Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство

– Валер, я ослеп!

– Да ничего ты не ослеп, – со своим неизменным спокойствием утешил меня Смок, – это кровь на глазах засохла. Просто надо умыться.

Так я прозрел… прозрел окончательно, решил: с зеленым змием больше дружбу не вожу, даже ради компании. Спустя какое-то время зеленый змий отомстил за измену.

P. S. – 2022

* Дедушка был герой войны и труда; мамина учительская слава выходила далеко за пределы села; поэтому их усиленно звали в Партию (Партия любила ставить себе в заслугу и то, что не заслужила). Сотниковы в Партию не вступили. Позже, через себя (ведь я их продолжение), понял, почему не вступили; то, что мне не нравилось в Комсомоле, им не нравилось в Партии; нам не нравилась Ложь (хотя, вряд ли у них это было осознанным, как и у меня в то время).

ЛЕНИНГРАД

Не знаю, сколько простоит Петербург, но Ленинграда уже не будет никогда; «декорации» разобраны и сожжены в «топке времени». Нам повезло, мы еще застали Ленинград, когда я, в сопровождении мамы, приехал поступать в ЛГУ, на журфак. Как всегда, нашлись родственники, у которых можно было остановиться, хотя они сами производили впечатление «остановившихся», судя по их жилищным условиям.

Мама пару раз съездила со мной в универ, а потом, убедившись, что я в городе, как рыба в воде («Как легко ты ориентируешься! Словно ты тут уже жил!»), доверила мне ездить туда одному. Тут же я сошелся с одной студенткой из приемной комиссии!!! Почему «восклицательный знак» (нет, вернусь и поставлю еще два)? Почему три «восклицательных знака»? Потому что, я легко сходился с людьми, но не с девушками; несмотря на огромную к ним тягу, как-то не выходило; а тут не любовь, но взаимная симпатия и сразу же совместные походы по городу. До этого я видел парадный центр Ленинграда и окраину, примерно, остановок пять после «Электросилы», где мы и жили у родственника Феди; с этой же девочкой мы вдруг свернули с широких, прямых проспектов центра и нырнули в лабиринты проходных дворов (мой армейский сон!). Вот этот контраст: внешней прямоты, правильности и скрытого хаоса поразил меня тогда. К тому же, моя новая подруга морально поддержала мои чаяния и больше не было сомнений: впереди только Ленинград! Хотя не сейчас, поскольку снова «обнова»: не прошел по конкурсу (все мои попытки поступить выглядели похоже: творческий конкурс на отлично, экзамены на тройки, что с троечным аттестатом не давало нужной суммы баллов). Мы вернулись в Константиновку и все пошло обычным путем: утром на работу, вечером к друзьям, по ночам книги; так же обычно пришел Новый…

«1986»

КАРЬЕРА НА ЯЙЦАХ

Я уже рассказывал, что на банкете в честь Дня Печати, меня, из-за понравившегося редактору рассказа о яйцах, пригласили работать в многотиражку. Дома моя новость произвела фурор. Особенно радовался дедушка. В его понятии стать корреспондентом, значило сделать головокружительную карьеру. Надо сказать, мне это тоже нравилось больше магазина: жизнь на ногах и колесах – это было по мне.

МУЗЫКАЛЬНЫЙ КИОСК

Первым «музыкальным центром» в нашем доме был проигрыватель «под стерео». В одном корпусе два динамика, приемник и проигрыватель. Помню вечную проблему с дефицитными «иголками»; так, по-простому, назывался «корундовый звукосниматель»: кусочек пластмассы размером с колпачок от ручки с беленькой иголочкой. Вторая проблема – пластинки. Отхватить диск «Арабесок» или какой-нибудь сборник зарубежной эстрады, считалось большой удачей.

Хиты можно было записать на рынке в Светлограде. В небольшой комнатке у входа висел список песен с ценами, а за стоечкой стоял некий аппарат, на котором, приняв заказ, «вечный армянин» делал пластинки. Стоило это удовольствие (кусок пластика, наклеенный на открытку) от 50 копеек до рубля, в зависимости от свежести хита.

Мы подросли и наша техника тоже. Появились «бобинники»; катушечные магнитофоны. Тут уж репертуар расширился, поскольку процесс записи упростился. Помню, как у меня на всю летнюю кухню голосит Макаревич: «Ах, варьете, варьете, шум в голове…» Заходит бабушка. Я убавляю звук, и она удивленно спрашивает: «Леша, батюшку слухаешь?!»

После армии появился плеер и возникла потребность в кассетах. На углу, у стоянки автобусов светлоградской автостанции, стоял киоск, в который с трудом помещались человек и магнитола «Sharp» размером с полчеловека. Здесь как раз торговали кассетами по выходным.

Как-то, ожидая автобус, я подошел к киоску, посмотрел список для заказов, потом готовые кассеты и в конце концов завел разговор с продавцом, благо, вид этого парня располагал к общению. В следующий раз Иван предложил мне кассету с «Videokids» и «Мальчиком-бананом». Мне понравилось. И поскольку в тот день я не спешил домой, он пригласил меня пойти с ним в гостиницу. «Слушай, возьми, пожалуйста, магнитофон,-попросил он,-а я пока киоск замкну.» Я подходил к «Sharpу», как штангист к штанге, такой он был массивный на вид. Рывок! Штанга клоунская! Он оказался гораздо легче своего вида.

Уже при второй нашей встрече Иван дал мне свой ставропольский адрес, объяснил, как его найти и позвал в гости. Жил он в центре Ставрополя, на задворках общества «Знание», в чужом съемном домишке, в котором не было никаких удобств, кроме покосившегося деревянного туалета прямо у входа во двор. Правда, у него были «сто рублей и сто друзей», к которым он по очереди ездил принимать ванну, почему-то игнорируя ставропольские бани.

Как-то я стоял у киоска, Иван сидел внутри, мы болтали и вдруг кто-то хватает меня сзади за рукав и тащит назад… Я, в легком шоке, оборачиваюсь и вижу знакомое до боли лицо бабушки Акулины Стефановны, которая, продолжая меня тащить к кассам, начинает довольно громко поучать: «Езжай домой! Покупай билет и езжай домой! Чяво ты тут с уркаганами забыл! Я ишшо приеду, матери расскажу, что ты с уркаганами водисси!» Стыдно было невероятно. Двадцать лет, а тебя бабушка тащит, как ребеночка от витрины игрушечного магазина!

ОДЕССА – ПАПА *, РОСТОВ…

Мой редактор закончил ростовский универ и посоветовал его для поступления. Тут же нашлись знакомые, у которых можно было остановиться. И вот рано утром мы садимся в новенький «Икарус» на Центральном Автовокзале Ставрополя. Несмотря на то, что не выспался, настроение приподнятое, ведь впереди такое путешествие! Радуясь легитимности курения, не пропускаю ни одной остановки, чтобы не выйти покурить. Чем крупнее населенный пункт, тем дольше стоянка, тут уже можно не только покурить, но и поискать холодного лимонада по пристанционным кафешкам, купить пирожков или какой другой снеди. При этом всякий выход сопровождается напутствием: «Смотри, Леша, не отстань! Далеко не отходи! Следи за направлением!»

Солнце катится к вечеру. Мы катимся к Ростову. Смеркается. Загораются фары, и дорога превращается в скопище мелькающих туда-сюда «светлячков». В домах светятся окна. Жизнь перемещается в помещения, а мы перемещаемся по жизни. Ну вот и Ростов. На меня производит огромное впечатление вечерний город. На улицах полно людей. На дорогах – машин. Свет витрин, фонарей, вывесок… Кажется, здесь никто не спит. Но вот мы подъезжаем к Центральному Автовокзалу. Всё! Поездка окончена!

Автовокзал раза в три больше ставропольского, к тому же рядом ЖД вокзал, поэтому круглые сутки здесь полно народу, так что ночь проходит весело. Появляются первые городские автобусы, а я уже разузнал, где нужная нам остановка и как добраться до Аксая. К нашей радости, поездка не занимает много времени. Пользуясь «путеводителем по-киевски», выходим на нужной остановке. В кучке пятиэтажек находим требуемый нам дом, подъезд, квартиру. Вот он, торжественный момент! Мы готовы вторгнуться в чужую жизнь! Хозяева не знают о нашем приезде. Дети еще спят. Теть Тая готовит завтрак, дядь Витя собирается на рыбалку, бабушка…но стоп! Я их еще не знаю! Я их никогда не видел! Мы еще не знаем, чем они там занимаются! Мы пока только стоим у дверей, и мама говорит: «Ну, звони!» Я несколько раз нажимаю на кнопку звонка…

P. S. 2022

* Во времена моей молодости о каком – нибудь блатном могли сказать, что у него «Одесса – мама, Ростов – папа». В блатном мире эти города занимали особый статус. А у моего отца была кличка «Одесса»; Шурик Одесса.

В декабре 2022 – го, один день, пытался дозвониться Олегу Попову, но безрезультатно. На следующий день он перезвонил:

–Привет, Алекс!

–Привет, Олег!

–А я тут на шабашке был весь день, телефон не стал брать, а потом гляжу пропущенные вызовы: Алекс Лондон! Ну я прям обрадовался! Люблю я с тобой поговорить!

–Я тоже люблю, Олег. Но с Лондоном ты меня удивил; получается я отцову традицию продолжил,

–А-а-а, точно! Он же был Одесса!

РОСТОВСКИЕ КАНИКУЛЫ

И вот нас уже кормят завтраком. Из разговоров взрослых узнаю, что у них два мальчика и девочка. Андрей, Гена, Гала. Но они еще спят – каникулы! Услышав, что Гале 16 лет, слегка напрягаюсь, провести лето в одной квартире с взрослой девушкой…Испытание! С нетерпеливым любопытством жду подъема детей. И вот на кухню, зевая и потягиваясь, выходит Гала. «Ой, – заспанные глаза лезут на лоб, – здрасьте!» Гала спешно ретируется и возвращается, спрятав свои юные прелести, заметные через ночнушку, в халатик (хорошо, что ко времени подъема из-за стола прошла моя эрекция!). Родители знакомят нас. Гала все еще смущена и кусок в горло ей не лезет. Мы переходим в комнату, давая ей возможность спокойно позавтракать.

Вскоре появляются и мальчишки. Они явно рады гостям. Андрею лет 14. Он крепыш. Спортсмен (во дворе и окрестностях имеет авторитет, как выяснилось позже). Гене лет 11; в отличие от Андрея, он гораздо легкомысленнее и совсем еще ребенок. Мы быстро сходимся.

Как только мама уезжает, ухожу с мальчишками вечером во двор. Они знакомят меня со своими друзьями. Компания большая, разношерстная, только, увы, однополая. Почему-то девушки тусуются отдельно. Сидим обычно допоздна и теть Тая ругает сыновей, мол, ему к экзаменам готовиться, не отвлекайте его! Но Боже мой, какие экзамены! Днем то да се, вечером пацаны, а ночью Гала!

ЖАРКИЕ НОЧИ

Квартира была четырехкомнатной. Комната родителям; комната пацанам; комната Гале с бабушкой; и гостиная. Вот в ней меня и разместили; на диване. Получилось неплохо: вечером, когда родители смотрели телевизор, мы шлялись на улице, а когда мы возвращались, они обычно уже спали. Так что хоть я и жил в гостиной, но никто никому не мешал. И вот однажды тихонько открывается дверь и в комнату входит Гала в своей нескромной ночнушке. Ночи были жаркие, и я лежал обычно поверх одеяла в одних трусах. Ее это ничуть не смутило. Она присела на краешек кровати и прошептала:

– Не спишь?

– Как видишь.

– Не хочешь покурить?

– Пошли.

Мы выходим на балкон, закуриваем и стоим бок о бок, касаясь иногда друг друга. Каково 20-летнему здоровому парню в такой ситуации?! Куда деть руки, куда деть мысли и все остальное?! Куда деть, когда всё тянется к ней?

Конечно, я стал ее осаждать, она осаду успешно выдерживала. Такие битвы происходили если не каждую ночь, то довольно часто, в итоге прозвучало сакраментальное: «Я не против, но только после свадьбы».

Такими жаркими были ночи, но были еще дни, где я все-таки пытался поступить в университет. Все прошло, как всегда: творческая работа на отлично, остальное на тройки и в итоге не проход по конкурсу. То есть, оставаться дольше у меня не было причины, но я оставался, так мне нравилось в Аксае и в этой замечательной семье, с отличными новыми друзьями и Галой.

Наконец, мама забеспокоилась и позвонила. Пришлось огорчить ее результатами экзаменов, каким-то образом объяснять задержку и обещать, что скоро выезжаю. Было грустно расставаться, но надо было ехать домой. Правда, я не прощался и обещал, что вернусь, а Гале говорил, что обязательно привезу мамино согласие и мы поженимся.

ДИВО ДИВНОЕ

Сейчас я не могу понять, как и зачем мама отпустила меня в Аксай во второй раз?! Не помню, каким образом она отговаривала меня от женитьбы на Гале, но я особенно и не настаивал. Тогда я понимал это интуитивно, сейчас рационально: медовый месяц не стоил «жизни в чужом мире».

Второй раз я ехал один; ждать отправления предстояло долго, так что я заскочил к Ивану. Его кузен Игорь, узнав, что я еду в Ростов, поинтересовался:

– Слушай, а там импортных кассет нет в продаже?

– Я видел в одном магазине «TDK», правда, недели две назад.

– А покажешь мне этот магазин?

– Конечно.

– А когда у тебя автобус?

–Через два часа,

– А, ну, можно не спешить, щас Иван нам еще кофе сделает.

В Ростов мы приехали ночью и, как в прошлый раз, я приготовился ночевать на вокзале.

– Ты что, – возмутился Игорь, – ночь не спать! Вон у таксистов поспрашиваем насчет ночлега.

– Уверен?! – спросил я его. – Всего-то ночь!

– Не-не, пойдем!

Таксисты предложили поехать на турбазу. Игорь, не спрашивая о цене, полез в машину и мне ничего не оставалось делать, как присоединиться. Ехали ночью по глухим мрачным местам, причем Игорь не скрывал особо, что у него приличная сумма, но, к счастью, Ростов в эту ночь показался не самой худшей своей стороной.

ПРОЩАЙ, АКСАЙ!

«Ночь за окном, а во дворе

злые голоса.

Это за мной, это ко мне,

Бэк то ЮЭСЭСА».

«Фотороботы»,

«Запрещенные барабанщики»

Компания так радовалась моему возвращению, что только ради этого стоило вернуться. Примерно в это же время прибыл из странствий еще один их друг и пользуясь тем, что он обо мне не знал, компания решила его разыграть. Для этого были все условия: во-первых, он пригласил их к себе на день рождения; во-вторых, он жил один в собственном доме и помешать розыгрышу никто не мог.

Вечером шумной ватагой едем на окраину Аксая, в частный сектор. Около небольшого, слегка запущенного дома компания притихает и дает мне последние наставления: «Ну, давай, Лех, он будет в летней кухне! Иди прямо туда!» Я тихо открываю калитку. В глубине двора стоит небольшое здание; летняя кухня. Вечер жаркий, так что дверь и все окна открыты нараспашку. У переднего окна сидит, склонив голову, парень. Задумался или читает; у окна еще светло читать. Посередине виднеется накрытый стол. Все это я успеваю рассмотреть, тихо, по-кошачьему, двигаясь к кухне. Вдруг парень вскидывает голову, видит меня и тут же, стрелой, бросается к противоположному окну; что-то гремит перевернутое и, вскоре, через сад, хозяин мчится к Дону (хорошо еще не отстреливаясь). Тут во двор врывается ржущая компания. «Стой, Саня, стой! Это шутка!» – орут они ему вслед. Кто-то бросается его догонять, а то, мол, махнет на ту сторону.

Смущенный Саня протягивает руку для знакомства: «Не, я купился! Я подумал, что ты ростовский бандит!» Все хохочут и живо обсуждают розыгрыш, а счастливый Саня наконец зовет нас за стол.

P.S. – 2020.

Как-то, увидев мою ростовскую фотографию для универа, мама заметила: «Ты тут на бандита похож». Действительно, завел я там и такие знакомства. С одним парнем, постарше меня, а потом его друзьями. Это был уже другой круг, почти урки. С ними были какие-то дела в ростовской «Березке» и с иностранными студентами. К счастью для меня, обошлось «цветочками», а ведь назревали и «ягодки», обсуждалось какое-то большое кидалово… Всё-таки я вовремя уехал домой.

Кстати, если доберетесь до третьей части, то, когда будете читать о Викторе Некрасове, увидите, как мамины слова и ростовское сходство обретут значение.

МЕСТЬ ЗЕЛЕНОГО ЗМИЯ

Раз пришел вечером к Смоку, а он пьёт с каким-то парнишкой; последний наливает полстакана водки и протягивает мне. Я вежливо отказываюсь. Он начинает наезжать, типа: «западло», «не уважаешь» … Смок, вместо того, чтобы на правах хозяина его осадить, только хихикает. Посчитав эти смешки за поддержку, парняга начинает лезть в драку и такая у него на лице тупо-пьяная злоба, что ясно – все слова бесполезны! Уклонившись от удара, автоматически отвечаю, он падает. Вскакивает и с криком: «Ну ладно, Сотня, ты это еще попомнишь! Еще пожалеешь!» кидается вон.

В таких делах у нас обещания выполняют, так что он ждал меня с друзьями у стеночки в темном переулке; на «моем маршруте» (странно, что я не стал идти другими путями, варианты были). Отомстил мне «зеленый змий», покусал, поцарапал, но ничего не изменил, пить я почти перестал.

“Il Quadrato e Il Cerchio”

Однажды появилась мысль, что человек может оказаться слабее своих открытий и творений, как в случае с атомом (времена Чернобыля). Через какое-то время читаю в «Литературной газете» поэму, если не изменяет память, «Курчатов», где встречаю свою мысль! Меня это удивило, поскольку я еще не слышал выражения «идеи витают в воздухе». А они витают, да так насыщенно, что порой, мне кажется, не помешали бы авиадиспетчеры, потому что иногда начнешь сомневаться, «кто первый»!

Еще раньше, чем мысль о слабости человека, появилась мысль о «законе форм»; о том, что в Природе «монополия круга», а человеку больше по душе «квадрат». Поскольку природа первична, то получился знак для этой идеи: квадрат в круге. Позже где-то прочел, что человек состоит из клеток. Тогда я думаю: «Стоп! Клетка – это же квадрат! А внутри ядро, то есть круг! Получается наоборот!» Как будто кто-то сложил человека из «кирпичиков» или даже «кубиков», тем самым поставив видимый закон на голову. Впрочем, – тут же додумал, – кто пишет законы, тот может их и менять!»

ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Итак, я вернулся в родную многотиражку и, однажды, во время пробежки по городу, из редакции в типографию, столкнулся с Наташей! «Из поезда». Как горстка лет изменила человека! Куда делась та воздушная девочка в голубой ковбойке навыпуск, к пуговицам которой так тянулись мои пальцы!? Эх, Время-лекарь-калекарь! Мы постояли с ней немного. Я узнал, что она замужем и у нее двое детей. Чувствовалось, что она не очень-то счастлива и… молодость ее души уже закончилась.

Редактор Шульга то хвалил меня, то ругал. За какие-то материалы занес благодарности в трудовую книжку, но за опоздания песочил, грозил и даже звонил маме в школу. «Чашку его терпения» переполнил материал об ОРСе (Отдел Рабочего Снабжения). Дело в том, что БСК тогда числился «модной стройкой», поэтому снабжался дефицитом: гречей, сгущенкой, растворимым кофе, индийский чаем, шпротами, сервелатом и т.п. Все эти радости для рабочих должны были в автолавках развозиться по объектам. Кое-что, для отвода глаз, развозилось, но большая часть доставалась блатным. Я написал об этом. Записал номера машин, в багажники которых среди бела дня грузились коробки с яствами из ОРСа. Достал документы с перечнем того, что якобы доставалось рабочим и со свидетельствами рабочих, что на самом деле они получали. Отдал материал редактору. Он прочел, покраснел и побежал с ним к парторгу. Парторг устроил ему разнос. Так «чашка терпения» и переполнилась. Встал вопрос об увольнении.

ΙΙ

Как-то погожим вечером шел я к Сашке. Около Татьяны, моей бывшей коллеги по сельпо, сидела компания. Татьяна меня позвала и представила незнакомцев:

– Вот, Леш, познакомься. Это моя сестра Валя. А это Сережа. Они из Ленинграда.

– А я был в Ленинграде прошлым летом!

– Поступал, наверно? – поинтересовалась Валя.

– Ну да и, как видите, неудачно.

– А на подготовительный не пробовал? – подключился к разговору Сережа.

– Да нет.

– А ты попробуй; – предложила Валя, – в этом году еще не поздно. Можешь у нас остановиться.

– А у мужика ты спросила? – насупился Сережа.

Валя полушутя-полусерьезно начала к нему подлизываться и хвалиться:

– А Сережа куда хочешь может поступить вне конкурса! Он же «афганец» у нас! И инвалид!

– Не куда хочешь, – сурово поправил ее Сережа, – а на юриста!

– Конечно, на юриста, дорогой!

Оказалось, это их обычная манера разговаривать. Сережа цеплялся к ее словам, грубил, а Валя податливо уступала, хотя… Хотя они с Татьяной были сестрами, но совсем не похожими. Татьяна полная, добродушная, с запрятанной поглубже легкой «язвинкой». Валя худая и с «язвинкой» наружу, а добродушие, как раз было упрятано подальше. Татьяна со своим мужем были похожи и внешне, и по характеру, что называется, половинки. Сережа с Валей скорее из «разных сервизов». Кстати, если бы мне сразу не сказали, что Сережа сибиряк, я бы подумал, что он кавказец.

До Сашки я в тот вечер не дошел, а вернувшись домой, с радостью выложил маме новость. Она восприняла ее положительно; думаю, ей хотелось, чтобы я поскорее забыл об Аксае.

Еще радостнее воспринял эту новость мой шеф, ведь я уходил сам, «с миром». Вскоре были готовы прекрасные характеристики, вырезаны все мои статьи, выпита прощальная бутылка, «лыжи развернуты на северо-запад и хорошенько навострены».

«Я уезжал в неизвестность, не подозревая, конечно, что вернусь только через пять лет и меня ждет жизнь, настолько похожая на выдумку, что я даже буду побаиваться писать о ней».

К. Паустовский, «Повесть о жизни»

ΙΙΙ

Итак, я прибыл! Дом будущих молодожёнов стоял на углу Чкаловского проспекта и Большой Зелениной. Квартира была коммунальная, но из приличных, то есть жильцов в меру и скандалы тихие; как сказал бы ученый, латентные. Впрочем, скандалить что с Валей, что с Сережей выходило себе дороже, поэтому мое проживание соседи приняли в бархатные штыки.

На этот раз журфак, через подготовительный, был у меня в кармане: ведь я год отработал в газете, имел хорошие характеристики, но оказалось:

– Молодой человек, простите, но мы не можем вас принять.

– Почему?! В армии я отслужил! В газете отработал!

– Как раз потому, что вы работали в газете.

– Как это?!

– Ну, мы же на самом деле «рабфак»! Если бы вы работали на заводе или в колхозе, мы бы вас приняли. А поскольку вы работали в газете, мы не можем вас принять. Извините, молодой человек, но таковы правила!

Эхма, а мне-то хотелось учиться! И казалось, учеба уже в моих руках…

«Много было разных споров, но в конце концов мой путь был ласково отстранен, и вот именно за то, что он был рассчитан не на обыкновенного газетного корреспондента, а на поэта, хотя бы даже такого, как я, просто поэта в душе».

М. Пришвин, «Кащеева цепь»

КТО ХОЧЕТ СТАТЬ МИЛЛИЦИОНЕРОМ?

«С чего начинается родина?» С милиции! Сережа с Валей советовали мне вернуться домой, а через год снова попробовать на рабфак. Мотивировали они это тем, что в Ленинграде приезжему очень сложно устроиться на работу.

– Если только в милицию, – обронил как-то Сережа, скептически оглядев меня, – там всегда люди нужны.

– А почему бы и нет! – ухватился я за «последний великий шанс», хотя мне совсем не верилось в себя, как милиционера.

На следующий же день поехал на Скороходова. Улочка оказалась весьма симпатичной, тихой и спокойной, только, увы, без деревьев. В РУВД Петроградского района описал начальнику отдела кадров свою ситуацию, и он воспринял это так, будто ленинградская милиция без меня зачахнет и отомрет как класс. Записав дату начала мед.комиссии, я с чистой совестью вернулся на Чкаловский, где новость понравилась, типа: «свой человек в милиции, не помешает»! Кстати, друзей эта пара не имела, только «полезных знакомых». Чаще других у них бывала Наташа, (заведующая хозмагом) невысокая, ладно скроенная женщина, весьма привлекательная, но по характеру очень жесткая.

Была она свободна и Валя довольно прозрачно намекала, что это неплохая партия для меня, типа «жильем обеспечена, работа хорошая и… ты ей приглянулся». Я стал заходить к ней в хозмаг. Когда выбрасывали дефицит и магазин наполняли «питоны» очередей, помогал торговать, подносил товар. Помню, как вьетнамцы расхватывали алюминиевые тазы и большие кастрюли. Брали больше своего веса, как муравьи.

С Наташей дело не двигалось дальше магазина, зато благодаря ей я завел новое знакомство; Саша Виноградов жил в совсем маленькой коммуналке, на той же улице Скороходова. Бывшая Сашина бабушка, от которой он получил комнату в наследство, тащила туда всё что можно и всё что нельзя. В залежах хлама у нее оставался лишь свободный уголок с кроватью. Вот поэтому наследник не отпускал ни одного гостя с пустыми руками, каждому вручал коробку с мусором.

ΙΙ

– Сережа, а у нас свадьба будет в ресторане?! – слащавит, как всегда, Валя.

– В сарае, – скривившись, отшивает Сережа, – будет у тебя свадьба!

Довольно странный разговор для будущих супругов*. К счастью, со мной они вели себя прилично. Но вскоре ма прислала перевод, который я отдал Вале (по маминой инструкции) и при этом, по-дурацки, не оставил себе ни копейки. Вскоре я попросил у Вали денег на сигареты, но она отказала, мол, «овес нынче дорог». Я психанул, собрал вещи и поехал к майору, начальнику отдела кадров. Он помог с жильем.