Остановить Демона

– … я и не знаю, как с ними быть. Мне Сергей Егорыч и говорит – да ты свяжи их шнурками! Ха! А я бы и не догадался… Кормилин одобрительно хлопал его по плечу:

– Молодец! Считай, что долг почти отдал. Духов счастливо улыбался, кивал всем как старым знакомым. Он был горд. Чувствовал, как новые друзья неожиданно полюбили его и стали уважать. Понижая голос, решил поделиться тайной:

– Мы там с Сергеем Егорычем банк присмотрели! Это будет дело! Вот где денег-то поимеем! Главное в нашем деле внезапность, сила и не оглядываться! – смотрел на Кормилина, ожидая поддержки. Сергей покровительственно улыбался, молча кивал.

Когда старшие вышли в туалет, Васильев подсел к Духову, с любопытством попросил наушник:

– Дай что-нибудь послушать. Валентин одел телефоны на голову Дмитрия и включил плеер. Почувствовал свою значимость в новом коллективе и даже для этого парня, пытавшегося вначале обидеть. В нетерпеливом волнующем ожидании замер. Сосредоточенно продержавшись несколько минут, Васильев поморщился, снял наушники и вернул хозяину:

– Ерунда какая-то, ничего не понимаю. Музыка вроде ничего, а слова слишком заумные, – вспомнил пересуды о музыке своих бывших командиров, важно сообщил: – Вот то ли дело «Битлз» или «Ролен стон»! Духов снисходительно хмыкнул, посмотрел на приятеля, пояснил:

– Нее… это совсем не то, они же иностранцы, русской жизни не знают. Ты просто никогда нашей музыкой не увлекался. Понимание постепенно приходит как наука. Сначала попса, затем походные песни, далее шансон, а потом уже выше к вершине – «Машина времени», Виктор Цой, Игорь Тальков, Высоцкий… Васильев усмехнулся, перебил:

– А на вершине что, твой «Наутилус Помпилиус» сидит?..

– Не… на вершине БГ!

– А это ещё кто?

– Ну, группа «Аквариум»… – глазки Валентина неожиданно забегали, он посмотрел, не возвращаются ли старшие приятели, тихо спросил: – А как начальство, деньги-то платит?

– Платит, – усмехнулся Васильев, а тебе зачем? Духов закатил глаза:

– Машину мечтаю купить и «Мортал Комбат» последнюю версию. Дмитрий сделал удивлённое лицо:

– Это что такое?

– Игра такая компьютерная, с чудищами сражаться. Сначала трудно было, а теперь уже ничего… научился!

– А… – с иронией усмехнулся Васильев, – тогда в реальности будет проще! Обида за «пионерку» прошла, Духов почувствовал искреннюю взаимную симпатию от общения с этим парнем, на душе стало уютно и светло.

5. Полковник Шапкин и генерал Горбань

В кабинете руководителей отдела по раскрытию убийств в Ленинградской области дым стоял коромыслом. За рабочим столом в чёрном кожаном кресле одиноко сидел сам начальник, полковник Сергей Моисеевич Шапкин – маленький, тщедушный с остреньким личиком, мышиными глазками и крупноватым бугристым носом. Жирные ослабленные волосы растекались по маленькому черепу, неряшливо покрывали болезненные непропорционально большие продолговатые уши. Тараканьи усы топорщились в стороны и были очень подвижны в зависимости от настроения. Было ему немного за сорок, хотя выглядел на шестьдесят. Сосредоточенно ненасытно курил, точно стремясь как можно быстрее опустошить очередную пачку «Беломорканала». Дымил паровозом без остановки – новую папиросу прикуривал от предыдущей. Окурок нервно давил в пепельнице. Весь стол был занят служебной документацией: оперативные дела, папки с планами работ и отчётами, докладные и объяснительные от сотрудников. Поверх всего Сергей Моисеевич положил любимую газету «Комсомольская правда» и внимательно её изучал. В зависимости от информации усы его – то поднимались, и тогда он закручивал их щепотью в колечки, то опадали, и он недовольно сопел, сочувственно приглаживал их большим и указательным пальцами вниз, точно донской казак. На страницах газеты красовались полуобнажённые девицы, напудренные лица знаменитостей, реклама лекарств, поднимающих потенцию. Беломорина дымилась в отведённой руке. Полковник наслаждался содержанием жёлтой прессы, улыбался, сопел, крутит газету, точно мог рассмотреть прелестниц со всех сторон.

Неожиданно без стука распахнулась дверь, и на пороге появился генерал Александр Яковлевич Горбань – высокий крепкий мужчина пятидесяти лет с железной поступью. Мочалка чёрных густых волос возвышалась над крупными чертами лица: мохнатыми насупленными бровями, орлиным носом, пронзающими горящими глазами. Шапкин подскочил точно ужаленный, на лице отразился ужас, кинул газету под стол. Вытянулся по стойке «смирно», с испугу прохрипел:

– Здравия желаю, товарищ генерал! – быстро потушил папиросу в пепельнице, свободной рукой стал махать, разгоняя дым, незаметно подтянул к себе ближайший документ. Горбань махнул рукой вместо приветствия, на лице отразилось удивление, спросил басом:

– Ты чего здесь в выходной делаешь? Весь кабинет продымил, сейчас пожарная сигнализация сработает! Вон уже говорить не можешь по-человечески. Шапкин заискивающе улыбнулся, прокашлялся, слащаво заворковал:

– Работаю, товарищ генерал, думаю… без папиросы никак, товарищ генерал, волнуюсь. В Тосно четверное убийство – вот руковожу.

– Кто выехал из твоих бойцов?

– Команда Разгуляева! С ним Гордеев и Заботкин.

– Ясно, а сам чем занят? Шапкин поднял придвинутый документ:

– Обзорную справку читаю по делу, проверяю выполнение указаний. Генерал подошёл ближе, наклонился, загремел голосом:

– Научился верх ногами читать? – ехидно улыбнулся. Шапкин, взглянул на справку – он действительно держал её наоборот. Тут же перевернул, стал заискивающе оправдываться:

– Просто я только её из дела вынул, ещё не начал… Генерал снова махнул ладонью, доверительно произнёс:

– И не начинай, сегодня суббота. Ты же вчера был у меня на дне рождения?

– Так точно, товарищ генерал.

– А почему не пил?

– Так я ж не пью.

– Совсем? – удивился тот, выпучив глаза. На лице Шапкина отразилась жалкая кривая улыбка:

– Отпил свою цистерну, Александр Яковлевич, подшился. Горбань решительно подошёл к холодильнику в углу и открыл. Убедившись, что в нём только вода, направился к шкафчику рядом с креслом Шапкина, открыл и недоверчиво осмотрел содержимое внутри. На полках лежали газеты, папки, какие-то тряпки и пачки журналов с манекенщицами в бикини. Взял журнал, разглядывая девушек топлес, пробубнил:

– Ну а я не отпил, что-то тяжеловато. Есть у тебя что?

– Я же не пью… На лице генерала появилось болезненное разочарование недогадливостью подчинённого, обернулся, вытаращил свои большие чёрные глаза, с укором намекнул:

– Ну, тогда может, решишь что-нибудь? – снова уставился в журнал. Шапкин схватил трубку прямого телефона:

– Гордеев, зайди ко мне! Генерал перевёл взгляд с эротических картинок на подчинённого, изобразил на лице крайнее удивление:

– Какой Гордеев? Он же у тебя на происшествии! Шапкин побледнел, стал оправдываться:

– Ах, забыл чёрт, перепутал, сейчас посмотрю, кто там у меня дежурит, – быстро выскочил из кабинета и затворил дверь.

Гордеев сидел в комнате дежурного, отложил книгу, собираясь идти к начальству. Распахнулась дверь, вбежал ошарашенный Шапкин. Николай с удивлением уставился на озабоченного начальника:

– Что случилось, Сергей Моисеевич? Начальник сунул Гордееву деньги:

– Давай быстро за бутылкой коньяка для генерала, а на обратном пути позвони от постового кому-нибудь из наших оперативников. Пусть тебя подменят, скажи – я приказал срочно, а сам быстро в Тосно к Разгуляеву. И захвати с собой Заботкина! Ну, одна нога здесь, другая – там! Пошёл!

– Есть, товарищ полковник! – Гордеев схватил сумку и бросился из кабинета. Шапкин успел крикнуть ему вслед:

– Бутылку – в дежурке оставишь!..

Прошло полчаса, и обстановка в кабинете руководителей по раскрытию убийств в Ленинградской области кардинально переменилась. Точно петух на жёрдочке, на краешке стула перед своим столом сидел Шапкин. В его кожаном кресле развалился генерал Горбань с покрасневшими слезящимися глазами. Он разливал коньяк по стаканам, громко хвалил подчинённого:

– Молодец, Шапкин, оперативно сработал! Держи стакан. На зуб есть чего? Шапкин достал из шкафчика шоколадку «Алёнка» и снова сел на место. Горбань приблизил плитку к глазам, рассматривая изображение лица девочки на упаковке, громко прочитал вслух:

– Алёнка, – аккуратно снял обёртку, выровнял трубочкой и поставил вертикально на стол изображением к стаканам, строго предупредил: – Теперь нас трое, в коллективе дама! Так что матом не ругаться и бросай курить! Всё уже продымил, чёрт усатый! Поднял стакан и стал ожидать. Шапкин смущённо пожал плечами, съёжился, сделав извиняющееся лицо, пролепетал:

– Товарищ генерал, я ж не пью!

– Ах да! – Горбань слегка коснулся своего лба. – Ну, налей себе чего-нибудь! Шапкин достал из холодильника двухлитровую пластиковую бутыль «Боржоми», налил в чистый стакан, поднял, ожидая. Генерал чокнулся с ним:

– Ну, вздрогнули! – вылил коньяк в рот. Отломил кусочек шоколадки и положил туда же. Шапкин отпил глоток, попытался поставить стакан. Горбань нахмурил брови, погрозил ему пальцем, указал:

– Не филонить! До дна за именинника! То есть за меня! Шапкин выпил всю воду. Начал икать. Тоже взял кусочек шоколадки, сунул в рот. Наступила пауза – оба жевали. Горбань взял стакан с коньяком, налитый Шапкину, свой опорожненный отодвинул в сторону, приказал громовым голосом:

– Между первой и второй, чтоб пуля… ни того! Шапкин налил себе ещё один стакан газировки. Чокнулись. Генерал махом выпил. Сергей Моисеевич продолжал давиться. Горбань крякнул, подставляя кулак ко рту. Снова закусил шоколадкой. Подождал, когда Шапкин допьёт свой стакан, сообщил:

– Ну ладно, надо проветриться! Поеду в Тосно. Посмотрю, как там у тебя ребята работают. Сергей Моисеевич неожиданно отрыгнул, закашлялся, затем начал сильно икать. Генерал укоризненно покачал головой:

– Эх, Шапкин, не доведёт тебя до добра газировка! – поднялся и вышел из кабинета. Сергей Моисеевич икал без остановки, прикрывая ладонью рот, нервно смотрел на часы – прислушиваясь, когда генерал зайдёт в лифт. Наконец загремели старые металлические двери кабины, и он сорвался с места, выскочил в коридор, побежал со всех ног в комнату дежурного. За служебным столом сидел оперативник, невозмутимо читал книгу, обернулся на шум.

Шапкин, стоя в дверях, пытался отдышаться, выпучив глаза, смотрел на подчинённого, хрипло спросил:

– Генерал не заходил?

– Нет, – ответил тот, недоумевая.

– А где Гордеев? Сотрудник продолжал смотреть на красное лицо шефа, растопыренные усы, вспотевший лоб, с опаской медленно с паузами сообщил:

– Так… он… сказал… что вы… приказали его подменить… он в Тосно уехал! Шапкин облегченно выдохнул:

– Фу, ну и хорошо! – опёрся рукой на косяк двери, вынул платок из кармана, стал вытирать голову, лицо, подбородок… Оперативник тоже успокоился, снова повернулся к столу, продолжил чтение.

6. Осмотр места преступления

Следователь областной прокуратуры Василий Иванович Седельников – лысый здоровяк сорока пяти лет под два метра ростом в камуфляже и высоких берцах – стоял на лесной поляне у красного автомобиля потерпевших, поставив на крышу свою любимую портативную пишущую машинку «Эрика», энергично стучал по клавишам массивными неуклюжими пальцами. Его мощное тело опоясывали кожаные ремни, точно заправленные пулемётные ленты. И сам он как матрос революции был подтянут и готов к борьбе за счастье народа. Под левой мышкой Василия из оперативной кобуры торчала рукоятка пистолета. С другой стороны висела запасная обойма. Они едва колыхались, когда следователь в очередной раз сдвигал каретку, и замирали, загипнотизированные начавшимся стуком клавиш.

Периодически Седельников оглядывал поляну, невольно любовался красотой природы: короткой зелёной травой, точно специально выкошенной для пикников, шумящими молодыми берёзками, пением птиц. На краю поляны чернело аккуратно огороженное старое кострище с положенными вокруг круглыми полешками – сиди, отдыхай, наслаждайся. И как-то совсем не вязалось это с тяжёлым трупным запахом и разбросанными окровавленными телами людей. Точно вновь началась война, оккупанты расстреливают партизан и гражданское население.

Рядом с великаном Седельниковым следователь прокуратуры Тосно казался худеньким мальчиком, стоял в очёчках, с блокнотом в руках, продолжал диктовать:

– …В ста метрах от шоссе Москва – Санкт-Петербург в лесном массиве Тосненского района на грунтовой дороге стоит машина красного цвета ВАЗ-2101… Слева от машины лежат трупы супругов Тиминых с огнестрельными ранениями в головы… Левее в пяти метрах у молодой берёзы труп Решетовой Надежды…. Под одеждой девушки обнаружен пояс с карманом, в котором находились семь тысяч пятьсот долларов США и паспорт на её имя… В салоне автомашины на заднем сиденье труп неизвестного мужчины. На вид двадцать пять лет, с огнестрельными ранениями груди, в кармане «форма девять» на квартиру гражданина Соколова в городе Тосно… Диктовка приостановилась. Седельников перестал стучать, в очередной раз обвёл взглядом свою следственную группу – шесть человек. Все они были заняты делом и уже не обращали внимания на гнилостный отвратительный дух и убитых людей. Ходили между трупами внаклонку, точно грибники, высматривали в траве каждую мелочь, кланялись любой находке. Россыпь тёмно-красных ягод не трогали – капли крови успели засохнуть.

Сколько лет уже Василий знал своё дело, привыкнуть успел ко всему, но смотреть на убитых граждан как на манекены не научился. За каждым человеком виделась ему чужая прерванная жизнь. Заметил по приметам, что пожилой мужчина пьяницей был, а жена его богомолкой, так со щепотью у лба и скончалась. Девочка совсем пожить не успела, может, и не рожала даже, мечтала только. Наверно, деньги копила, везла куда-то. В салоне парень молодой деревенский, может, работу искал в большом городе – машина-то питерская. Кто из них был за рулём?

Молодые оперативники тоже привыкли к своей работе, старались не принимать увиденное близко к сердцу, так старшие учили. Если каждое горе на себя примерять, долго не прослужишь. Ходили по участку, улыбались, радовались, если что-то существенное удавалось найти. Точно вокруг соревнование – кто быстрее корзину соберёт. Согнувшись, шарили по кустам и траве в поисках гильз, следов обуви и других, важных по делу предметов. Находку клали на белый обрывок бумаги, рядом втыкали ветку, след просто прикрывали, всё показывали криминалисту.

На краю шоссе около съезда в лес замерла зелёная «буханка» с красной надписью «Прокуратура», водитель читал книгу.

Впереди стоял милицейский «уазик» с областными номерами, старший сержант за рулём спал.

Специалист с фотоаппаратом со вспышкой снимал обстановку, затем по отдельности каждого убитого, ранения и найденные предметы, прикладывал линейку.

Два судмедэксперта в штатском поочерёдно осматривали трупы, измеряли температуру, показывали места для фиксации на фото, мерили рулеткой расстояния, маленькой линейкой – раны и отверстия на одежде. Доставали всё из карманов погибших, раскладывали рядом. Всё как положено…

Пожилой усатый участковый с двумя молоденькими солдатиками сидел на брёвнышке, коленями крепко зажал термос. На траве лежала развёрнутая газета в жирных пятнах. Участковый наклонился, взял с неё два бутерброда, протянул служивым, точно наседка, заботливо квохтал:

– Давайте, детишки, подкрепитесь, уже больше четырёх часов прошли, а я вашему начальству обещал заботиться. Быть понятым – дело непростое. Здесь терпение нужно и выдержка. Нате вот ешьте, сейчас чайку налью. Солдат интеллигентного вида с тонкими чертами лица отворачивался, морщась:

– Да как можно есть? Столько крови, а запах… меня стошнит сейчас. Второй – круглолицый деревенский паренёк в фуражке на затылке, с носом картошкой и рыжим чубом волос, улыбался:

– А мне сё равно, хлавное, шоб в утробе не урчало, давайте я и за нехо слопаю. Кохда дед порося резал, воротиться не велел, а потом ещё и кровь тёплую пить заставлял. Ховорил, в войну на фронте это спасение было. Отохо и врахов одолели! А чем у нас не фронт? Вон какое побоище!.. Его напарник, слыша приятеля, натужно икал, закрывал рот ладонью, отворачивался.

Местные оперативники изредка останавливались передохнуть, выпрямлялись, потирая поясницы, посматривали на Седельникова, его двигающиеся над машинкой кулаки размером с пивные кружки. Через минуту снова углублялись в работу, старались угодить. Изредка показушно посматривали на часы и по сторонам, думали – пора бы уж ехать в отдел, перекусить да начать местных гопников таскать допрашивать, кто что видел или слышал.

Неожиданно раздался нарастающий шум мотора. Все повернули головы к шоссе.

Прямо с асфальта вниз на место происшествия съехала перламутровая малиновая иномарка, резко затормозила перед красными «жигулями».

На лицах сотрудников мелькнула тревога, стали переглядываться, смотрели на Седельникова – как он отреагирует? Василий Иванович завёл правую руку подмышку, взялся за рукоятку пистолета. Большим пальцем отщёлкнул кнопку шлейки кобуры, спустил флажок предохранителя. Из машины вольготно вышел коренастый молодой мужчина лет двадцати пяти с холёным самодовольным круглым лицом. В кожаной куртке, надетой поверх спортивного костюма, в иностранных кроссовках и бейсболке на глаза. На поясе висела чёрная сумочка, на шее – толстая блестящая цепь. Осмотревшись, громко с апломбом спросил:

– Ну… и кто здесь главный? – поочерёдно обвёл присутствующих надменным взглядом. Он хорошо помнил наставления начальника о том, что их недавно созданное управление является единственным борцом с организованной преступностью – высшая каста, поэтому старался держать фасон.

– Наверно ты, – громко заметил Седельников, – судя по машине и внешнему виду. Цепь-то золотая или серебряная? – сам вернул предохранитель пистолета на место, защёлкнул кнопку на кобуре, отпустил рукоятку. Подумал – сколько идиотов он успел повидать за свою службу, а особенно в погонах. Похоже – этот был из их числа. Оперативники улыбнулись, участковый на скамейке хихикнул в кулак. Гость смутился:

– Не понял, а при чём здесь цепь? Седельников сплёл руки на своей широкой груди:

– Не знаю, как к тебе обращаться – ты бригадир или бык? Форма одежды в комплексе вызывает противоречие. Гость сделал невозмутимое строгое лицо, решил прекратить дурацкие шуточки и показать, кто он такой. Достал из барсетки на поясе красную книжечку:

– Я из областного РУОП! Слыхали? Старший оперуполномоченный по особо важным делам Гусев. Но к его разочарованию удостоверение не произвело желаемого эффекта. Седельников подумал – так и знал, кивнул:

– Слыхать слыхивал, но видеть не видели! Спасибо, что посетили. Откуда ж ты такой крутой? Гусев продолжил с важным видом:

– Мы в Кингисеппе базируемся, администрация выделила помещение бывшего клуба. Василий улыбнулся:

– А… значит, самодеятельностью занимаетесь, лицедействуете? И что ж тебе надобно, Уткин? Сотрудник РУОП поморщился, уточнил с серьёзным видом:

– Я Гусев Алексей! Меня вам на подмогу прислали. Район дал информацию на четыре стреляных трупа. Начальник сказал, что, судя по всему, тамбовские с конкурентами разбираются. Седельников демонстративно поднял руку и посмотрел на свои командирские часы:

– Да, начальник твой, видать, глубоко мыслит, тамбовские у нас не в почёте, основания веские, и, судя по всему, ты так старался, что уже помог… Лицо Алексея наполнилось крайним непониманием, он вопросительно посмотрел на великана-следователя. Тот невозмутимо продолжал:

– … своей колымагой уже испортил предполагаемые следы обуви, оставленные преступниками, а может, и какие вещдоки покрошил. Гусев посмотрел на припаркованную им машину, сразу сконфузился. Об этом он как-то не подумал, хотел произвести впечатление. Иномарки управлению выдали конфискованные у бандитов:

– Извините, не сообразил, могу отъехать!

– Это будет ещё хуже. Ладно, помогай, в смысле – не мешай. Можешь следы тамбовских поискать, только не затопчи и ничего не прихвати с собой случайно! Я вашего брата знаю. Седельников легонько толкнул местного следователя в плечо:

– Продолжаем, записываю! Тот махнул криминалисту, чтобы начать обсуждение.

Гусев направился к машине потерпевших, думал – слава Богу, этот великан его не выгнал, по дороге оглядывал трупы, неспешно обходил всё место происшествия, рассматривал сотрудников, периодически опасливо косился на Седельникова.

На дороге с визгом затормозили старые бежевые «жигули». Резко на скорости развернулись, упёрлись в лоб милицейскому «уазику». Откуда выскочил полусонный милиционер – вид испуганный, схватил с сиденья автомат, направил оружие в лобовое стекло легковушки. Потягиваясь, из «жигулей» вышел улыбающийся Разгуляев. Милиционер-водитель потряс автоматом:

– Ты что творишь? Документы!

Степан только шире улыбнулся, примирительно поднял раскрытую ладонь:

– Спокойно, братишка! Убойный отдел ГУВД. Аккумулятор сел, это чтобы потом легче было прикурить! Милиционер успокоился, кивнул:

– А… а то здесь столько расстреляли уроды, вдруг решат вернуться? – он залез обратно в салон. Прислонил голову к стойке, намереваясь снова уснуть.

Разгуляев спустился вниз, направился к месту происшествия. Проследовал мимо иномарки, подозрительно заглянул в салон, подошёл к Седельникову. Василий Иванович отвёл взгляд от листа в пишущей машинке, улыбнулся старому знакомому. Степан протянул руку, ехидно заметил:

– Какие люди к нам в деревню пожаловали! Как там дворец Амина поживает в Афгане? Василий ухватил Разгуляева за ладонь, резко притянул к себе, крепко обнял двумя руками и легко приподнял, так что Степан неприятно уткнулся лицом в богатырскую грудь следователя. Седельников съязвил в ответ:

– Давно не виделись, как твоя гигантская щука? Ты ещё её не выловил? Разгуляев затрепыхался, пытаясь освободиться, деланно возмутился:

– Осторожней клешнями-то, а то на больничный меня отправишь, кто тебе помогать будет мережи ставить на бандитов? Василий отпустил опера:

– Вон у меня уже прибыл помощник из клуба самодеятельности на коньке-горбунке, – кивнул на Гусева. Тот сидел на корточках рядом с участковым, расспрашивал, что-то записывал. Степан с удивлением посмотрел на незнакомого сотрудника:

– Это кто?

– Из Кингисеппского РУОП прислали. Видишь, форму выдали соответствующую, и цепь накинули для опознания. Разгуляев усмехнулся:

– Да, эти помогут. Им заняться нечем… все наши разработки на преступные группы себе затребовали. Как мы банду сажаем, так их по приказу должны в раскрытии упоминать, мол, помогли! А глухари все на нас вешают – Москва только уголовный розыск дрючит! Хорошо они устроились – скользкие как угри… Седельников с усмешкой прервал:

– Ладно ворчать-то, топай к этому Уткину, запиши его данные и как связаться, вдруг понадобится! – сам, предвкушая хохму, стал с ожиданием смотреть. Разгуляев пошёл к сотруднику, сел рядом, разговорился, достал блокнот. Записав, вернулся обратно, с лёгкой обидой уточнил:

– Он не Уткин, он Гусев, – подозрительно умолк, стал смотреть на Седельникова, склонив голову на бок недоверчиво с хитрым прищуром, поинтересовался:

– Специально так назвал его? Решил меня подставить? Осетра на хлебушек развести? Седельников показушно сморщил лицо, извиняясь:

– Нее… просто спутал, был у меня в Афгане приятель Уткин…

– Про Афган я уже слышал, – прервал Степан, ладонью легко ударил Василия в плечо, сказал с укоризной: – Я ж тебя знаю как облупленного, ты без прикола не можешь! Седельников с улыбкой снова обнял Разгуляева, прижал к себе:

– Ох, люблю я вас, областных убойщиков, за смекалку! Степан снова затрепыхался в объятиях:

– Ладно, ещё поцелуй меня при всех! Оба засмеялись. Освободившись, оперативник стал серьёзным:

– А ты чего сам-то приехал? Пусть бы местная прокуратура отдувалась. Седельников хмыкнул:

– Отдувалась! Дело-то всё равно нам в областную передадут. Так уж лучше я приеду и сам всё осмотрю, чем их каракули разбирать! Так что давай принимайся за работу – всё вокруг твоё! Какая-то старуха утром позвонила, сообщила об убитых. Сама не назвалась. Разгуляев улыбнулся:

– Понятное дело, боится – по судам затаскают, мудрый пескарь в тине сидит, – огляделся вокруг, заметил опрокинутый бидон. Подошёл и сунул внутрь руку. Вынул палец в молоке, понюхал, потом лизнул, лицо расплылось в довольной улыбке, изрёк: – Домашнее… утреней дойки! А что там эксперт говорит о времени смерти? Василий усмехнулся:

– Даёт вчерашнее обеденное время.

– Ну, вот и отлично, – Степан поднял бидон, – можно его не изымать и в протокол не вносить. Бабкино хозяйство. В этих местах молоком теперь торгуют не более двух-трёх домов. Завтра хозяйку установлю, верну тару.

Разгуляев запрокинул бидон и вылил содержимое в рот, допив остатки молока, вытер губы рукавом: