Последний сезон

А в это время в паре километров ниже выходил на простор длинный гружёный караван из множества самоходных барж, надсадно тарахтящих своими двигателями. Вот, что так долго ждали все жители посёлка, и что раскрывалось под этим таинственным словом, имевшим смысл в итоге вовсе не загадочный, а вполне прозаичный, но очень нужный людям, проживавшим на реке Гремучей. Первым из-за поворота показалось пассажирское судно – так называемая «Ракета», оповещавшее своё появление громкой музыкой, звучащей из громкоговорителя на белой мачте. На палубе виднелись люди в нарядных одеждах. Когда «Ракета» подошла к оборудованному причалу, стало видно, что это артисты, наряженные в национальные эвенкийские костюмы, танцевали под бубен замысловатый народный танец. Можно было догадаться, что первое судно везло груз интеллектуальный и являлось проводником культуры в широкие массы загрубевшего местного населения.

Через полчаса показался и весь основной караван. Конца края ему не было видно. Отдельные баржи причаливали к пристани, другие, не задерживаясь, поднимались выше, протрубив гудком, одновременно приветствуя и прощаясь. Галя, машинально взялась считать количество пройденных барж, но отвлеклась и сбилась со счёта. Кто-то помог ей, подсказав, что каждый год караван состоял, к удивлению Галины, ни много ни мало, примерно, из ста барж. Чем только они не были загружены? Одни тащили различные строительные материалы, другие разную технику, третьи загружены были продовольственными и промышленными товарами для магазинов. Особо выделялись топливноналивные баржи. Всё это обилие предназначалось жителям всех населённых пунктов, расположенных вдоль реки, на всём её протяжении до районного центра Варварино – никто не должен быть обделён. Посёлку Дужному также предназначалось несколько цистерн дизельного топлива для нужд местной дизельной электростанции, бесперебойная работа которой поддерживала всю цивилизованную жизнь в этом глухом таёжном уголке. Причалившие здесь ненадолго баржи оставят часть груза: топливо, оборудование, может быть, какую-то технику, – и, слегка облегчённые, пойдут дальше, догоняя основной караван. Не одни сутки он будет тащиться вверх, с разными интервалами несколько дней и ночей проходящие баржи будут будить тишину окрестных мест. Останется лишь одна, которая была приписана к их посёлку, – из года в год этот порядок был неизменным, а капитана и экипаж судна почитали как старых добрых друзей. На борту было написано крупными буквами «Славянка».

Местных жителей больше всего интересовало как раз то, что будет выгружаться с этой баржи. Ассортимент продовольственных и различных промышленных товаров первой необходимости, и прочей мелочёвки на ней был довольно богат по меркам не избалованных и не притязательных таёжников. Главное, что им необходимо было в первую очередь – это пополнить уже оскудевшие запасы соли и сахара, муки и разных круп; побаловать детишек сладостями, купить им обновки. Была тут и бытовая техника, и мебель. Много было и из того, что требовалось рыбакам и охотникам. «Славянка» будет стоять в их «порту» до полной разгрузки.

Караван всегда спешно удалялся, рассчитывая по графику дойти до райцентра, выгрузиться и успеть вернуться ещё по большой воде, иначе река может стать не судоходной, даже уже для разгруженных и облегчённых барж. Ведь Гремучая только в весенний паводок сильна и глубока, а как схлынет основной паводок – становится мелководной для таких судов. Старожилы говорили: случалось такое иногда, что баржи на всё лето здесь застревали, а если вода из-за отсутствия больших дождей так и не поднималась, то баржам приходилось и зимовать здесь на реке, близ посёлков. Бывало, что даже до Варварино в некоторые года не доходили – вода резко падала и судёнышки садились на мель. В общем, такое явление, как весенний проход каравана по Гремучей – было настоящей эпопеей для всех его участников.

В день прибытия к вечеру на «культурном» теплоходе организовывался концерт. Обязательными были и лекции на разные темы – как без этого, надо же просветить отсталых людей всякими новыми открытиями в области науки, да о политической обстановке в мире не забыть рассказать, будто у людей здесь не было телевизоров. Затем «Ракета» спешно снималась со швартов и уходила вдогонку основного каравана, неся культуру следующим по реке жителям. А «Славянка» становилась на некоторое время местом паломничества здешних жителей: люди шли в гости к приветливой команде баржи – по такому случаю даже накрывали щедрый стол в кают-компании. Играли в футбол и волейбол с командой «Славянки».

В магазине, оборудованном в одной из кают, шла бойкая торговля. Женщины толкались возле рядов развешенных нарядов: их интересовали платья и обувь, детская одежонка. Затем они уж выискивали глазами всё, что могло пригодиться для домашнего обихода, для кухни. Мужская половина, то есть добытчики в основном, могли здесь разжиться многими товарами для охоты: и боеприпасами, и капканами, некоторыми дефицитными запчастями для снегоходов и лодочных моторов, одеждой и прочим снаряжением.

Из года в год капитаны самоходок почти не менялись, и местные жители часто заказывали им на будущую навигацию привезти что-то дефицитное. И те держали слово, исполняли заказы по мере возможности и привозили долгожданные вещи или инструменты, даже некрупную мебель. С неких пор между речниками и таёжниками завязались добрые дружеские взаимоотношения. Взамен таёжный народ предлагал свой товар: чаще солёную и копчёную рыбу, кедровые орехи, мочёную бруснику и клюкву – всем, чем Бог послал из таёжных закромов. Кое-кто предлагал свои поделки из бересты и дерева. Не обходилось и без подарков с обеих сторон. В общем, нормальные человеческие отношения. Шёл валовый обмен товаром, предлагаемым местными жителями, на товар, привезённый из цивилизации.

Три-четыре дня держалась праздничная атмосфера, постепенно затухая, переходя в обыденность. Столько же примерно разгружалась и баржа. Всё, что ожидалось с прибытием каравана – ну, почти всё, – было закуплено местным населением, запросы мало-мальски удовлетворены, и снова жизнь в посёлке входила в своё обычное русло – каждый занялся своим делом.

6

Надвигалась летняя пора, притягательная живописной красотой благоухающей тайги, радующей людей урожаем грибов и ягод, а ещё короткими тёплыми летними ночами, наполненными запахами трав и вяленой рыбы. Тёплые речные волны ласкали руки рыбаков, пропадавших на реке сутками об эту пору. Не было в посёлке равнодушных к этому занятию, даже многие женщины научились хариусов вытягивать из стремнины переката, а о ребятне вообще говорить не приходилось – целыми днями в каникулы пропадали на речке. Мужчины в период межсезонья жажду по охоте утоляли удачной рыбалкой. Слава Богу, что речные просторы позволяли: хоть вниз по реке, хоть вверх. А то и в малые речушки, впадающие в Гремучую, забирайся – везде без улова не останешься, богаты местные реки разной рыбой. Старался таёжный народ запастись рыбкой: солили, вялили, коптили.

Были у добытчиков и другие заботы, кроме охоты и рыбалки, – нужно было уделить внимание домашнему хозяйству, слегка пошатнувшемуся без мужского ухода во время охотничьего сезона. Кому-то надо было забор починить, повреждённый высокими паводковыми водами, кому-то обвалившийся погребок укрепить, кому-то новую баньку поставить. Да на огородах ещё хлопотали те, кто более прилежен был к этому земному труду.

Сан Саныч к полудню причалил к берегу, устало спрыгнул на каменистую отмель и вытащил лодку дальше на берег. Разгружать не стал, а только вытянул из носового отсека тяжёлый рюкзак, затем достал большой полиэтиленовый мешок и осторожно положил на землю. Мешок оказался живой, вдруг затрепыхался, зашелестел и покатился, было, к воде, но спешно был перехвачен цепкими руками Сан Саныча. Тот с усилием закинул рюкзак за плечи и, подхватив шевелящийся мешок, тоже хотел закинуть его на спину, но не получилось – что-то увесистое и непокорное таящееся в мешке не давало это сделать. Пришлось тащить его волоком.

Уже дома он с довольной улыбкой гордо вытряхнул из мешка огромную рыбину: на деревянных подмостках широко раскрывая пасть и яростно, в агонии, двигая жабрами, изгибался из последних сил почти полутораметровый таймень. Сан Саныч окликнул жену, с явным намерением удивить её своим уловом, затем взялся обмерять рыбину. Потом сходил в сарайчик и вынес большой безмен, подвесил его на жердь. Кряхтя и демонстративно напрягшись, поднял её к весам и зацепил на крюк. Послышался его восторженный возглас:

– Вот, ничего себе! Почти тридцать килограммов потянул. Я ещё такого ни разу не ловил. Для меня рекорд. А как я с ним боролся… Наверное, около часа вываживал, думал, сорвётся… Ох, силён, таймешка!

Вечером по этому поводу в доме Казариных был устроен праздник. О том, что Сан Саныч словил такого «крокодила» на рекорд, тут же весь посёлок был в курсе – сорока на хвосте эту весть разнесла мигом. Всем любознательным захотелось удостовериться: а не байка ли поплыла по посёлку – такое бывает среди рыбаков. А в самом ли деле такой огромный, что стоит о нём говорить? Местные рыбаки многое видали, удивить их трудно. Дом Сан Саныча претерпел настоящее паломничество благодаря его удачливой рыбалке. Наш герой терпеливо, с едва скрываемой гордостью, но, всё же прибегая к некоторым усилиям, чтобы показать себя спокойным и бывалым рыбаком – демонстрировал свою добычу. По свидетельствам многих односельчан его улов был признан почти рекордным, но нашлись-таки «очевидцы», которые якобы видали экземпляры и побольше, но это было где-то, когда-то, там… Пожалуй, один достоверный факт преподнёс только Карел: ради такого случая он прихватил из дома засушенное чучело головы тайменя, пойманного им в давнее время. Судя по этому чучелу, пусть даже и изрядно усохшему от прежних величин, можно было предположить, что он, наверное, не уступал свежепойманному, но каков был истинный вес того, древнего – увы, Карел, оспорить не решился, точно уж и не помнил. Так рекорд и остался за Сан Санычем до поры, до времени.

Когда многочисленные гости и любознательные удалились с нечаянного импровизированного представления и растворились во тьме ночной, Сан Саныч с Иваном остались одни в кругу своих жён. Так уж повелось с момента семейной жизни – всеми радостями они делились друг с другом. Делились они постоянно и тем, чем Бог послал: что-то с огорода, если первые огурчики в теплице поспели или кто-то в тайге грибов удачно насобирал, обязательно делились лосиным и медвежьим мясом зимой, кедровыми орешками друг друга угощали, рыбкой, хотя и тот, и другой оба были неплохими рыбаками. С лёгкой руки Сан Саныча весь таймень разошёлся по рукам: досталось и Кукшиным, и многим из любопытных посетителей.

Иван позвал друга выйти на крылечко, пока женщины прибирали со стола. Присев на ступеньку, приглашая Сан Саныча, проговорил:

– Помнишь, Санёк, в прошлом году день рыбака отмечали в июле? Нынче его так же будут праздновать. Нам надо чего-то придумать, чтобы было поинтереснее. Как ты думаешь? Вот твой рекорд надо как-то в этом деле использовать. Может, какой-то конкурс организовать?

Сан Саныч слегка удивился преждевременности вопроса, ведь на дворе ещё июнь, но подумал: для них с Кукшей оказалось приятной неожиданностью, когда они впервые узнали, что в этом посёлке существует традиция – празднование Дня рыбака. В первые годы их проживания здесь они не придавали особого значения этой местной традиции. Да, они были вместе со всеми, присутствовали, радовались и удивлялись, что местные таёжные люди вовсе не дикие и не замкнутые, а наоборот, живут полной жизнью, с открытой душой, почитая многие праздники и умея правильно веселиться. Помимо Дня рыбака жители ждали и другие праздники, заранее готовились к ним. Особо почитаемым и обязательным был День охотника, отмечаемый в феврале, очень ответственно и с душою подходили к встрече Нового года, любили Масленицу и Пасху, даже не забывали о Дне молодёжи. А ещё новосельцы уже успели стать свидетелями одного местного праздника, с оттенком национальных традиций коренного народа – эвенков, под названьем «Суглан», посвящённого подведению итогов прошлого сезона и началу нового. В общем, традиции в этом посёлке были крепкие, поэтому сам Бог велел им слиться вплотную со старожилами и быть не отличимыми от них. Но осталось впечатление у обоих, что надо придумать что-то ещё интереснее. Как выразился Сан Саныч, уж чего-чего, а у тебя, Кукша, голова на этот счёт работает.

– Кстати, а ведь в следующее воскресенье День молодёжи празднуют, – спохватившись от неожиданной мысли, проговорил Иван. – Вот удивительное дело, до приезда сюда я об этом празднике как-то забывал, точнее, проходил он как-то незаметно, разве что по телевизору о нём говорили. И всё. Нет, о том, что такой праздник есть, знал, но проходил он мимо меня стороной. А ты помнишь о таком празднике? А здесь, смотри-ка, говорят о нём и готовятся, мероприятия какие-то будут. В прошлом году я его не застал, уезжал на родину в это время. Я тебе рассказывал, помнишь? – Помолчав, Иван неожиданно перекинулся на другие воспоминания. – На Сходню меня тогда занесло, и ребят из той нашей первой группы кое-кого встретил. Да, удивительное совпадение тогда произошло. Слушай, Санёк, а ведь я нашу группу, ту, первую, 1978 года, своей считаю больше, чем ту, в которую после армии влился. А ты как? Не знаю, почему, но она мне как-то роднее что ли.

– Если честно, то и мне она роднее, хотя и вторую группу обижать не стоит, там все ребята и девчата тоже хорошие. Мы вот с тобой даже нашли здесь свою судьбу. Но первая, есть первая, как первая любовь, что ли… – В унисон, задумчиво и философски произнёс Сан Саныч. Потом, вдруг, встрепенувшись, вдохновенно продолжил, – надо будет письма отписать Ольге, Игорю, Сашкам… Почту освежить и загрузить их своими трудами.

– Да, точно. А то мы тут обросли уже мхом таёжным, увлеклись романтикой, о друзьях-однокурсниках как бы не забыть. Но, кажется, мы с тобой отвлеклись от темы, давай подумаем о предстоящих праздниках. Надо что-то своё внести в здешние традиции, чтобы не скучно было.

– Как-то с бухты-барахты в голову ничего не приходит, надо обмозговать, время ещё есть. А какой конкурс? Какие-то соревнования придумать по рыбалке? Я уже больше о рыбалке думаю. Можно… В общем, надо подумать. А ко Дню молодёжи уже не успеть что-либо придумать, мало времени осталось до него. Может, ты чего нарисуешь?

Ещё немного посидели, помечтали и разошлись по домам. Особо в голове ничего не отложилось, но оба ушли озадаченные – идея обоим пришлась по душе и уже не давала покоя.

Наутро ни свет, ни заря в ворота дома Казариных кто-то громко постучал, послышался через минуту окрик:

– Ей, Казарины, хватит дрыхнуть. Всё ещё спите что ли? – Сан Саныч узнал голос друга. Хоть оба и были ранними пташками, и хозяин дома давно уже был на ногах, суетился по хозяйству – всё же столь раннее посещение друга удивило Сан Саныча и вызвало некоторое неудовольствие в нём. Не любил он, когда его отвлекали от приятных хлопот по огороду – в это время он занимался поливкой. Собаки заполошно залаяли, не признав по голосу в раннем госте старого знакомого.

– Здесь я, на усадьбе. Сюда иди. Раскричался, всю деревню на уши поставил, – не скрывая недовольства, крикнул Сан Саныч, затем цыкнул на собак, успокаивая. – Да замолчите вы, ошалелые, не признали Кукшу что ли.

В калитку со двора протиснулся Иван. Лицо его сияло, как ясно солнышко в погожий день. Сан Саныч не удержался:

– И чего тебя в такую рань принесло, случилось чего? А уж физиономия-то вся расплылась от удовольствия… Ха-ха, – хмыкнул Сан Саныч. – Ты, никак чего-то придумал, да такое, что и терпенья не хватило, побежал поделиться. Ну, давай рассказывай.