bannerbanner
Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство
Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство

Полная версия

Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 14

Утром я как штык вонзился в военкоматовский кабинет.

– В отпуск, когда? – вздохнул офицер.

– Не знаю. В сентябре-октябре, наверное.

– А мы предлагаем почти все лето отдохнуть!

– Да, а где?

– А под Архангельском! Лагерь в лесу. Места красивейшие! Речки. Озера. Грибы. Ягоды. Как южанина спрашиваю, чернику, к примеру, доводилось пробовать?

– Ни разу. В книгах попадалось «черничный пирог», а пробовать не приходилось.

– Ну вот! А там ее полно и совершенно даром! Ягода – чудо! Объедение. Эх, я бы и сам туда махнул! Да вот служба. А тебе, сам подумай, или все лето в городе париться, или… Да, а приедешь со сборов, тут сюрприз!

– Приятный?

– Еще какой! Зарплата за три месяца! Сохраняется по месту работы! Ну как, едешь?

– Еду!!!

– Ну и отлично! Послезавтра сюда же, к восьми утра, с вещами.


ПАРТИЗАНСКИЕ ТРОПЫ


Едем в «лагерь». Плацкартный вагон, набит пьющими «партизанами». За окном серые деревеньки, между которыми такой же серый лес. Чем дальше от Ленинграда, тем страннее. К примеру, на одной из станций в вагон-ресторан влетели местные жители и смели всё, даже то, на что ленинградцы и внимания не обращали.

Утром выехали, к вечеру приехали. Маленькая станция с деревенькой и довольно большой в/ч. Для срочников наш приезд – событие. Бегут на нас посмотреть, поискать земляков и, конечно, стрельнуть сигарет. Нам и вовсе забавно: вроде бы одеваем форму, вроде бы становимся солдатами, но при этом греет, что всего на три месяца и как бы понарошку.

Лагерь наш и правда стоял «в чистом лесе», в пяти-шести км. от части. Два ряда больших квадратных палаток с деревянными помостами внутри, на которых по пять-шесть матрасов. Военкоматчик оказался прав: тут было не хуже, чем в общаге на Кр. Курсанта, а соседи так несравненно лучше!

Самая экзотическая фигура из моих соседей: узбек Боря. Невероятно плоское и круглое лицо с глазами-прорезями и абсолютной невозмутимостью. Боря мог бы изображать Будду. Не помню, чтобы за три месяца он что-нибудь сказал.

Тут же присутствовал и русский богатырь Юра Рябов.* Большой такой человечище (чемпион области по какой-то борьбе) с удивительно обаятельной улыбкой, с детским добродушием и с Бориной молчаливостью.

Таким же улыбчивым, как Юра, оказался кондитер Андрей. Он тоже был крупным и по-купечески дородным. Большой любитель поболтать и похохотать.

Игорь был худощавый, рыжий, конопатый и серьезный. Любил козырнуть своей работой: возил дефицит в «Елисеевский».


* P. S. – 2023

«И вот он передо мной, на одном из участков Сватовского рубежа, былинный богатырь с окладистой бородой и добрыми глазами. Даже фамилия у него под стать».

А. Коц о С. Богатыреве, «КП-2023»


Прочел в «Комсомолке» о спецназовце Богатыреве и вспомнил Юру Рябова, и подметил особенность русских богатырей: добрые глаза.


«Рядом с нашими бараками находится большой лагерь русских военнопленных.

(…) Странно видеть так близко перед собой этих наших врагов. Глядя на их лица, большие лбы, большие носы, большие губы, большие руки, мягкие волосы. Их следовало бы использовать в деревне – на пахоте, на косьбе, во время сбора яблок. Вид у них еще более добродушный, чем у наших фрисландских крестьян.

(…) Чей-то приказ превратил эти безмолвные фигуры в наших врагов; другой приказ мог бы превратить их в наших друзей. (…) Кто же из нас сумел бы теперь увидеть врагов в этих смирных людях с их детскими лицами и с бородами апостолов?»

Э. М. Ремарк, «На западном фронте без перемен»


«В школе самым ужасным грехом считали безнравственность, но ему самому мама Генриха не казалась такой ужасной женщиной. Страшным было только то слово, которое она произнесла как-то. Альберт говорил, что ничего нет ужасней наци, а в школе их считали не столь уж страшными. По словам учителя, на свете было кое-что пострашней, не столь уж страшны наци, говорил он, как страшны русские».

Г. Бёлль, «Дом без хозяина», 1957


В первом отрывке восприятие русских немцами после Первой мировой, а во втором – после Второй мировой. В первом случае немцы видят русских такими какие они есть, а во втором уже после долгой идеологической и лживой обработки.

КЛИМАТ – ПОДАРОК


Вечер приезда был посвящен обмыванию нового места, благо запасы спиртного превышали даже количество домашней снеди. Утром все ждали «плату за веселье по полному тарифу», но обошлось. Оказалось, сон на свежем воздухе лечит похмелье лучше рассола. К тому же мы выспались, поскольку никто не орал: «Рота, подъем!» и офицеров поблизости не наблюдалось. В небе сияло солнце; птицы приветствовали новых соседей радостным пением.

Мы с аппетитом позавтракали и помчались на водные процедуры. Неглубокая и узкая речка имела запруду около перекинутого через нее деревянного мостика. С мостика можно было нырять. Вообще, для моего типа пловцов – идеальное место: нырнул, чуть проплыл и уже не так глубоко, чтобы бояться.

Неделя пролетела, как один день; спасибо погоде за солнечный «климат-подарок» и мудрому руководству части. Так как скорее всего всех нас ловили на одну приманку, что это, мол, курорт, а не «лагерь труда без отдыха», то взять нас сразу за жабры было бы обманом. Неделю нам подарили, а потом мы проснулись и увидели, что в лагере…офицеры! Кое-как нас собрали во что-то вроде строя, и кто-то вроде нашего начальника задал простой вопрос:

– Хорошо отдохнули, бойцы?

– Отлично, товарищ полковник!

– Ну и чудненько! А теперь, бойцы, пора за работу!

– «Соловьи, соловьи, не будите солдат!» – процитировал кто-то из строя под дружный хохот и одобрительные реплики. Командир тоже посмеялся и продолжил: «Соловьи» слишком рано вас будить не будут и перегружать работой не станут, но кое-что делать придется. Вы люди взрослые, сознательные, сами должны понимать.» Комплимент подействовал, народ притих, и командир развил наступление: «Чтобы без обид, распределим вас на работу таким образом: ну вот, прям первые 10 человек будут… заготавливать столбы! Вторая десятка будет их возить, третья – рыть под них ямы, четвертая – устанавливать, пятая…» Командир, поставив задачи, направился к «УАЗику», но вдруг вернулся к расползающемуся, вздыхающему строю:

– А секретарш-машинистов среди вас, случаем, нет?

– Не, товарищ полковник, секретуток не держим!

– Значит, никто не может на печатной машинке печатать?

– Не, нету таких! – постановил народ.

Расстроенный командир снова направился к «УАЗику». Бойцы разбирали инструмент, а я разбирался считать ли умением печатать мои редкие опыты с машинкой в редакции.

– Товарищ командир, – бросился я к машине.

– Да, – высунулся он в окошко.

– Я умею печатать.

– Серьезно?!

– Не спец, конечно, но печатать приходилось, когда в редакции работал.

– Тогда садись в машину, поедем в штаб.

По дороге меня поставили в известность, что секретарша ушла в отпуск, заменить ее некем, скапливаются разные бумажки. На месте, начштаба, протянув кипу бумаг, поставил задачу:

– Вот это надо перепечатать до завтра.

– Хорошо, сделаем.

Довольный начштаба куда-то умчался, а я уселся за машинку. Примерно через час начштаба заскочил взглянуть, как идут дела. Понаблюдав за процессом, он печально изрек:

– Ну, так и я мог бы. Нет, может, чуть медленнее тебя, но… А это надо до завтра закончить, к девяти утра.

– Ну, товарищ майор, может вы и могли бы также печатать, но вам-то некогда. Вон вы все бегаете, хлопочете!

– Ну это да!

– А мне спешить некуда – три месяца впереди. К тому же все равно я быстрее вас печатаю.

– Но ты же не успеешь до завтра.

– Почему?! Ночь не посплю! Делов-то!

Утром радостный начштаба получил свои бумаги в печатном виде и умчался в Архангельск, а я на несколько дней остался без работы. Позже он пытался диктовать мне, но тут ничего не вышло, так быстро я не мог. Хотя работы «по специальности» почти не было, тем не менее я выпал из обоймы, никуда больше меня не привлекали, так что я шлялся, как «Винни-шатун».


ОЗЕРО-УБИЙЦА


После нашей «курортной недели» Светило «залезло с головой под пуховое облачное одеяло» и, хотя слегка грело, но не показывалось; несмотря на это я, вдруг, надумал искупаться в озере рядом с лагерем. Был у этого озера один явный минус: берег если пологий, то заболоченный, а если не заболоченный, то обрывистый, так что долго пришлось искать подходящее место. Наконец нашел. Разделся, бросил одежду у колышка, вбитого на самом краю обрывчика. Держась за колышек, спустился к воде. Сделал пару шагов в озеро, но качающееся под ногами дно кольнуло в сердце страхом, и я стрелой вылетел на берег! Не без помощи того же колышка. Какое-то время спустя рассказал этот случай местному старику, на что он заметил:

– Повезло тебе, внучок.

– Почему, дедуш?

– А что выскочил сразу. Это же «ложное» дно, из водорослей. Около берега оно обычно покрепче, да и ты легонькай, пошел бы по нему в озеро, а как отошел бы на глубину, оно бы и прорвалось. А выбраться из-под него, все равно что из сети.

С тех пор, проходя мимо этого озера, я иногда с легким холодком на сердце думал: «Вот это был бы курорт «Вечный отдых»!


АРХАНГЕЛЬСК


Однажды Кот предложил мне съездить в Архангельск:

–Я бы и сам смотался, Алекс, но я же срочник! Меня если заметут – кранты! А тебе ничего не сделают, хоть и попадешься. К тому же ты все равно «неохваченный».

– А стоит ли?

– Стоит! Я тебе точно говорю! Я записку напишу, и у нас будет и водяра, и жратва, и курево; может, и денег подкинут.

– Ну служил он в твоем городе; ну, дружил ты с ним, а теперь-то он дома. Вдруг ему ты ему и на х..й теперь не нужен?

– Я же рассказывал (сто раз он рассказывал – АЕ), что был у него в увольнении. Он меня встретил оху…но! И матушка его была рада.

– А отца у него нет, что ли?

– Нет, они вдвоем с матушкой живут. С отцом его она развелась.

– Ясно. Попробуем.

Так, в мрачный дождливый вечер, когда мы гоняли чаи в избушке срочников Кота и Алексея (сторожей стрельбища), меня подбили на самоволку в Архангельск. И то сказать, деньги заканчивались, курево тоже, поездка была жизненно необходима.

Следующей ночью плетусь на станцию. Снова дождь, темнота, грязь под ногами. Одет довольно тепло, а все равно зябко. Добираюсь до станции тютелька в тютельку к прибытию поезда, но он задерживается. Топчу лужи на платформе, грею нос сигаретами, поезда хочется, как чуда, как… Мысль, словно «обдолбанная белка в колесе» не крутится, а так, лапками дрыгает: «А ну как он совсем не придет…» Ну нет, появился! Сразу стало на душе радостней, наконец-то согреюсь, а то и вздремну!

Такого я ни разу не видел! Поезд «времен гражданской войны»! Народом все так забито, что в тамбуре нереально было достать сигареты из кармана. Тем не менее, кто-то умудрялся курить. Кое-как, с надеждой всунуть куда-нибудь свой мини-зад, прошел, продавился через два вагона и понял, смысла двигаться дальше нет. Вдруг, с удивлением заметил, что багажные полки не заняты. И вот я втиснулся между потолком и полкой и, с грехом пополам, а поезд был явно класса «экспресс-черепаха», добрался до Архангельска.

Не стремясь в общий человекопоток, взирал я сверху, как несет он к «устью» рюкзаки и корзины. Горожане запаслись «дарами леса» и теперь торопились по домам, я же наоборот ехал за «дарами города», дом мой находился очень далеко и спешить мне было некуда.

Автобус пришлось ждать около часа. Это получился «северный час», тянулся в два-три раза дольше обычного. Полу-облака, полу-тучи над головой, казалось, вот-вот придавят тебя, а снующие под ними рыдающие чайки только добавляли тоски. Такой тоски, как за этот час, мне до этого не приходилось испытывать. Но вот нагрянули автобусы и движение сразу разогнало тучи, добравшиеся до души.

Потом начались поиски квартиры. В руке, как компас, клочок бумаги с адресом. На пути, будто оазис, попался работающий магазин-кафе, а в нем горячее ароматное какао! С потрясающей выпечкой вдобавок!

Когда я вышел наружу и закурил, настроение приподнялось, ведь впереди ждали новые встречи, приключения, а самое главное, там впереди, за каждым углом можно было встретить свою Любовь!

Нужную квартиру в типовой пятиэтажке нашел легко, только вот дверь никто не хотел открывать. Вот это облом! Куда они могли деться? Хотя я ведь прибыл «сюрпризом», и никто не обязан был меня ждать. От огорчения даже забыл, что у меня есть еще один адрес, друга Котова друга, но потом вспомнил и пошел туда. Друг Котова друга жил в старом двухэтажном бараке. Тут мне открыли дверь сразу, без вопросов пустили внутрь и только потом женщина в возрасте, по виду пьющая, спросила:

– А ты, наверно, к…?

– Ага.

– А его нет. Он у… должен был ночевать.

Она мне называет имя Котова друга, а я объясняю, мол, только что оттуда, а там никого.

– Да спят еще! Куда они могли деться! Спят.

Благодарю, прощаюсь и с радостью, оттого что «они спят ТАМ» и что не надо оставаться в ЭТОЙ квартире, вылетаю на улицу. В жилищах одиноких стариков и алкоголиков (вот эти как раз не бывают одиноки) свое амбре и, как Бабе-Яге не нравился «русский дух», так и этот не каждому понравиться.

Снова долблю в звонок. На этот раз дверь приоткрывается; парень заспанно- похмельного вида, со смесью испуга и удивления смотрит на меня, потом все-таки догадывается спросить:

– А ты кто?!

– А я к…. От Кота.

Парень, не закрывая дверь, уходит вглубь квартиры и кричит кому-то:

– …, там к тебе какой-то человек! От какого-то Кота!

– О, привет, – в дверях появляется другой парнишка, – заходи!

– Я – Алекс, – заявляю, перешагнув через порог.

– А я Андрей.

– Да я-то тебя давно знаю. Столько о тебе слышал от Кота. Вот, кстати, от него записка.

Пока хозяин читает, осматриваю квартиру, в которой прошел ночной загул. Многие еще спят. Но видно, что этот «бардачок» только на выходные, пока мама в отъезде, а в целом «чаша полная и уютная». Хозяин ведет меня на кухню, где два похожих не внешне, а по состоянию парня «аптекарским способом» делят остатки водки.

– Ты будешь? – с плохо скрываемой надеждой на отказ спрашивает меня хозяин.

– Не! С утра, ты что!

Одного из парней вдруг разбирает смех; действительно, отказ от водки – самое смешное, что можно придумать. Через какое-то время встает вопрос пополнения запасов. Деньги у них есть, но все выпито, съедено, выкурено и никто не хочет двигаться, кроме меня.

– Я бы сходил, – уверяю пацанов, – но я же города не знаю.

– А, ладно, – решительно, но из последних сил машет рукой Андрей, – пошли! Хотя бы не одному. Да и про Кота расскажешь, как он там.

Ходим по магазинам. Затовариваемся. Андрей вздыхает:

– А жаль, тебя прошлой ночью не было!

– А что такое?!

– А девки были! А тут питерский пацан! Они бы заценили!

Не вдаваясь в объяснения, что я такой же «питерский», как и «архангельский», вместо этого рассказываю про Кота и наши «партизанские будни и блудни».

– А когда тебе обратно надо?

– Сегодня ночью.

– А может останешься?! Хоть на два-три дня! Сегодня погудим еще, а завтра мать приедет, я тебя с ней познакомлю. Она Котову другу будет рада.

– Не, не могу. Сам пойми, пусть и не совсем всерьез, но все же это армия.

– Жалко! А вы с Котом приезжайте как-нибудь! Может, ему увольнение дадут.

Обещаю, если получится. Наконец мы возвращаемся туда, где голодные «галчата щелкают клювиками» в предвкушении водки и сигарет. Сразу же формируется передачка Коту: водка, сигареты, консервы, даже выуженная из хозяйских тайников банка растворимо-дефицитного кофе; а уж после этого «продолжение следует» … Тут и я позволяю себе пропустить водочки под грибочки, капусту квашеную, яичницу с колбасой и прочую архангельскую снедь.

Ребята отличные. Время летит незаметно, но вот за окном начинает смеркаться и, хотя расставаться не хочется, я встаю. Меня все уговаривают остаться, но я непреклонен и в конце концов выкладываю главный довод: «Пацаны же там ждут!» Это свято! Это никто не оспаривает. Проводы, посадка в вагон и вот, без приключений и, кажется, быстрее, добираюсь до своей станции, а чуть погодя стучу в окошко сторожки. Загорается свет. В раме окна вырисовывается заспанное, чуть испуганное лицо и через миг радостное: «Алекс! Алекс приехал!» Кот распахивает двери и крепко обнимает меня. Вхожу, здороваюсь с Алексеем, и с видом триумфатора, под дружные овации взгромождаю на стол «трофеи». Кот с радостными восклицаниями опорожняет рюкзак:

– Ну что я говорил! Живем! А денег не передал?!

– Есть немного.

– Так это, может того?! – с сияющим видом Кот кивает в сторону водки.

– Смотрите, – роняю, брякаясь на кровать.

– Надо ж пацанов позвать, – грустно поддерживает инициативу Алексей.

– Ну, идите, будите, а я пока поваляюсь, заслужил!

– Это да, это да! Ладно, мы пошли.

Вскоре в сторожку заваливается толпа. Все радостные, как будто никто не будил их далеко за полночь. Откупоривается первый сосуд и… Да, такая вот она – молодость!


МАКАРОВ, А МОЖЕТ КТО ДРУГОЙ


Прошло месяца полтора. Все потихоньку работали, не стонали, так как слово начальство держало и особо не напрягало. Вдруг тревога! Всем срочно на построение! Даже подъем устроили раньше. Ропот гасится новостью: будем стрелять! Ну какой мужик не любит пострелять!

После завтрака всех собирают на стрельбище. Привозят пистолеты, ящики с патронами. Начинается стрельба в … молоко; мазали все ужасно! После «отстрела» мишеней уже никого не гонят на работу, так что получился полу-выходной. Лагерь непривычно полон народом в послеобеденное время, но вскоре большинство укладывается отсыпаться и наступает «тихий час».

На следующий день все возвращается «на круги и прочие геометрические фигуры». А еще через пару дней меня с заговорщицким видом подзывают два молодых офицера.


СОСЛАН НА «ГАЛЕРУ»


– Привет, ты Алекс?

– Ага.

–Слушай, нам Алексей, со стрельбища, сказал, что ты мог бы в Питер смотаться за шмотками.

– Ни фига себе! А с чего это он взял?!

– Мы спросили его, кто из «партизан» мог бы достать фирменные шмотки, он сказал, что ты мог бы. Мы все оплатим! Дорогу там и прочее.

– А на сколько?

– Ну, не больше недели.

Я согласился, скучал уже по Ленинграду. На следующий день мне вручили энную сумму, билет и список желаемых вещей. По дороге соображаю, что делать. Конечно, на «галере», как тогда называли в народе «Гостиный двор», можно было купить «фирмУ», там постоянно ошивались спекулянты, но там часто и кидали, так что действовать надо было через знакомых, а их-то всего трое. Мичуров сразу же исключался, в таких кругах он никого не знал. Виноградов знал много разного народа, мог иметь знакомцев и на «галере», но ему я не доверял. Оставался только мой бывший сосед, а ныне милиционер Игорь. «Галера», увы, не в его районе, но в огромной милицейской общаге, куда перебрался Игорь, могли быть служивые и из «тех краев».

Прибыв в город, сначала заехал на Курсанта и там меня ждала новость: приезжала мама с кузеном Олегом. Две недели прожили они в общаге. Меня, естественно, не дождались и укатили домой. Странно, что мама не предупредила о приезде. Видимо, хотела, как снег на голову, но вышло, что не на мою.

Милицейское общежитие в Купчино с виду ничем не отличалось от обычного жилого дома; девятиэтажка из красного кирпича. Правда, внутри сразу становилось ясно, куда попал: на вахте сидели настоящие милиционеры. Чтобы пройти дальше, им нужно было назвать человека, к которому идешь, и оставить паспорт. Игорь жил на восьмом или девятом этаже в небольшой, довольно уютной комнате, всего лишь с одним соседом. До этого я заезжал к нему, но соседа не заставал дома, а тут застукал на месте проживания. Звали его Володя и, в отличие от того же Игоря, какой-то он был несерьезный; очень смешливый, но в этом было свое обаяние. Игорь нас познакомил. Я тут же выложил «карты на стол» и мне повезло. Не помню, то ли Вова сам работал в районе «галеры», то ли у него там были знакомые стражи, но он вызвался помочь. И помог, достали почти все, что требовалось, так что я вернулся в «родные леса» триумфатором.


ЗЛАЯ ШУТКА


До конца сборов оставалось всего ничего, несколько дней, а мне, вдруг, пришла в голову дурная мысль, устроить поединок «Запад-Восток», то есть «плакатно русский» Юра против «плакатно восточного» Бори. Всё было бы по-честному: оба занимались борьбой, имели примерно одну весовую категорию, даже по темпераменту почти не отличались. Мыслью этой я ни с кем не делился, понимая, что просто так Юра не согласится, слишком добродушный, а с Борей было говорить неудобно, он так и держался особняком. Значит, надо, чтобы «битва народов» состоялась по их собственному желанию. Тогда я начал интриговать против Бори, так, чтобы наша компания на него наехала, а в итоге предложить Боре бой с Юрой. Интриговал я очень неумело, хоть и получилось «один на один», но, вдруг вышло, что это мы с Борей деремся! Пол-лагеря собралось посмотреть на мою дурость, а смотреть-то оказалось нечего. Мы сблизились; вспышка, фейерверк! И я на земле… Кто-то из зрителей крикнул: «Finita la comedia!» И все разошлись. Осталась только моя компания утешать меня, даже вечно улыбающийся Юра сделал скорбное лицо


ЗАОБЛАЧНЫЕ ЗВЕЗДЫ


И вот он, торжественный день окончания сборов! Нас кое-как собирают в строй, и командир части произносит короткую, но торжественную речь, из которой следует, что с этого дня мы…офицеры запаса! Надо было видеть лица «офицеров»! Надо было слышать их голоса! А каково было мне! На срочной меня разжаловали из сержантов в рядовые, а здесь произвели из рядовых в офицеры!

Всеобщее удивление выглядело закономерно, никто никого не извещал о цели сборов. Люди спокойно копали ямы, устанавливали столбы, пилили, рубили, строгали и вдруг – на тебе, «из грязи в командный состав»! Правда, эти офицерские звездочки напоминали небесные звезды, укрытые облаками, знаешь, что они есть, но видеть их не дано. Да оно и к лучшему! Не к добру увидеть эти звездочки у себя на плечах, значит, над Родиной «сгущаются тучи», и ты ей понадобился, а нужны мы Родине только в худшие для нее времена.

ВОЛЧЬИ ГЛАЗА


Военком не обманул: после сборов я получил огромную сумму – свою зарплату за три месяца, а также отпуск в родном РСУ. Осенью на Ставрополье еще можно погреться на солнышке, так что я рванул в родные пенаты.

В Ставрополе решил заехать к Сашке, на Ташлу. Денек был чудесный, так что я сдал вещи в камеру хранения автостанции и пошел пешком к Нижнему рынку. Не знаю, так ли я изменился за год вдалеке или изменились родные края, только вдруг я стал замечать, какие злые глаза у встречной молодежи! Просто волчьи глаза! Почему же раньше я не замечал этого? Может, потому, что не с чем было сравнить?


ПОБЕГУШКИ-РАСКЛАДУШКИ


Как дети из неблагополучных семей бегут куда подальше от своего «разоренного» гнезда», так и я старался как можно реже ночевать в общаге на Кр.Курсанта. К сожалению, Алексей покинул «общагу-коммуналку» и я лишился лучшей «вписки» (на сленге хиппи «вписка» – это квартира, где можно переночевать, а порой даже перезимовать. Чаще всего «вписку» искали в «Сайгоне», а также не сейшенах, в рок-клубе и т.д.).

Служивые Игорь с Володей заявляли: «Приезжай в любое время! Проблем нет! Ведь есть раскладушка!» Я бывал у них довольно часто, но все же Купчино не ближний свет.

«Веселый поселок» – вариант не лучше Купчино, но Андрей (кондитер со сборов) со своей молодой женой всегда так радовались моим визитам, что я старался их не огорчать и бывать почаще. Правда, ночевать оставался не всегда, условия не позволяли; нет, у них тоже была раскладушка, но оставаться в их комнате – значит, испортить молодоженам ночь, а в другой комнате жила бабушка Андрея, туда кому охота. Так что, если я оставался, то только после совсем уж бурных уговоров.

И вдруг, среди этой богемности, Игорь предлагает мне комнату в коммуналке! Это вышел самый приятный сюрприз года! Оказалось, что дом-громадину на родимом углу Зеленина-Чкаловский поставили на кап. ремонт. В связи с этим начали расселение жильцов и в доме возникли «пустоты», свободные квартиры. В них ничего не отключали так что они вполне годились для жизни. В одной из таких квартир Игорь и предложил мне комнату. Еще одну комнату занимал его сослуживец с юной женой, а остальные пустовали. У меня стояла большая железная кровать и «многофункциональный» стул; на него я вешал одежду перед сном, на нем ел, на нем сидел зимними ночами у огромного окна и смотрел на горящие фонари в тихом переулочке напротив, когда шел снег или дождь.

Вот так у меня появилась своя комната! Появилась и сыграла огромную роль в последующих событиях.

ЛДМ


Однажды Игорь сообщил, что теперь дежурит в ЛДМ.

На страницу:
9 из 14