Дом Первого Шёпота

Свиток она взяла с собой не из бравады. После находки она не могла оставить его в келье – вдруг Курата или служка во время уборки наткнётся? Носить его с собой, за поясом, под грубым платьем, казалось меньшим из зол. Он лежал теперь там, туго свёрнутым, ощутимым брусочком у кожи – постоянное напоминание о её маленькой тайне.

На кафедре стоял сам источник ортодоксии – Мастер Ворин. Его суховатый, отточенный голос рассекал воздух.

– …следовательно, стабилизация потока требует не противодействия его турбулентности, а создания контрвихря, – вещал он, водя длинным пальцем по сложной светящейся диаграмме в воздухе. – Вы гасите огонь не водой, а отсутствием воздуха. Вы усмиряете хаос, предлагая ему более совершенный порядок. Сила направляется против силы, но с превосходящей точностью и…

Рин слушала, и внутри всё замирало. Он говорил о контроле, о подавлении, о превосходстве. Да, это был более изящный метод, чем её первоначальное грубое «выключение» пыли, но суть оставалась той же: принуждение. Всегда принуждение.

А что, если он не прав?

Свиток под одеждой словно пошевелился. Сердце заколотилось у неё в груди. Вопрос родился сам собой, вырвавшись из глубин подсознания, подогретый утренним успехом. Он был рискованным, самонадеянным. Но она не могла его удержать.

Её рука поднялась над рядами голов почти сама собой.

Гул в зале не стих, но изменился. Послышались удивлённые вздохи. Поднять руку на лекции Ворина было смело. Сделать это, сидя на задних скамьях в одежде служанки, – граничило с вызовом.

Ворин, увлечённый своей мыслью, заметил движение не сразу. Его взгляд, блуждавший по потолку, медленно опустился, проплыл по рядам и наконец зацепился за её поднятую руку. Он сморщился, будто увидел насекомое, приползшее на чистый лист пергамента.

– Да? – произнёс он, и в этом одном слове прозвучала лёгкая, ледяная усталость. – У вас есть вопрос по существу материала, ученица?

Все глаза в зале устремились на Рин. Она почувствовала, как горит лицо.

– Мастер Ворин, – начала она, голос звучал хрипло. Она сглотнула, выуживая. – Вы говорите о контрвихре… о подавлении турбулентности через превосходящую силу. Но… что если… что если существует метод не противодействия, а… структурного упорядочивания?

Тишина в зале стала абсолютной.

Ворин не моргнул. Он смотрел на неё так, будто только что услышал, как статуя кашлянула.

– Структурного… упорядочивания? – повторил он, растягивая слова. – Продолжайте. Поясните свою мысль.

– Я… я имею в виду, что вместо того чтобы гасить колебания внешней силой, можно… можно стать постоянной величиной внутри системы, – она говорила, запинаясь. – Не противодействовать хаосу, а… встроиться в его узлы. Создать точку абсолютного покоя, вокруг которой поток сам стабилизируется. Без противодействия. Без траты силы на контроль.

Она замолчала. В зале кто-то сдержанно фыркнул.

Но лицо Ворина изменилось. С него исчезло выражение раздражения. Его глаза, обычно полуприкрытые, теперь были широко раскрыты и пристально смотрели на Рин.

– «Точка абсолютного покоя», – произнёс он наконец. – «Встроиться в узлы». Это… крайне специфическая терминология. Архаичная. – Он сделал паузу. – Откуда тебе известно это понятие, девочка?

Вопрос прозвучал как удар хлыста.

– Я… я прочитала, – выдохнула она, опуская глаза. – Где-то… в старой книге. Я не помню точно названия. Мне показалось это интересным…

Она солгала. И солгала неубедительно. Ворин смотрел на неё ещё несколько секунд.

– «Интересным», – повторил он. – Понятие, о котором вы говорите, относится к ранним, допарадигмальным исследованиям. Оно было отвергнуто за непрактичность. И за потенциальную опасность для оператора. Создание «неподвижной точки» требует не силы, а её полного отсутствия. Попытки практического применения… – он слегка поморщился, – …приводили к катастрофическому коллапсу сознания. Слишком легко потерять себя в этой «тишине». Мы идём более безопасным путём.

Рин слушала, и её собственный утренний опыт вступал в странное противоречие с его словами. Она не чувствовала никакого «коллапса». Наоборот, впервые за всё время чувствовала контроль – странный, пассивный, но контроль. Она не теряла себя, она… сосредотачивалась. Может, он преувеличивает? Или… или у неё просто получилось то, что не удавалось другим?

Лекция продолжилась. Рин сидела, не поднимая головы, чувствуя на себе взгляды. Она ощущала себя немного глупо, но и странно окрылённой.

Когда прозвенел звонок, она поднялась, желая поскорее уйти. Она уже почти выскользнула в проход, когда чья-то рука легла на её плечо. Прикосновение было лёгким, но твёрдым.

Рин обернулась. Перед ней стоял Иртра. Он не сидел с другими учениками – его рабочий стол стоял в стороне, под аркой, и он был завален сложными чертежами и расчётами, явно не входящими в общую программу.

– Тороко, – произнёс он ровным голосом.

– Наставник Ро Май, – пробормотала она.

– Ворин – педант, – сказал Иртра просто. – Он не любит, когда нарушают его учебный план. И когда поднимают темы, которые, по его мнению, были закрыты.

Рин молча кивнула.

– Однако, – продолжил он, и уголок его рта дрогнул в чём-то, отдалённо напоминающем усмешку, – твой вопрос был правильным. «Принцип Стабильной Решётки» – это не ересь. Это тупиковая ветвь. Опасная и сложная. Но сама по себе идея… изящна.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде было не одобрение, а скорее оценка. Как мастер смотрит на необычный, непонятный, но потенциально полезный инструмент.

– Продолжай думать. Но будь осторожна с тем, что читаешь. Не всё, что старое, – полезно.

Он не стал ждать ответа. Кивнул коротко и пошёл прочь, назад к своим чертежам.

Рин осталась стоять на месте. Он знал название. И он не отругал её. Для него это была просто «тупиковая ветвь», любопытный артефакт истории магии. Для неё – единственная соломинка, за которую можно было ухватиться.

Она медленно пошла к выходу, её пальцы непроизвольно нащупали контур свитка под тканью. Страх сменился тихим, упрямым любопытством. Она не была гением. Но, возможно, ей просто повезло найти ключ, который не подходил ни к одной двери в этом Доме, кроме её собственной.

Тяжёлые дубовые двери аудитории с глухим стуком захлопнулись, отсекая суховатый голос Мастера Ворина. Рин сделала глубокий вдох, наслаждаясь внезапно наступившей тишиной. Воздух в галерее, пахнущий старым камнем и пылью, казался ей теперь куда более свежим, чем насыщенная напряжением атмосфера лекционного зала.

«Отвергнуто за непрактичность». «Потенциальная опасность». Слова Ворина всё ещё звенели в ушах, но теперь к ним примешивался иной, куда более приятный отзвук: «твой вопрос был правильным». Уголки её губ непроизвольно поползли вверх.

Она шла, почти не глядя по сторонам, погружённая в себя, пальцы инстинктивно нащупали сквозь грубую ткань платья твёрдый контур свёртка.

– Эй, Тороко! Стоять!

Голос, сорвавший её с небес на землю, был знакомым, полным беззаботной энергии. Из-за массивной колонны появился Кесто. Он шёл своей развалистой, покачивающейся походкой, а его тень, сегодня особенно беспокойная, растянулась за ним по полу неестественно длинным, извивающимся шлейфом.

– Ну что, еретичка? – он поравнялся с ней, заглядывая в лицо с преувеличенным восхищением. – Смотрю, жива-здорова. А я уж думал, Ворин тебя на месте казнит за подрыв основ. Так и представил: «Всем стоять! Тороко – на плаху за неортодоксальное мышление!» Уже коллапсируешь? Может, мне тебя в лазарет отнести, пока не рассыпалась в пыль? Тень как раз любит подметать.

Тень у его ног колыхнулась, будто обидевшись.

– Пока держусь, – парировала Рин. – А ты что там в своём углу делал? Я тебя видела. Ты что-то чертил с таким видом, будто Ворин читает не лекцию по магии, а рецепт приготовления жареной капусты.

– А он и читал! – воскликнул Кесто. – Скукотища смертная. Я карту новых земель нарисовал. Хочется маленькое королевство в углу пергамента. С собственными законами, чтобы не чистить каналы и не вставать по колоколу.

– И каковы же законы в этом королевстве? – поинтересовалась Рин.

– Первый и главный: все должны быть немножко ленивыми и очень-очень тихими, – немедленно ответил Кесто. – Нарушителей будем пугать внезапным появлением… ну, например, Элиана. Говорящего о торсионных вихрях.

Рин фыркнула, но имя, произнесённое в шутку, вызвало лёгкую тень на её настроении. Кесто, казалось, заметил это. Его собственная ухмылка слегка потускнела, стала более собранной.

– Кстати, о нашем общем друге, – сказал он, понизив голос, хотя вокруг никого не было. – До меня тут кое-какие слухи доползли. Дикие, смешные, конечно. Но очень упорные. Про тебя и нашего ледяного куратора.

Рин закатила глаза так сильно, что чувствовала, как напряглись мышцы.

– О, боги. Неужели эти идиотские сплетни? Думала, ты выше этого.

– Обычно – да, – кивнул он. – Но этот шепоток был особенно настойчивым. И знаешь, я считаю, что наглость нужно наказывать. Не больно, но обидно. Чтобы надолго отбить желание сплетничать.

– Кесто, нет, – взмолилась Рин, но в голосе её уже звучало скорее любопытство, чем протест.

– Всё будет чисто, элегантно и анонимно, – он подмигнул так многозначительно, что Рин не смогла сдержать улыбки. – Держи ухо востро. Скоро произойдёт нечто… забавное.

– Ты сумасшедший.

– Ты не первая, кто это говорит, – он снова широко ухмыльнулся и, насвистывая какую-то бесшабашную кочевую мелодию, зашагал прочь, его тень неуклюже поплелась за ним, на мгновение обернувшись к Рин и сделав нечто, отдалённо напоминающее весёлый салют.

***

Уже на следующее утро по Дому пополз слух. Смешной, нелепый, но цепкий. Элиан, известный своей патологической пунктуальностью, опоздал на закрытое совещание к Мастеру Ворину. Якобы все часы в его покоях таинственным образом остановились. Он ворвался в зал запыхавшийся, красный от ярости, бормоча что-то о «вредительстве». Ворин, по слухам, лишь поднял седую бровь и сухо заметил что-то насчёт важности личной организованности.

Рин, слышавшая пересуды в столовой, не сомневалась, кто стоял за этим. И её настроение улучшалось с каждой новой услышанной деталью.

Она представила эту картину: тёмная комната, спящий Элиан, и безмолвная, живая тень, осторожно останавливающая стрелки на дорогих хронометрах. Это было одновременно жутковато и гениально.

– Но он же всё равно догадается, что это ты!

– Догадается? – Кесто усмехнулся. – Конечно! Он же не тупой! Но доказать? Ни-че-го. Он может хоть потолок кусать от злости, но винить будет кого угодно – только не бедного северного кочевника, который и часы-то в глаза не видел, только солнечные да песочные.

Он говорил с таким неподдельным удовольствием, что Рин не смогла сдержать улыбки.

Их ожидания насчёт Элиана оправдались в тот же день. Рин увидела его в главной галерее уже после полудня. Он нёсся по коридору, словно пытаясь наверстать упущенное время, его лицо было искажено мрачной яростью. Его свита едва поспевала за ним.

И в этот момент из-за угла появился Кесто. Он шёл, беззаботно насвистывая, в руках у него был большой глиняный кувшин с каким-то ярко-зелёным, подозрительно липким на вид соком. Их траектории сошлись ровно в той точке, где Кесто якобы случайно оступился о неровный камень. Кувшин выскользнул из его рук и опрокинулся прямиком на безупречно белые одежды Элиана с таким всплеском, что брызги попали и на его приспешников.

На секунду воцарилась мёртвая тишина. Элиан замер, смотря на огромное, расползающееся по его груди зелёное пятно. Его лицо побелело, а затем налилось густой краской.

– Смотри у меня… – прошипел он, и его голос дрожал от сдерживаемой ярости.

– О, дружище! Прости! – воскликнул Кесто с наигранным раскаянием, его глаза при этом смеялись. – Ногу подвернул на этом проклятом камне! Вечная тут проблема! Какая досада! Хорошо, что ты так ловко управился. От пятна ни следа!

И правда – Элиан молниеносным движением руки стёр пятно магией, но унижение осталось. Оно висело в воздухе густым, невысказанным позором.

– Иди своей дорогой, Маро, – сквозь зубы выдавил Элиан.

– Как скажешь, – легко согласился Кесто. – Не хочу тебе мешать. Вижу, ты и так… не в духе. После вчерашнего-то. Отдохни, оправься.

Он развернулся и зашагал прочь. Рин видела, как Элиан смотрел ему вслед. Это был взгляд человека, который внезапно осознал, что его оппонент – опасный, непредсказуемый игрок.

Рин дождалась, пока Кесто скроется за поворотом, и двинулась вслед за ним по боковому коридору. Она нашла его в небольшой нише у окна, где он, судя по всему, уже отходил от приступа веселья.

– Ну что? – выдохнула она, подходя. – Доволен?

Он обернулся к ней, и с его лица ещё не успела сойти дикая, счастливая ухмылка.

– Доволен? Тороко, я на седьмом небе! Ты видела его лицо? Он часы починил, сок убрал, а выглядит так, будто только что проглотил ежа!

Он не смог больше сдерживаться и разразился таким громким, заразительным хохотом, что Рин, глядя на него, не выдержала и тоже рассмеялась.

– И этот твой комментарий насчёт «вчерашнего»! – всхлипывала она, держась за бок. – Он ведь понял!

– Ещё бы! – Кесто буквально задыхался от смеха. – А этот его приятель, который хихикнул! Я думал, Элиан сейчас и его магией почистит, до блеска!

Они стояли в пустом коридоре, опираясь о холодную стену и рыдая от смеха. Все напряжение последних дней выливалось в этом безудержном веселье. Кесто, окончательно выбившись из сил, прислонился к её плечу, всё ещё вздрагивая от смеха.

– Ой, не могу… – хрипел он. – Спасибо, Северянка. Я давно так не развлекался.

– Это тебе спасибо, – вытерла слезу Рин. – За стратегическое отвлечение.

– Всегда пожалуйста, – он отстранился, всё ещё ухмыляясь.

Они ещё немного постояли в успокаивающей тишине, придя в себя после приступа смеха. Слухи, Элиан, Ворин – всё это отодвинулось куда-то далеко. Здесь, в пустом коридоре, двое северян чувствовали себя неуязвимыми. По крайней мере, до следующей лекции.

Рин вытерла остатки слёз с уголков глаз, чувствуя приятную усталость в мышцах лица после неожиданного приступа веселья. Кесто, прислонившийся к стене, с гримасой отряхнул свой плащ от несуществующей пыли.

– Ладно, пора тащиться, – вздохнул он с преувеличенной скорбью. – Меня сегодня ждёт возвышенное занятие – переписывание генеалогических древ великих южных родов аж до десятого колена. Видимо, чтобы я проникся благоговением и перестал задавать неудобные вопросы.

Рин фыркнула.

– Именно! – оживился он. – Но приказ есть приказ. Наследник великого южного рода Ро Май лично проконтролирует точность моих каракуль. Видимо, у него совсем нет других дел. – Он оттолкнулся от стены. – А тебе куда?

– Архив. Пересчёт ветхих свитков про миграцию южных болотных комаров. Похоже, наша участь – скрашивать будни друг друга между утомительными рабочими часами.

– Договорились, – Кесто широко ухмыльнулся. – Тогда до завтра, Северянка. Не скучай слишком сильно.

Он развернулся и зашагал прочь, его тень на мгновение задержалась, будто кивая Рин на прощание, а затем рванулась догонять хозяина. Рин вытерла остатки слёз с уголков глаз, чувствуя незнакомое за последнее время лёгкое ощущение. Она повернулась и направилась к узкой, крутой служебной лестнице, ведущей вниз, в царство Когорты Свинца. Веселье кончилось. Впереди были часы монотонного труда.

Воздух на нижних этажах был другим – спёртым, густо пропахшим пылью веков и старой кожи. Свет был тусклым. Рин шла по знакомому коридору, её шаги отдавались глухим стуком по каменным плитам. Она уже почти дошла до массивной дубовой двери архива, как вдруг из глубокой ниши, где обычно складывали ветошь, возникла тень.

Рин вздрогнула, инстинктивно отпрянув. Фигура выпрямилась, и в скупом свете она увидела молодого человека, немногим старше её. На нём была такая же грубая, серая роба Когорты Свинца, но сидела она на нём мешковато, будто он сильно похудел. Его лицо было бледным, исхудалым, а глаза – широко раскрытыми, с тёмными кругами под ними. В них читался животный, немой страх.

– Тороко? – его голос сорвался на шепот, хриплый и прерывистый. – Айрин Тороко?

Рин замерла, озираясь по сторонам. Коридор был пуст.

– Я… да, – осторожно ответила она. – А ты?

– Меня зовут Токо, – он проглатывал слова, торопливо оглядываясь через плечо. – Мы… мы с тобой в одной смене на очистке резервуаров на прошлой неделе были. В Западном крыле.

Он говорил так, будто это должно было что-то объяснить. Рин смутно припоминала несколько таких же, как она, замызганных фигур в полумраке сырого подвала. Этого парня – нет.

– Чем я могу тебе помочь, Токо? – спросила она, стараясь звучать нейтрально. Её внутренний барьер, всегда поднятый в этих стенах, дрогнул перед его откровенным ужасом.

Он сделал шаг вперёд, и она сделала ещё один шаг назад. Он остановился, сжав свои трясущиеся руки в кулаки.

– Извини… я не хочу пугать. Просто… мне больше не к кому обратиться. – Он сглотнул, и его кадык нервно дёрнулся. – Пропал Трой. Мой друг. Мы с ним… мы с одного места. Служили вместе в цитадели у графа Винария, потом нас обоих отправили сюда, когда дар проявился. Он не вышел на разнарядку уже три дня.

Рин нахмурилась.

– Может, заболел? Или… – она не стала договаривать. Мысль о том, что кто-то мог просто сбежать из Дома, казалась одновременно и заманчивой, и нереальной.

– Нет! – он резко качнул головой, и в его глазах вспыхнула отчаянная надежда, что она его поймёт. – Он бы не ушёл. Не сказав. Мы друг за друга… Мы как братья. И наставникам плевать! Я ходил к надзирателю, тот сказал – «сбежал». К Мастеру Ворину меня даже не пустили. Сказали, не до того. Его келью уже другому отдали.

Его голос дрожал всё сильнее.

– Но я успел зайти… Его вещи на месте. Даже… даже та еда, что я ему припас из столовой, не тронута. Он никуда не уходил. Его нет. И все делают вид, что так и надо!

Он замолк, переведя дух, и в тишине коридора его прерывистое дыхание казалось неестественно громким. Рин смотрела на него, и холодная ползучая тревога начала разливаться у неё под ложечкой. Пропасть между Когортой Свинца и всеми остальными была огромной, она уже это поняла. Но чтобы вот так… чтобы человек мог просто исчезнуть, и никому не было дела?

– Токо, я… я не понимаю. Что я могу сделать? – спросила она искренне. – Я ведь тоже всего лишь…

– Я знаю! – он перебил её, снова сделав шаг вперёд, на этот раз умоляюще сложив руки. – Я видел! Ты… ты общаешься… С высшими.

Рин нахмурилась.

– С кем?

– С девушкой из Бронзы. Ро Май. И с тем… с тем странным парнем из Стали, у которого тень шевелится. – В его голосе не было осуждения, только жгучая, отчаянная надежда. – Они… они могут что-то сделать! Им могут ответить! Просто… поговори с ними. Попроси. Хотя бы чтобы просто… спросили. Проявили интерес. Может, тогда надзиратели зашевелятся.

Он смотрел на неё так, будто она была его последней соломинкой. В его глазах стояли слёзы, которые он отчаянно пытался сдержать.

Рин молчала. Мысли путались. С одной стороны – этот панический, вероятно, преувеличенный страх. С другой – леденящая душу правда его слов: «наставникам плевать». Для них Свинец был расходным материалом, фоном. Исчезни она сама, Рин Тороко, – кто бы заметил? Курата? Кесто? Возможно. Но надзиратель? Ворин? Вряд ли.

Она посмотрела на Токо – на его впалые щёки, на дрожащие руки. Он был никем. Слугой, поднятым со дна благодаря случайной искре дара. Таким же, как она, чужим на этом празднике жизни южной элиты. Таким же одиноким.

И она поняла, что поможет ему. Не потому, что давала клятву далёкому королю – эта клятва была о другом, о долге перед Севером. И не из сентиментальной жалости. А потому, что это было практично. Потому, что система, которая позволяет бесследно исчезать таким, как Токо и Трой, рано или поздно обратится и против таких, как она. Молчаливое согласие с несправедливостью разъедало изнутри всё вокруг, и единственный способ защитить себя – это отказаться с ней мириться. Сегодня – Трой, завтра – кто-то ещё. А однажды очередь могла дойти и до неё. Замкнуться в своей башне из страха и надеяться, что беда обойдёт стороной, было глупо и опасно. Иногда лучшая защита – это нападение. Или, как минимум, вопрос, заданный вслух.

– Хорошо, – тихо, но чётко сказала она.

Токо замер, будто не веря своим ушам.

– Ты… ты поговоришь с ними?

– Я поговорю с Куратой, – уточнила Рин. – С сестрой наставника Ро Мая. Она… она может знать, как тут всё устроено. И как можно на что-то повлиять.

Слова «наставник Ро Май» застряли у неё в горле. После сплетен мысль о том, чтобы обращаться к нему с такой просьбой, казалась немыслимой. Но Курата с её яростной, прямой натурой, ненавидящей несправедливость… Да, это был единственный логичный шаг.

На лице Токо расцвела такая безудержная, такая болезненная надежда, что Рин стало почти не по себе.

– Спасибо, – прошептал он, и его голос сорвался. – Спасибо! Я… я буду ждать. Я буду в нашей мастерской, на нижнем уровне. Если что…

– Я найду тебя, – пообещала Рин. Ей вдруг страстно захотелось, чтобы этот разговор поскорее закончился. Давление его надежды было слишком тяжёлым.

Он кивнул, ещё раз озирнулся по сторонам и, не сказав больше ни слова, юркнул обратно в тёмную нишу, растворившись в тенях так же внезапно, как и появился.

Рин осталась стоять одна в пустом коридоре. Весёлая беззаботность, оставшаяся после стычки с Элианом, испарилась без следа. Где-то там, в этих бесконечных лабиринтах Дома, пропал человек. И мир продолжал вращаться, как ни в чём не бывало.

Она отложила мысль об архиве. Повернулась и твёрдыми шагами пошла обратно, к лестнице, что вела наверх. Она не была героиней. Она была прагматиком. И сейчас самый практичный поступок – это разобраться в ситуации, пока она не коснулась её лично.

Глава 6

Вечерний полумрак наполнял келью. Рин сидела на краю своей кровати, бесцельно проводя пальцем по шершавой поверхности одеяла. Образ испуганного парня из Свинца, его дрожащие руки и слова о пропавшем друге не выходили из головы. Она не знала ни Токо, ни Троя, но сам факт его исчезновения оставил неприятный, тяжёлый осадок.

Курата, развалившись на своей кровати, с видимым усилием вникала в сложный чертёж, ворча что-то под нос о «бестолковых академиках».

– Ты чего притихла? – не отрываясь от свитка, бросила она.

Рин вздохнула. Сказать было страшно – боялась показаться паникёршей. Но молчать стало невыносимо.

– Ко мне сегодня подошёл парень… из Свинца, – начала она неуверенно. – Какой-то Токо. Утверждает, что его друг, Трой, пропал. Три дня назад. Вещи все на месте. Надзиратель говорит – «сбежал», и всё.

Курата медленно опустила свиток. На её лице читалось не интерес, а лёгкое раздражение.

– Рин, – вздохнула она с оттенком снисхождения. – Они все «пропадают». Кто-то не выдерживает и сбегает. Кто-то напивается в городе и потом валяется в канавах. Свинец – это фильтр. Слабых отсеивают. Это печально, но нормально.

– Я понимаю, но… – Рин искала слова. – Этот Токо… он был не просто напуган. Он был в ужасе. И эта история с вещами… У меня просто плохое предчувствие. Вдруг он не сбежал? Вдруг с ним что-то случилось?

– И что? – Курата подняла бровь. – Ты его даже не знала. Он никто. Безродный провинциал. Надзиратель, скорее всего, прав. Просто ещё один не справился.

Её слова были жестокими, но произнесёнными с такой обыденной уверенностью, что Рин на мгновение усомнилась. Может, она и правда преувеличивает?

– Может, и так, – уступила она. – Но что если нет? Мы живём с ними в одном здании. Просто… не могла бы ты просто взглянуть? Твоё слово здесь значит больше моего. Если там и правда ничего нет – я успокоюсь.

Курата замерла, изучая её. Снисходительность понемногу уступала место скучающему любопытству. Рутинное перебирание свитков было смертельно скучным. Небольшой детектив – уже развлечение.

– Ладно, ладно, – сдалась она, откладывая чертёж. – Хватит на меня смотреть этими своими щенячьими глазами. Убедила. Завтра глянем. Но только чтобы ты успокоилась, поняла?

Рин кивнула, чувствуя облегчение.

***

На следующее утро, после обязательной работы, они направились в другой конец общего общежития первокурсников. Курата шла впереди с видом человека, выполняющего обременительную повинность. Рин следовала за ней, нервно теребя край плаща.

Коридор ничем не отличался от их собственного. У нужной двери с номером «27» стоял тот самый надзиратель – тощий, с недовольным лицом.

– Келья опечатана, – буркнул он, не глядя на них. – Готовится для нового студента.

– Снять печать, – потребовала Курата, остановившись. Её тон был ровным, но полным скуки.

Надзиратель медленно поднял на неё глаза.