, но, если не устраивает – можете выбрать другие варианты. Вам такая возможность представляется, как отличнику. Из далёкого Сибирского края нам запросов не поступало. Да будет вам известно, что там по соседству с ними свой пушно-меховой техникум есть, это их сфера влияния. Так что, мил человек, будьте добры следовать нашему предписанию. Подойдите к стенду и подберите себе другой вариант, а потом решим. Всё, следующий!.. – Отрезал Борис Осипович категорично, не сомневаясь, что его ответ должен быть воспринят как исчерпывающий и не терпящий возражений.

Кукшин отошёл к стенду, где размещались списки востребованных специалистов и адреса будущих мест работы. Делал вид, что внимательно изучает информацию, но мысленно уже репетировал очередной подход, будто собирался сделать следующую попытку поднять штангу с ещё большим весом, как это проделывал, тренируясь в школьной секции по тяжёлой атлетике. За все годы студенчества он иногда темпераментно отстаивал свои принципиальные взгляды на некоторые вещи, но не настолько, чтобы в таком бунтарском духе идти в разрез установленным правилам. Видимо, уж очень яркой была его мечта оказаться в настоящей глухой тайге и не совсем в том качестве, которое ему предназначалось, что Кукшин готов был пойти и на такое хулиганство, далеко ему не характерное. Но кроме одного посвящённого – друга Саньки – никто об этом не ведал. Его в этот момент вовсе не интересовало ни какое другое направление – лично для себя он уже всё твёрдо и безоговорочно решил. Просить и умолять членов комиссии пойти ему навстречу и дать официальное направление туда, куда выбрал, уже не было смысла – он это понимал с самого начала. И всё же Иван испытывал некоторое чувство вины за своё упрямство. Ему казалось, что его выходка была похожа больше на каприз баловня судьбы, выпускника, закончившего техникум с красным дипломом. Этим и объяснялось его некоторое замешательство, несколько минут ушли на раздумья и внутреннюю борьбу с самим собой – как поступить. Успокоил себя лишь внушением, что вся эта процедура – явление чисто формальное и не всегда справедливое, а он с некоторых пор открыл в себе незнакомое чувство борца за справедливость. И ему понравилось отстаивать свои идеи. Кукшин принял окончательное для себя решение: не будет он ни с кем бороться,.. зачем? когда есть простой путь…

Покинул стены своей «Альма-матер» он всё же имея на руках направление с неугодным ему адресатом. Иван сделал вид, что подчиняется бюрократической воле комиссии и расписался в необходимых документах. Решил, пусть эта бумажка останется на память, но в начале августа он уже явился в объятия своей тёти в Красноярске. И спустя пару дней летел уже на легендарном отечественном самолёте Ан-24 над бескрайними просторами сибирской тайги в нужный ему район. Пилотировал самолёт его родственник – дядя Миша, опытный лётчик местных авиалиний. Иван как прильнул к иллюминатору с момента взлёта, так и не отрывался. Он не ощущал лёгкой дрожи корпуса самолёта и не слышал оглушающего рёва мотора, не обращал внимания на провалы в воздушные ямы, только глубоко при этом вздыхал, стараясь усадить своё сердце обратно на место. Всё его внимание было приковано к тому, что обозревалось внизу с высоты полёта. Иногда рядом с ними проплывали небольшие облака, но они не мешали обзору. А внизу распростёрлась тайга, к которой он так стремился. И тут же на ум пришли слова из песни, той самой популярной песни о неисправимых романтиках, и в душе зазвучала мелодия: «…Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги… Как точно подметил поэт Добронравов. Это надо увидеть! Не увидев это в иллюминатор самолёта, не напишешь таких строк. Не увидев, не придумаешь, а увидев, – слова сами в стихи складываются», – подумал Иван и почувствовал, как по спине забегали мурашки, наверное, тоже от нахлынувшего вдохновения. Хоть и натужно ревел моторами самолёт, но летел, казалось, совсем медленно. Медленно и сменялась картинка внизу. Из туманной дымки далёкого горизонта смутно обозначались горные отроги, наползавшие навстречу курсу тонкими змейками, постепенно разрастаясь по мере приближения и будто превращаясь в гигантский панцирь сказочных доисторических чудовищ. В каком-то месте они собирались в один кряж, а затем снова рассыпались в разные стороны, теряясь в лесных массивах. То тут, то там пестрели охристой яркостью каменные столбы по берегам крупных рек, широкими извилистыми лентами, извивавшиеся от края до края всего видимого пространства. И казалось, всё это пространство было заполнено огромным морем, но не привычного для него цвета, а со множеством оттенков зелёных красок в августовскую пору с резкими перепадами от возвышенностей к ложбинам, которая разбавлялась мозаикой из небесных отблесков, отражавшихся от многочисленных рек и озёр. И в голове рождалась иллюзия раскинувшегося под тобой волнистого зелёного моря со скалистыми берегами. Видно было с высоты, как оно, действительно, колыхалось в ритме раскачки деревьев от ветра. «Как тайга прекрасна с высоты, а там внизу, в самой тайге, наверное, ещё краше. И конца края не видно! …Да, уж, действительно, в этот край далёкий только самолётом можно долететь…». – Иван с трудом сдерживал себя, чтобы не запеть, ему даже захотелось похулиганить и во всеуслышание спеть эту песню, но украдкой оглядев пассажиров в салоне, понял, что вряд ли его правильно поймут, и постарался не выдать свои эмоции. Пассажиров из местных не удивишь, в лучшем случае вызовешь снисходительные улыбки.

Огромен этот край, необъятен! Уж не этой ли своей мощью, неведомыми путями дошедшей до него, он покорил душу Ивана Кукшина, что не смог тот думать о каких-то других местах. А какое конкретно местечко достанется ему, очарует ли его той же мощью и красотой? Вполне ведь может быть, что не найдёт он здесь того, чего ищет. И не постигнет ли его, не дай Бог, разочарование? Впереди была только неизвестность. Он не знал даже названий тех населённых пунктов, которые встретятся на пути, не мог знать и конечного пункта, где остановится. Но неизвестность его не пугала, а только будоражила кровь, отчего будущее ему виделось как бесконечная даль в розовой туманной дымке. Мысленно он уже подторапливал то время, когда, наконец, прибудет туда, куда рассчитывал; когда обоснуется там, познакомится с людьми и начнёт заниматься тем делом, о котором мечтал.

Первая плановая посадка была в одном районном центре. Именно в угодьях местного коопзверопромхоза юный авантюрист и надеялся осуществить свою мечту. Благодаря советам дяди Миши он и облюбовал это местечко. Когда приземлились, дядя Миша напутствовал своего юного родственника:

– Стоянка у меня здесь сорок минут. Потом улетаю в Варварино. У тебя есть полчаса. Контора коопзверопромхоза находится вот там, по вывеске найдёшь, – проговорил он, указывая рукой направление и продолжил. – Беги, Ванюша, решай свой вопрос. Если тебя не будет к вылету, будем считать, что ты остаёшься, значит пофартило. А если просто опоздаешь, то жди следующего рейса, несколько дней как-нибудь перебьёшься. Ну, давай на крайний случай попрощаемся. Но в следующий раз увидимся. Удачи тебе, племянничек! – Обнял и пожал руку.