Найди меня

Каждое его слово – новая паутина сомнений. Он легко превращает честное рассуждение в ловушку: как определить истину, когда вся информация – под контролем играющих?

Я вспоминаю случай, где вера в очевидность привела к катастрофе. И тут же вижу другую сторону: без решительности и без лёгкой жестокости мир не сплотится против большего зла.

– Значит ты хочешь услышать не ответ, – наконец говорю я, – а доказательство: что я спасу тысячи и предам другого человека.

Карниван усмехается:

– Правильно. Ты можешь уйти или остаться. Ты можешь пообещать, а можешь действовать. Здесь, в этом зале, я не даю тебе реальных сценариев – но я могу предложить симуляцию. Хотел бы ты пройти её? Проверку реальной ситуации, где всё будет выглядеть как реальность?

Я взвешиваю. Симуляция – шанс увидеть себя в действии, но и ловушка, если сценарий сфабрикован. Однако отказать – значит жить с чистой мыслью, что ты мог бы сделать больше.

– Да, – отвечаю наконец, – пусть будет симуляция. Покажи, на что ты способен.

Карниван кивает и разворачивает свиток. Слова на нём начинают обретать плоть и цвет; сцена, которую он рисует, оживает прямо в центре зала: часть каменного пола словно растворяется, и перед нами возникает город на закате, улицы пылают, люди бегут, в небе тёмные петли дыма. И в самом центре этого видения – один человек, привязанный к столбу, вокруг него плачущие люди и поднятый вопрос: "Он виновен в организации этого пожара?"

Карниван тихо произносит:

– Вот – твой выбор. И помни: симуляция может быть обманом, но она покажет, как ты действуешь под давлением.

Зал наблюдает, будто за театром. Я стою на краю видения, чувствую жар и запах дыма, слышу крики. Здесь нет демонстрации силы – только моральная сторона момента. Люди вокруг зависят от меня. Наугад броситься в действие – значит поверить инстинктам. Подумать слишком долго – и город будет потерян.

Я вдыхаю и понимаю, что это не просто тест на рассудок. Это тест на способность брать ответственность. Здесь нет волшебного рецепта: только мой выбор и его последствия.

Я делаю шаг вперёд, и чувствую, как весь зал задерживает дыхание. Мой голос тих и ровен:

– Покажи мне доказательства вины этого человека. Дай мне время оценить. Я не предам человека без ясного понимания – но я действую быстро, если доказательства убедительны.

Карниван изучает меня дольше, чем кажется необходимым. Затем он медленно улыбается, и в улыбке этой нет ни злости, ни теплоты – лишь удовлетворение: моя линия поведения предсказуема и, возможно, заслуживает уважения.

– Ты прошёл ещё одну проверку, – говорит он. – Но помни: мир, где нам приходится выбирать между одним и тысячей, – это мир, где слово "доказательство"часто заменяют на "убеждение". Тебе придётся решать, как далеко пойдёшь, чтобы узнать правду.

С этим он сворачивает свиток, и видение города гаснет, оставляя после себя запах гари, словно напоминание, что все испытания оставляют след.

Зал начинает оживать по-новому. Это была не демонстрация силы, не искушение и не вспышка ярости – это было испытание совести, и я чувствую, что внутренне к нему добавилась ещё одна крошечная трещина: теперь я знаю, что могу колебаться перед моральным выбором, но также знаю и то, что требую доказательств прежде, чем убить невинного.

Самаэль тихо произносит:

– Ты держишься за истину. Это может помочь тебе. Или погубить.

Мамон опять улыбнулся, но в его взгляде теперь промелькнуло уважение. Оливий слегка покачал головой, как будто проигнорировал исход, но мне показалось, что его взгляд стал чуть мягче.

Карниван встаёт и складывает свиток. Он подходит ближе и кладет ладонь на моё плечо – не как угроза, а скорее как принятие.

– Мы посмотрим, – говорит он едва слышно, – как далеко ты зайдёшь. А дальше, возможно, начнётся самое интересное.

Я слышу за своей спиной шорох: другие демоны готовятся к следующему акту. Но теперь я ощущаю не только уязвимость, но и укреплённую решимость: если мир требует выбора – я буду стараться, чтобы мой выбор опирался на истину, даже если правда придётся откапывать глубоко.

Бельфегор появляется тихо – как будто он и не входит вовсе, а просто оказывается там, где нужно. В отличие от других демонов, у него нет вычурной маски или блеска. Он в удобной, слегка помятых штанах, с полуулыбкой, которая похожа скорее на приглашение к долгому сну, чем на вызов. Его глаза – мягкие и ленивые – смотрят на меня без спешки.

– Ты устал, – говорит он спокойно. – Похоже, ты многое вынес уже сегодня. Позволь мне дать тебе то, что ты хочешь больше всего прямо сейчас: отдых. Тёплый угол. Безопасность. Сон, который смоет все страхи и сомнения.

Он кладет на стол передо мной широкую подушку – словно та, что бывает на диванах старых особняков, – и накрывает её тонким покрывалом. Эти предметы простые и обманчиво привлекательные: запах лаванды, приглушённый свет, и обещание, что часы вернутся назад или остановятся вовсе. В свете свечей подушка кажется едва ли не волшебной.

– Но ведь ты знаешь, – продолжает Бельфегор, – что отдых может стать постеленной дорогой к забвению. И всё же – кто может устоять? Ты прошёл через кровь, искушение, ярость и совесть. Позволь себе забыть. Одна ночь. Одно утро. Никто не заметит.

Зал будто накрывает мягкая пауза. Его слова не нападают – они убаюкивают. Я чувствую в теле каждое испытание: мышцы дрожат, лёгкие тянет от прошлых усилий, разум медлит. Подушка манит так, как манят родные руки после долгой борьбы. Я представляю, как закрываю глаза, как мир замирает, и я освобождаюсь от бремени выбора. Это не просто отдых – это искушение отказаться от пути.

Но Бельфегор не предлагает комфорт бесплатно. Его голос едва слышен, когда он объясняет условия:

– Ты останешься здесь, в этом сне, сколько пожелаешь. За это я попрошу небольшую услугу: когда проснёшься, ты забудешь часть того, что узнал сегодня. Ничего критичного, просто некоторые детали. Меньше боли – меньше ответственности. Может быть, это и к лучшему?

Слова просты и холодны: цена – не смерть, не предательство, а память. Забвение. Сначала кажется безвредно – в конце концов, разве не легче жить, не зная всех истин и последствий? Но в этой сделке кроется жемчужина опасности: если стереть знание, можно стереть и решимость, мотивацию, уроки, которые уже потерпели ценой крови и слёз.

Бельфегор наклоняется и шепчет:

– Или – альтернатива. Ты можешь продолжить дальше, бодрый и ясный. Пойти вперёд, несмотря на усталость. Это будет тяжело. Возможно, ты сорвёшься. Но ты будешь помнить. Ты будешь знать, за что сражаешься.

В этот момент сцена словно делится на две: одна дорожка – тёплая, мягкая, благоухающая лаванда; другая – холодная, твердая и жёсткая, ведущая в зал, где продолжаются испытания. Я ощущаю реальность выбора глубоко в теле: усталость тянет меня к подушке, долг толкает двигаться дальше.

Я закрываю глаза на мгновение и представляю последствия каждого пути. Сон обещает облегчение сейчас и забытье позже. Продолжение – шанс сохранить целостность самого себя, но опасность сломаться от перегруза.

– Скажи мне одну вещь, – обращаюсь я к Бельфегору, – если я соглашусь сейчас и забуду часть испытаний, вернёшь ли ты мне эти воспоминания позже? Если да – в каком виде?

Он усмехается и отвечает медленно:

– Я не краду воспоминания навсегда, если это не нужно. Я лишь перекладываю их в тень. Может быть, когда придёт момент, они вернутся всплеском. Может быть, нет. Разница в том, что пока они в тени, ты их не чувствуешь, и они не давят на тебя. Иногда тень – лучшая подушка.

Слова ещё больше распаляют сомнение: согласиться – значит отложить бремя, но лишить себя опыта, который может пригодиться. Отказаться – значит идти дальше, рискуя упасть от усталости в самый неподходящий момент.

Я ощущаю тяжесть мышц, и медленно бросаю взгляд по залу. Демоны наблюдают без движения. Никто не вмешивается. Это выбор, который принадлежит только мне. Я думаю о тех, кого хочу защитить, о тех уроках, которые уже усвоил – совесть Карнивана, соблазн Мамона, ярость Оливия и сила Аббадона. Если я сотру их, потеряю ли я часть той самой решимости, которая удерживает меня от предательства и ярости?

Наконец я принимаю решение и говорю:

– Я не отдам свою память ради покоя. Я не хочу спать, если цена – забыть уроки и испытания. Но, – добавляю я мягче, – если ты дашь мне возможность на короткий, контролируемый отдых – минуту, две – чтобы привести мысли в порядок, я приму это. Я не собираюсь терять себя ради удобства.

Бельфегор смотрит на меня с удивлением, которое быстро сменяется уважением. Он легко кивает.

– Хмм. Не без компромисса, – говорит он и протягивает мне не подушку, а маленькие песочные часы, заполненные редким серебристым песком. – Две минуты. Ни больше, ни меньше. Ни забвения, ничего. Просто тихий шанс восстановить дыхание и подумать. Но помни: время – иллюзия.

Я беру песочные часы. Чувствую легкое тепло металла. Внутри меня протестует желание потянуться к подушке и забыться – но вместо этого я принимаю часы и поворачиваю их. Песчинки начинают медленно стекать.

Я закрываю глаза ровно на две минуты, и в это время мысли и чувства словно смягчаются: стресс не исчезает, но становится легче, и я привожу мысли в порядок. Я страдаю коротко, но конструктивно: стратегический отдых, а не бегство.

Когда песок заканчивается, я открываю глаза. В зале никто не шевельнулся. Бельфегор улыбается и отступает на шаг.

– Ты выдержал и это, – говорит он. – Многие выберут сон. Немногие – две минуты размышления. И ещё меньше тех, кто выберет идти дальше, зная цену.

Он делает поклон и добавляет тихо:

– Твои глаза ясны. Это хорошо.

Ко мне тихо подходит Карро:С этими словами Бельфегор медленно исчезает так же бесшумно, как и появился, оставляя после себя едва уловимый запах лаванды. Я чувствую себя чуть легче, но знаю: у меня остаётся меньше времени и больше ответственности. Испытания продолжаются, и каждый выбор добавляет новый слой к человеку, которым я становлюсь.

– Ты пришёл сюда с ясной головой, – произносит он голосом, который звучит как собственная мысль внутри черепа. – Но скажи мне: зачем? Ради кого ты идёшь дальше? Ради них? – он кивает куда-то за моё плечо, и в зеркалах начинают проступать образы людей из моей памяти: тех, кого я хочу защитить. Их лица кажутся чуть размытыми, как будто их можно стереть одним движением руки.

Карро подходит ближе и протягивает мне предмет: тонкий золотой ключ.

– Этот ключ откроет дверь к твоему личному спасению. Один поворот – и ты выйдешь из этого места целым и невредимым. Никто не осудит тебя за то, что ты выбрал себя. Они ведь сами сделали бы то же самое… если бы могли.

Я чувствую лёгкое тепло от ключа в ладони. В этот момент зеркала меняются: теперь они показывают не только меня самого, но и сцены из будущего – или того, что может им стать. Я вижу себя живым и свободным, но одиноким. Вижу других – тех самых людей из памяти – брошенными на произвол судьбы.

Карро улыбается чуть шире:

– Подумай: твоя жизнь принадлежит тебе одному. Ты никому ничего не должен. Все эти разговоры о долге и жертве придуманы для того, чтобы управлять тобой. Разве не лучше взять то немногое счастье, что тебе доступно? Ты уже прошёл через кровь и боль ради других, а они даже не узнают об этом.

Он делает шаг назад и щёлкает пальцами: одна из зеркальных стен превращается в настоящую дверь с замочной скважиной под мой ключ.

– У тебя есть два пути: повернуть ключ и уйти сейчас же – живым, целым и свободным от всех обязательств или отбросить ключ и остаться здесь до конца испытаний ради тех лиц в зеркалах, зная, что никто не гарантирует твоего выживания.

Внутри меня поднимается странное чувство: после усталости Бельфегора эта перспектива кажется почти сладкой – просто уйти и перестать бороться за чужие судьбы. Но вместе с этим приходит понимание: если я выберу себя сейчас ценой других… кем я стану? И будет ли это «я» тем человеком, которого я хочу сохранить?

Карро наклоняет голову:

– Не спеши отвечать. Эгоизм – это не грех, это инстинкт самосохранения.

Зал замирает в ожидании моего решения.

Я стою с ключом в руке, и он кажется тяжелее, чем должен быть. Металл тёплый, почти живой, как будто он знает, что я колеблюсь.

В зеркалах отражается моё лицо – усталое, с тенью под глазами. Я вижу каждую морщинку напряжения, каждую царапину на коже. И чем дольше я смотрю на себя, тем сильнее понимаю: я действительно измотан. Не на словах – на уровне костей.

Голос Карро мягко вплетается в мои мысли:

«Ты уже сделал достаточно. Ты заслужил покой. Разве не глупо продолжать ломать себя ради тех, кто даже не узнает о твоей жертве?»

Я пытаюсь оттолкнуть эти слова, но они находят трещины в моей решимости.

Вспоминаю лица тех, кого хочу защитить… и тут же ловлю себя на том, что часть этих лиц уже размыта в памяти. Бельфегор предупреждал: пыль памяти не всегда возвращается. Что если я уже теряю их? Что если всё это – напрасно?

Я сжимаю ключ сильнее.

Одна дверь – и всё закончится. Я выйду наружу живым. Смогу снова увидеть солнце без страха за спиной. Смогу есть тёплую еду и спать без кошмаров. Смогу… просто быть собой, а не этим израненным солдатом чужих надежд.

Но вместе с этим приходит другая мысль:

Если я уйду сейчас – кто останется? Кто пройдёт дальше? Может быть, никто. И тогда те лица в зеркалах исчезнут не потому, что я их забыл, а потому что они исчезнут навсегда.

Карро подходит ближе и тихо говорит:

– Ты думаешь о них так же сильно, как о себе? Или просто боишься признаться, что твоя жизнь для тебя важнее?

Эти слова бьют точно в цель: ведь да… моя жизнь для меня важнее любой абстрактной идеи долга. Но разве это делает меня чудовищем? Или просто человеком?

Я чувствую внутри два голоса:

Первый шепчет: «Возьми ключ и уходи! Ты никому ничего не должен!»

Второй отвечает: «Если уйдёшь сейчас – потеряешь, то немногое уважение к себе, что ещё осталось».

И оба звучат одинаково убедительно.

Я делаю шаг к двери… и тут же останавливаюсь. Сердце бьётся быстрее – не от страха перед Карро, а от страха перед самим собой: каким я стану после этого выбора?

В зеркалах моё отражение вдруг меняется: одно показывает меня свободным и улыбающимся, но глаза пустые; другое – израненным и уставшим, но с огнём внутри.

Карро молчит теперь – он знает, что самое страшное оружие против меня уже запущено: мои собственные сомнения.

Я стою перед дверью, и ключ в моей руке будто пульсирует в такт сердцу.

Каждый удар – как отсчёт времени до того момента, когда я либо спасу себя, либо предам всех, ради кого шёл сюда.

В зеркалах лица тех, кого я помню, становятся всё чётче. Они смотрят на меня молча. Никто не умоляет остаться, никто не обвиняет. И именно это молчание давит сильнее любых слов.

Голос внутри:

«Ты можешь уйти. Никто не узнает. Никто не осудит».

Другой голос:

«Но ты будешь знать».

Я подношу ключ к замочной скважине. Металл входит мягко, как будто дверь ждала этого момента веками. Пальцы дрожат – от усталости или от страха, я уже не понимаю.

Карро стоит сбоку, его янтарные глаза горят тихим ожиданием. Он не торопит меня – он уверен, что я сам сделаю «правильный» выбор.

Я закрываю глаза и вижу себя за этой дверью: живого, свободного, но пустого внутри.

Потом вижу другой образ: я остаюсь здесь, и путь впереди полон боли и опасности, но в груди горит что-то тёплое – то самое чувство, ради которого я вообще начал этот путь.

Я резко выдёргиваю ключ из замка.

– Нет, – говорю я хрипло. – Моё спасение ничего не стоит, если оно куплено их гибелью.

Карро слегка приподнимает бровь. Его улыбка становится тоньше и холоднее.

– Значит, ты выбрал их вместо себя? Как… предсказуемо.

Он щёлкает пальцами – дверь исчезает вместе с замочной скважиной. Ключ в моей руке рассыпается золотой пылью и тает в воздухе.

Когда я поднимает голову, то узнаю его лицо: Лирион.– Иди дальше, герой, – произносит он с лёгкой насмешкой. – Посмотрим, сколько ещё раз ты сможешь наступить на собственное горло ради чужих лиц в зеркалах. Карро возвращается на место, и я чувствую тяжесть, что-то давно забытое старое горит в моей груди, я силюсь вспомни, но что-то блокирует эти воспоминания. Пока я пытаюсь прийти в себя, чувствую, что подошло испытание Асмодея. Мне некогда размышлять, я должен двигаться дальше.

Его красота режет взгляд – слишком правильные черты, слишком глубокие глаза цвета расплавленного золота. Но за этой красотой чувствуется хищная сила.

– Мы снова встретились… брат, – произносит он с лёгкой усмешкой.

Я морщусь:

– Мы не братья.

– О нет… мы гораздо ближе, чем ты думаешь, – он делает шаг вперёд. – Ты просто забыл.

Я хочу спросить «о чём?», но он щёлкает пальцами – и пространство вокруг меня меняется.

Зеркала на стенах исчезают, открывая зал из белого мрамора. В центре стоит она: женщина с крыльями из чистого света и рыжими волосами. Её лицо невозможно описать словами – оно вызывает одновременно благоговение и боль в груди.

И я вспоминаю: девушка из сна. Моя. Она моя.

– Архангел… – шепчет Лирион почти нежно. – Она была нашей целью. Нашей жаждой. Нашей войной.

Картинки вспыхивают в голове: я и Лирион стоим напротив друг друга на вершине башни; её крылья сияют между нами; наши клинки скрещены; в глазах у обоих горит не ненависть, а отчаянное желание быть выбранным.

Я хватаюсь за голову – боль пронзает виски.

– Это ложь…

– Это память, которую у тебя отняли, – отвечает Лирион спокойно. – Ты был демоном задолго до того, как стал тем… кем считаешь себя сейчас.

Он подходит ближе:

– Я предлагаю тебе то же самое испытание, что тогда: откажись от своей миссии здесь и она будет твоей. Я верну тебе всё: её любовь, её прикосновения, ту ночь под небом без звёзд.

Рыжеволосая девушка поворачивается ко мне и смотрит так, будто знает меня лучше всех в мире:

– Ты забыл меня, но я помню тебя.

Сердце рвётся вперёд к ней, но разум кричит: «Это демон! Это ловушка!»

И всё же внутри есть странная дрожь узнавания: запах её волос кажется родным; звук её голоса пробуждает что-то древнее во мне.

Лирион улыбается:

– В прошлый раз ты проиграл мне, потому что выбрал долг вместо желания. Посмотрим, чему ты верен теперь.

Лирион обходит меня кругом:

– Скажи честно: если бы она сейчас протянула тебе руку, ты бы смог отвернуться?

Я молчу. Потому что не знаю ответа.

Он наклоняется к моему уху:

– Это испытание не про похоть тела, а про похоть сердца. Про то желание, которое ты хоронил веками под маской долга.

Внутри меня начинается шторм:

Одна часть кричит: "Это иллюзия! Это демон!"

Другая шепчет: "А если вдруг нет? А если это твой единственный шанс?"

И чем дольше я смотрю на неё, тем сильнее понимаю: я уже начинаю верить.

Лирион щёлкает пальцами – и зал снова меняется.

Теперь я стою на вершине высокой башни, вокруг – ночное небо, но без единой звезды. Ветер рвёт мою футболку, внизу бушует море чёрного пламени.

Передо мной – она. Архангел. Её крылья сияют мягким светом, но в глазах – тревога и боль.

Сбоку появляется Лирион – в боевых доспехах, с клинком в руке.

– Ты помнишь этот момент? – его голос звучит прямо у меня в голове. – Это была наша последняя встреча, до того как ты всё потерял.

Я хочу сказать «нет», но слова застревают в горле.

Вдруг сцена оживает: я чувствую вес меча в руках, слышу звон металла, когда наши клинки сталкиваются. Лирион атакует быстро и яростно, но я парирую каждый удар. Между нами она – пытается остановить бой, кричит что-то, но ветер уносит её слова.

– Ты сражался не за победу, а за право быть рядом с ней, – шепчет Лирион.

Вспышка памяти: её ладонь на моей щеке перед боем; тихий шёпот: «Вернись ко мне».

Но тут же другая картинка: она стоит к нам спиной и её пальцы скользят по руке Лириона.

– Ложь! – вырывается у меня.

– Правда, которую ты не хочешь видеть, – отвечает он спокойно.

Башня исчезает – мы снова в зале из тканей и золота. Но теперь архангел стоит совсем близко ко мне. Её глаза полны слёз.

– Я ждала тебя… веками… – говорит она тихо.

Я чувствую тепло её дыхания на своей коже. Сердце бьётся так сильно, что кажется – оно разорвёт грудь изнутри.

Лирион подходит сбоку:

– Скажи ей «да», и я отпущу тебя вместе с ней. Мы оба знаем: долг ничего тебе не дал, кроме пустоты.

В голове снова вспыхивают образы: я держу её за руку на краю обрыва, мы смеёмся под дождём, её губы касаются моих…

Лирион отталкивает меня прочь, а она остаётся с ним.

Я уже не знаю, что из этого было на самом деле. Всё кажется одинаково реальным.

Архангел протягивает ко мне руку:

– Пойдём со мной…

Лирион улыбается:

– Выбор тот же, что и тогда: долг или желание? Но помни, в прошлый раз твой выбор привет тебя к войне.

Внутри меня всё рвётся на части:

Если это иллюзия – я потеряю время и цель.

Если это правда – я упущу единственный шанс вернуть то, что было важнее всего.

Я чувствую, как мои пальцы дрожат… тянутся вперёд сами собой…

Её рука совсем близко.

Я чувствую тепло её кожи, слышу тихий стук её сердца – или это моё?

В глазах архангела – бесконечная нежность и тоска. Лирион стоит рядом, чуть позади, и я ощущаю его взгляд – холодный, уверенный в своей победе.

– Возьми её… – шепчет он. – И всё закончится.

Мои пальцы дрожат. Я почти касаюсь её ладони…

И вдруг – что-то внутри меня ломается.

В глубине сознания вспыхивает другой образ: не сияющий зал, не башня под чёрным небом, а пустота. Холодная, мёртвая пустота. И в этой пустоте я стою один. Ни архангела, ни Лириона. Только я… и моё собственное «я».

И я понимаю: это не она.

Её запах слишком сладок, её голос слишком ровен, а главное – в её глазах нет того огня, который я почему-то помню. Настоящая бы никогда не просила меня отказаться от пути.

Я сжимаю кулак и отдёргиваю руку.

– Нет.

Лирион прищуривается:

– Что?

– Это не она. Это твоя ловушка.

Архангел моргает и на миг её лицо искажается: кожа трескается тонкими линиями, крылья темнеют у основания. Я вижу под этой оболочкой тень демонической сущности.

Лирион делает шаг вперёд:

– Ты снова выбираешь долг? Ты снова готов остаться ни с чем?

– Я выбираю правду, – отвечаю я твёрдо.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на том единственном ощущении, которое точно моё: холодный камень под ногами в начале зала. Вдыхаю глубоко… и выдыхаю вместе с этим воздухом всю сладкую отраву вокруг.

Мир трещит по швам.

Золотой свет гаснет, ткани рвутся на клочья, аромат ванили сменяется запахом серы и пепла. Передо мной уже нет архангела – только дымная фигура с пустыми глазами. Лирион стоит в стороне, его улыбка исчезла.

– Значит… ты стал сильнее, – произносит он тихо.

– Нет, – отвечаю я. – Я просто перестал верить тебе.

Он смеётся коротко и зло:

– Посмотрим… сколько ещё раз ты сможешь устоять.

С этими словами он растворяется в тени, оставляя после себя лишь горький привкус поражённой гордости.

Я остаюсь один, но внутри чувствую странную ясность: часть воспоминаний всё же вернулась ко мне. Не полностью, но достаточно, чтобы понять – Лирион говорил не только ложь.

Я медленно выдыхаю. Лёгкие будто наполнены свинцом, а сердце бьётся глухо, как в закрытом ящике. Испытание Лириона вывернуло мою душу наизнанку – каждое слово, каждый взгляд был как крюк, цепляющий за самые уязвимые места.

Каждый из них – ангел или демон – пытается вытащить наружу правду… но что я могу дать им, если сам ничего не помню?

Поднимаю голову. Мои глаза скользят по лицам тех, кто сидит в зале: холодные взгляды ангелов, полные скрытой насмешки глаза демонов. Они ждут. Они хотят увидеть трещину во мне.

И я понимаю: я прошёл почти половину пути, но впереди – испытания от ангелов.

Рафаил… Я знаю его имя и знаю его суть: он будет проверять мой дух на прочность. Он захочет узнать – остались ли во мне силы для сражения или я готов сдаться прямо сейчас.

А впереди ещё десять ангелов и у каждого заготовлено своё оружие против меня.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Внутри пытаюсь ухватиться за образ – рыжеволосая красавица из сна. Её улыбка мягкая, как утренний свет; её глаза – тёплые и живые. Я держусь за этот миг так крепко, будто от него зависит моё существование, даже если не помню его по-настоящему.

Но после испытания Лириона сомнение уже пустило корни: а что, если всё это было ложью? Что если испытание началось ещё тогда… во сне?

Сомнение поднимается во мне медленно, как холодная вода в сосуде. Оно липкое, вязкое; оно проникает под кожу и давит на мозг изнутри.