По Кроуфорду

Я стал резким. Немногословным. Холодным.

Мать наконец-то была довольна – теперь я стал настоящим Кроуфордом. «Я же говорила, что она сломает тебе жизнь. Нужно было слушать, меня, Джеймс. Я ведь тебе только добра желаю».

Я лишь кивнул в ответ. Потому что в этот раз она оказалась права. Айрис действительно сломала во мне что-то.

Больше я не хотел любить. Любовь стала чем-то опасным. Как инфекция. Как то самое чернильное сердце, которое когда-то чуть не убило Айрис. Ирония, правда? Я спас её сердце – а она в ответ разбила моё. С тех пор в моей груди пустота.

Я не винил Айрис. Я винил себя. Потому что с самого начала знал, что мы не подходим друг другу – ни по статусу, ни по возрасту, ни по характеру. Я врал – и ей, и себе. Притворялся другим. Потому что наивно думал, что если стану таким же, как она, тем, кого хотела она – то смогу стать счастливым.

Фатальная ошибка всех влюблённых – притворяться и строить из себя того, кем ты не являешься на самом деле. Лучше сразу показать, кто ты есть – без масок, без театра. Пусть человек увидит всё плохое, что есть в тебе: и твои шрамы, и гнев, и неуверенность в себе, которую ты прячешь за иронией. Пусть узнает, как ты ломаешься, как отворачиваешься, когда больно, и как не умеешь просить о помощи. Тогда ему нечего будет придумывать, нечего бояться. И главное – не за что тебя ненавидеть. Ведь куда страшнее полюбить иллюзию, а потом понять, что всё это время рядом был другой человек.

Постепенно боль поутихла, а тишина стала родной и привычной. Работа стала якорем, спортзал – отдушиной и местом, где можно выпустить пар. А новая квартира – убежищем.

Я поклялся самому себе: больше никогда. Никому и ничего.

Близость? Уже пробовал.

Доверие? Пустой звук.

Любовь? Больше не верю.

Моя жизнь вновь вернулась в прежнее одинокое холостяцкое русло, и я думал, что теперь так будет всегда.

Пока на горизонте не появилась она.

Кейтлин Хардвик.

Шумная, несдержанная, вечно опаздывающая катастрофа на каблуках. Она ворвалась в мою размеренную жизнь, которую я восстанавливал дюйм за дюймом, словно вирус в стерильную лабораторию.

Слишком яркая. Слишком крикливая. Слишком живая. Вся – сплошной контраст.

Каждый раз, когда я смотрю на неё, в моих глазах рябит, а болезненные воспоминания мучительно возвращаются. Её вздорный характер и мания красить губы алой помадой вызывают у меня нервный тик, а терпкий аромат табака и ванили пьянит и почти въелся под кожу.

Её появление перевернуло мой мир во второй раз. Этим Хардвик безумно злила меня… и притягивала одновременно.

Я знал, что у неё за плечами не один разрыв и что она не верит в идеальных мужчин. Что она пишет острые колонки и называет вещи своими именами. Что она никому не позволяет помыкать собой.

Я знал, что нравлюсь ей – она не скрывала этого с первого дня нашего знакомства.

И что я делал на протяжении двух лет, чтобы избавить её от навязчивой идеи переспать со мной?

Я делал ей больно. Намеренно. Снова и снова. Пытался показать ей, что мы несовместимы – абсолютные противоположности. Что не нужно связываться со мной.

Она была такой радостной и шумной на вечеринке два дня назад. Впрочем, как и всегда.

До тех пор, пока я всё не испортил. Тоже как всегда.

А ещё она была очень красивой. Да-да, как и всегда. Лёгкий льняной сарафан с красными цветами облегал её стройное тело в районе груди и талии, а струящийся подол развевался на ветру вместе с длинными шоколадными волосами.

Это был день рождения Рассела, но какого чёрта на детском празднике было столько взрослых мужчин?

Партнёры Тео, всё просто. Они глазели на неё, даже не скрывая этого. Даже женатые.

Я не имел права ревновать.

Но я ревновал.

До скрипа зубов, до злобы, до мрака в голове. И вместо того, чтобы ответить взаимностью на её взгляды, я сделал то, что умею лучше всего – ранил.

Не было у неё никакого целлюлита, ведь эта женщина идеальна, как богиня. Физическое воплощение Афродиты. Кейтлин Хардвик была создана небесами с особой любовью, и она знала это. Но почему-то всё равно поверила моим словам и пришла в ярость.

Стыдно ли мне?

Да, чёрт возьми, конечно. Ведь потом я сорвался и наговорил ей ещё кучу лишнего. То, что она не должна была услышать – не тогда, не при всех.

Я так часто смотрел на неё в последнее время, что начал замечать, как за широкой улыбкой прячется усталость, а за смехом и яркими нарядами – опустошённость. Но все эти мимолётные проблески слабости быстро исчезали за бронёй из самодисциплины и хорошо продуманного образа.

И я впервые не сдержался и решил пробить эту броню.

Зря.

Я только расстроил её и возненавидел себя ещё сильнее. Ведь Кейтлин ни в чём не виновата и не должна расплачиваться за мои ошибки прошлого.

Но она будет.

Я должен держать её на расстоянии. Потому что она та, кто может снова разрушить меня. А я больше никому этого не позволю.

Зачем же судьба так упорно сводит нас вместе?

Я прожигал взглядом потолок, как будто там был ответ на мой вопрос.

Там его не было.

Я мог… Ну, не знаю, просто позвонить и извиниться за те слова. Просто поговорить с ней… по душам. Быть джентльменом, человеком, в конце концов, а не бездушным хирургом на автопилоте.

Но, как мы сегодня уже выяснили, видеть и слышать она меня больше не желает. Я своего добился.

Так почему же мне сейчас так хреново?

✦

– Тук-тук, Джей-Джей. Можно? – услышал я тонкий женский голос и резко вскинул голову.

В щель приоткрытой двери влезла темноволосая голова. Бетани. Моя младшая сестра.

– О нет… – пробормотал я, устало откинувшись в кресле. – Я совсем забыл про наши планы. Прости меня, Бу.

Я называл её так с самого детства – Бу. Как ту самую девочку из «Корпорации монстров» – её любимого мультфильма. В те времена Бет была просто пугающе на неё похожа: те же хвостики, та же розовая футболка и тот же дикий, неуправляемый нрав. Даже когда она вымахала почти мне по плечо, она всё равно оставалась моей маленькой сумасшедшей Бу.

А Джей-Джей… Тут всё просто. Когда Бетани была ещё совсем крохой, ей было трудно выговаривать «Джеймс» и она просто сократила моё имя до первых звуков – Джей-Джей. Так и прижилось.

– Я уже поняла, – усмехнулась сестра и зашла в кабинет, раздувая розовый пузырь жвачки. – Ты не брал трубку, а дома тебя не оказалось. Где же ещё тебя искать в субботу, как не здесь?

И не поспоришь. Клиника – мой дом номер два. Иногда и номер один.

Я посмотрел на сестру и вымученно улыбнулся. Она в ответ одарила меня снисходительным взглядом, но подмигнула. Не обижается. Славно.

Бетани было шестнадцать. Высокая, худощавая, с живым взглядом и бесстрашным нравом. Настоящая маленькая ведьма – умела поставить на место любого, включая меня. Но за этим стальным характером пряталась хрупкость: с рождения у неё была рестриктивная кардиомиопатия. Хроническое заболевание, при котором сердечная мышца становится жёсткой и не может нормально расслабляться между ударами, чтобы наполняться кровью. Это не лечится радикально. Только поддержка: таблетки, строгий контроль жидкости, давления, пульса. Постоянное наблюдение у кардиолога. Постоянное напоминание – жить аккуратно. И это при том, что сестра была совсем неаккуратной и неосторожной. Сколько же седых волос она нам добавила, пока росла.

Мы оберегали Бетани, как могли – может, даже чересчур. Она училась на дому, всегда была под присмотром, а я следил за её анализами так же внимательно, как за пульсом на операционном столе. Её ЭКГ, уровень натрия, давление – всё было под моим чутким контролем.

Я боялся. Боялся, что могу что-то упустить. Что могу прозевать момент, после которого уже нельзя будет ничего исправить.

Бетани злилась. Возмущалась, что я отношусь к ней, как к фарфоровой кукле. А я просто не мог иначе. Ведь однажды мы чуть её не потеряли. По моей вине. Я не уследил. И больше такого не допущу.

– Раз уж ты всё равно здесь, – сказал я, поднимаясь, – пойдём, проверим, как ты там.

– Ну Джеееймс… – протянула сестра с укором. – Я ведь просто хотела провести с тобой время. Как договаривались.

– Проведёшь. Сначала обследование – потом мороженое. Условия простые.

Она закатила глаза, но уголки её губ предательски дёрнулись:

– Ладно, уговорил, зануда. Но с тебя потом двойная порция мороженого. С посыпкой и шоколадом.

Я хмыкнул – типичная Бетани. Моя головная боль и моя радость.

✦

– С каждым разом эта порция становится всё больше и больше. Я слишком тебя балую, – пробормотал я, недовольно смотря на огромную порцию фисташкового мороженого. – А ты и пользуешься моей добротой.

– Ну а как иначе, – весело ответила она, загребая ложкой шоколадный топпинг. – Сегодня же день меня.

– День тебя случается как минимум раз в неделю.

Бетани важно кивнула и показала мне язык. Я усмехнулся и отхлебнул кофе.

На самом деле я не злился. Никогда на неё не злился. Я обожал сестру, а она меня, несмотря на моё вечное ворчание, на то, что я редко смеялся и часто ругался на её беспорядок в комнате.

Я полюбил свою сестру с того самого момента, как она впервые заорала на моих руках, как будто была не младенцем, а актрисой в драме.

Бет с детства училась на дому. У неё было слабое здоровье, она часто болела, и мама боялась за неё, поэтому решила, что запереть её дома и окружить всем необходимым будет лучшим вариантом.

Я знал, что сестре очень одиноко. Я был на её месте. Родители и сейчас, как обычно, работали с утра до вечера, друзья у Бетани были только по переписке и жили в разных частях света. Поэтому я делал всё, чтобы скрасить её жизнь: придумывал для неё игры, таскал на всякие выставки и ярмарки, водил в кино и театры. Всё, чтобы сестра не чувствовала себя брошенной.

Сколько себя помню, я был ей и братом, и другом, и нянькой. И ни разу не пожалел. Бетани была единственной, кто всегда искренне смеялась со мной. А её смех стоил всего.

Мы сидели у стеклянного ограждения на втором этаже торгового центра. Я пил кофе, сестра ела мороженое и рассказывала про какую-то новую книгу, в которой были ведьмы, влюблённые вампиры и ещё бог знает что. Я внимательно слушал её, но зачем-то краем глаза глянул в сторону магазина напротив. Какой-то бутик с нижним бельём.

И застыл.

Она стояла в центре зала. Держала в руках кружевной чёрный комплект, прикладывала его к себе, наклоняя голову в сторону.

Кейтлин Хардвик.

Гром среди ясного дня.

Я не знал, откуда она здесь. Не знал, зачем. Но в тот момент всё вокруг – мороженое, разговор, шум торгового центра – всё исчезло. Ничего больше не существовало. Только она.

И это чёртово кружево в её руках.

Мои пальцы вцепились в чашку. Ещё чуть-чуть – и фарфор треснет.

Кейтлин наклонилась к зеркалу, приподняв бровь, оценивая себя. Я почти слышал, как у неё в голове шевелится что-то дерзкое, колкое, притягательное. Как будто она выбирала не бельё, а новую роль. Перевоплощалась.

На ней было короткое платье с запа́хом в красную полоску. Тёмные волосы собраны в низкий пучок, а несколько прядей спадали на точёное лицо. Длинная изящная шея, острый подбородок, прямой нос, ярко-красные пухлые губы…

Чёрт, опять красные губы. И я опять не мог от них оторваться…

– …и потом она узнаёт, что он всё это время был не человеком, а древним духом, – закончила Бет, чавкая мороженым. – Прикинь?

– Ага, – выдавил я, не отводя взгляда от роскошной брюнетки.

– Ты вообще слушаешь?

– Конечно.

– Тогда что я только что сказала?

Я не ответил. Все мысли вылетели из головы. Потому что Кейтлин подняла голову и посмотрела прямо на меня.

Она не вздрогнула, не удивилась, будто знала, что я здесь. Её губы изогнулись в ухмылке – самоуверенной, чуть ленивой, до безобразия красивой. И прежде чем я успел хоть как-то среагировать, она отвернулась и ушла вглубь магазина, скользя между вешалок, как хищница в джунглях.

Я сглотнул. Всё внутри как будто заело. Сделал глоток кофе, чтобы прийти в себя, но в чашке оказалось пусто.

– На кого ты смотришь?

Бетани обернулась и проследила за моим взглядом, но, к счастью, Кейтлин уже скрылась в примерочной. Сестра снова посмотрела на меня и вскинула брови в ожидании ответа.

– Ни на кого. Просто показалось.

– Ну конечно. Ты сейчас выглядишь как компьютер, у которого перегрелся процессор.

Я лишь скорчил гримасу, не в силах подобрать достойный ответ. Потому что в этот момент даже сам не знал, что именно почувствовал. Ухмылка Кейтлин отпечаталась в моей сетчатке и всё ещё ярко горела перед глазами.

А в голове пульсировал навязчивый вопрос: для кого она выбирала бельё?

Глава 3

Кейт

Мы с Ханной вышли из магазина, и я на секунду задержалась у витрины, чтобы ещё раз полюбоваться на манекен в точно таком же белье, какое пару минут назад купила себе. Оно было дерзким. Сексуальным. Совершенно непрактичным. Но мне было абсолютно плевать на это. Даже если его никто, кроме меня самой, на мне не увидит.

– Я хочу латте, – объявила я, когда ноги в босоножках на каблуке заныли от усталости. – Тройной.

– У тебя кофейная зависимость, – усмехнулась Ханна, затем быстро закрутила свои рыжие волосы в высокий пучок и поправила красную панамку вырубившегося от усталости Рассела. Лицо подруги по обычаю озарилось нежностью и любовью к сыну, и я не сдержала улыбки, глядя на неё.

Всего пару лет назад я даже подумать не могла, что Ханна Смит, теперь уже Маршалл – независимая одиночка и трудоголик до мозга костей, всегда выбирающая дедлайны, а не свидания – станет примерной женой и мамой.

Я не завидовала подруге, напротив, я была безумно рада за них с Тео и очень ей гордилась. Она была младше меня на два года, но порой казалась на целую жизнь мудрее. Приземлённая, собранная, с ясным взглядом на вещи – Ханна всегда точно знала, чего хочет, и никогда не теряла времени на иллюзии.

Познакомились мы шесть лет назад, когда Ханна пришла на стажировку в мужской журнал ALPHA. Я тогда уже была в штате и, конечно, по всем законам жанра, именно меня поставили её куратором. Сначала я держала дистанцию – строгая, требовательная, с каменным лицом, которое не располагало к дружбе. А она, вопреки всему, оказалась тёплой, улыбчивой, с потрясающим чувством юмора. Ханна не лезла на рожон, не пыталась понравиться, но всё равно располагала к себе. Мы сдружились быстрее, чем я успела это осознать.

А ещё что-то в ней отчаянно напоминало мне Эмили – мою младшую сестру. Те же искрящиеся глаза, та же лёгкость в движениях, такой же смех, будто на ветру звенели колокольчики.

Едва я вспомнила сестру, сердце словно кто-то сжал изнутри и стало трудно дышать. Её нет в живых уже более десяти лет, но осознавать это всё ещё слишком больно.

Невыносимо больно.

Эмили была моим самым близким и родным человеком. Моей частью, моим смыслом. Без неё всё потускнело, потеряло запах, вкус, цвет. Я научилась жить дальше, не подавая виду, что мне больно – у меня просто не было другого выхода, иначе я бы и сама сгинула в том чёртовом домишке на окраине Ньюквея, среди вечных британских дождей и туманов.

Но внутри всё так же зияла дыра. Я не отпустила Эмили. Не смогла. И, если быть честной, не хотела. Без неё я чувствовала себя как дом с выбитым окном – снаружи вроде целый, но внутри сквозит, стынет, и ничто не помогает согреться.

На время заглушить тоску помогали только работа и друзья. Последних у меня было много, но самые близкие, кому я могла довериться – это Никки и, конечно же, Ханна.

Никки была моим зеркалом. Мы были похожи, словно две волны одного и того же моря: схожие взгляды, привычки, одинаковый драйв и эмоции. А Ханна была моим тихим маяком, что ведёт сквозь шторм.

Надо будет их познакомить, что ли. К тому же Никки, как и Ханна, просто без ума от чая. Думаю, им хватит одной чайной церемонии, чтобы подружиться. Особенно если между ними поставить торт – мои подруги быстро капитулируют при виде сладкого. И это у меня ещё зависимость?

Я отвернулась в поисках ближайшей кофейни и тут же наткнулась взглядом на Джеймса.

Что, чёрт возьми, делает кардиохирург с выраженной формой социофобии в торговом центре в субботу в разгар дня?

В том же самом ТЦ, где нахожусь я.

На том же самом этаже.

В то же самое время.

Он что, преследует меня?

Судя по тому, как он пялился на меня десять минут назад – вполне возможно.

Он сидел у стеклянного ограждения. В серой футболке, соблазнительно обтягивающей спортивное тело и мускулистые плечи, чёрных брюках и с хмурым выражением лица. Надо признать, выглядел он чертовски хорошо.

И он был не один. С ним сидела девушка в розовом джинсовом комбинезоне и с хвостом на макушке. Красивая, молодая. Слишком молодая – даже юная.

Как интересно.

– Угадай, кто тут, – прошептала я, наклоняясь к Ханне, и дёрнула подбородком вперёд.

Ханна обернулась, проследила за моим взглядом и вскинула брови:

– Господи, да ты притягиваешь его, как магнит. А кто это с ним?

– Меня саму интересует этот вопрос. Неужели свидание?

– В ТЦ?

– Ну, это же Джеймс. – Я покрутила пальцем у виска.

– Да она же ребёнок совсем, – скривилась Ханна. – Идём, поздороваемся и всё узнаем.

– Что? Прямо сейчас?

– А ты что, стесняешься?

– Нет… но как же кофе?

– Закажешь, когда сядем. Рядом с ними как раз есть свободный столик.

– Чёрт с тобой. Пошли.

Я тряхнула головой, откидывая волосы назад. Отлично. Начинается мой личный телесериал: «Гордость и пренебрежение». Сезон первый, серия вторая.

Джеймс прекрасно слышал стук моих каблуков по плитке – я видела это по его напряжённому лицу – но упорно не смотрел в нашу сторону. Это было в его стиле: весь такой ледяной, закрытый, как будто чувства и эмоции – это заболевание.

– Привет! – первой заговорила Ханна, озвучивая наше приближение.

Он поднял голову. Карамельные глаза были холодны, но сразу потеплели, увидев Ханну и спящего в коляске Рассела.

И ни на секунду не задержались на мне.

– Привет. – Джеймс улыбнулся и поднялся на ноги. – Рад вас видеть.

– Даже меня? – ухмыльнулась я, приподняв одну бровь.

Он наконец соизволил «одарить» меня своим вниманием и повернул голову. Его глаза безразлично скользнули по моему лицу и телу, будто я была не человеком, а предметом интерьера. В этом взгляде не было ненависти, ехидства или злости – только равнодушие. С таким взглядом совершают хладнокровное убийство. Таким взглядом ставят точку, даже не открыв рта. Я была досадной ошибкой в его идеально отлаженной реальности. И меня совершенно точно не рады были видеть.

Но Джеймс слишком хорошо умел держать себя в руках, и голос его звучал безупречно ровно, когда он сказал:

– Всех вас. – И тут же забыл обо мне, обернувшись к девушке, которая прожигала нас любопытными ореховыми глазами. – Это моя сестра, Бетани. Бет – это Ханна, Рассел и Кейтлин.

Я расправила плечи и улыбнулась, как будто не почувствовала шпильки в сердце, когда он опять назвал меня полным именем.

– Кейт, – поправила я и с улыбкой протянула ей руку. – Железный Дровосек вечно забывает, что меня так никто не зовёт.

– Железный Дровосек? – рассмеялась Бетани и крепко пожала мою ладонь. – Чёрт, а круто звучит, тебе подходит! – Она шутливо пихнула Джеймса в плечо. – Буду теперь звать тебя так же.

Я усмехнулась. Интересная девочка. В ней не было ни грамма брата.

– Не сквернословь. – Джеймс щёлкнул сестру по маленькому вздёрнутому носу и бросил на меня недовольный взгляд.

Я хотела сказать что-то едкое в ответ. Хотела уколоть его так, чтобы лёд в его глазах треснул и вместо него вспыхнул огонь. Но подавила импульс. Он победил, когда остался равнодушным. И я проиграю, если сорвусь.

– Садитесь с нами, – предложила Бетани, и Джеймсу пришлось подвинуть к их столику два стула.

Когда он помогал нам сесть, костяшки его пальцев на мгновение коснулись оголённой кожи на моей спине. По позвоночнику пробежала дрожь. Я выпрямилась и деловито поправила складки на платье, будто ничего не случилось. Кроуфорд сел справа от меня с таким видом, будто его укачало.

– А вы давно знакомы с Джеймсом? – вдруг поинтересовалась Бетани, разглядывая нас с Ханной, как человек, который только что вошёл в комнату и пытается понять, кто здесь кто. – А то он никогда о вас не рассказывал.

– Пару лет, – ответила Ханна с улыбкой. – Джеймс лучший друг моего мужа, а ещё они с Кейт крёстные Рассела. – Она указала на сына.

– Ого! – Бетани уставилась на брата. – Ты не говорил, что стал крёстным отцом.

Он пожал плечами:

– Не было повода.

– Серьёзно? – Она скептически изогнула бровь, а потом перевела взгляд на меня и чуть подалась вперёд. – А вы встречались, да?

Гробовая тишина. На секунду даже шум торгового центра затих.

Я взглянула на неё внимательнее: невинное лицо, большие глаза, искренний интерес. Она, похоже, понятия не имела, что наступила на мину.

– Нет, – сказала я самым сладким голосом, на который только была способна. – Так уж вышло, что Джеймс не большой фанат положительных эмоций.

Джеймс даже не моргнул. Просто продолжал смотреть в сторону, как будто ментально телепортировался в другое место.

– Это точно, – протянула Бетани. – Джей-Джей всегда был человеком, который либо делает всё всерьёз, либо не делает вовсе.

Джей… что?

– О да, он именно такой, – согласилась я. – Только не всегда понятно, что для него «всерьёз».

Джеймс медленно повернул голову. Его взгляд больше не был безразличным – он был острым, как скальпель, которым вырезают гниль.

– Некоторые вещи не нуждаются в объяснениях, – сказал он спокойно. – Особенно очевидные.

Мне не нужно было больше ни слова. Всё уже было сказано этим взглядом: «Тебя для меня просто не существует. Смирись».

Я почувствовала, как меня словно обдали ледяной водой.

Хорошо сыграно, Джеймс. Чисто, без чувств, без эмоций – по Кроуфорду. Твой фирменный стиль.

– Вы не знаете, у них тут есть мятный чай? – вмешалась Ханна, пытаясь разрядить гнетущую атмосферу, повисшую над нашим маленьким столиком.

Джеймс тут же повернулся к ней и больше не смотрел в мою сторону. Он исключил меня из сцены, как актрису, которая испортила дубль.

Я словно в тумане взяла меню, но ничего не видела. Буквы сливались, как капли на мокром стекле. На автомате заказала латте у подошедшего официанта. Сделала глоток, когда кофе принесли, и обожгла язык. Это привело меня в чувство.

Джеймс говорил с Ханной – легко, вежливо, как с давней подругой. Даже улыбался – искренне, тепло, той улыбкой, которую я никогда не получала в свою сторону.

Бетани что-то рассказывала, оживлённо жестикулируя. Джеймс смотрел на неё, слушал, кивал. Он был со всеми, только не со мной. Я была для него настолько незначительной, что меня не стоило замечать. Как надоедливый комар.

Я не могла понять, что такого сделала ему, когда и в какой момент перестала для него существовать по-настоящему. Прокручивала в голове все наши встречи, немногочисленные разговоры, взгляды – но ничего не находила.

Не было никакого переломного момента. Потому что Джеймс всегда был таким со мной. Он отвергал меня с самого начала нашего знакомства.

Так бывает. Ты можешь быть самой красивой, умной, яркой, но для кого-то ты – всего лишь тень и всегда ею останешься. Не потому, что с тобой что-то не так, а потому, что ваши частоты просто не совпадают. Его сердце не бьётся в такт с твоим, ему неинтересна твоя энергия, твоя правда. Вы просто не подходите друг другу. И никакие усилия, никакие подначки друзей не сделают вас одним целым, как бы идеально вы ни смотрелись вместе.

Это не провал, не ошибка и не твоя вина. Это просто жизнь, которая учит отпускать то, что не для тебя. И двигаться дальше, искать тех, кто увидит в тебе свет, а не пройдёт мимо, будто тебя не существует.

Я подняла чашку, пряча лицо за ободком керамики, как за щитом. Глоток – горечь. Второй – ещё горче.

А потом Джеймс засмеялся.

И этот смех ударил по мне сильнее, чем любая обидная фраза. Он смеялся. Искренне смеялся над шуткой Бетани.

Он умеет смеяться. Какое открытие.

– Кейт, ты в порядке? – тихо спросила Ханна, смотря на меня с тревогой.

– Конечно, – выдавила я. – Просто… кофе невкусный.

Она молча сжала мой мизинец – тихий акт поддержки, важнее любых слов.

Я благодарно улыбнулась и сделала глубокий вдох.

Ну чего ты расклеилась, Хардвик? Соберись. Тебе не нужно одобрение мужчины, чтобы чувствовать себя живой и полноценной. Ты сама – целый мир. Ты можешь и гвоздь вбить, и банку открыть, и цветы себе купить, когда захочешь. Ты – не чья-то тень. Ты – яркий огонь. Не позволяй никому потушить тебя.