Покровитель для Ангела. Трилогия

– Да. А ты? – спрашиваю, а у самой в груди жжет. Точно лавой там поливают. Вот как Марина работает, сидя на коленях перед Бакировым.

– Да, Михаил Александрович позвал к себе, я ему… хм, кофе приносила, – довольно улыбаясь, лепечет Марина, а я держу слезы, чтоб не разреветься.

Стискиваю зубы.

Эта Марина напоминает мне лисицу, которую хочется долбануть чем-то потяжелее. Не то чтобы я там была какой-то злопамятной, однако почему-то хочется ее прибить. За то, что там… в кабинете с ним была. С Бакировым.

Убираю от себя ее руку.

– Мне домой надо.

– Стой!

Цепкие пальцы заставляют остановиться.

– Линусь, мне завтра надо отгул взять, а Иры и Алены не будет. Подмени меня, пожалуйста, очень-очень прошу, ты же все тут быстренько и так убираешь. Алена тебя подстрахует, если что.

– Я не официантка. Ты же знаешь.

– Да ерунда! Я тебе даже свою форму дам, котеночек. Завтра тихо будет, да и день такой, что мало народа придет. Справишься. Выручи, подруга, а?

Смотрю на нее и понять не могу. Марина вроде улыбается мне, а глаза ее все равно как у лисицы. Странная. Что она прицепилась ко мне? Вспоминаю, как тогда Бакиров при всех меня обыскивал из-за того телефона, и сдерживаемая все это время обида все же выходит наружу.

– Ты меня подставила тогда. С телефоном. Ты же знаешь, что я не брала у тебя ничего.

Взгляд Марины мгновенно меняется, и она отводит меня к стене, держа за руку.

– Слушай, детка… я приревновала тебя к Бакирову, понимаешь? Ты такая хорошенькая, молоденькая, тут все мужики всполошились, как только ты появилась. Любая бы ревновала, но теперь я вижу, что это зря было. Бес попутал. Извини, малышка. Ну пожалуйста, забудь былое. Подмени меня. Ну зай…

Ее слова ничуть не утешают, однако я уже мечтаю, чтобы Марина эта отцепилась от меня.

Коротко киваю, стараясь выглядеть спокойной и не рыдать перед этой лисицей от обиды за то, что, похоже, я Михаилу Александровичу не нравлюсь. Совсем.

Он ярких любит, как эта Марина, хотя, как по мне, у меня лучше фигура, ее просто не видно за этими моими балахонами огромной формы, и на лицо я тоже намного красивее ее.

– Ладно. Дай только свою форму.

– Ты святая! Пошли.

***

На следующий день я выхожу из раздевалки впервые без этих жутких балахонов уборщицы. На мне форма официантки. Красивая белая маечка с вырезом и короткая юбка с таким же фартуком, под которую я надеваю полупрозрачные бежевые колготки.

На улице конец июля, жара невероятная, поэтому эта форма, в отличие от моей прежней, с широкими штанами, намного удобнее, да и по размеру почти впору.

Разве что в области груди великовата. У Марины будет размера на два больше, чем у меня, но я не жалуюсь. Мне нравится моя грудь, пусть маленькая, она меня полностью устраивает.

Оглядываю зал. Иры сегодня и правда нет, однако насчет посетителей я бы не сказала, что пусто. Наоборот, сегодня много народа, притом пришли мужчины, которых я до этого не видела. Алены тоже нигде не видно, хотя Марина заверяла, что она будет.

Хаммера и Фила, которые до этого часто приходили, сегодня нет, и от этого становится как-то страшновато. С ними мне было спокойно работать, они словно защищали меня, и никто ко мне не лез, пока отсутствовал Бакиров, поэтому теперь становится не по себе от масленых взглядов этих мужиков в мою сторону.

Поправив вечно выбивающиеся из косы волосы, я беру блокнот и ручку, быстро принимаю у всех заказы. Музыка уже тоже вовсю играет, девочки на сцене начинают танцевать.

Постепенно зал становится практически полным, тогда как я оказываюсь единственной официанткой и уже сто раз жалею, что согласилась на просьбу Марины. Я даже меню толком не знаю, не говоря уже о каких-то “обычных” заказах постоянных клиентов, что, конечно, вызывает у них недовольство.

– Сколько еще ждать? Первый день, что ли, сегодня?

– Официантка, иди сюда! Ух ты, какая! Тебе можно сразу на колени!

Не реагирую на эти закидоны, но замираю, когда на талию ложится чья-то тяжелая волосатая рука.

Какой-то мужик с черной густой бородой смотрит из-под черных глаз, облизывая меня сальным взглядом.

– Быстрее, ляля. Я голоден.

Усмехается, а у меня мурашки ползут по телу. Тут логово бандитов настоящее – и я одна! Как будто весь персонал решил сегодня вдруг заболеть!

– Извините, сейчас все будет.

Выворачиваюсь из его лап и бегу на кухню. Жаль, что Анатолия нет, он бы точно меня спас, а Бакирову звонить я не собираюсь. Только не после того, что я видела вчера, как он с Мариной там в кабинете… До сих пор в груди болит. Сильно.

Набираю на кухне блюда у повара, разношу заказы, пока не остается последний столик с самыми жуткими тут мужиками. Набравшись смелости, иду к ним. Выставляю с подноса заказ на стол.

– Алкоголь, закуски, сладкое. Приятного аппетита, – лепечу и разворачиваюсь, чтобы уйти, однако сделать это мне никто не дает. В тот же миг поднос с моей руки летит на пол, а саму меня этот мужик бородатый усаживает к себе на колени.

– Ты сама как сладкое. Наш лучший десерт, – усмехается, сидящие рядом мужики ржут.

– Пустите!

Пытаюсь вырваться, но его руки как клешни. Я не могу встать, он с силой держит меня за талию, как куколку.

– Где ты раньше была, что я тебя не видел? Поужинай с нами, ляля. Я угощаю.

Сердце ускоряет ритм и бьется уже где-то в горле. Мне неприятно все это, просто жутко, и еще от них воняет алкоголем, хотя они только пришли.

Этих мужиков за столом четверо, а я одна, но хуже другое.

На пороге зала я замечаю Михаила Александровича, который смотрит прямо на меня, убрав руки в карманы брюк.

Глава 22

Паника накрывает быстро и отдается иголками, впивающимися в грудь. Мне быстро становится страшно. Здесь нет Алены, Иры и даже Марины. Я одна тут девочка среди пьяных мужиков, а танцовщицы со сцены никогда не вмешиваются, они просто зарабатывают деньги.

– Отпустите!

Боже, от этого амбала отвратно воняет коньяком, а его цепкие лапы не дают сдвинуться с места.

– Тихо! Ахмед любит послушных, – с явным акцентом говорит мужик, держа меня за талию, а я на Бакирова смотрю, который как раз подходит к нам. Медленно, никуда не спеша так идет, пока я с каждой секундой сгораю от стыда и смущения, а еще испытываю дикий, просто-таки звериный страх.

– Здоров, Ахмед.

– О-о, Бакир, здравствуй, брат! Шикарно тут у тебя. Еще лучше стало! Я просто в восторге.

– Спасибо, – чеканит Бакиров, даже не смотря на меня.

Я же стараюсь высвободиться из цепких рук этого головореза Ахмеда, но он упорно продолжает удерживать меня на своих коленях огромной рукой, то и дело поднося к моему рту какие-то закуски со своей тарелки, полагая, что я должна это взять с его рук…

– Отпустите. Пожалуйста!

– О нет, ляля. Чего ты так дрожишь? Сейчас в баню с нами поедешь, расслабишься. Я согрею тебя, и Арман вон тоже. Ахах, согреет! – смеется Ахмед и вдыхает запах моих волос, а у меня от его слов мороз идет по коже, и я понимаю, что мне точно пора домой.

– Пустите, я никуда… никуда не поеду с вами. Пустите!

Начинаю паниковать уже не на шутку, вспоминая, что Бакиров меня предупреждал как раз об этом, притом не раз.

– Ахмед, отпусти ее.

– Почему?

– Потому. Вон девочки на сцене, видишь? Выбирай. Любая перед тобой ноги раскинет с радостью, а эту нельзя.

– Дочь твоя, что ли? – усмехается, а у меня уже слезы в глазах стоят. Страшно так, что аж руки трястись начинают.

– Нет. Не дочь. Полотерка.

– Бакир, родной, я не понял сейчас. Я пришел в твое заведение отдохнуть и еще должен спрашивать у тебя разрешения, какую телку ебать буду?

– Да, именно так.

– Ты че, блядь, попутал?!

Все случается очень быстро, Михаил Александрович подходит и, с силой схватив за меня руку, буквально вырывает из лап Ахмеда, отталкивая от стола.

Я едва не падаю, отбегаю от них, видя, как Ахмед в ярости подрывается и тянется к пистолету за поясом. На это Бакиров мгновенно реагирует и, не дожидаясь выстрела, ударяет его кулаком прямо по лицу!

Что-то хрустит, мои нервы трещат от ужаса, Ахмед падает на пол, сбивая стул, а его такие же амбалы-дружки разъяренно подрываются со своих мест.

Я же отползаю к стене, прикладывая дрожащую ладонь ко рту. Михаил Александрович никуда не уходит, он оказывается один среди этих головорезов, и я ничем не могу ему помочь!

Сердце стучит как безумный барабан. Что я наделала…

***

Я думаю, что сейчас все набросятся на Михаила Александровича, но выходит в точности наоборот. Ахмеда с явно сломанным кровоточащим носом поднимают под руки его же друзья и молча выволакивают из зала.

В тот же момент дверь распахивается, входят Хаммер и Фил. Видя эту картину, Хаммер аж присвистывает, а Фил закатывает глаза.

– Ни хера себе, Ахмед пожаловал. Че тут, брат?

– Ничего, – рычит Михаил Александрович, вытирая кулак о салфетку со стола, окидывает меня просто-таки убийственным взглядом и проходит мимо, даже ничего не сказав.

Я же быстро убираю осколки разбитых рюмок с пола и едва дорабатываю до конца смены как официантка.

На часах три ночи, когда танцевальная программа заканчивается и все гости расходятся по домам. Хаммер напивается, начинает цепляться к очередной танцовщице, потому Фил его с трудом поднимает, и они выходят.

Я же места себе найти не могу. Меня просто колотит. Да, все вроде обошлось, но Михаил Александрович… Боже, как он смотрел на меня сегодня. Зло, сердито, страшно. У меня просто из головы не выходит, и я понимаю, что должна объясниться перед ним за сегодняшнее, ну и хотя бы “спасибо” сказать. Он мог мимо вообще пройти, но не стал. Кожа до сих пор горит огнем от его руки. Бакиров меня как птичку просто вырвал из захвата того жуткого пьяного Ахмеда. Поджимаю губы. Он меня спас, притом уже в третий раз!

В зале все стихает, я переодеваюсь в свою обычную одежду и иду к кабинету Бакирова. Замечаю, что мой ангелочек так и валяется у двери, никому не нужный, и становится еще более обидно. Я не нужна этому мужчине так же, как эта статуэтка. Недорогая, фарфоровая и хрупкая. “Полотерка”. Он меня так назвал, а я стиснула зубы, чтоб не расплакаться.

Не убираю статуэтку. Пусть лежит. Просто ставлю ее, чтобы ангелочек хоть стоял, а не просто валялся перевернутым. Как ни удивительно, его хрупкие крылышки не сломались. Целы еще. Жаль только, что Бакирову этот ангел не нужен так же, как и я.

Осторожно стучусь, но так, чтобы слышал. Не хочу еще раз увидеть, как Михаил Александрович с женщиной занимается… этим.

– Михаил Александрович…

– Да, – отвечает хрипло, и, набрав побольше воздуха, я осторожно вхожу к нему в кабинет, чувствуя, как сжимается от страха каждая молекула.

Бакиров сидит на черном кожаном диване, опершись крупными локтями о колени.

Его рубашка полностью расстегнута, и я невольно впервые вижу его волосатую грудь и широкий подтянутый пресс. Тогда с Мариной не смотрела, стыдно было и страшновато, а теперь оторваться не могу.

Щеки мгновенно начинают гореть. Боже… Михаил Александрович опасно красив, смуглый, огромный, и эта поросль черных волос… тянется дорожкой у него прямо вниз, до металлической пряжки кожаного ремня.

Сглатываю, заставляя себя не глазеть на него, но получается не очень. То и дело смотрю на его сильную шею, на грудь и торс, который видно из распахнутой рубашки. Какой же он красивый, опасно красивый брутальный мужчина.

На полу стоит бутылка с виски на самом дне, и я уже жалею, что пришла именно сейчас.

Все это время Бакиров даже не смотрит на меня, словно специально отворачивается, будто я ему противна или что… Не пойму уже.

Кажется, он пьян, притом сильно, судя по тому, как пошатывается, поворачиваясь ко мне.

– Ты? Че те надо? – гремит недовольно, а я набираю побольше воздуха.

– Михаил Александрович, я хотела поговорить с вами.

– О чем? Я что-то не помню, чтобы нанимал тебя официанткой. Или так захотелось с мужиками пообниматься?

Тянется к брюкам, достает пачку сигарет, закуривает, жадно затягиваясь сигаретой.

– Марина попросила меня подменить ее. Сказала, будет мало людей, Алена поможет. Я не знала, что так выйдет. Михаил Александрович, извините и… спасибо, что защитили меня. Снова.

На это Бакиров как-то зло усмехается, тушит наспех выкуренную сигарету о стеклянную пепельницу на полу, встает с дивана и медленно подходит ко мне. Наступает, как огромный злой зверь. Злющий даже, свирепый.

– Спасибо? Поблагодарить меня снова хочешь, Ангел?

Его взгляд какой-то затуманенный, потемневший, опасный, и я медленно пячусь к двери понимая, что Бакиров зол и лучше бы мне не попадаться ему сейчас под руку.

– Я лучше пойду…

– Стоять!

Едва открытая мною дверь тут же захлопывается, и, обернувшись, я вжимаюсь в нее спиной, когда Михаил Александрович ставит свои руки по обе стороны от меня, загоняя в настоящую ловушку.

– Я не разрешал уходить, девочка.

Сглатываю, когда мужчина берет выбившуюся прядь моих волос и за ухо мне заправляет так нежно, хоть у него и грубые пальцы, а после переводит опасный тяжелый взгляд темно-карих глаз на меня.

Я же пугаюсь. Бакиров такой большой против меня, высокий и крепкий взрослый мужик, и я… едва ему до груди достаю, стараюсь держать свое сердечко в груди, чтоб оно не вывалилось сейчас от страха и еще чего-то… Предвкушения и невероятной радости оттого что, он так близко. Мои мысли путаются, я чувствую какой-то трепет, и счастье, и волнение, и восторг, и страх. Все вместе… Боже. Помоги.

– Михаил Александрович, вы чего?

Встречаемся глазами, не знаю, как вести себя и что делать, чувствую только сильную дрожь в теле и еще запах этого взрослого мужчины, заставляющего трепетать, бояться, желать чего-то большего. С ним. Запретного, неизвестного, но очень желанного, тайного, опасного. Для меня.

– Ты пришла благодарить – ну, давай благодари меня, Ангел.

Испугаться не успеваю. Уйти мне никто не дает.

Кладя огромную руку на мою талию, Михаил Александрович медленно прижимает меня к себе, а после нежно поддевает мой подбородок пальцем, наклоняется и впивается в мои губы опасным горячим поцелуем.

Глава 23

Я еще никогда не целовалась. Ни с кем, поэтому этот поцелуй прямо в сердце мне молнией ударяет. Немного колючий от жесткой щетины и горячих сухих губ Бакирова, он заставляет меня застыть перед ним и даже не шевелиться.

Михаил Александрович очень высокий по сравнению со мной, поэтому он наклоняется ко мне, а я… вижу его широкие плечи и мощную шею, строгое лицо, к которому так хочется прикоснуться, но я не смею. Он меня к себе прижимает, и животом я чувствую что-то очень большое и твердое. Боже… да он же возбужден!

Отступать некуда, я и так уже у самой двери, о которую опираюсь спиной, а мужчина так близко и, кажется, даже не думает меня отпускать. Огромный, высокий, крепкий, Бакиров, точно медведь, меня зажал и не отпускает, а я и не хочу.

Не хочу, чтоб отпускал, не хочу, чтобы это прекращалось, чувствуя такое новое трепетное тепло, которое зарождается в сердце и сладким эфиром растекается по телу, особенно по животу, пальцам, которые почему-то начинают подрагивать.

От неожиданности я глаза распахиваю и замечаю, что Михаил Александрович, наоборот, прикрыл глаза. Я тоже закрываю их в ответ, испытывая при этом не что иное, как восторг и счастье.

Это длится всего пару секунд, когда этот опасный бандит прикасается своими губами к моим, проталкивает в мой рот настырный язык, посасывает нижнюю губу, целует снова, рычит, а после отстраняется, я открываю глаза, и мы встречаемся взглядами.

Мой наверняка ошарашенный и его… опьяневший, потемневший, жесткий.

– Вы… Я…

Язык заплетается, подбираю слова, и их нет. Я растерялась, даже не знаю, что сказать. Губы горят огнем, сердце стучит как безумный барабан, мне так приятно было, волнительно, трепетно, страшновато, и все… все вместе просто.

– Черт. Маленькая. Уходи, – басит Бакиров строго, резко убрав от меня руки и отойдя на пару шагов, будто я вдруг стала для него какой-то ядовитой.

Тяжело вздыхает, отворачивается, упираясь огромными кулаками в стол. И он не смотрит на меня больше. Совсем, тогда как я не понимаю, что я сделала не так, какую ошибку допустила, все же вроде было… нормально.

– Михаил Александро…

– Выйди отсюда, я сказал! – гремит, точно зверь, и я пугаюсь.

Резко дверь распахиваю и пулей вылетаю из кабинета. В груди бешено колотится сердце. Хочется смеяться и плакать одновременно. Нет, мне вовсе не было неприятно.

Хуже того, мне очень понравился этот первый поцелуй, тогда почему… почему Михаил Александрович так разозлился… не знаю.

Доезжаю до дома максимально быстро. Приходится заказать дорогущее такси, потому как на улице глубокая ночь и добираться пешком я не рискую.

Адреналин стучит где-то в висках. Когда на кровать дома плюхаюсь, прикладываю дрожащие ладони к животу. Он аж пульсирует после того поцелуя. Господи, да что же это? Никак успокоиться не могу. В зеркале замечаю, что щеки мои ярко-красные, и точно не от холода, так как на улице лето, конец июля.

Пальцы осторожно прикладываю к губам, которые до сих пор горят огнем от его щетины, а в животе что-то тянет, когда вспоминаю Михаила Александровича. Его хриплый низкий голос, запах, так сильно дурманящий меня.

Он вроде злился на меня, а потом поцеловал. Почему он сделал это? Потому что я нравлюсь ему? Ведь так делают, когда человек нравится? А может… может, он хотел что-то мне сказать, а я не дала, перебила, потому он разозлился, сказал, чтоб ушла… Не знаю. Но он очень был зол на меня после того поцелуя почему-то, и причины я не знаю.

До утра сомкнуть глаза не могу. Все думаю, что теперь будет. Бросит ли он Маринку, мы станем встречаться как парень и девушка и Михаил Александрович снова меня целует? Я бы хотела этого. Очень. Чтобы именно он меня поцеловал и все остальное… тоже. Очень бы хотела.

Сегодня впервые в жизни собираюсь на работу в предвкушении чего-то большего. Мне кажется, этот день что-то изменит, и изменит к лучшему. Перед выходом почему-то переодеваюсь аж три раза. Все кажется не таким ярким, как бы мне того хотелось.

Да, у меня, конечно, слабенький гардероб, но мне так хочется сегодня быть красивой для Михаила Александровича, поэтому я распускаю косу, добиваясь красивых волнистых прядей, крашу глаза наспех купленными тенями и тушью и надеваю белую блузку с бежевой юбкой до колена. Да, эта одежда не настолько откровенна, как у Маринки, например, но она мне кажется весьма милой.

Собравшись, вечером приезжаю в клуб, сразу же глазами в зале ищу Бакирова и, на удивление, нахожу. Михаил Александрович сидит за одним из дальних столиков. Рядом Хаммер и Фил.

Кажется, они очень хорошо дружат, всегда здороваются, крепко пожимая руки. Прямо сейчас этот немного странный Фил о чем-то увлеченно рассказывает, пока Бакиров курит, а Хаммер подпирает бородатое лицо огромной ладонью.

А еще я замечаю, что они часто смотрят на сцену. Особенно Михаил Александрович. Сегодня девочки-танцовщицы презентуют новый танец. Они почти обнажены. В одних только блестящих трусиках и бюстгальтерах, едва прикрывающих грудь. И все бы ничего, если бы я не заметила, как Бакиров смотрит на них. С явным интересом, увлечением, страстью.

Он смотрит на этих танцовщиц так, как на меня никогда не смотрел, и это больно колет куда-то в грудь.

Не переодеваясь в свою форму уборщицы, набравшись смелости, я сразу подхожу к ним. Знаю, это выглядит нелепо, но ведь то, что было вчера… не просто так случилось. Бакиров поцеловал меня сам, потому что хотел. Или нет… Я уже не понимаю.

– Михаил Александрович, – подойдя к ним, тихонько зову его, на что оборачивается не только Бакиров, но и рядом сидящие мужчины.

– Что? – басит грубо, едва взглянув на меня.

Хватаю больше воздуха. Он мне нужен.

– Я… хотела с вами поговорить.

Вижу, как сжимает зубы, когда окидывает меня строгим взглядом.

– Говори.

– О-о, здравствуй, цветочек! Какая ты красивая сегодня! Садись к нам.

Хаммер расплывается в своей фирменной красивой улыбке, отодвигая для меня стул, но я лишь качаю головой.

Он со всеми заигрывает, ко многим девушкам подкатывает, но только меня дразнит “цветочком”, но я еще ни разу не видела, чтобы он кого-то обижал. Все официантки и девочки-танцовщицы отлипнуть от него не могут, когда он в клубе, но в последнее время Хаммер к Алене начал подкатывать. Она его посылает, за что уже получила от Хаммера прозвище “ледяная царица Алена”. Мне кажется, он в нее влюбился. Притом сильно.

Фил тоже приходит, но он закрытый и обычно сидит просто рядом. Они с Хаммером словно подкармливают меня, и, смущаясь, я все же принимаю, так как действительно очень часто голодная прихожу на работу, но сейчас мне вовсе не до них.

– Нет, мне нужно поговорить с вами. Наедине, – выдавливаю это, чувствуя вселенское смущение, на что Хаммер от моих слов почему-то присвистывает, и они выпивают какой-то крепкий алкоголь, чокнувшись стопками с Филом.

– Пошли, – отвечая каким-то громовым тоном, Михаил Александрович поднимается, и я быстренько шлепаю за ним в его кабинет.

– Говори, что там у тебя, только быстро, – смотря на часы, чеканит Бакиров, а я теряюсь. Так много хотела ему сказать и спросить, просто узнать, что теперь будет, но в реальности, оказавшись снова с мужчиной наедине, слова из себя не могу выдавить.

– Ангел, ты говорить сегодня будешь или как?

Бакиров подходит к столу и опирается на него, а я на его руки крепкие смотрю, на подтянутый торс в этом черном свитере под горло и на суровое лицо. Моя речь сбивается, в голове какая-то каша, немного болит живот, и дрожат пальцы. Я никогда трусливой не была, не мямлила, но с ним… боже, как дурочка самая настоящая.

Встречаемся глазами, сглатываю от страха.

– Буду. Я просто спросить хотела. Тот поцелуй вчера…

– Стоп. Не надо, – он резко меня прерывает, тогда как я уже не знаю, куда деть глаза от стыда.

– Вам не понравилось?

Мужчина молчит, а я уже не знаю, что и думать. Боже, помоги.

– Михаил Александрович, если я что-то сделала не то…

– Хватит. Забудь. Я был пьян. Ты попалась под руку. Не лезь ко мне, когда я пьян.

В его голосе сталь, пробирающая меня до костей. Аж болит, сердце сжимается, но я должна спросить:

– Я вам совсем не нравлюсь, да?

Поднимаю взгляд на него, и лучше бы я этого не делала. Бакиров стоит строгий, руки сложил в карманы и сверлит меня недовольным взглядом, тогда как я стою перед ним как перед казнью, ожидая ответа.

– Я не знаю, что ты там себе напридумывала, но ты всего лишь маленькая девочка, Ангел.

– Мне уже восемнадцать! – выпаливаю, но, кажется, это не производит на Бакирова должного эффекта. Никакого.

– А мне тридцать семь.

– Но…

– Я сказал уже тебе, девочка. Свободна, – бросает мне грубо, как щенку, а я даже пошевелиться не могу. Все тело горит, так обидно мне еще в жизни не было.

Ох, лучше бы Бакиров пощечину мне дал, чем так. Прямо в лоб правду рубить, не церемонясь.

Ответить мне нечего.

Я честно сдерживаю слезы и, молча кивнув, выхожу за дверь кабинета, чтобы в тот же миг в голос разреветься, однако подошедшая Алена заставляет быстро вытереть горькие слезы обиды.

– Так, я не поняла, что тут за потоп? Лина, что случилось, уволил, что ли?

– Нет, я так… просто.

Слезы рекой просто текут, я всхлипываю и вытираю их снова и снова платком, пока он не становится мокрым.

– Ясно, ну все, успокойся, а то выглядишь так, будто Бакиров тебя ударил, ей-богу. Иди выпей воды, переоденься и начинай убирать. Посетители только ушли, Хаммер и Фил тоже, к счастью, свалили, никто мешать тебе не будет.

– Ага.

И я начинаю убирать. Стиснув зубы, снова драю этот пол, пока девочки-танцовщицы на сцене порхают, как мотыльки. Худенькие, высокие, большинство светловолосые, ярко накрашенные, они двигаются так плавно, ритмично, сексуально, что я невольно заглядываюсь, а еще я вспоминаю, как на них смотрел Михаил Александрович. С интересом. И он не отворачивался от них, не брезговал смотреть, как на меня, и они ему не казались такими… ядовитыми, как я.

Закончив убирать, я переодеваюсь в раздевалке и невольно смотрю на себя в зеркало. Я не очень высокая, худенькая и хрупкая, но у меня есть грудь первого размера, тонкая талия и худые ножки.

На лицо я тоже ведь не страшная, многие меня считают красивой, тогда почему Михаил Александрович меня поцеловал, а потом прогнал? Не понравилось, наверное, и признавать это очень даже обидно, потому что мне понравился этот первый поцелуй с ним. Очень.

Бросаю взгляд на свою одежду. Хоть сегодня и пыталась нарядиться, тряпки это, а не одежда, не говоря уже о жуткой огромной форме. И обувь у меня такая же. Старомодная, заношенная, потому что новой просто нет. Я все на учебу практически откладываю, репетиторы и курсы дорогие, да и потом будут нужны деньги, поэтому до сегодняшнего дня не тратила особо на всякие там наряды. Только тени купила и тушь, но и это меня не спасло. Я не нравлюсь Михаилу Александровичу. Совсем, потому что страшная, и от этого очень сильно болит где-то в груди.