Аномалия. За гранью огня

– Опять ты. Не скули, – приглушенный голос звучит жутковато. – Сейчас я уйду отсюда, а ты сделаешь вид, что никого не видела, ясно?

Его кожа пахнет морем, свежим ветром после дождя и свободой. Он отпускает меня, и я падаю на колени. Кашляю и борюсь с резью в глазах.

– Если кто-нибудь услышит, я придушу тебя. Следила за мной что ли? Какого черта ты здесь?

Колючий страх ползет по спине. Я держу глаза закрытыми, глотаю слезы и сижу перед ним на коленях. Волосы скрывают мое лицо, но он наклоняется и заставляет меня приподнять голову.

– Ты красивая.

Внезапный шум в коридоре вклинивается в наше зловещее уединение. Ник хватает меня за шиворот и тащит в скрытую в глубине кладовку. В ней едва можно поместиться вдвоем. Взрослые голоса заполняют архив. Ник крепко сжимает меня и снова затыкает рот. Я не собираюсь кричать и с трудом дышу. Мне страшно в замкнутом пространстве и темноте. Его запах и биение его сердца отвлекают от воображаемых монстров.

– Когда следующая отправка?

– Через месяц.

– Сколько?

– Двое или трое.

– Не будем спешить. Берем исключительно тех, в ком уверены. Документы здесь?

– Да.

– Составь списки потенциальных. Особенно интересуют девушки. Эксперимент движется удачно?

– Все под контролем.

О чем они говорят? Бессвязный диалог сменяется мрачной тишиной. Не сразу прихожу в себя и не осознаю, что Ник ведет меня куда-то.

– Что ты делаешь?

– Здесь есть пожарный выход.

– Зачем он нам?

– Они заперли дверь.

Мой мучительный выдох сопровождается тихим стоном. В его движениях сквозят решительность и уверенность, чего не скажешь обо мне. Ник достает из рюкзака связку ключей и подбирает нужный для металлической двери. За ней – тускло освещенная решетчатая площадка. Ветер приносит с собой осеннюю прохладу.

– Быстрее.

Я боюсь высоты. Я много чего боюсь. В горле разрастается тугой ком. Ник захлопывает дверь, хватается за перила и ставит ногу на ступеньку.

– Я… – стараюсь не смотреть вниз. – Я не пойду с тобой, извини.

Испепеляющий взгляд, полный разных оттенков, пронзает насквозь. Смятение врывается в разум одновременно с легким головокружением.

– И что будешь делать? – интересуется снисходительно.

– Посижу в архиве. Кто-нибудь из работников Центра выпустит меня.

– Центра, – фыркает он. – Это не научный Центр, а тюрьма, чтоб ты знала. Может, кто-то и выпустит. И сразу скормит лабораторным крысам.

Легкая дрожь перерастает в озноб. Ветер развевает волосы, рассыпая их по плечам, и срывает розовую резинку, унося ее вниз. Во рту становится сухо. Ставлю ногу чуть ближе к краю, железо заунывно скрипит, прогибаясь под моим весом. Нет, я не могу. Я разобьюсь.

– Дай руку.

Хватаюсь за перила, игнорируя приказ. Липкий пот пропитывает пальцы. Опускаю ногу на ступень ниже. Губы дрожат от жалости к себе. Через мгновение ощущаю теплую ладонь на своем животе.

– Ты не упадешь. Я держу тебя. Слышишь? – вкрадчиво произносит он. – Ну если и упадешь, то на меня. Всего-то переломаешь мне все кости.

Мы спускаемся очень долго. Когда преодолеваю последнюю ступень, едва не валюсь на колени от того, как сильно раскачивается мир. Ник не отпускает меня сразу.

– Спасибо, – тихо шепчу я.

– Спасибо и все? – его ладонь ползет вверх.

Цепенею и будто вновь оказываюсь на огромной высоте. Уклоняюсь в сторону, но Ник крепче прижимает к себе.

– Ты пахнешь ванилью, – он слишком близко. – Советую больше не совать нос в незнакомые кабинеты.

Ник резко убирает руки и отодвигается.

– Я… – на полуслове обрываю ненужные оправдания. Зачем ему знать про Дастина.

– Плакса, – кидает Ник на прощание и уходит.

В Академии мы по-прежнему делаем вид, что незнакомы. Ник зависает с друзьями: Джеком Грантом и Диланом Ловреном. Я тайком наблюдаю за ним. Пытаюсь нарисовать его портрет, надеясь, что это избавит от наваждения. Со свербящим дискомфортом в груди слушаю перешептывания одноклассниц, которые уже вовсю интересуются мальчиками и поцелуями, пока я посвящаю свободное время рисованию, музыке и фильмам. Присматриваюсь, как ведут себя девочки: очаровательно улыбаются и звонко смеются в ответ на глупые шутки, дефелируют мимо мальчиков, метко стреляя глазами. Многие считают Ника красивым. Алисия МакЛарен уверяет, что они дружат с раннего детства и что она выйдет за него замуж. Чувствую себя чужой среди всех. Каково это: влюбиться и подарить кому-то сердце?

Впрочем, Ник награждает всех презрительными взглядами и грубыми фразами, относится к вниманию как к надоедливой обыденности и держится отстраненно.

– Оказывается, ты тоже неплохо рисуешь, – полушепотом произношу я на очередном занятии в Центре. Я снова села рядом с ним. Сегодня мы работаем вчетвером: я, Ник, Лея и Картер. Последние двое очень нравятся мне. Картер смотрит на Лею так трогательно, что вокруг них будто вспыхивает солнечный свет. Оказывается, что мы любим одни и те же фильмы, предпочитаем одинаковую музыку.

Ник демонстративно игнорирует миссис Аткинс. Ее карикатура, нарисованная за последние полчаса, выглядит реалистично и смешно. Он молчалив. Мне хочется говорить с ним. Трепетная радость от нашей вынужденной близости сменяется нетерпеливым томлением.

– Вижу, как ты постоянно пялишься на меня в Академии.

– И ты тоже, – смело отвечаю я. Часто ловлю на себе его взгляды.

– Твое внимание забавляет. Знаешь, мне даже понравилось наше маленькое рандеву в архиве. Все эти эмоции. Я давно не чувствовал ничего подобного.

Набираю в легкие больше воздуха, надеясь, что меня не разорвет от смущения.

– Мы можем иногда общаться в Академии?

– Нет, – отрезает он моментально. – Даже не вздумай подходить. Никто не должен видеть тебя рядом со мной.

Хлопаю ресницами, старательно обводя контур нарисованного на полях домика. Не покажу свою слабость. Я ведь и так знала, что вряд ли заинтересую его. Ну и ладно. Мне не обидно. Совсем. Почти.

Ник тянется за карандашом и рукав толстовки задирается, обнажая запястье и жутковатые багровые синяки.

– Что это? – мои пальцы непроизвольно оказываются на его руке. Ник резко сбрасывает мою ладонь и смотрит с таким ядовитым раздражением, что становится не по себе. Отодвигаюсь назад, прижимаясь к спинке стула.

– Помните тот фильм, где четверо пытаются спасти мир и петляют по лесу на современной тачке? – обрывок рассказа Картера перебивает грустные мысли. – Мне снилось, что я управляю ей, а на крыше приделаны лазерные и огненные пушки.

– Гоночная машина черного цвета? – недоверчиво уточняю я. – Один выстрел из лазера напрочь поражает машину преследователей? Недавно мне тоже снилось подобное.

Лея смеется.

– Может быть, это потому что мы увлечены одним кино и похожими историями.

– Или у вас коллективные галлюцинации, – подмечает Ник.

– Ты говорил, что у тебя тоже бывают необычные сны. Разве не странно, что мы видим одно и то же?

Ник одаривает меня очередным снисходительным взглядом.

Лея воодушевленно рассказывает о новой прочитанной книге, и я забываю о переживаниях. Лея и Картер живут в приюте на Юге Лиртема и кажутся приятнее большинства одноклассников из благополучных семей. Мне не нравится в Лиртеме. В Сантуме все было иначе. Академия и учителя казались не такими холодными, у меня были приятели, и среди одноклассников не процветал снобизм. В Лиртеме все будто искусственное.

– Тебе не идет напускная взрослость, – произносит Ник, догнав у гардероба, пока я вожусь с одеждой. – Не смотри на других.

– Что ты имеешь в виду? – тереблю кисточки на шарфе, раздумывая над сказанным. Накануне я все-таки пошла на танцы, как настаивала мама. Впервые. Сделала прическу, как у девочек, накрасила ресницы и губы, взяла у сестры старый костюм, облегающий как вторая кожа. А все потому что девочки из танцевального отделения по вечерам всегда тренировались рядом с футбольной командой, где играет он.

Ник уходит, не вдаваясь в уточнения. Невыносимый. Независимый. Но я не могу не думать о нем. Он так не похож на всех остальных. Как будто даже воздух рядом с ним кажется другим. Любопытство, розовые фантазии, одиночество, неосознанная глубокая симпатия толкают на необдуманный шаг. Я часто сомневаюсь, но сейчас действую на импульсе. Выхожу на крыльцо и смотрю, как Ник пересекает перекресток, не поворачивая к парку и бульвару. Дальше – старая заброшенная усадьба семьи Веллинтер. Крадусь следом, отчаянно желая узнать, куда он направляется. В той части города нет ничего интересного, а район для богачей в другой стороне. Ник пролазит между искореженными прутьями чугунной ограды и идет дальше.

Сквер усадьбы выходит на поле, за которым начинается роща. Опасливо вглядываюсь в хмурое небо. Скорее всего, пойдет дождь. В зелени леса уже пестреют яркие желто-оранжевые краски, приносящие плавное дыхание осени. В Лиртеме она наступает поздно. Я карабкаюсь по склону, кое-как забираюсь на вершину холма и едва перевожу дух, замирая от хрустальной красоты. Лишние мысли растворяются в кристально-чистом воздухе.

Внизу простирается необыкновенно прозрачное голубое озеро, напоминающее один из снов. Берега тонут в тени небольших холмов и растущих на них деревьев. Половина озера скрыта в зарослях. Столб света, выбивающийся из-под низких туч, падает ровно по центру беспечной глади, заряжая атмосферу слегка фантастичным настроением. Восхищение и удивление щекочут живот. Хочу нарисовать это место.

– Потрясающе, – бормочу на полувыдохе и осматриваюсь по сторонам. Ник уже спустился с холма и идет к зарослям. Спешу и скатываюсь вниз. Ветки больно хлещут по рукам. Широко распахиваю глаза, и сердце снова трепещет от красоты. За густой растительностью скрывается мостик, пролегающий с одного берега на другой. Озеро здесь чуть сужается, а темно-зеленые листья свисают очень низко, пряча весь остальной мир. Чуть дальше мягко плещется небольшой водопад. Все выглядит уединенным, нетронутым, волшебным. Я немного боюсь воды, потому что не умею плавать, но все же ступаю на старый мост. Доски протяжно скрипят. Маленькая вспышка тревоги кометой пролетает в голове. Оборачиваюсь. Где Ник? Не могу разглядеть его темный силуэт. Идти дальше? Повернуть назад? Я ушла далеко от дома. Сказочный мир внезапно теряет очарование, превращаясь в долину опасностей. Хватаюсь за покосившееся ограждение и отступаю назад. В этот момент на голову опускается плотная ткань. Крохотная пауза заполняется белым взрывом паники. Голос пропадает. Я бросаюсь в сторону и едва не слетаю в воду. Меня удерживают за локоть и дергают назад.

– Удивительная глупость, – звучит над головой. Слабое облегчение смывает остроту эмоций. Я снова могу видеть мир. – И что же ты здесь делаешь?

Ник пристально разглядывает меня. Так смотрят на провинившихся ручных хомячков.

– Я… – слова рассыпаются на крупицы. Его слабая ухмылка меркнет. Он заводит руку за спину, и в полумраке мелькают серебристые переливы металла. Нож. Воздух застревает в горле, превращаясь в удушливый газ.

– Мои родители считают меня ненормальным, – шепчет он, делая шаг. – Ты тоже боишься меня, а я ненавижу девчонок. Вы слишком переменчивы, надоедливы и ненадежны.

Зажмуриваюсь, содрогаясь от собственной наивности. Ник опускает руку на мои плечи. Зачем я привлекла его внимание? Некоторые события нельзя предугадать, нельзя избежать, можно только отодвинуть. Это узлы жизни, из которых рождается узор судеб.

– Ты даже ничего не сделаешь? – интересуется он как бы между прочим. Ледяное дыхание ужаса сковывает тело изнутри. Что я должна сделать? Что я могу? Закричать? Позвать на помощь? Кто услышит меня? Наверно, стоит попытаться, но мой язык прилип к небу. На ресницах дрожат осколки разбитого восторга. Обреченно заглядываю в его глаза, и мне кажется, что я вижу там отражение части себя. Царство грез, укрытое темным одеялом снов, превращается в маленькую реальность. Странная дрожь узнавания снова царапает кожу.

Ник издает тяжелый вздох, полный мучительного нетерпения. Ничего не происходит. Он сжимает мое запястье и ведет за собой, пока я с трудом перевожу дыхание. На другом берегу прячется каменная хижина, увитая плющом. Она так сильно напоминает дом, нарисованный мной недавно, что ощущение дежавю накрывает тяжелым облаком. Отстранённо замечаю рассыпанные по полу свечи, зажигалки, какие-то листки, карты, упаковки от лекарств. Ник толкает меня на матрас в углу комнаты, достаточно новый на вид. От неожиданности я неуклюже приземляюсь, ударяя колено. Нож с узорчатой рукояткой падает на пол рядом со мной. Дрожь забирается под кожу. Забиваюсь в угол, обхватываю себя руками и поднимаю глаза. Сквозь размытые очертания мира вижу его фигуру, прислонившуюся к подобию старого резного комода. Съеживаюсь еще сильнее от невозмутимого, равнодушного выражения лица. Что за наваждение случилось со мной после знакомства с ним? Может быть, я уловила в нем то же, что было во мне – одиночество, легкую потерянность, страх, потребность в тепле и внутренний огонь, отличающийся от других. Что-то невыносимо знакомое, необъяснимо родное. Мрачный блеск его потемневших глаз пугает. Не понимаю, чего ждать.

– Только не реви, – он возводит глаза к потолку.

Не могу совладать с трясущимися руками и дрожащими губами. Ник опускается на матрас с другой стороны и прислоняется спиной к стене. Молчание делает воздух вязким. Тихие слезы медленно высыхают.

– Не обижай меня. Пожалуйста.

– Пожалуйста, – передразнивает он. – А чем ты думала, когда шла за мной? Решила, что я тупой, глухой и слепой?

– Нет. Мне было интересно.

– Если проболтаешься кому-нибудь об этом месте, я скину тебя в реку.

Очередная угроза. Почему-то не сомневаюсь в его намерениях, вспоминая обиженных в Академии девочек и частые драки с мальчиками.

– Я никому не скажу, – не сделала бы этого и без предупреждения.

Мы долго сидим в тишине. Я прислушиваюсь к шорохам, его дыханию. Беспокойство и волнение сменяются усталостью. Веки тяжелеют.

– Ты прячешься здесь? – бормочу сонно. Ответа не получаю. – Можно мне тоже иногда прятаться с тобой? В последнее время дедушка слишком часто уезжает, а я мечтаю о доме, где не будет ссор, упреков родителей и насмешек сестры. О доме, где я могу быть собой.

– Я не вожусь с девчонками. От вас одни проблемы.

До ужаса обидно. Ведь я не сделала ему ничего плохого. Крепче сцепляю пальцы в замок.

– Если будешь таскаться за мной, запру тебя в подвале. Он здесь глубокий.

– Почему ты стараешься казаться таким злобным?

Черты его лица заостряются.

– А почему ты болтаешь как пятилетка? Ты точно младше всего на год?

Откуда он знает, что я младше? Всем нашим одноклассникам по шестнадцать лет, но так сложилось, что я поступила в Академию немного раньше.

– Точно. Мне пятнадцать. Отправили учиться на год раньше.

– Видимо, зря. Хочешь заглянуть в подвал прямо сейчас?

Силы заканчиваются. Раздавленная гордость почти не отзывается на очередную грубость. Я тру глаза и медленно встаю на ноги.

– Здесь сказочно красиво. Как будто оазис из сна или картины, – говорю, идя к двери. – Не переживай, я точно никому не скажу.

Выхожу на улицу и слышу шаги за спиной.

– Хочу убедиться, что ты найдешь дорогу назад.

Он идет позади до самого городского парка.

– Хочешь совет, липучка? – окрикивает на повороте к моей улице.

– Я не липучка, – совсем нет. Я предпочитаю уединение и не завожу много знакомств. С ним все получилось иначе.

– Ты плохо разбираешься в людях. Думай лучше, прежде чем подыскивать друзей. Иначе нарвешься на громадные неприятности.

Оставляю реплику без комментариев.

Дома закрываюсь в комнате и долго смотрю на недавний рисунок хижины на озере. Выглядит и вправду похоже. Мое воображаемое убежище ожило в реальности. Добавляю очертания зарослей, моста, водопада и холмов вдали.

Больше не пытаюсь заговорить с ним на занятиях. Стараюсь не смотреть в Академии. Не стоило даже надеяться на что-то. Мне и одной нормально. Парная работа в Центре заканчивается, и я перемещаюсь на старое место.

Слышу, как мама обсуждает с миссис Форли мою замкнутость. Та говорит, что я могла бы помочь ее сыну с уроками. Наотрез отказываюсь, за что снова получаю взбучку.

Ненадолго приезжает дедушка, и те несколько дней становятся самым светлым пятном за последние недели. Вспоминаю, что такое смех и легкость. Обычно я рассказываю ему все, но упоминать Ника стыжусь.

– У тебя все хорошо, принцесса? – мягко спрашивает дедушка. – Ты какая-то задумчивая. Мальчики не обижают?

– Нет.

– Точно?

– Точно, – прячу взгляд.

– Кэти, милая, будь осторожна, ладно? В шестнадцать лет мальчишки совершенно не думают головой, я то уж знаю, – говорит он с легкой улыбкой, поглаживая меня по волосам. – Ты растешь красавицей. Наверняка уже выстроилась целая очередь поклонников.

Да уж. Дедушка любит меня подбадривать. Красавица в нашей семье – Венди, а не я.

– Больше никаких мальчиков, – заверяю со вздохом.

После его отъезда в новую командировку дни тянутся еще тоскливее. Вечера становятся темнее. В Центре постоянно хочется спать. В одну из пятниц задерживаюсь в кабинете миссис Аткинс, отвечая на нудные вопросы. Медленно одеваюсь и не слишком тороплюсь домой. Венди, наверное, снова позвала подружек, которые часто цепляют меня с ее подачи.

На улицах постепенно загораются фонари. Засматриваюсь на фигурный светильник, венчающий ажурный чугунный столб, и теряю бдительность. Кто-то хватает меня за локти и тащит в темный переулок. Я вскрикиваю, но ладонь другого человека закрывает мой рот. Не могу разглядеть лиц из-за темноты и низко надвинутых капюшонов. Мычу и брыкаюсь, задыхаясь.

– Одна мелочь, – жутко худой парень выворачивает карманы моей куртки. Он вытряхивает несколько смятых купюр, пока двое его приятелей крепко держат меня.

– Поищи телефон. Вот еще рюкзак.

Они выдергивают его из моих рук и безжалостно вываливают содержимое на асфальт. Я изо всех сил умоляю вселенную помочь.

– Почти ничего.

– Давайте хоть что-нибудь от нее получим.

Они переглядываются. Я сдавленно кричу.

– Думаете, много дадут?

– Откуда мне знать? Нужно незаметно протащить ее через дорогу и посадить в пикап.

Холод растекается по телу, сковывая мышцы.

– Будешь молчать, поняла? – лезвие касается щеки. Я в ужасе застываю. Парень расстегивает мою куртку и обыскивает внутренние карманы.

– Посмотри, какая она милая. Не то что наши девки, – руки грубо скользят по телу.

– Тоже хочу потрогать. Подержи ее, – хриплый, мерзкий смех отпечатывается подобно клейму. Мучитель тянется ко мне и тут же отшатывается назад. Сгибается пополам и протяжно скулит.

Звуки потасовки, вскрики и ругань заполняют подворотню. Среди мелькающих курток я успеваю заметить того, чье присутствие вызывает грубую боль унижения. Только не он. Опускаюсь на колени и прячу лицо в ладонях.

– Эй, – Ник тормошит меня. Тело тяжелее чугуна. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Стыд, ужас и жалость жгут изнутри. – Кэти? Не плачь.

Он поднимает меня, отводит руки от лица. Я зажмуриваюсь. Мое имя, впервые произнесенное им, похоже на красивую мелодию, смешанную с грязными потоками пережитой мерзости. Его ладони проскальзывают под куртку, и от шока я резко дергаюсь назад, ударяясь плечом о стену.

– Я тебя не обижу. Ты не ранена? – сквозь зубы произносит он. Остервенело мотаю головой. Жутко неловко и невыносимо позорно. Но больше всего я боюсь, что он развернется и уйдет. Ник вкладывает телефон в мою ладонь. – Уроды разбили экран. Идем отсюда.

– Я не могу пойти домой в таком состоянии, – слишком быстро отвечаю я и жмусь к стене. Боковым зрением вижу, как Ник запихивает вывалившиеся вещи в мой рюкзак и закидывает его к себе на плечо. Подходит ближе, и я улавливаю запах его туалетной воды. Ник касается моих пальцев, я послушно сжимаю ладонь в ответ. Ноги дрожат. Сердце замирает, когда мы выворачиваем на освещенную улицу. Кручу головой, ощущая прокатывающиеся по спине волны тягучего страха, вздрагиваю от каждого подозрительного силуэта. На перекрестке немолодая женщина в городской униформе неодобрительно посматривает в нашу сторону. Видимо, выгляжу я слишком ужасно. Прислоняюсь к Нику, пряча лицо. Не хватало еще, чтобы нас увидел кто-нибудь из знакомых и рассказал родителям.

Ник ведет меня куда-то, а я не задаю вопросов. Какая теперь разница. Впереди показывается озеро. Дом. Только там осознание произошедшего накрывает кипящей лавой. Ледяной шок превращается в горячие слезы, которые ручьями стекают по лицу и прерывают дыхание. Ник садится на матрас, притягивает меня на колени и обнимает. Упираюсь ладонями в его грудь, но попытки казаться сильной рассыпаются как песочный домик в бурю. Сдаюсь. Прижимаюсь щекой к его плечу и горько рыдаю. Ник молча перебирает пряди моих волос.

– Ты точно не ранена? Дай я посмотрю.

Крепче цепляюсь за его куртку и мотаю головой. Кажется, что одно движение, и Ник растворится в пространстве. Он немного отстраняет меня и всматривается в лицо. Встреча взглядов впервые затягивается так надолго. Воздух вокруг меняется, кристаллизуется и будто заполняется золотым сиянием. Тепло медленно разливается по телу. Внутри еще бушует ураган, мысли беспорядочно сплетаются друг с другом, но я ощущаю, что темные эмоции покидают сердце. Первая отвожу глаза.

Ник достает из моего рюкзака пачку влажных салфеток.

– Я могу сама, – протестую растерянно. Слезы блестят на кончиках ресниц. – Не надо.

Нет ничего хуже, чем предстать перед понравившимся парнем в таком виде. Горечь сжимает в тисках. Ник берет салфетку и вытирает мои щеки с такой бережностью, что под ребрами непривычно щемит. От прикосновений по коже разлетаются острые разряды.

– Ты похожа на панду. Но на очень милую панду.

Вспыхиваю, задерживая дыхание. Вспоминаю, что красить ресницы тайком купленной тушью стало постоянной привычкой. Униженно хлюпаю носом.

– Мне страшно, – признаюсь я, раскидывая ворох грызущих сомнений. Нахожу его ладонь и сжимаю.

– Здесь тебе нечего бояться.

– Я боюсь весь мир, – опускаю голову и снова прислоняюсь к его плечу. Его запах успокаивает.

– И поэтому решила подойти ко мне? Мило.

– Ты меня не пугаешь. Ты… – обрываю поток откровений.

Мы молчим некоторое время.

– Что это за дом?

– Просто дом.

– Как ты его нашел?

– Случайно.

– И чем занимаешься здесь?

– Прячу трупы глупых девчонок.

– Не смешно, – съеживаюсь, вспоминая нападение. Щупальца дикого страха вновь обвиваются вокруг тела.

– Ладно. Прости.

Пользуясь случаем, задаю вопрос, давно засевший внутри назойливым червячком.

– Ты играешь на гитаре? Что за песню ты пел в Академии? Кому она принадлежит?

– О чем ты?

– Ты понимаешь, о чем. В тот день, когда я впервые увидела тебя. Песня про тринадцать шагов.

– Неважно, – уходит от прямого ответа. – Я говорил, что ты слишком много болтаешь?

Пытаюсь скрыть за разговором искрящую внутри истерику. Боюсь, что если зависну в опасных мыслях дольше секунды, то паника захлестнет с головой.

– Мне очень понравилось. Ты мог бы сыграть мне?

– Боже. Конечно, нет. Я больше не играю.

– Я очень люблю музыку. Та песня напомнила мою любимую группу – «Грацию свободы». Часто слушаю их, когда рисую.

– Странный выбор для девчонки.

– Звучит обидно. У них красивая музыка и глубокие стихи. Тебе нравятся они?

– Да.

– Ты хочешь стать известным музыкантом?

Секундная пауза сменяется оглушительным хохотом.

– Потрясающе дерьмовое предположение, – еле успокаивается он. – Нет, конечно. Прыгать по сцене, как клоун, не для меня. Ненавижу толпы людей. Я научился играть, чтобы порадовать одного человека. К тому же, моя мать терпеть не может гитарную музыку. Приятный бонус.

Интересно, кто тот особенный человек, что вдохновил его на такую прекрасную мелодию? Это девочка? Завидую ей. Незнакомое чувство неприятно колет сердце.

– Можно, я тоже буду приходить в этот дом?

– Липучка.

– Мне бы хотелось порисовать здесь. Так тихо, спокойно и красиво.

– Это не галерея для художников.

– Возможно, когда-нибудь ты изменишь мнение.

Ник фыркает. Тяжелая усталость тянет в сон, и я почти отключаюсь в его объятиях. Так хорошо, будто я нашла тепло потерянного дома. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем он помогает подняться и ведет в сторону города. Провожает почти до крыльца.

– Спасибо, – сбивчиво бормочу на прощание, понимая, что забыла поблагодарить. – Если бы не ты, я бы не справилась с этим. Спасибо, Ник.

– Будь осторожнее, принцесса. Я не мог не защитить тебя. Мне не нравится, когда кто-то засматривается на то, что должно быть моим.

Недоуменно смотрю в ответ, заторможено реагируя на неожиданное прозвище и странные слова. Сложно отличить его шутки от серьезных фраз. От непонятного, внезапного признания в сердце искрят вспышки.