Крестные матери

* * *

– Когда ты уезжаешь? – спросила Филомена, когда они из прохладной, полутемной церкви вышли в душную жару улицы, щурясь от яркого солнца.

– В начале следующего месяца, – понизив голос, ответила Розамария. – Никто не должен знать об этом, Филомена. Никому ни слова! Если синьора об этом узнает, она обязательно найдет способ мне помешать.

– Я ничего не скажу, – с несчастным видом прошептала Филомена. – Ты же знаешь.

– Тогда пойдем. Нам пора возвращаться на ферму.

Филомена почувствовала, будто наконец очнулась ото сна.

– Что ты сказала кухарке? Почему она сегодня нас отпустила?

– Я сказала ей, что умер один из наших дядей и нам нужно поехать на похороны. – Розамария приостановилась возле мужчины, продающего мороженое в рожках. – Мы купим одно и разделим пополам, – сказала она, покупая фисташковое мороженое.

Они примостились на каменных ступенях снаружи церкви и по очереди ели холодное сливочное лакомство, наблюдая за толпами удивительно энергичных людей, которые спешили по своим делам, громко разговаривая и оживленно жестикулируя.

Едва они доели мороженое, как услышали гул, а потом рев, который заставил их поднять взгляд к небу. Над городом пролетала эскадра военных самолетов. Девушки прикрыли глаза ладонями, чтобы посмотреть, куда те сегодня направляются. Но, еще не осознав, что это вражеская эскадра, Филомена услышала пронзительное гудение, которое быстро переросло в оглушающий вой.

Мгновение спустя бомбы упали на город, и все вокруг взорвалось тысячами осколков.

Позже Филомена узнает, что случилось в тот день. Она узнает, что четыре сотни самолетов В-17 сбросили на город бомбы и при этом в Неаполе погибли три тысячи человек, в городе начался пожар и еще три тысячи человек пострадали от взрыва корабля в гавани. Что больница Санта-Мария-ди-Лорето и та самая церковь, на ступенях которой они только что сидели, Санта-Кьяра, были полностью уничтожены.

Но все, что Филомена помнила сама, – это только взрывы, громче, чем гром, от самого их звука болели уши, грудь, содрогалось все тело до самого нутра, и это еще до того, как взрывной волной ее швырнуло на землю. Ей казалось, будто землетрясение, пожар и ураган слились в одно целое и обрушились на город. Прямо перед тем, как на них начали обваливаться камни церковной кладки, она почувствовала, что Розамария ухватилась за нее. Затем внезапно все погрузилось в черноту, и наступила тишина…

* * *

Когда Филомена открыла глаза, город был похож на призрачный череп, издающий мучительный дикий визг, и она находилась в самом его центре. В городе было так темно и жутко от клубов черного дыма, что она почти ничего не видела. Она судорожно вдыхала, пытаясь набрать воздуха в грудь, но он был наполнен пеплом и резкой вонью: запахами металла, живой плоти, масла, гудрона, дерева, камня, сгорающими в адской топке. Что-то навалилось на нее и придавило к земле, что-то гораздо более тяжелое, чем лежащая на ней Розамария.

– Роза! Роза! Вставай, я не могу дышать! – в панике кричала Филомена, извиваясь и тяжело дыша, пытаясь освободиться от тяжести.

Она с трудом поднялась на ноги, тучи пепла разъедали глаза, и девушка едва различала творящийся вокруг хаос. Кашляя, она начала на ощупь искать носовой платок, чтобы закрыть нос и рот, потому что в глаза будто натыкали сотни маленьких иголок.

Она поняла, что ужасный воющий звук исходил от хаоса сирен воздушной тревоги, пожарных машин, сигналов автомобилей и толпы людей, которые издавали такие крики, каких она никогда не слышала за всю свою жизнь. Она ощущала, как все в панике мечутся по сторонам; но куда они бегут? Крики, казалось, раздавались со всех сторон.

– Розамария, нам нужно выбираться отсюда, пока на нас еще что-нибудь не упало! – кричала Филомена.

В груде щебня под ногами она заметила протянутую к ней руку. На мгновение ей показалось, что это рука ее матери прямо перед тем, как мать навсегда отпустила ее. Но эта ручка была размером как у ребенка. Филомена потянула – и рука отделилась от щебня, но это была не живая плоть, она была сделана из камня.

Филомена в оцепенении положила руку себе в карман, едва ли понимая, что делает. Ветер унес достаточно дыма, чтобы пропустить немного солнца. Она увидела, что неподалеку, среди больших камней и обломков кирпичной кладки, разбившись на мелкие куски, лежит статуя Девы Марии, которая раньше гордо венчала церковный шпиль. Все еще в ошеломлении, Филомена подняла глаза и осознала, что церковь исчезла. В небе образовалась пугающая чистая прогалина, а на земле не осталось ничего, кроме гор обломков, будто рассерженный ребенок разметал по сторонам строительные кубики.

Розамария лежала без движения лицом вниз рядом с кучей камней, будто брошенная кукла – такой Филомена в первый раз разглядела ее сквозь дым.

– Розамария, вставай! – отчаянно крикнула Филомена и, рухнув рядом с ней на колени, перевернула тело.

Лицо Розамарии покрывала кровь. Филомена вытерла ее платком и увидела разбитый нос.

– Роза! Роза! – всхлипывала она, расстегивая ей платье.

Решительно отбросив в сторону полученный от свахи коричневый конверт, наполненный надеждами и мечтами Розамарии, Филомена приникла к груди подруги, пытаясь различить биение ее сердца. Но оно оставалось таким же безмолвным, как камни вокруг. Ни стука сердца, ни дыхания. Кожа Розамарии была уже холодна, будто глина.

– Роза, – всхлипывала Филомена, – прошу тебя, очнись!

Из черного дыма, точно призрак, вынырнул мужчина в белом медицинском халате, испачканном черной пылью. За ним следовал полицейский. Филомена быстро застегнула платье Розамарии, чтобы не была видна грудь. Порыв ветра подхватил коричневый конверт, но Филомена поймала его и спрятала за корсаж своего платья. Полисмен опустил руку на ее плечо.

– Вам нельзя здесь оставаться. Бегите отсюда, пока это возможно, – прогудел он.

Филомена показала на Розамарию.

– Помогите ей! – взмолилась она.

Она едва слышала собственный голос: от постоянного шума уши заложило так, будто их забило шерстью.

Мужчина в белом халате почти кричал прямо ей в лицо:

– Она жива?!

Он махнул двум другим мужчинам в белом, чтобы они принесли носилки.

– Я не знаю, – ответила Филомена, надеясь, что они каким-то образом смогут оживить ее кузину.

– Имя? – строго спросил полицейский, глядя на Филомену, пока медики склонились над телом Розамарии.

– Филомена! – послушно выкрикнула она.

Полицейский спросил фамилию. Она назвала и ее.

Слишком поздно она осознала свою ошибку. Кто-то уже написал имя Филомены на ярлыке и привязал его к ноге Розамарии.

– Приходи завтра, – посоветовал полицейский. – Если кто-то из нас еще будет здесь, ее семья сможет забрать тело. Иди домой, девочка. Возможно, город снова будут бомбить.

* * *

Но тем вечером Филомена не вернулась на ферму. Это было невозможно: дороги заполнились дикими толпами беженцев, переживших бомбежку. Недалеко от города Филомена обнаружила палаточный лагерь для оставшихся без дома жителей, чтобы их орды не заполонили окрестные города. Люди в белом раздавали воду, и Филомена заняла место в очереди к ним.

На следующий день она пробралась обратно в Неаполь. Стояла такая жара, что люди начали спешно хоронить погибших. Она успела как раз вовремя, чтобы найти тело Розамарии и окропить его святой водой, которую ей дал священник, совершающий обход страждущих. Один предприимчивый каменщик продавал надгробные камни, на которых спешно гравировал надписи. Филомена взяла несколько монет из денег Розамарии, чтобы заплатить каменщику. У гробовщиков было столько тел в очереди на захоронение, что они работали в поте лица на ужасной жаре. Филомена ничего не сказала, даже когда увидела на надгробии, за которое она заплатила, свое собственное имя, потому что именно оно значилось на бирке, привязанной к телу. Смелая девушка, которая умерла слишком юной, теперь покоилась в могиле под чужим именем.

Филомена, все еще онемевшая от горя, двигалась медленно, будто шла сквозь воду.

Священник, заметив ее отрешенное, потерянное лицо, дотронулся до плеча и рассказал про монастырь на холме неподалеку, который принимал у себя девочек-сирот.

Филомена слышала рыдания других людей, оплакивающих своих близких у могильных камней. Она прочитала безмолвную молитву на могиле Розамарии и бросила быстрый взгляд на свое имя на камне. Теперь она точно знала, что осталась круглой сиротой. Родители никогда не вернутся, чтобы ее найти, – в этом она была уверена. Но даже если вернутся, то все, что они найдут, это имя на могиле, которое скажет им, что их нежеланная дочь погибла при бомбежке Неаполя.

И всего несколько недель спустя, когда Неаполь был наконец освобожден и гавань снова заработала, девушка под именем Розамария поднялась на борт корабля, отправляющегося в Нью-Йорк.

Глава 6

ЛЮСИНью-Йорк, февраль 1935 года – 1937 год

– Эй, Фред, что это за красотка?! – воскликнул Фрэнки, выглянув из окна помещения, которое называлось кабинетом коменданта.

Но сам Фред редко им пользовался. По-настоящему это было место обитания Фрэнки, откуда он иногда совершал свои таинственные телефонные звонки.

Фред мельком глянул на красивую рыжеволосую девушку, которая уверенно шла по направлению к ним, и покачал головой.

– Вот сколько на свете живу, ни разу ее не видел, Фрэнки, – пробормотал он.

Фреду почти исполнилось семьдесят, поэтому он стал часто упоминать о том, что уже немало пожил на свете.

Люси подошла к кабинету, заметила, что дверь приоткрыта, но все равно постучала.

– Войдите, – пригласил Фрэнки.

Люси отворила дверь шире. У нее возникло четкое подозрение, что эти двое разговаривали о ней. Мужчины часто вели себя так, и она предпочитала делать вид, что не замечает этого. Все, что требовалось, – деловой подход. Она смерила их взглядом. Комендант оказался полноватым пожилым мужчиной в комбинезоне. Он пристально смотрел на нее. Второй мужчина, щегольски одетый и возрастом примерно как Люси, сидел за столом, склонив голову над газетой: он старательно делал вид, что изучает результаты скачек и не обращает на вошедшую внимания.

– Я здесь, чтобы снять квартиру, – сказала она.

Старый Фред оглядел ее с ног до головы.

– Вы живете одна? – спросил он.

– С маленьким сыном, – отрезала Люси. – Муж пропал без вести. Мне сообщили, что он погиб. Он служил на британском флоте.

* * *

Она рассказывала эту вопиющую ложь после той странной ночи, когда ей под дулом пистолета ирландского гангстера пришлось принять роды и «избавиться от ребенка». Незадолго перед рассветом родился замечательный малыш, и бандиты ушли, напоследок несколько раз повторив свои ужасные угрозы и вытянув из нее обещание, что она в тот же день сдаст младенца в приют.

Люси дождалась, пока они уйдут, а затем спросила у роженицы, на самом ли деле та хочет отдать ребенка. Девушка хотела побольше узнать о приюте, поэтому Люси рассказала ей все о добрых монахинях. «Да, возьми его, – под конец проговорила юная мать. – Мне нужно работать. Я не могу оставить его себе». Оказалось, что комната в Гарлеме принадлежит ее кузине, которая, работая гардеробщицей в ночные смены, сможет поухаживать за юной матерью, пока та достаточно не оправится и не вернется на работу в Адскую Кухню.

Поначалу Люси действительно намеревалась отвезти ребенка в приют. Наскоро спеленав, Люси с ним на руках пошла на ближайшую автобусную остановку, купив по дороге детское питание и другие необходимые вещи. Но мальчик был из тех милых крошек, что мирно спят и нежно воркуют, когда просыпаются. Он потянулся к ее лицу пухлыми пальчиками и что-то ласково пролепетал. Люди в автобусе заулыбались, глядя на Люси, а один из мужчин уступил ей место.

– Это ваш первенец? – спросила женщина, сидевшая рядом.

Люси молча кивнула. Младенец – теплый и милый – уткнулся ей в грудь носом, тихо и устало зевнул и уснул.

Снова и снова Люси напоминала себе, что в приюте детьми занимаются добрые и хорошие люди, но, к своему великому изумлению, она просто не смогла заставить себя отнести ребенка к монахиням, вспомнив, как ее саму отослали к ним еще в те времена, в Ирландии, когда ей было всего четырнадцать, а ее заставили обрить голову и работать в прачечной. Она посмотрела на младенца. Тот поежился, просыпаясь, и ответил на ее взгляд, посмотрев так доверчиво, что Люси захлестнуло жгучей волной нежности.

– Нет, я никогда так не поступлю, – прошептала она. – Ты теперь в безопасности.

Понимая, что это безумие, Люси, однако же, проехала и мимо вокзала, и мимо квартиры, которую снимала, потому что там разрешено было жить только одиноким девушкам. Ближе к центру города, где ее никто не знал, Люси вышла из автобуса и отправилась на поиски жилья, периодически оглядываясь, нет ли за ней слежки. Наконец ей удалось снять меблированную комнату в дешевом пансионе, удачно избежав каких-либо вопросов насчет ребенка.

Люси назвала мальчика Кристофером и зарегистрировала его под своим именем, указав себя в графе «мать». В графе «отец» значилось «погиб». Пожилая женщина, живущая в соседней комнате, сказала, что ребеночек похож на ирландца, «прямо как его мама», и у него чудесный характер. Люси платила ей, чтобы она ухаживала за Крисом, а сама работала в больнице. Все таким чудесным образом устроилось, что Люси уверилась: в этот раз Бог на ее стороне и она поступила верно, послушавшись зова сердца.

Но Люси не могла долго держать Криса в этом пансионе. Он рос, ему нужно было пространство для игр – безопасное и чистое. В свободное время она бродила по городу в поисках приличного жилья. Наконец на окне довольно презентабельного многоквартирного дома на Мак-Дугал-стрит в Гринвич-Виллидж она увидела подходящее объявление. Прикинув, что вполне сможет добираться отсюда до работы на метро, Люси пошла договариваться с хозяевами.

* * *

Когда Фрэнки сложил газету и поднял на нее глаза, Люси внезапно пронзило чувство, которого она не испытывала доселе ни к одному мужчине. Будто все ее тело отреагировало на его взгляд, не посоветовавшись с разумом. Мысли о квартире и деньгах испарились, и она поймала себя на том, что думает об одном: каково это – когда тебя обнимают такие сильные руки и целуют такие твердые губы… Ощущение было настолько ярким, что Люси испугалась: а не стали ли ее чувства и мысли очевидны для всех, как будто с нее неожиданно спали все одежды. Ее это потрясло.

– Я… я хотела бы прямо сейчас посмотреть квартиру, если это возможно, – запинаясь, пробормотала Люси.

Фрэнки заговорил, в первый раз с начала их встречи, обращаясь к Фреду, но не спуская глаз с Люси.

– Я покажу ей квартиру, – сказал он, протягивая руку.

Фред послушно вложил ключи в протянутую ладонь.

– Сюда, – кивнул Фрэнки, следуя к лестнице.

Они поднялись на второй этаж и вошли в просторную квартиру с одной спальней, благословенно тихую, с несколькими окнами, выходящими в небольшой дворик. На ближайшем дереве с удовольствием распевала птичка. В квартире были прочные деревянные полы и много света.

– Ты работаешь здесь неподалеку? – спросил Фрэнки небрежно.

– Я медсестра, – ответила Люси и рассказала ему о больнице Сент-Клэр. – И я могу принести вам рекомендации, – заверила она.

Но Фрэнки только улыбнулся и покачал головой:

– В этом нет необходимости.

Глубоко вздохнув, Люси осторожно спросила:

– Сколько я должна буду платить за аренду?

Назвав цену и увидев, как девушка изменилась в лице, Фрэнки быстро добавил:

– Только для вас я могу снизить ее наполовину.

– Это ведь какая-то глупая шутка? – Люси скептически посмотрела на него.

Фрэнки рассмеялся, откинув голову.

– Я вас не дурачу, – сказал он просто.

Люси все еще не верила.

– И с какой же божьей помощью вы можете творить такие чудеса с арендной платой? – сурово спросила она.

– Здание принадлежит моей семье, – улыбнулся Фрэнки.

* * *

Люси и Кристофер переехали на следующий день, и она нашла девушку, которая охотно согласилась присматривать за ребенком, пока сама Люси работает. Она не видела Фрэнки три недели, но часто думала о нем; в своей жизни Люси никогда не встречала подобного мужчину. По сравнению с ним ее парень в Ирландии был просто зеленым юнцом. В Америке она флиртовала с врачами в больнице, но у нее хватало ума не встречаться ни с кем из них, чтобы ничто не могло помешать ее работе. И никто из знакомых ей мужчин не обладал такой желанной мужественностью, такой уверенностью в своих силах. Она не могла перестать думать о его взгляде, который заворожил ее, и неважно, насколько решительно она постановила о нем забыть.

Затем, будто откликнувшись на ее мысленный зов, он объявился в отделении неотложной помощи больницы как раз в тот момент, когда Люси завершила смену. Была полночь. Никого больше не было, даже дежурный врач ушел на перерыв.

– Сестричка, есть минутка? – спросил Фрэнки. – И уединенная комната?

Вопреки здравому смыслу она провела его в приемный покой и только тут заметила, что он прижимает руку к левому боку, почти баюкает ее.

– Что с тобой? – спросила Люси, дотронувшись до его руки.

– Обещай в любом случае держать рот на замке, – напряженно попросил Фрэнки.

Он отказывался снять плащ и рубашку, пока она не пообещала молчать. Слой за слоем Люси размотала крепко обернутую вокруг руки тряпку, похожую на небольшую белую скатерть, теперь пропитанную кровью.

– Я не хочу, чтобы родные это видели, – пробормотал он. – Они с ума сойдут.

Оказалось, что это пулевое ранение, но его плащ и костюм замедлили движение пули, так что та не дошла до кости.

– Можешь остановить кровь? – спросил он. – И возможно ли это зашить?

– Я должна была бы послать за доктором, – ответила Люси, тщательно промывая рану. А потом подняла на него глаза и, глядя в упор, спросила: – Ты же знаешь, что обо всех пулевых ранениях я должна сообщать в полицию?

– Но обо мне ты ведь не сообщишь? – Он придвинулся к ней совсем близко.

Она почувствовала жар его тела, увидела идеальные линии грудных мышц и снова поразилась тому, как ее собственное тело откликается на него. У нее захватывало дух только от одного его присутствия. Она не могла поверить, что может настолько потерять разум рядом с мужчиной.

– Ты же можешь сама справиться со швами, правда? – спросил он.

– Да, – ответила Люси тихо. – Но никогда не проси меня об этом впредь.

Фрэнки расплылся в улыбке:

– Ты думаешь, я настолько тупой, что снова полезу под пули?

– Чем ты вообще занимаешься? – Люси вызывающе вздернула подбородок.

– Сделки с недвижимостью, – не задумываясь ответил Фрэнки. – Мы вкладываем деньги в жилую и коммерческую недвижимость, вступаем в долю с владельцами. В их числе есть и рестораны, и ночные клубы. Ты любишь танцевать?

* * *

С тех пор Люси скинула с себя свою прежнюю серую жизнь, будто изношенное пальто. Фрэнки всегда резервировал лучшие столики в шикарных ресторанах; он никогда не нисходил до места рядом с хлопающей кухонной дверью или на сквозняке у коридора. Казалось, что он знает всех и каждого, даже знаменитостей, и он брал ее с собой в роскошные ночные клубы, о которых она знала лишь по слухам. Только избранные посещали подобные места. И теперь она вошла в их число.

– Привет, Фрэнки! – как-то окликнула его эффектная блондинка в платье из серебристого атласа, которая держала под руку богатого кинопродюсера.

– Это же Кэрол Ломбард, актриса! – ахнула Люси.

В другой раз огромный мужчина с мощным телосложением, похожий на ходячую гору шести с половиной футов ростом, поднял взгляд от барной стойки, хлопнул его по спине и произнес: «Как делишки, Фрэнки?» – и приветственно кивнул Люси. Фрэнки представил его как Примо Карнера, знаменитого бойца-тяжеловеса, который только недавно проиграл Джо Луису.

Всевозможные знаменитости – певцы, светские львы, журналисты, политики – из кожи вон лезли, чтобы поприветствовать ее спутника. И внезапно Люси начала привыкать к вкусу хорошего шампанского, к нежнейшим стейкам, подобных которым она не ела никогда в жизни, и к вареным омарам.

– Только не разбалуйся, – пошутил как-то Фрэнки, когда они ужинали в городе. – По правде говоря, дома я ем обычные блюда – пасту, форель, тушеную телятину, много овощей и бобов. Папа говорит, что от бобов становишься сильнее, а от жира – ленивее. Он также говорит: «Один прием пищи – один стакан вина». Так что именно это тебя ждет, если ты в итоге останешься со мной.

– Тогда зачем ты заказываешь шампанское и икру? – поддела его в ответ Люси.

– Разумеется, чтобы произвести на тебя впечатление, – ответил он. – Чтобы поймать тебя в свои сети и ни с кем не делиться.

– Можно мне на десерт шоколадный торт? – улыбнулась Люси.

– В любое время, когда пожелаешь.

Фрэнки говорил, что ему нравится прямолинейность Люси, что она очень отличается от тех девушек, которых он знавал раньше. При всей его крутой решительности была в его характере такая милая черта, как заботливость. Глядя на то, с каким терпением Фрэнки катает на качелях в парке ее сына, Люси понимала, что Фрэнки защитит и ее, и Криса от любого, кто попробует их обидеть.

Они встречались год. Год, наполненный радостью и почти невыносимыми, безумно возбуждающими поцелуями и прикосновениями. И хотя было очевидно, что у Люси есть ребенок и она не девственница, Фрэнки никогда не настаивал на том, чтобы перейти границы приличия, показывая этим, насколько серьезно к ней относится. И Люси поклялась себе на этот раз «сделать все правильно»: подождать.

Им обоим скоро должно было исполниться по двадцать три года, и они были готовы вступить в брак. Так что сперва они тайно обручились: Люси боялась встретиться с его опасной семейкой. Но потом они поняли, что больше не могут тянуть со свадьбой, и когда люди увидели их вместе, то стало ясно, что никто, даже его семья, не сможет помешать влюбленным. В День святого Валентина Фрэнки, подарив Люси кольцо с бриллиантами, официально объявил об их помолвке, и тут же они назначили дату свадьбы – в октябре этого же года.

В один из дней почти сразу после этих событий Фрэнки сказал:

– Слушай, дело в том, что сегодня у моего старшего брата день рождения. Ты ведь не будешь против, если он пойдет покататься на коньках вместе с нами?

– Конечно нет, – ответила Люси.

Она уже встречала Джонни раньше, и он ей понравился.

– Тогда давай заедем за ним в его бар.

Именно тогда Люси познакомилась с Эми.

Глава 7

ЭМИГринвич-Виллидж, 1937 год

– Давай-ка я кое-что скажу тебе, Эми Мария, – сурово начал Джонни-бой, высокий темноволосый мужчина, который стал деловым партнером Брунона в их новой таверне в Гринвич-Виллидж. – Если бы не ты, я хорошенько встряхнул бы твоего муженька – для его же пользы.

Эми встревожилась.

– Он не хотел грубить, – оправдываясь, произнесла она. – Просто дела идут не совсем так, как он надеялся.

– Это обычное дело. – Джонни пожал плечами, затем ненадолго умолк.

Эми с нервозностью тщательно натирала барную стойку мягкой тканью, но тут Джонни протянул руку и ухватил теплой большой ладонью ее запястье.

– Где это ты посадила такой синяк? – спросил он требовательно, повернув ее руку.

Эми покраснела и натянула рукав, закрывая больное место.

– Ой, да я все время натыкаюсь на дверные косяки, – пробормотала она. – Я такая близорукая…

– Этот придурок тебя бьет? – требовательно спросил Джонни. – Хочешь, я вправлю ему мозги – ради тебя, Эми? Мужчина, который бьет женщину, не может называться мужчиной.

Эми в большом смущении молча помотала головой. Брунон не завел себе друзей, ему не нравилось новое окружение. Даже его изысканный «тихий партнер» Джонни начал терять терпение. Сначала Джонни пугал Эми, потому что его сопровождала аура опасности. Но он врывался в бар, будто порыв свежего ветра, полный мужской энергии и уверенности в себе. Брунон мог о таком только мечтать.

Сделка с Бруноном заключалась в том, что днем его бар работает официально, предлагая работающим жителям Гринвич-Виллидж плотные обеды и ужины в главном зале. Зато ночью в задней части таверны объявлялись карточные игроки на шикарных машинах – прекрасно одетые мужчины в опрятных шерстяных плащах и костюмах, начищенных до блеска ботинках, дорогих шляпах и шелковых галстуках. Адвокаты, врачи, политики, биржевые брокеры, бизнесмены всех мастей – все приезжали к ним поиграть в покер. Никого не пускали внутрь до тех пор, пока Джонни не скажет, что всё в порядке.

Эми время от времени набиралась храбрости, чтобы туда войти, – она подавала гостям пиво, виски и сэндвичи. Карточный стол бывал настолько завален ставками, что Эми просто ставила поднос на боковой столик и молча покидала комнату. Иногда сумма денег, стоявшая на кону, ужасала. Воздух искрился от напряжения.

– Играют по-крупному, – завистливо говорил о них Брунон.