
Полная версия
Крестные матери
– Так ему и надо. Ты просто не знаешь, как он третировал бедную девочку, сколько ей пришлось перенести, – сказал Джонни. – Я люблю ее, Фрэнки, – быстро добавил он. – Мы должны ей помочь.
С секунду Фрэнки изучающе смотрел на него.
– Ладно, Джонни, – пробурчал он.
Джонни отошел, чтобы позвонить по телефону. Фрэнки повернулся к Люси:
– Милая… мы никогда и никому не должны об этом рассказывать. Ты понимаешь?
Люси вглядывалась в лицо Фрэнки, своего любимого мужчины и единственного человека, которому она могла доверять.
– Да, – кивнула она. – Я хорошо понимаю.
Но ее все равно удивило, что первый человек, которому позвонил Джонни, оказался их собственным отцом.
– Нам сегодня ночью необходима команда уборщиков, папа, – говорил он по телефону. – Мы должны это сделать. Иначе под угрозой окажется бар и все, чем мы здесь занимаемся. Нам не надо, чтобы тут шныряли копы. Да, я понимаю, папа. За нами останется немалый должок кое-кому.
Им не пришлось долго ждать. Люди, которые приехали, чтобы убрать тело и окровавленный матрац, действовали быстро и деловито.
Трудно в это поверить, но Эми бо́льшую часть действа проспала в своей маленькой гостиной. Люси хлопотала на кухне и варила кофе, в основном для того, чтобы находиться подальше от «уборки».
Но она мельком увидела здоровяка, который был во главе «бригады», – один раз увидев такое устрашающее лицо, никогда его не забудешь. Угольно-черные глаза, крючковатый нос, похожий на клюв ястреба, челюсть, будто вырубленная из камня, густо напомаженные волосы. Огромный, широкоплечий, внушительный, как холодильник, он прошел внутрь и изучающе посмотрел на тело Брунона, задержав взгляд на его паховой области. Рот у него искривился в понимающей усмешке, а глаза засияли таким садистским удовольствием, что он выглядел полубезумным.
– Где недостающая часть? – спросил он.
Его люди пожали плечами.
– Не такая это часть, которую можно вот так просто оставить, – снова прогремел здоровяк.
Остальные начали смущенно оглядываться по сторонам.
В это же время Эми зашевелилась в своем кресле в гостиной. Она сидела тихо как мышка, и мужчины ее почти не заметили. Но тут она заговорила.
– Я смыла его в унитаз, – произнесла она все тем же потусторонним, отстраненным голосом.
Здоровяк уставился на нее как завороженный, и Эми поняла, что халат у нее слегка распахнулся, приоткрыв большую, красивую грудь. Будто во сне, она плотнее запахнулась в шаль и отвернулась.
Джонни и Фрэнки помогали «уборщикам». Но сейчас Джонни подошел к Эми и заботливо задернул портьеру, отделяющую гостиную от спальни, скрывая ее от посторонних глаз.
Когда странные мужчины наконец ушли, комната выглядела совершенно невинно. Люси постаралась не задумываться над тем, насколько профессионально они позаботились обо всем. Четкости их работы позавидовали бы даже в больнице.
Джонни снова разлил по бокалам спиртное в баре, и на этот раз Люси присоединилась к мужчинам. Фрэнки сидел на телефоне, но уже повесил трубку, выругавшись вполголоса, а потом заинтересованно посмотрел на брата.
– Боже, Джонни! Ты хоть знаешь, кто были эти ребята?
– Люди Стролло, так ведь? – нетерпеливо ответил Джонни. – И что с того?
– Со Стролло разговор только начался. Вопрос ушел выше, потому что дело нужно было сделать быстро и безупречно. У нас только что побывали люди из «Корпорации убийств»! А тот здоровяк? Это был сам Альберт Анастазия! Мы только что вызвали дьявола из преисподней.
Наступило напряженное молчание, которое нарушил Джонни:
– Так было нужно. Беречь это место – в наших общих интересах. Мы сейчас хорошо зарабатываем. И сможем выдержать все, что бы ни случилось.
Люси сдержала испуганный вздох и спешно взбежала вверх по лестнице. Она сразу, в ту же секунду, поняла, что должна сделать. Эми так и сидела в своем кресле в гостиной со смущенным и непонимающим видом, пока наконец наивно, будто ребенок, не спросила у Люси:
– Брунон умер?
– Да, – ответила Люси. – Да. И его убила ты, Эми. Джонни и его семья сделали все возможное, чтобы помочь тебе не попасть за решетку. Так что – неважно, как ты себя будешь чувствовать завтра, или через месяц, или спустя долгие годы, – ты никогда не должна говорить об этом, тебе нельзя никому рассказывать, даже имя его упоминать, никому и никогда, даже священнику на исповеди, – или ты отправишь в тюрьму нас всех. Ты поняла меня, Эми?
Люси говорила жестко и ухватила Эми за плечи, чтобы та смотрела ей прямо в глаза.
– Не разыгрывай со мной дурочку, девочка. Мне нужно знать, что ты меня услышала и поняла. Сегодня ночью мы все тебя защитили. Теперь ты должна защитить нас. Так что скажи мне, что ты все поняла, Эми, и что ты никогда об этом не пожалеешь и никому в этом не признаешься. Скажи мне, Эми, что ты нас не предашь. Ну же? Или, если ты не сможешь хранить молчание, скажи нам об этом здесь и сейчас, и мы отвезем тебя в полицию, где ты сможешь во всем признаться. Отвечай, Эми! – встряхнув ее за плечи, прикрикнула Люси.
Эми внезапно будто проснулась и посмотрела ясным взглядом на Люси. Когда она заговорила, голос был спокойный, незнакомый даже для нее самой, и все же он звучал как голос кого-то, кто всегда таился внутри нее и просто ждал своего часа, чтобы выйти на свет.
– Хорошо. Я никому не скажу. Я не хочу из-за Брунона попасть в тюрьму, – решительно ответила Эми. – И я никогда не предам тебя и семью Джонни.
– Поклянись душами своих отца и матери, – потребовала Люси.
В это мгновение, когда, будто фургоны первых переселенцев, вокруг нее кружили Джонни, Фрэнки и Люси, Эми вдруг осознала, что в первый раз в жизни кто-то действительно пытается ее защитить. Значит, они и есть ее настоящая семья. И она умрет за них, если будет нужно. Да, она готова за них умереть.
– Я клянусь и их душами, – торжественно заявила Эми, – и своей душой.
Глава 8
ПЕТРИНАРай, штат Нью-Йорк, 1937 годПетрина очень любила террасу частного загородного клуба, которая выходила на небольшой пляж. Днем море усеивали парусники, а на берегу можно было весело проказничать с детьми. Вечерами в клубе было особенно празднично, в нем зажигали бумажные фонарики, похожие на банки со светлячками.
Так что, когда ее дочери Пиппе летом 1937 года должно было исполниться пять лет, Петрина была очень рада, что им удалось зарезервировать клуб на вечеринку в честь дня рождения даже в такой горячий сезон. Конечно, как и всегда, семья Ричарда задействовала свои связи. Отец Ричарда, знаменитый адвокат, претендовал на место судьи, и люди были рады оказать ему услугу в предвкушении его выдвижения осенью на столь высокий пост. Петрина понимала силу семейных связей, в их районе ее отец пользовался таким же влиянием. Но Гринвич-Виллидж и Уэстчестер, как ей казалось, находились в разных мирах. По крайней мере, здесь люди вели себя более искренне.
И вдруг, когда родители Ричарда решили заплатить за него, праздник в честь дня рождения Пиппы превратился во что-то большее.
– Смотри, сколько важных особ к нам придет! – с восхищением говорил Ричард, изучая список гостей, составленный матерью.
Известные предприниматели, издатели газет, политики… Петрина даже увидела имя сказочно богатой наследницы, которая была самым крупным жертвователем библиотеки и больницы и которая стояла во главе всех окрестных дам на каждом заседании попечительского совета и благотворительном мероприятии.
– А что с моими родными? – спросила Петрина, пробежавшись по списку гостей и не встретив там их имен. – Разве они не важные особы?
– Неужели твои родители поедут в такую даль? – вместо ответа на вопрос спросил Ричард.
Раньше он не был таким скользким.
– Но как мы узнаем, приедут они или нет, если мы их не пригласим? – ехидно поинтересовалась Петрина. – Твоих родных на нашу свадьбу они ведь приглашали.
Родители восприняли ее тайный побег лучше, чем она ожидала. Они все еще считали ее «мисс независимость», но были рады, что она наконец выйдет замуж и «успокоится». Они устроили праздник в честь Петрины и Ричарда в хорошем ресторане в Гринвич-Виллидж и пригласили самых близких друзей, но семья Ричарда вежливо отклонила приглашение, удачно оказавшись именно в этом месяце на мысе Кейп-Код, так что вместо себя они прислали подарок – хрустальную чашу для пунша.
К настоящему времени Петрина и Ричард были женаты уже шесть лет, но его семья до сих пор не устроила ответный прием в честь их свадьбы. Мать Ричарда вела себя так, будто Петрина – сиротка, которую Ричард привел в семью, познакомившись с ней на клубном турнире по теннису. Что, впрочем, было довольно близко к истине.
– Она, знаете ли, окончила Барнард, – уверяли своих друзей родители Ричарда.
Похоже, она прошла их проверку, хотя Петрина заметила, что все девушки в пригороде, как и она, по всей видимости, спрятали свои дипломы и сосредоточились на том, чтобы стать благовоспитанными женами и матерями. Карьерой занимались только мужчины. Женщинам разрешалось иметь «проекты», но от них не ожидалось, что они будут заниматься ими серьезно.
Петрина нашла несколько благотворительных организаций, деятельности в которых ей помогали знания об искусстве. У нее был наметанный глаз на произведения искусства, и это качество оказалось весьма полезным при оценке экспонатов для благотворительных аукционов. Петрину очень любили дети и старики в больницах, которые ценили ее добросердечие и участие. Так что она кинула все силы на то, чтобы сделать каждый сбор средств не только известным среди публики, но и финансово успешным.
Дома она предпочитала заниматься садом, но даже здесь ее удивили старомодные провинциальные порядки. Она не понимала, почему привилегированные люди так охотно сами ограничивают свою жизнь. Оказалось, что они обсуждают соседей, которые не стригут лужайки так же, как остальные, или не сажают такие же изысканные клумбы. Даже жены ее возраста занимались тем же, что и предыдущее поколение: ходили в те же салоны красоты, вступали в те же клубы, в то время как их мужья отпускали те же шутки. Похоже, их пугало все необычное – красный цветок, нелепый наряд или еда со щепоткой специй. Петрина надеялась, что ее поколение будет более свободным и независимым, и существующее положение вещей ее озадачило.
– Почему все только и делают, что повторяют за родителями? – спросила она мужа.
– Напоминает время, когда мы были детьми, – ответил Ричард. – Но сейчас мы взрослые, и нам нужно заниматься взрослыми делами. Кроме того, – добавил он, – все деньги все еще в руках стариков.
По всей видимости, под каждой недоуменно вздернутой бровью таился страх быть отрезанным от денег.
И хотя Петрина совсем не скучала по своему девичеству, ей было душно. Ей не хватало энергичности, воодушевления и тепла ее старого окружения. Но когда она приходила домой, все относились к ней как к незнакомке. Она полагала, что для семьи и соседей она стала другой. Они называли ее шикарной – с оттенком неодобрения в голосе. У нее получилось выходить в город по другим, «взрослым» поводам: она посещала музеи, картинные галереи и магазины, пила чай с другими замужними дамами, ужинала с Ричардом и его коллегами в «Плазе».
В пригороде она даже подружилась с соседками, но их совместное времяпрепровождение вряд ли можно было назвать особо вдохновляющим: Петрину приглашали поиграть вместе в бридж или в теннис, что ей нравилось, но вскоре она обнаружила, что настоящей целью этих встреч было язвительное обсуждение других женщин, которые были исключены из подобных собраний. Вот что для них было настоящим спортом. Петрина первые несколько лет, затаив дыхание, размышляла, что они говорят о ней, когда ее нет рядом. А потом неожиданно ей стало все равно. И именно это, как ни странно, придало ей вес в их обществе.
Но чем меньше ее волновало мнение окружающих, тем больше оно беспокоило Ричарда. Возможно, капля за каплей его подтачивали разговоры с сестрой и матерью за воскресным ужином, когда они напоминали ему о бывших подружках, на которых он мог жениться вместо Петрины, или сознательно заводили разговоры на темы, которых Петрина не могла поддержать или не знала, о чем идет речь. Каждый раз ей становилось больно, если казалось, что семья Ричарда сумела наконец пронять его. И то, что он пытался это от нее скрыть, делало ей еще больнее.
– Конечно, пригласи родных, если хочешь, – неловко ответил Ричард. – Сколько человек приедут, как думаешь? Матери нужно оповестить работников ресторана.
– Только родители, – сказала Петрина. Она знала, что Джанни и Тесса будут выглядеть более тихо, элегантно и достойно, чем любой другой гость на этом празднике. – Братья слишком заняты приготовлениями к своим свадьбам. А все, что сейчас волнует Марио, – это бейсбол.
– Значит, только два места на празднике для твоих родных, верно? – спросил Ричард с облегчением.
Петрина кивнула, надеясь, что он хотя бы поинтересуется, как дела у ее братьев. В любом случае она бы не хотела выставлять их на всеобщее обозрение под беспощадную критику свекрови. Братья все еще находились в том возрасте, когда их могла разгневать любая попытка умерить их пыл. Петрина чувствовала себя очень старой и мудрой, несмотря на то что ей было всего двадцать семь лет.
Так что она не стала говорить Ричарду, что, по словам Тессы, Джонни влюбился в трактирщицу, а Фрэнки обручился с медсестрой. Петрина, которая всегда хотела иметь сестер, даже встречалась с ними, но Люси и Эми, уже ставшие подругами, только завороженно смотрели на элегантную Петрину и тихо переговаривались, когда думали, что она их не слышит.
А малыш Марио… ну, он уже не был таким маленьким. Ему почти исполнилось двенадцать, для своего возраста он был высоким и уже стремился вырваться из-под женского влияния Тессы и Петрины. Он обожал Джонни и Фрэнки просто потому, что они были старше, излучали уверенность в себе и, похоже, знали о мире всё. Но иногда он все же обращался с вопросом к Петрине и доверял ее ответам на такие темы, на которые другие предпочитали не отвечать.
– Мы – рэкетиры? – серьезно поинтересовался Марио во время ее последнего визита домой.
– Нет, но порой нам приходилось иметь с ними дело, – ответила Петрина. – Видишь ли, когда мама и папа только приехали в Америку, они собирались заниматься импортом вина. Но они приехали не в то время. Сухой закон – закон против алкоголя – вступил в действие спустя год с их приезда. В Нью-Йорке никому не нравился сухой закон, даже полицейским и судьям. Папе пришлось продолжать свое дело, чтобы заработать на жизнь. Он и мама накопили денег, удачно их вложили и даже могли одалживать соседям, чтобы им помочь. Но потом крупные рэкетиры заметили, что дела у папы идут хорошо, и захотели свою долю. Они называли это «защитой», но в основном это была защита от них самих. Так что папе пришлось зарабатывать еще больше денег, чтобы поддерживать бизнес и платить боссам.
– Как же так вышло, что никто не арестовал боссов? – спросил Марио.
– Время от времени их пытаются арестовать. Я думаю, законники просто не могут поймать их на горячем. Ну или они не очень-то хотят их ловить, потому что многие полицейские и судьи подкуплены, – ответила она. – Но наша семья хочет для тебя лучшей жизни, Марио. Мы хотим, чтобы ты был свободен и сам выбирал, что делать. Просто учись хорошо, как мы с Ричардом.
Марио воспринял ее ответы со своей привычной задумчивостью.
– Хорошо, – кивнул он.
Они сидели в его комнате, окруженные пластинками с его любимой музыкой. Тут была и его любимая гитара. Марио пел в своей комнате, когда думал, что его никто не слышит, – у него был прекрасный голос. Петрине так много хотелось ему рассказать, но он был еще слишком юн, чтобы все это услышать.
– Ричарду нравится бейсбол? – внезапно спросил Марио. – Мы достали хорошие места на стадионе. Почему он никогда не ходит с нами на бейсбол?
– Он больше любит гольф и теннис, – мягко ответила Петрина.
* * *Праздник в честь пятого дня рождения Пиппы удался, и даже погода не подкачала. Пиппа появилась на публике с безупречной осанкой, приобретенной на занятиях балетом, она выглядела «прямо как ее красавица-мать», как говорили люди: высокая, стройная, длинноногая, со светлой кожей и естественно-розовыми щечками и губами. Пиппа невозмутимо выдержала всеобщее внимание. Она умела заводить друзей, поэтому другие дети с радостью пришли к ней на день рождения; они угощались гамбургерами и хот-догами, катались на пони, с удовольствием ели великолепный праздничный торт и мороженое.
Затем, когда малышей отправили по домам под опеку нянь, в клубе открылся бар, на кухне начали готовить стейки и лобстеров, заиграла музыка, и началось «настоящее веселье» – теперь праздновали взрослые.
Петрина порхала по залу в шифоновом платье, будто розовый лепесток, подхваченный легким морским бризом в летнюю ночь. Родители тоже пришли, и Петрина ими гордилась. Тесса выглядела умиротворенной в сиреневом шелковом платье, отец, как всегда, выглядел безупречно, и Петрина заметила, что несколько замужних дам с восхищением поглядывали на красивые волосы Джанни и его статную фигуру.
Но Петрина скоро осознала, что ее свекровь, которая настояла на том, чтобы самой распределять столики и места для гостей, посадила Джанни и Тессу за одним из дальних столов, среди почти случайных гостей. Когда Петрина с негодованием указала на это Ричарду, тот устало произнес:
– Я уже не могу метаться между вами, женщинами.
– Я не просто какая-то «женщина», я твоя жена! Ты мужчина, ты за рулем, мать будет уважать тебя, если ты за меня заступишься, – раздраженно заявила она, моментально возненавидев его за слабость, за то, как он просто беспомощно пожал плечами.
Хотя сейчас устраивать сцену было бессмысленно. Если родители Петрины и заметили, на какое место их посадили, они ничем не выдали своего отношения.
– Как вы провели время, папа? – с тревогой спросила Петрина в конце вечера, когда обнаружила отца в углу, где он курил сигару, ожидая, пока гардеробщица найдет Тессе ее палантин.
– Очень славно, – спокойно произнес Джанни, наблюдая за гостями. Он глянул на дочь и мягко добавил: – Я знаю этих людей.
– Правда? – удивленно спросила Петрина. – Кого именно?
Отец помедлил, потом заговорил своим низким, звучным голосом:
– Твой свекор много лет назад, во время сухого закона, был моим лучшим клиентом. Тогда он был намного моложе. Сегодня вечером он из вежливости притворился, что не знает меня. Он был одним из студентов колледжа, который настоял на том, чтобы я встретился с ним в море, на борту его яхты, в нескольких милях от берега, чтобы снабдить его джином и виски. Видишь ли, обладать запасами алкоголя не было нарушением закона. Запрещалось только продавать и покупать его.
Петрина покраснела и оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
Джанни тем временем продолжил:
– А вон тот мужчина?
– Ричард сказал, что это редактор одной крупной газеты, – ответила она.
– Да, так и есть. Но он делает ставки на скачках, и довольно неудачные; в настоящее время он должен боссам семьсот тысяч долларов.
Петрина ахнула, услышав сумму, а потом быстро спросила:
– А ты уверен, что это он?
– Разумеется, – ответил отец, стараясь говорить тихо, чтобы никто не подслушал. – Теперь те два типа – судья и политик, – им всегда нужно финансирование предвыборной кампании и не важен источник денег. Как на посредников, они опираются на тех двух адвокатов возле бара. Их работа – улаживать дела, особенно когда клиенты попадают в неприятности с участием проституток, связанные с незаконными биржевыми сделками или теневыми махинациями с недвижимостью. А что насчет вон той дамы? – Он кивнул в сторону богатой наследницы, которую Петрина про себя называла «первой дамой». – В день школьного выпускного она напилась, села за руль отцовской машины, и на ее совести смерть одноклассника в автомобильной аварии. Потребовалась большая сумма денег, чтобы семья погибшего молчала, – и, соответственно, большой долг.
– Папа, почему ты рассказываешь все это мне именно сейчас, на дне рождения моей дочери? – прошептала Петрина.
– Потому что, как мне кажется, сегодня именно тот день, когда ты должна об этом узнать, – с легкой горечью ответил Джанни. – Не держи зла на этих людей. Но никогда не позволяй им почувствовать, что ты для них недостаточно хороша. И помни: есть люди хорошие и плохие, честные и нечестные – и тут, и у нас дома.
Он взял палантин у гардеробщицы, дал ей чаевые, затем накинул его на плечи матери, которая как раз вышла из дамской уборной.
– Наша внучка Пиппа просто красавица, – сказала Тесса, когда они поцеловались на прощание. – Прошу тебя, привози ее к нам почаще. И Ричард пусть тоже приезжает.
В голосе ее слышалась решимость, и, когда слуга подогнал к главному входу их автомобиль и они на прощание помахали рукой, Петрина уже знала, что они больше никогда сюда не придут.
* * *Этой ночью Петрина ворочалась в постели без сна, пока Ричард храпел рядом. Она скучала по своим подругам из колледжа. Ей удалось сблизиться с тремя девушками, но судьба разбросала их по стране, будто осенние листья. Они поехали за мужьями, карьеры которых состоялись в Сиэтле, Чикаго и Лос-Анджелесе. Они обменивались письмами, стараясь поддерживать отношения, но на первый план, забирая все время, выходили мужья и дети, поэтому постепенно они отдалялись, пока не стали всего лишь вежливыми дальними знакомыми, которые обмениваются рождественскими открытками.
Она не могла поговорить об одиночестве даже с матерью – единственным советом Тессы на эти жалобы было завести больше детей. Но Петрина радовалась своей свободе и тому, что ей не нужно рожать детей каждый год, пока не сляжешь от истощения. Они с Ричардом сошлись на том, что когда-нибудь у них будет еще ребенок, но не сейчас.
Петрина все еще мечтала о сестрах. Она подумала о будущих свадьбах своих братьев, и ей стало грустно. Она не жалела, что они с Ричардом избежали формальной церемонии вступления в брак с белым платьем и всем остальным. Ей было жаль, что мир не дает молодым и влюбленным больше возможностей, чтобы сохранить чувства такими же романтичными. Вокруг говорили о еще одной большой войне, хотя все сходились на том, что Америка на этот раз останется в стороне.
Ричард начал ворочаться во сне и… проснулся.
– В чем дело? Ты почему не спишь?
– Все хорошо, – проговорила Петрина. – Ричард, а что случилось с твоим желанием переехать в Бостон, чтобы работать в массачусетской ветви бизнеса твоего отца? Ты всегда говорил, что нам будет лучше жить подальше от наших родителей.
– Хм… Папа хотел, чтобы мы остались хотя бы еще на пять-шесть лет. У меня здесь больше возможностей для развития. – Ричард зевнул. – Милая, ты слишком серьезна. Постарайся расслабиться и получать удовольствие. – Он обнял ее и, прижав к себе, будто маленький мальчик любимого плюшевого медведя, снова крепко уснул.
Петрине в его теплых объятиях стало немного лучше. Ей хотелось бы, чтобы всегда было так, как сейчас: он, она и маленькая Пиппа в своем личном, уютном мирке. Она задумалась, почему это желание неосуществимо, пусть даже они останутся здесь. Все, что требовалось, – серьезный разговор Ричарда с его матерью и сестрами, чтобы он сказал им, что его жену нужно уважать и не разговаривать в ее присутствии о бывших подружках, и чтобы Петрина сама рассаживала гостей на праздниках ее дочери.
Она задумалась обо всех людях на празднике, об их стыдных секретах, которые открыл ей отец. Она больше никогда не сможет смотреть на них как прежде. Но и не будет использовать свое знание против них. У всех свои секреты. И у Петрины в том числе.
Ричард сказал, что они проведут здесь еще пять или шесть лет. Она попыталась представить, какими они станут к тому времени. Ричард согласился с тем, что они заведут еще одного ребенка, когда «прочно встанут на ноги».
Дни летели быстрее, чем она ожидала. Наступали перемены.
Часть вторая
1940-е годы
Глава 9
СЕМЬЯГринвич-Виллидж, сентябрь 1943 годаКорабль Филомены прибыл в гавань Нью-Йорка в ясный, безоблачный сентябрьский день. Ей казалось, что ее занесло не просто в другую страну, а в другую вселенную. Причал и таможня оглушали хаосом шума и неразберихи. Сначала она просто стояла в одиночестве со своим небольшим саквояжем, беспокойно наблюдая за длинными реками людей, которые быстро разбегались в разные стороны, потом влилась в толпу. Все говорили так быстро, что Филомена даже не пыталась понять, о чем говорят. Она просто шла туда, куда ей указали, – в размытый калейдоскоп таможен и миграционных стоек.
Но вскоре по другую сторону таможни она заметила двух мужчин, которые держали табличку с именем «Розамария». Она помахала им, и они уверенным шагом направились к ней. Мужчины говорили на английском и итальянском и представились как Джонни и Фрэнки, сыновья той дамы, что организовала ее путешествие. Двое жизнерадостных ухоженных мужчин, похоже, знали, как все тут устроено, потому что без проблем провели ее через толпу новоприбывших и помогли разобраться с таможенниками.