Аномалия. За гранью огня

– Ночные кошмары? – не сразу понимаю, кому принадлежит голос. Я щурюсь, поверхностно дышу и дрожу всем телом, словно меня выкинули в холодный снег. Различаю сквозь дымку сна Ника, обнимаю его изо всех сил и утыкаюсь в изгиб шеи. – Давно у тебя это?

Киваю. С ним мне плевать на тайны. С ним так хорошо.

Ник притягивает мое ослабшее тело к себе. Тревога все еще пленит душу, и я нервно всматриваюсь во тьму комнаты, словно монстр из сна может ожить в любой момент. На мгновение кажется, что в углу что-то шевелится, но Ник крепче сжимает меня в теплых объятиях. Его пальцы путаются в моих волосах, мягко массируют кожу головы, и я плавлюсь в его руках, забывая обо всем на свете. Чувства похожи на зарождающееся зарево атомного взрыва. Страшно прекрасно.

– Спой мне, – бормочу жалобно.

– Какие еще пожелания? – вполне ожидаемо фыркает он.

– Пожалуйста, – повторяю я, закрывая глаза. – От твоего голоса в моей душе всегда весна и цветут цветы.

– Вот это признания, принцесса.

– Мне кажется, что я видела тебя во сне еще несколько лет назад.

– В кошмарах?

– Твои глаза… мне не было страшно.

Жду. Он молчит. Крохотные брызги разочарования разводами ложатся на кристально-чистые мечты. Ладно. Не так уж это и важно. Вздыхаю и… слышу его низкий, плавный тембр, заглушающий все звуки миллиардов галактик. Его губы касаются мочки уха, и за прикрытыми веками мерцают звезды. Засыпаю и вижу другие образы: бескрайние поля цветов, прозрачно-прекрасный океан и голубое небо. Дом. Наш дом. Блаженство, счастье и свет сливаются с эхом песен. Каждая строчка пронзительных стихов навсегда отпечатывается в душе.

Ты включишь теплый свет,

Из ничего создашь свой космос.

Осколки взорванных планет

Изменят ритм и хронос.

Души моей разбитой мрачный звук

На полной громкости звенит.

В глухой ночи услышишь стук

Сердец. Та песня нитью их соединит.

Мелодия разрежет пустоту,

Тебе покажется ударом и проклятьем.

Но в темноте увидишь красоту.

И все что было до вдруг станет тут неважным.

Раскрась кристальной краской тень,

Которая давно с тобой повсюду.

Увидишь в глубине между мирами дверь,

И станет явью на двоих заоблачное чудо.

Застывший город под луной,

Мой самый сладкий рай.

Застывший город под луной,

Наш судьбоносный май.

Застывший город под луной,

Твой шаг за мной за самый край.

Застывший город под луной,

Моей руки не отпускай.

Утром я просыпаюсь раньше и долго рассматриваю его лицо, запоминая каждую черточку. Позже заставляю спрятаться в ванной, а сама провожаю родителей и сестру. Когда возвращаюсь наверх, Ник сидит на полу ванной комнаты с блокнотом в руках.

– Сколько раз я уже говорил, что ты потрясающе рисуешь. Это дар. То, как ты видишь и чувствуешь мир. Эти крылья могут стать крутым эскизом для тату.

Смотрю на лист, где изображены две пары крыльев. Нежные светлые на первом плане и мрачно-таинственные позади. Похожие мы нарисовали на стене обсерватории.

– Ты сказал мне порвать все, – не смотря на его высокомерие, заносчивость и напускной устрашающий вид, каждая клеточка тела вибрирует от счастья. Шелестение страниц отвлекает от дурманящих мыслей.

– Ты выдергиваешь фразы и запоминаешь все самое ненужное. Я сказал, что остальным не нужно видеть твоих рисунков. Пишешь, кстати, тоже интересно.

Сердце сильно ударяется о ребра. Медленно, въедливо всматриваюсь в обложку скетчбука. В горле застывают запоздалые оправдания. Лечу прямиком в котел стыда и неловкости. Бирюзовый блокнот служит чем-то вроде личного дневника. Именно его я бережнее остальных храню втайне, трясясь как над золотым слитком.

– Зачем ты рылся в моих вещах? – мой голос тих. Я не смотрю на него, но чувствую ответный взгляд, от которого кожа полыхает огнем. – Отдай.

– Не будь такой капризной врединой. Он лежал под подушкой.

Поздно что-то отрицать. Каждая секунда превращается в пытку.

Мне было всего пятнадцать. Такая глупая и наивная. Потерянная.

– Ты правда думаешь, что любишь меня? – от затаенных интонаций я непроизвольно задерживаю дыхание. Кажется, что в его словах сквозит тоскливая обреченность. – Почему?

– Любовь никогда нельзя объяснить.

– Потому что ее не существует.

Закрываю глаза, веки печет. В идеальном мире понравившийся мальчик признался бы в любви в ответ. Его ладонь сжимает мое запястье и дергает на себя. Оступаюсь и приземляюсь ровно на его колени.

– Хочу услышать это вживую. Твое признание.

Останавливаю взгляд на неприметном рисунке темной футболки. Нет, ни за что не произнесу это вслух. Я точно не первая в длинном списке поклонниц. Девочки в Академии постоянно пишут ему записки. Я превращаюсь в одну из.

Его ладони стискивают мои ребра. Ни вырваться, ни убежать. Да и бежать, находясь в собственном доме, некуда. Тысячи крохотных, невидимых колючек жалят шею. Легкие сжимаются до размера горошины. Почему я не спрятала этот чертов блокнот под матрас?

– Я имела в виду, что люблю тебя как брата или друга, – неубедительно поясняю я, сглаживая острые углы ненужного признания. Пронзительный взгляд синих глаз замирает в остром прищуре. – Я чувствую себя живой рядом с тобой. Мне нравятся наши разговоры и прогулки. Нравится молчать и находиться рядом. Нравится смеяться и делиться мечтами. Я становлюсь счастливее, ощущая твое присутствие. Ты другой. Ты заботишься и защищаешь. С тобой не страшно. С тобой тепло, уютно, интересно и весело. Я чувствую, будто нашла дом, а вместе с ним – крылья, которые позволят быть свободной.

Проглатываю ранящие осколки уязвимости. Вот и все. Распахнула перед ним душу. Становится чуть легче. Рядом с ним мечты о том, что существует особенный, не похожий на грубую реальность мир, оживают и прекращают быть воздушной фантазией.

Ник молчит. Нахмуренные брови, гримаса озадаченности меняют его лицо. Наверное, я испортила то немногое, что было.

– В детстве я иногда мечтал о младшей сестренке, – произносит он с легким оскалом на губах, – милой и покорной. Верной и искренней. Принадлежащей мне одному.

Пытаюсь встать, но он не позволяет. Морщусь, когда его пальцы сжимают волосы.

– Но позже, когда встретил тебя, – теплые губы невесомо касаются щеки, и мягкий трепет распространяется по размякшему телу. Перед глазами мелькают разноцветные вспышки. – Понял, что больше не нуждаюсь в сестре.

Сердце летит куда-то вниз, виснет на тонких нитях над пропастью.

– Потому что сестра – это часть семьи, а моя семья – это то, что хотелось бы стереть из памяти, – его слова перетекают в меня и перемешиваются с мыслями. Не совсем понимаю. – А очаровательная, послушная, нежная подружка будет всегда принадлежать только мне. К тому же сестер не целуют.

Его губы прижимаются к моим, горячий язык скользит по нижней губе. Он держит мои волосы и касается плотно сжатых губ. Земля раскалывается надвое, и нет пути назад. Миллиарды взрывов попеременно атакуют каждый атом тела. Холод сменяется жаром. Сердце бьется так сильно, что готово пробить ребра. Мыслей нет. Ничего нет, кроме нас двоих. Из маленькой искры разгорается целая вселенная. Обвиваю руками его шею, касаясь теплой гладкой кожи. Чуть приоткрываю рот, позволяя ему целовать меня, а сама проваливаюсь в бездонный океан сахарной ваты. Я ни с кем никогда не целовалась и даже представить не могла, что это дурацкое занятие может быть таким потрясающе сладким. Слаще любимых конфет.

Вздрагиваю, возвращаюсь в мир и в испуге заваливаюсь назад. Отползаю и опираюсь на локти, тяжело дыша. Ник смеется, запрокинув голову, слишком довольный и счастливый. Бесноватые огоньки ярко горят в синеве взгляда.

– Произнеси это вслух, – требует он снова, глядя мне в глаза. – С моим именем.

Я приподнимаю подбородок, готовясь к противостоянию, и мотаю головой. Но Ник уступает.

Новогоднюю ночь мы проводим вместе. Он снова пробирается в мою комнату, и мы до утра смотрим фильмы.

С этого момента наши отношения становятся напряженнее. Как будто я крадусь на цыпочках по минному полю.

Зима уступает весне, и мы снова возвращаемся на озеро.

– Что ты делаешь? – спрашивает он, отвлекаясь от планшета.

– Здесь слишком мрачно, – отвечаю смело, продолжая разрисовывать внутреннюю стену дома. Любуюсь результатом. Бескрайний розово-сиреневый океан, поверхность которого усеяна цветами, и темное звездное небо с кучей орбит и пылающих звезд. Придуманный мной космос. Добавляю нежно-розовые цветы на другие темные стены.

– Мрак – это красиво.

– Возможно, – соглашаюсь я. – Во мраке есть тайна. Увидеть красоту при свете легко, а разглядеть ее в темноте сможет не каждый.

– Философский цитатник?

– Нет. Обычные размышления. Разве тебе не нравится новый дизайн? – счастливо улыбаюсь, видя блеск в его глазах.

– В целом симпатичненько получилось.

– В целом, – передразниваю я, сморщив нос. – Твой мрак не против моего света, цветов и звезд.

– А это что такое? – он задевает еще один блокнот, и оттуда вываливается куча набросков. Я вздыхаю, крутя в руках кисточку.

– Комикс. Лет в десять мне нравилось придумывать свои миры.

– В десять или в пять? Хотя, наверное, ты до сих пор веришь в сказки.

Он перелистывает страницы, склонив голову набок. Темная челка мило спадает на лоб.

– Тут даже карта есть, надо же.

– Это волшебная страна.

– Серьезно? – иронизирует он. – И что там волшебного?

– Там нет зла. У людей есть необычные способности. Кто-то может управлять огнем, кто-то вызывает дожди, кто-то видит прошлое и будущее, кто-то умеет варить магические зелья и многое другое.

– И кто же их всех защищает?

– Никто. Вокруг города возведены высокие каменные стены, а ворота запираются на ночь. Никто не нападает на них.

– Так не бывает. В мире всегда есть черное и белое. Слабые погибают, сильные выживают, – самоуверенно заявляет он, продолжая листать. – Что насчет злых ведьм?

– Это мой волшебный мир, – возражаю чуть тише и ощущаю, как начинает дрожать подбородок. – В нем нет злых колдуний. А если они появятся, то я придумаю что-то, что защитит от всех твоих монстров.

– Звучит как вызов. Это ты?

Его взгляд приклеен к девочке в светло-розовом платье, которая наблюдает за улетающим в небо воздушным шаром.

– Нет. Это принцесса Рина, и она умеет исцелять людей одним прикосновением, потому в ее крови течет необычный жидкий огонь.

– Она сможет вылечить меня? – Ник поворачивает голову, смотря прямо в глаза.

– Ты здоров, и твое тело цело, – мягко говорю я, но его синие глаза остаются напряженными. – Да, конечно, сможет. Если ты попросишь.

Он кивает и отворачивается.

– А как зовут его?

Теперь уже я напоминаю натянутую струну. На следующих страницах девочка гуляет со своим новым лучшим другом, который сбежал из соседнего королевства.

– У него не было имени.

– Тогда что насчет Ника? – он ухмыляется, хватает меня за локоть и рывком притягивает на свои колени. Его пальцы проникают под куртку и щекочут через ткань футболки.

– Перестань, – задыхаюсь от смеха и уворачиваюсь от прикосновений. Волосы прилипают к лицу и мешают дышать, но Ник держит меня одной рукой, а второй продолжает пытку. – Его зовут по-другому.

– Точно?

– Отпусти меня!

Пытаюсь выбраться, отбиваюсь, но безуспешно. Сдаюсь, обвиваю руками его шею, утыкаюсь носом в плечо и шепчу:

– Хорошо. Пусть его будут звать Девоном, – на глаза внезапно наворачиваются слезы. Я вспоминаю первый рисунок, посвященный ему, и множество других картин. – Теперь я знаю, откуда он сбежал. Из королевства со злыми колдунами. И он, скорее всего, владеет черной магией.

Его тело замирает подо мной, смех обрывается и утопает в звонкой тишине. Ладони так сильно сжимают мои ребра, что я с трудом делаю вдох.

– И когда-нибудь злой принц разрушит этот твой волшебный мир, потому что на самом деле добро никогда не побеждает.

– Он не злой, – крепче обнимаю его. – Просто запутался и никому не доверяет. Но сейчас с ним все хорошо.

Мы оба смотрим на рисунок, где двое детей сидят на краю каменного фонтана и держат в руках книгу. Ник нетерпеливо отодвигает краски и блокноты, переворачивает меня и нависает сверху. Целует во второй раз, и этот поцелуй длится дольше. Ему почти удается протолкнуть язык в мой рот, но я нахожу силы оттолкнуть его. Меня шатает как после нескольких быстрых кругов на карусели. Ник смотрит так пристально, что темнота его глаз гипнотизирует, завлекает на дно самых неизведанных, пугливых желаний. Меняющая оттенки синева, окаймленная черным ободком по краю радужки, затягивает в опасный водоворот, из которого невозможно выбраться.

– Иногда мне бывает очень плохо, – тихо говорю я, слушая биение его сердца. – Родители и сестра считают меня странной, замкнутой. Я чувствую, что не выписываюсь в этот мир. Понимаешь? Бывало ли с тобой такое? Как будто я брожу среди людей и нигде не нахожу свое место. Как будто я затерялась в космическом пространстве и нечаянно приземлилась на чужой планете. Рядом с тобой все иначе.

Ник приподнимает мой подбородок, заставляя взглянуть в его потемневшие глаза с расширенными в полутьме зрачками. Между нами будто растягиваются золотые нити. Его чувства отражаются во мне, мои мысли проникают в него.

– Я создам для нас другой мир, – мрачно изрекает Ник с непоколебимой уверенностью. – Тебе не придется подстраиваться под кого-то. Не позволяй ничьим словам влиять на тебя. Они ничего не понимают.

Ловлю каждое его движение, каждый звук. В этом маленьком мире мы только вдвоем. Пусть так будет всегда. Мне хочется верить.

В каждой истории есть поворотные точки, раскачивающие маятник реальности в разных плоскостях. В будущем я буду долго размышлять о том, как могли сложиться те или иные события.

Периодически Ник пропадает на несколько дней и никак не объясняет отсутствие. Не появляется в Академии, в Центре, не отвечает на сообщения. А когда возвращается, то не контролирует вспышки агрессии и бесконечные колкости. Иногда я не узнаю его.

– Ты не поедешь в Сантум, ясно? – заявляет Ник по дороге на Юг, имея в виду ближайшие каникулы.

– Я хочу.

– Кэти. Я хочу, чтобы ты осталась, – почти по слогами произносит он. – Ясно? Здесь. Со мной.

– Мы с дедушкой собираемся вернуться туда через несколько месяцев. Насовсем. Мне не нравится в Лиртеме.

– Ты оставишь меня здесь и без сожалений уедешь?

Его вопрос закручивает вихрь неприятных, болезненных ощущений в центре грудной клетки. Я всегда любила Сантум и не хотела жить ни в каком другом месте, но теперь возвращение означает расставание с Ником.

– Мы будем звонить и переписываться, навещать друг друга на каникулах. А позже ты можешь тоже переехать туда.

Резкий грубый смех Ника показывает то, что он думает о моем предложении. Я знаю, что никакие сообщения и звонки не заменят реального общения, не подарят объятий и тепла.

– Ты сама-то в это веришь?

– Верю. Потому что ты мне дорог. Где ты был? Почему мы больше не ходим на набережную?

– Там скучно, – первую часть вопроса игнорирует.

– Недавно там поставили новые подвесные качели. Покатаемся вместе?

– Ты такой ребенок.

Односложные ответы, отстраненность, холодность нервируют. Иногда я замечаю под его одеждой синяки и царапины. Слишком часто в его жестах, словах, взглядах мелькают резкость, безжалостность, грубость, высокомерность и неконтролируемый огонь самоуверенности.

– Добиваешься, чтобы я скинул тебя в реку к чудовищу? – огрызается он в ответ на расспросы и хватает за шею. Знаю, что он ни за что не сделает этого. Ник раскидывает многочисленные и громкие угрозы, но никогда не исполняет их на мне.

– Там нет чудовища, – выдавливаю я, раздражаясь от вранья и недоговорок. – Потому что оно уже рядом со мной. Отпусти. Я тебя не боюсь.

– Зря, – Ник убирает руки, ехидно ухмыляется и идет молча.

На следующий день мы снова зависаем в старой обсерватории.

– Не отсвечивайте, – рявкает Ник и ударяет Картера в плечо, забирая ноутбук, на котором мы монтировали видео. С ужасом смотрю, как он разбивает экран. – Ты не понимаешь?!

Я молча сижу рядом, опустив голову и боясь вмешаться. Лея обеспокоенно следит за перепалкой.

– Остынь.

– Если хочешь угробить свою жизнь, не вмешивай в это остальных.

– Никто не заставляет тебя участвовать.

– Завались.

– Откуда ты вообще узнал про видео и Джоша?

Недавно Картер познакомился с мужчиной, когда играл в парке на гитаре. Тот заинтересовался и предложил отправить песню и небольшое видео на почту. Позже оказалось, что он был сотрудником одной известной творческой студии Сантума. Для Картера и Леи это стало настоящим огоньком надежды на спасение из приюта Лиртема.

– Откуда нужно. На вас настучала девчонка, которую я случайно встретил по пути сюда. Эмили Беннет, слышал про такую? Она хотела поучаствовать в нашем проекте, а я даже не в курсе. Мило?

Это первый их диалог в подобном тоне. Ник и Картер похожи, у них слишком много общего, и иногда они цепляли друг друга ради удовольствия. За последние месяцы мы вчетвером сдружились очень крепко. Выпад Ника разрушает привычную мирную гавань.

– Мы учимся с ней в старой Академии Юга.

– И как долго вы собирались скрывать свое новое занятие?

– Мы не скрывали, ты пропадал неделю.

– Мы знали, что тебе не понравится, – несмело говорю я. – Прекратите, пожалуйста.

– Успокой его, – просит Картер.

Ник переключается на меня, и я съеживаюсь. Он сжимает мое предплечье и заставляет встать.

– Да, принцесса. Успокой. Я даже знаю как.

Ник тащит меня прочь. Упираюсь, но сопротивление тает через несколько перекрестков. Компания подростков на углу закусочной громко смеется и бросает недобрые взгляды на всех прохожих. Я жмусь ближе к Нику.

– Что случилось?

– Это я хотел бы спросить у тебя. Чем вы занимались без меня?

– Снимали видео на ту песню, что вы написали.

– Что за идиотская затея, а, Кэти?

– Это моя идея. Зря ты сорвался на Картера.

– Твоя? Еще лучше. А у него хватило мозгов, чтобы потакать тебе.

– Он не потакал. Картеру понравилось. И Лее. Мы могли бы сделать что-то хорошее. Я придумала сюжет и то, как лучше снять клип. Картер записал музыку. Лея начала изучать видеоредакторы. Искусство и любовь могут изменить мир.

– Прекрасно. Я просил не привлекать внимание?

– Что плохого в небольшом видео? Оно про свет и любовь. В моей старой Академии в Сантуме мы часто занимались творчеством. Учителя говорили, что это помогает лучше понять себя.

– Чушь, – Ник толкает к стене. – Лиртем – не Сантум, запомни это. Здесь все иначе. Забудь свои сказки о добре и свете. Мир жесток и несправедлив. Эта самодеятельность еще больше выделяет вас из толпы. Им нужны как раз такие. Этот мужик может быть кем угодно. Скаутом Ресуректона, например. Знаешь, сколько их по всей стране? И знаешь, для чего они просматривают подобные таланты? Чтобы выбрать подопытных крыс. Видимо, тебе очень хочется оказаться в клетке. Тебя схватят и поселят в ужасном месте, чтобы использовать в особых целях. Забыла недавнюю экскурсию?

Я не забыла. Радиант организовал поездку в один из закрытых Центров «Ресуректона». Там содержались тяжелые больные с черными Лиридами. Ужас и шок сковали меня при одном взгляде на жуткое место, напомнившее лагерь строгого режима: колючая проволока, многоуровневый забор, толстые двери, камеры. Мы должны были ясно представить, что бывает с теми, кто отказывается от терапии. Бессмысленный звериный взгляд, неконтролируемая сила, лютый голод и ненависть в белых глазах, лишенных цветной радужки. Их сложно назвать людьми. Даже тела выглядели так, будто они прожили в дикой природе миллионы лет и лишились чувств, мыслей и здоровых инстинктов. Как в самом страшном фантастическом фильме. Их называли Дикими или Бездушными.

Всю поездку я не отходила от Ника. Даже в автобусе крепко держалась за его руку, трясясь от увиденного, а потом словила паническую атаку. Ник долго успокаивал меня и даже использовал запрещенный прием – кормил в любимой кондитерской города. На него же, кажется, зрелище не произвело большого впечатления.

– Картер может распоряжаться своей жизнью как хочет. Но ты… ты будешь делать то, что говорю я.

– Нет.

– Принцесса. Закрой ротик и слушай. Ты будешь подчиняться. Всегда. Хочешь этого или нет. Если придется воспитывать тебя иначе, то я найду способ.

– Ты ведешь себя мерзко.

– Мне плевать.

– Зачем ты разбил ноутбук?

– Чтобы мир не увидел ваши светлые идеи раньше времени.

Я не могу ему противостоять. Никогда не могла.

– Не реви. Меня это бесит.

– Тогда уходи. Тебя бесит все во мне.

– Обязательно подумаю над предложением. Но сначала…, – его губы касаются моих. Я хочу отвернуться, но Ник не спрашивает разрешения и удерживает на месте. – Вот теперь ты гораздо покладистее. Идем.

– Но Картер и Лея…

– Начинаю думать, что Картер тебе дороже меня.

– Ты не слышишь, что говоришь! Мне не нравится видеть тебя таким!

Шлейф последней фразы преследует ежедневно. Ник снова пропадает. Я отказываюсь от Сантума и выходных с дедушкой, а он внезапно исчезает. Ни одного звонка, ни одного сообщения. Целую неделю. Все дело в моих словах? Необъяснимая вина смешивается с тяжелой печалью.

Ник часто казался невыносимым и заносчивым мальчишкой. И в это же время он был для меня целым миром.

После каникул Алисия МакЛарен воодушевленно рассказывает, как их семьи вместе отдыхали на дорогом курорте. Слышу разговоры девочек о вечеринках у холмов неподалеку от восточного Лиртема. Они заговорщически перешептываются и смеются, разглядывая фотки. Не интересуюсь тусовками и не обращаю внимания, пока не слышу в обрывках фраз имя Ника. После этого ловлю каждое слово. Почему его до сих пор нет на занятиях?

– Он меня поцеловал, – хихикает одна из одноклассниц. Кислород превращается в ядовитый пар, который проникает в легкие и отравляет организм. Это не правда. Конечно, нет. То, что я чувствую от него, когда мы остаемся наедине, невозможно сыграть или подделать. Он не мог так поступить.

– С нетерпением жду пятницы, – оживленно шепчет другая. Случайно упавшее крохотное зернышко переживаний быстро разрастается в громадное жалящее растение.

Но худшее поджидает впереди. Следующим вечером я выхожу из торгового центра, где глушила грусть покупкой новых блокнотов и карандашей для рисования. Держу в руках пакет с футболкой, на которой изображен символ любимой рок-группы, роюсь в рюкзаке в поисках леденцов и едва не сталкиваюсь с молодой женщиной.

– Осторожней, – холодно произносит она. Я поднимаю взгляд и зачарованно смотрю на ее аристократичное лицо. Девушка невероятно красива, будто королева сказочной страны. Густые, темные волосы, необычные и очевидно дорогие украшения, идеальный макияж с акцентом на ярко-красные губы, элегантное пальто и сапоги на тонкой шпильке создают гармоничный образ, сверкающий великолепием. Словно она только что сошла с экрана телевизора. Но больше всего поражают ее глаза: большие, бездонные, источающие темный магнетизм. И что-то в них кажется смутно знакомым. Я подвисаю и не замечаю рядом с ней мужчину и двух парней. А когда узнаю в одном из них Ника, то не могу сдвинуться с места.

– Привет, – робко обращаюсь к нему и слабо улыбаюсь, забыв про громадную обиду.

Он не отвечает. Стоит и смотрит на меня как на раздражающую помеху. На мгновение мерещится, что передо мной вовсе не Ник, а кто-то другой.

– Кто это? – спрашивает парень постарше. Видимо, это его брат. Я почти ничего не знаю о его семье, и мне становится жутко неловко.

– Милый, это твоя подружка? Вы учитесь вместе? – снисходительно спрашивает девушка. Неужели это его мама? Она выглядит так молодо, так привлекательно. Понятно, от кого он унаследовал такую притягательную энергетику.

Ледяной голос Ника, полный скрытого недовольства, перебивает мой ответ.

– Понятия не имею. Я не запоминаю имен глупых девчонок.

Его мама окидывает меня странным, слегка пренебрежительным взглядом, и они уходят. А я стою на одном месте несколько минут. Ноги превращаются в тяжеленные булыжники, которыми я не могу пошевелить. Сверху будто льется поток грязной воды, пропитанной моим унижением и обидой.

Что все это значит?

Через день Ник возвращается в Академию.

– Не хочу тебя видеть, – огрызаюсь, когда замечаю его в библиотеке. Демонстративно игнорирую. Ник дергает за рюкзак и зажимает между стеллажей. Как и в прошлый раз, когда он целовал меня здесь.