Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство

Джо Байден. «Сдержать обещания».

Кстати, мать Байдена была ирландкой и в третьей части, в главе «Ирландия – Ирландия – Ирландия», этот отрывок тоже был бы к месту. К сожалению, Байден, декларируя своё ирландство, пошел в отца – англичанина.

ГУБА-ДУРА

Не помню, что я снова натворил, но на этот раз реально был виноват, поэтому никаких лежачих забастовок и голодовок не начинал (да и Саши уже не было), когда объявили пять суток губы. В Ситалчай меня привезли к обеду и на гауптвахте было пусто. В камере без окон сиделось неуютно, но вскоре впустили нового арестанта и вдвоем «жить стало лучше, жить стало веселее»; хотя страшилки про губу холодили сердце. Вдруг снова грохочут засовы, распахивается дверь. В проеме останавливается служивый и с кавказским акцентом кричит:

– Э, кто откуда родом?!

– Из Рязани, – бормочет мой сосед.

– А ты?

– А я из Ставрополя.

– Из Ставрополя?! Вах! Ара! Земляк! Кавказец!Я ведь тоже кавказец! Я из Армении. Видишь, мы почти земляки!

Честно говоря, эта сцена приводит меня в недоумение. За все время службы я встречал двух-трех армян, и они абсолютно никак не реагировали на то, что я из Ставрополя, и дело не в том, что все они были меланхолики, а скорее в расстоянии, где Ставрополь и где Ереван.

Тем временем караульный засобирался: «Что это я! Совсем забыл! Есть же, наверно, хочешь? Сейчас схожу в столовую!» Он даже не стал нас закрывать в камере.

– Ешь, ешь, – подбадривал он меня, вернувшись, – сейчас Эдик придет.

– Эдик? А кто это?!

– А это твой земляк! Тоже из Ставрополя. Он так обрадовался, когда узнал про тебя! Он наш старшина. А есть еще Радик. Его брат. Но он сейчас не в части. Вечером будет.

Тут я понял, что спасен! Когда тебя окружают такой заботой, значит, твои земляки имеют вес в коллективе. Так и оказалось; вес был. Это были два громадных брата-близнеца. Абазинцы. Спортсмены. Один боксер, а другой… не помню. В части были почти вторыми лицами после ее командира (неофициально, конечно). Повезло! Но это я узнал позже, а пока ждали Эдика. И вот он появился:

– Так это ты из Ставрополя?

– Ну да.

– А как зовут?

– Алексей.

– А я Эдик. Рад встрече, Алексей.

– Я тоже.

– А где ты живешь в Ставрополе?

– Да я вообще-то не в самом Ставрополе живу.

– Подожди минутку. Слушай, Армен, сбегай в кафе, купи там к чаю чего-нибудь.

– Ага, – вытянулся караульный.

– Ты куришь? – спросил меня Эдик.

– Да.

– Купи ему сигарет.

Караульный убежал, а мы продолжали говорить о нашей малой родине. Так наказание превратилось в увеселительную прогулку: «гонки чаев», нарды, общение и даже пару раз «массандру» (это спирт из самолетов). По-моему, домик этот назывался «аккумуляторная», где обычно проходили наши посиделки. Находился он вне части и там постоянно жили три срочника, тоже северокавказцы. Таким образом, в свою часть я вернулся не повешенным; не забитым пессимистом, как сулили сочувствующие, а поправившимся оптимистом.

КОНЕЦ ВОЕННОЙ КАРЬЕРЕ

Мой кошачий характер (не подчиняться, но и не командовать) стоил мне, в конце концов, пяти рублей доплаты за должность командира отделения. Чем занималось мое отделение, когда другие маршировали по плацу? Мое отделение перекуривало. Это было самое неорганизованное отделение части. В итоге должности меня лишили, а чуть погодя и вовсе разжаловали (даже не помню за что)! Цыган меня ругал, мол, мог бы домой сержантом поехать, а поедешь рядовым! На что получал ответ, главное – домой, а звания пусть остаются в армии.

«В июне 1861 года я был произведен в фельдфебели Пажеского корпуса. Должен сознаться, что некоторым из наших офицеров это не нравилось. Они говорили, что с таким фельдфебелем не будет никакой дисциплины.»

П. Кропоткин, «Записки революционера»

ВРАГ У ВОРОТ И ЗА ВОРОТАМИ

Летом этого года на нашу часть было совершено нападение. Мы потеряли большую половину личного состава. Довольно странное ощущение, как город без людей, так часть без солдат. Мне повезло попасть в число уцелевших. По-моему, я даже выплевывал таблетки, что нам давали в санчасти и все равно не заболел «желтухой». Правда, была привычка мыть руки и может она оказалась полезнее таблеток.

БАЙРОН НА ВЫШКЕ

«Но, видно, детскому слуху важен не

смысл, а завораживающее звучание.

Оно-то и действовало безошибочно.

Уверен и сегодня, что так называемая

стиховая музыка решает половину дела».

А. Кушнер, «У Ахматовой»

С виду день был рядовым, правда слегка испорченный дневной сменой в карауле. Через не хочу начал читать рассказы Бунина, стоя на вышке и вдруг они мне понравились. Но рассказы кончились, а стоять еще немало, так что я, со вздохом, принялся за стихи и… улетел! «Манфред», какого-то там Байрона оказался «бомбой»! На смену с вышки спустился другой человек! Разводящий что-то спросил у меня, а я ответил стихами.

– Ты че, курнул?

–Я…-в ответ стихами.

–Давай-ка автомат твой понесу! А то это…

Позже я брал в караул что-то из Шекспира и от него тоже переходил на другой лад; причем, заговорившие со мной так же изменяли прозе.

P. S. – 2022

В мае 2022 года перечитывал рукопись, и Кушнер в эпиграфе столкнулся с Кушнером в «Белой студии». Он там сказал близко моим взглядам, что не читающий поэт, будет плохим поэтом.

ШМОН

Как для того, чтобы выбить искру, надо два кремня, так и для того, чтобы начать стихотворчество, требуется столкнуться с чьей-то поэзией… Я столкнулся и начал сочинять поэму; содержание помню немного: есть тучи на небе, которые образовались из дыма крематориев концлагерей и когда такая туча начинает плакать дождем над каким-либо местом, там происходят всякие странности (Господи, откуда у советского сельского мальчика, с абсолютно чистой табула раса, такие темы!?).

И вот как-то по возвращении из караула лезу в тумбочку за своей неоконченной поэмой, а ее там нет! Начинаю расспрашивать сослуживцев и мне объясняют, что был шмон и из моей тумбочки с криком, что всякую х…ю держать в тумбочке не положено по уставу, майор Морда выбросил какие-то бумаги. Так «слабый росток поэзии» погиб под «тяжелым сапогом устава».

«ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА МЕТАЛЛ» И ТАК ДАЛ…

Осень 1984 года! Золотое время для нашего призыва! Дембель на носу – это вам не бородавка! Ему рады! Идет «подпольная» работа: доделываются фотоальбомы; разыскиваются разные значки, знаки отличия и гимнастерки украшаются до уровня рождественской ёлки; всё, от шапки до сапог, изменяется без всяких там Зайцевых и Карденов; к примеру, голенище сапог насекается ромбами и при сжатии принимает своеобразную форму.

Перед дембелем многие «дедушки» просят у родителей денег. Конечно, на билет + суточные выдадут в финчасти, но там же в обрез, а «деду» хочется праздника! Мне тоже мама прислала перевод, и я ничего лучше не придумал, как спрятать деньги в кубрике, среди бела дня. Естественно, когда они мне зачем-то понадобились и я полез в тайник, тот оказался пуст! Как я злился! На запах злости, как зверь на кровь, явился бесенок и зашептал мне на ушко:

– Я знаю, кто украл твои деньги!

– Кто?!

– А этот… Ну, что в котельной работает… Как там его? Короче, этот карел или кто он там.

– Да ну, не может быть! На него не похоже.

– Я тебе точно говорю!

– Ну… даже если и он; уже ничего не докажешь. Ты же его за руку не поймал!

– Ну да, жаль, что не поймал. Конечно, тут ничего не докажешь, но отомстить можно!

– Как?!

– А вот, смотри!

Бесенок залез во внутренний карман гимнастерки и достал сложенный вчетверо тетрадный листок. «Вот рапорт на имя особиста, типа, мы слышали, как он собирался из своей Костомукши в Финляндию свалить. Подпиши вот тут. И я подпишу. Особист ему вставит так, что больше воровать ему не захочется!» Недолго думая, я подмахнул бумагу, бесёнок тоже подписался и быстро убрал ее в карман.

Первые дембеля покинули часть. В числе них оказался и этот бесенок; штабист-секретчик. После той нашей встречи мы больше не виделись и о бумаге я забыл, так что, когда он уволился, как-то по-тихому и в числе первых (заслужил), я еще удивлялся, что он исчез без «до свидания». А потом кочегара-карела вызвали к особисту… Никогда мне не понять, зачем особист меня так подставил? Месть? За то, что я дружил с евреем? Такой «г.б. – армейский антисемитизм»? Но почему тогда не тронули Цыгана? Он ведь тоже голосовал против Сашиного исключения из комсомола? Мы единственные голосовали против. Как бы то ни было, когда кочегар вышел от особиста и рассказал про бумагу народу, все «камни» полетели в меня, ведь второй фигурант в это время ехал домой, так что осталась лишь моя подпись, которую никто рукой не закрывал.

И вот самый лучший, последний месяц в армии стал для меня адским месяцем. С людьми я всегда ладил, многие относились ко мне с симпатией, а тут вдруг полное отчуждение. В столовой от меня отсаживались; в курилке от меня отходили; кое-кто из дембелей мог оскорбить или пригрозить: «Смотри, если тебя с нами уволят, с поезда скинем!» Цыган пытался меня защищать, но бесполезно, коллективы любят иметь жертву.

СВОБОДА

Меня демобилизовали последним. В Баку попал почти вечером. Стал искать автобус до Ж/Д вокзала и тут ко мне подскочил молодой таксист:

– Слюшай, солдат, куда ехать надо?!

– На Ж/Д вокзал.

– Ж/Д вокзал! Пошли! Домчим, как генерала!

– А сколько стоит?

Тут он заломил такую цену, что я даже рот открыл от удивления, а потом, отказавшись, пошел дальше. Тогда меня догнал пожилой таксист: «Э-э-э, молодой он! Совсем без совесть! Не понимает! Откуда у тебя такой большой деньги! Я возьму недорого. Хочешь, поехали?» Он действительно взял недорого и выручил меня, я успел купить билет до Минвод на отходящий поезд.

Ночь просидел у окна, в плацкартном вагоне. Спать совсем не хотелось, было слегка тревожно. Наконец, Минводы, автостанция, «Икарус» и путь в долгожданный, родной Ставрополь!

Эх, как приятно пройтись по знакомым местам! Но еще приятнее было видеть родные русские лица! Ни в Грузии, ни в Азербайджане я ни разу не столкнулся с какой-либо враждебностью. Грузия прошла нейтральнее, а вот в Азербайджане уже было больше воли, больше контактов с местными, и отношение с их стороны было радушным, теплым; то же самое вспоминает мама… Но! На каком-то подсознательном уровне все равно сидело: мы – посторонние, мы – разные… От этого накапливалась усталость, нужно было или становится «своим», или уезжать.

Еще я соскучился по кино (в части показывали всякую чушь) и, конечно, сходил в свой любимый «Экран». Да, но перед этим устроил пир горой в нашей с мамой любимой блинной, что на углу Карла Маркса и пр. Октябрьской революции. Блинчики с разными начинками! Полный стакан сметаны и, кажется, кофе со сгущенным молоком! В армии об этом можно было только мечтать.

Но армия еще напомнила мне о себе встречным полковником на Карла Маркса.

– Солдат! – закричал он мне вослед, – вы почему честь не отдаете?!

– Успокойтесь, товарищ полковник, – крикнул я в ответ, – тут только форма! Солдата уже нет!

К вечеру я добрался до Константиновки. Всё было как всегда и это было самое приятное, как будто и не было этих двух лет; особенно для встречных: «О, а ты уже отслужил, что ли?!» Только родные чувствовали двухгодичную пустоту и только они радовались. Бабушка плакала, она всегда любила поплакать. Дедушка восторженно вскрикивал: «О, унучок! Ну, унучок!». А мама, как всегда, была на работе. К тому же, праздники (Новый год был уже совсем рядом) – это «вечерняя смена» для учителей; репетиции, дежурства. В школу я не пошел. Что такое два-три часа по сравнению с двумя годами. Зато я истопил печь, приготовил ужин. Ведь всяко лучше возвращаться в дом со светящимися окнами, натопленной печью и вкусными запахами с кухни.

БУЛГАКОВ В ДЖИНСАХ

В армии друг-москвич все уши прожужжал мне Булгаковым, так что вернувшись домой в конце 1984 года, я позвонил тётушке, чтобы сообщить ей о возвращении и, как библиотекаря, попросил достать мне «Мастера и Маргариту».

–Не обещаю, – огорчила она меня.

–Ну ты же джинсы достала! А тут всего лишь книга!

–Ага, «всего лишь книга»! Знаешь, джинсы достать легче!

«Джинсы достать легче» … Что же это за книга, если джинсы достать легче!? Ведь джинсы в то время в Константиновке были, как «Мерседес» в Москве у Высоцкого. В старших классах мой друг так достал свою родню, что они достали ему джинсы. На танцах он произвел фурор. Кто-то из нашей компании (большинство старшеклассников на танцах выпивало, поэтому такое пришло на ум) попросил:

–Сань, дай чуть поносить джинсы!

–Ладно. С тебя магарыч!

–Сань, базара нет!

Они идут за ДК переодеваются, и находчивый франт какое-то время щеголяет в джинсах. Потом Саню просит кто-то еще. Предприимчивый Саня не отказывает, но увеличивает ставки. За тот вечер он заработал много магарычей.

Мама писала мне в армию, как о событии, что Нина достала джинсы «Авис». Я хвастался сослуживцам, что тётушка достала мне джинсы! Вот что это было, а тут какая-то книга!

Вскоре тётушка примчалась из соседнего села. Обняла любимого племянника, а потом торжественно вручила джинсы. Но самое главное: в джинсы был завернут Булгаков!

–Нин, спасибо! – воскликнул я, отбросив джинсы в кресло и обняв Булгакова.

–Лёш, только утром я книгу заберу,

–Хорошо – хорошо, я до утра прочту!

Где-то год спустя, я написал свой первый рассказ «Яйца профессора ***» (не помню фамилию) и отвез его в районку. Только сейчас понимаю, что рассказ для районки был чудной, но начинались более чудные дела, типа перестройки и его опубликовали. В мае 1986 года главный редактор районки пригласил меня на день печати и, оказалось, что у моего рассказа есть почитатель Иван Иванович Шульга, главный редактор многотиражки «За обводнение Ставрополья». Слово за слово, стакан за стаканом и Шульга пригласил меня на работу.

В детстве – юности многие прочили мне карьеру актёра, и я соглашался, поскольку это позволяло мне быть в стороне, но (в то время неосознанно) меня влекло писательство (начинал писать какие-то повести, но не дописывал; приходили идеи для повестей, но не начинал писать; некоторые идеи помню до сих пор; к примеру, «Чувство чужой боли»; там ученый изменял формулу воды и люди, выпив воды, не могли больше причинять друг другу боль, потому что это было равносильно, как причинять боль себе). И вот наметился путь в ту сторону, что меня влекла, так что предложение Шульги я принял с восторгом. Кто-то, сказал Дзеффирелли в своих воспоминаниях, расчищал для него путь в одном направлении; вот и я, спустя годы, заметил похожее. Булгакова в джинсах я встретил в 1985 году, но только в 2025 году понял, что рассказ, так направивший мою жизнь, я написал под влиянием его рассказа «Роковые яйца». В первом классе, когда мои одноклассники учили буквы, я тайком читал «Хижину дяди Тома». Выданный учительнице, я получил взбучку и на все десять лет ушел во внутреннюю эмиграцию. Моя родственная душа Пришвин говорит, что «свобода есть лишь сознание необходимости идти по пути высшего закона»; но в моем случае начало «пути высшего закона» началось в раннем детстве, когда не могло быть осознания и значит меня вели по этому пути изначально. Кто- то расчищал мне путь к свободе.

Не все влияния, формирующие твою жизнь, можно открыть, но вот с Булгаковым мне повезло. Видимо, отчасти, потому, что я прочел всего Булгакова и всё о Булгакове, что смог найти. Какой это пласт культуры, скажу я вам! Какую картину мироздания можно увидеть! Гораздо более яркую и глубокую, чем если читать одни произведения Михаила Афанасьевича. В целой картине фрагмент из «Мастера» становится точнейшим портретом сталинской эпохи:

– А что это за шаги такие на лестнице? – спросил Коровьев, поигрывая ложечкой в чашке с черным кофе.

– А это нас арестовывать идут, – ответил Азазелло и выпил стопочку коньяку.

– А, ну-ну, – ответил на это Коровьев.

Арестовать могли любого, кроме самого Сталина и нечистой силы. Вот тут и понимаешь, что Мастер надо писать с большой буквы.

«1985»

С середины февраля стал учеником продавца в хозмаге; учеником плохим: мог недодать целый рубль и с таким же успехом целый рубль передать. Деньги не любят витания в облаках, они ценят внимание. Хорошо, что торговля в хозмаге была вялой; это выручало.

Склад хозмага на четверть был забит «набором для кофе по-восточному» (электрожаровня, мешок кварцевого песка и 6 турок). Позже я понял, что в «в лице» этого набора материлизовалась вся бездарность советской торговли, ведь в то время кофе в Константиновке пило только большое начальство, зато где – нибудь в Ленинграде этот набор разлетелся бы мгновенно.

Поскольку в нашем сельпо было всего два продавца мужского пола, но Таран был женат, да еще и жил в Светлограде, то женское внимание доставалось исключительно мне. Особенно это проявлялось на стихийных вечеринках в подсобке «культмага», когда рядом пять-шесть молодых женщин на одного мужчину; притом, женщин под градусом!

ДЕНЬ ВДЕНЬ В УШКО ИГОЛЬНОЕ…

Взял в библиотеке «Илиаду»; начал ее вечером и утром закончил (не смог оторваться). В приподнятом состоянии от космической энергетики Гомера выхожу во двор и замираю на пороге… Что-то необычное было во всём… Зима уступала место весне и в «сквознячке» тянуло из каких-то иных миров… Страдая от того что это бесследно исчезнет, стараясь это удержать, я бросился за бумагой и записал:

«Зима,

Срывая с черных трупов саван,

Уходит».

Итд.

А после обеда, достав из ящика прессу, узнал, что есть такой товарисч М. С. Горбачев и с сегодняшнего дня он «ведет нас к коммунизму» …

P. S. – 2020

«Я всё читаю «Илиаду». (…). Нет, не прав был Анненский, говоря, что Гомер, как поэт умер».

К. Паустовский, письма, июнь 1915 – го.

P. S. – 2024

В «Библейском сюжете» посвященном Николаю Рубцову был эпизод, напомнивший мне мое знакомство с Гомером. Работала в литинституте преподавательница, которая считала, что человек не читавший Гомера в культурном плане не доношен. Рубцов семь раз начинал читать Гомера и бросал. Восьмая попытка родов культурного человека оказалась успешной, и только тогда Рубцов понял в какой дворец духовного мира ему посчастливилось войти, справившись с тяжелыми воротами иной культуры. Моя природа, русского по Достоевскому, позволяет мне легко входить в дворцы любой культуры; видимо, поэтому, они мне снились.

УЛИЧНЫЙ ФОНАРЬ

Нам повезло, напротив жил электрик, а значит у его дома был уличный фонарь (как тротуары были на тех сторонах улиц, где жили председатель колхоза и сельсовета, так и фонари были около домов электриков). В обычные вечера и ночи свет этого фонаря воспринимался обыденно, то есть не воспринимался никак, но в ночь дождливую или снежную я мог долго сидеть на подоконнике, уставившись на это маленькое чудо, на этот «театр одного актера» или двух, если дождь со снегом.

Почему чудо? Потому что в природе этого нет. Если ночью идет дождь, то в местах без человека его не видно, только слышно, а здесь соединялось человеческое и…божественное.

Эти «представления» навевали на меня грусть. Но грусть легкую, светлую, как одну из граней полноты жизни. Как-то я запечатлел свою грусть на бумаге, но еще долго после этого стихов не писал.

МРАЧНАЯ ЖИЗНЬ

Жизнь делилась на «светскую» – работа, дом и «мрачную» – встречи с друзьями после заката. Возраст наш предполагал подруг, а по сельским меркам, так уже и жен, но что-то у нас не ладилось с девушками. Однажды мы стояли на перекрестке, и подошедшая девчушка обратилась ко мне:

– Давай отойдем поговорить.

– Давай, – и мы отходим подальше от нашего табуна, который тут же почему-то начал ржать.

– Меня подруга попросила с тобой поговорить,

– Да, а что за подруга?

– Маринка И. Ну, в общем, она это, с тобой встречаться хочет.

– А она в каком классе учится?

– Будет вот в восьмом учиться.

– А хорошо учится?

– Ну так. На тройки там, в основном.

– Ну, передай ей, как будет на пятерки учиться, так будем с ней встречаться.

Дурнее ответа не придумаешь, тем более, что она мне нравилась, но ржание… или что-то другое…

«КАК ДЕНДИ ЛОНДОНСКИЙ…»

«Надо бы приискать и эпиграф –

я без этого жить не могу».

В. Ф. Одоевский

Странно, с одной стороны, на плакатах сурово улыбался красавец-парень в спецовке, а с другой стороны, вся молодежь с ума сходила по джинсам.

Сашке Тарасову достали джинсы еще до армии. Когда он первый раз надел их на танцы в ДК, несколько человек, из нашей компании, упросили его тоже «походить в джинсах». Они бегали в парк около ДК, переодевались и какое-то время щеголяли в них.

Когда я пришел из армии, меня ждал сюрприз: тетушка достала джинсы «Avis». Толстая мягкая ткань насыщенного синего цвета! И сидели они на мне, как влитые, не надо было подшивать, подворачивать и т.п. Но этим дело мама решила не ограничивать и вот мы встали в воскресенье не по – воскресному рано; сборы были короткие; «быстрее, Леша, быстрее! Там что-нибудь съедим!»

У толчка на окраине Ставрополя кто-то просит остановиться. Водитель ворчит, но останавливает автобус. Больше половины пассажиров выходит. А что творится на толчке! Столько людей, сдавленных, сдвинутых, стиснутых в одну огромную толпу, я не видел до этого! Мы ныряем в это «человеческое море». Мама все переживает, что меня «унесет волнами», инструктирует. Ищем «дутую» куртку, «дутые» сапоги и плеер. Куртку и сапоги находим быстро, а вот с последним дело обстоит хуже, будто и не существует в природе таких вещей, как плееры! Наконец мама сдается: «Всё, пробираемся к выходу!» И вдруг у самого выхода стоит женщина с яркой коробочкой в руках. Плеер! Огромный «Unisef» белого цвета! Отрываю с руками. Женщина даже отдает батарейки, хотя в комплекте их не было. Позже достать батарейки была постоянная головная боль, но пока работали и эти.

РОКОВАЯ СВАДЬБА

Мой одноклассник Саня М. был человеком домашним. Ни разу за всё наше детство и юность он не сходил с нами на пруд и никогда не принимал участия в наших играх, хотя пустырь, где мы играли в футбол или «жопу», был рядом с его домом.

Однажды, по пути из школы, я пригласил его зайти в гости. Пообедав, включили музыку. Он посмотрел мою аудиотеку и позвал к себе, посмотреть его пластинки; так мы стали общаться.

Наши приятельские отношения прервала армия, а после службы они возобновились в том же формате. И вдруг «гром среди ясного неба»: Саня женится!

Историю его «амурных похождений» я узнал позже. Оказывается, возвращаясь со службы, он остановился на ночь у кузена Вовки. Вечером они пошли в культовый продмаг на Карла Маркса, где Вовкина супруга познакомила Саню с знакомой продавщицей. На другой день Саня прибыл домой, всё доложил матери, она собрала подарки и поехала в Ставрополь свататься. Вскоре мы с Х получили приглашения на свадьбу. Неожиданно для меня Саня попросил стать дружком Х, хотя последний практически с ним не общался. Но! У Х был костюм! У меня же, от отвращения к лживому комсомолу*, был обет никогда не носить костюмов (все комсомольские активисты ходили в костюмах). Альтернативой костюму были джинсы: одежда свободных, естественных, прямых людей. В конце концов, я родился в 60-х, рос в 70-х и в это время «где-то далеко, очень далеко» образовалась и процветала страна Хипландия; где-то по бескрайним прериям колесили «беспечные ездоки», а на пляжах «отеля Калифорния» зажигали «Дорзы»; и с вашингтонской трибуны Форрест Гамп говорил перед тысячами, хотя они его не слышали… «Волна» от того движения была такой мощной, что чуть качнуло даже Константиновку. Первые хулиганы села отращивали волосы, шили суперклеш с самодельными медными заклепками по нижней кайме. Слегка просачивалась «та музыка», но, увы, не доходило ни капельки любви. Как всегда, в России, побеждала форма, а не содержание.

В то время свадьбы играли по домам и была мода у молодежи, не попавшей на гулянку, вызвать со свадьбы какого-нибудь друга, приятеля, знакомого и просить вынести выпивки. Когда стемнело, к Сашкиному дому за выпивкой подъехал Смок. Я к тому времени изрядно набрался, поэтому без всякого стеснения вошел во двор, взял со стола бутылку водки, закуски, попрощался со всеми и поехал со Смоком на танцы.

В ДК шла большая компания молодежи с другой свадьбы и вот Смок стал говорить о них всякие гадости, а когда на перекрестке мы с ними поравнялись, я эти гадости озвучил. Естественно, началась драка, но, к счастью, быстро закончилась. Вот только, когда я нагнулся за оброненными сигаретами, то получил подлый удар ногой в лицо…

Очнулся я на кровати. Смок с кем-то негромко разговаривал. Было темно. Я повернулся набок, открыл глаза, чтобы посмотреть, где я и вдруг вижу… ослеп! С ужасом кричу: