Аномалия. За гранью огня

– Ты нравишься мне, – растаптывая остатки гордости, говорю я. – Я мечтала о друге.

– Тогда поосторожней с мечтами в следующий раз, – он слегка высокомерно вздергивает бровь.

Нехотя иду в сторону дома, оборачиваясь несколько раз.

Из-за позднего возвращения получаю выговор от мамы. Попытки объяснить ситуацию обрываются жесткими нотациями.

– Кто тебя провожал? – встревает отец.

– Одноклассник.

– Не рано ли зажиматься с мальчиками вместо того, чтобы делать уроки или помогать по дому? Как его зовут?

– Неважно. Мы не общаемся. Ему было по пути, – выкручиваюсь я.

Взлетаю кометой в свою комнату. Всю ночь вспоминаю вечер на озере. Его голос, слова, взгляды и жесты. Я ведь безумно мечтала погулять с ним. И это сбылось, но совсем не так, как я представляла. Момент нападения запираю в сундуке памяти, где прячется все грустное и плохое.

В Академии мы по-прежнему держимся на расстоянии. Я не осмеливаюсь подходить, когда рядом другие люди. В Центре Ник награждает парочкой насмешливых взглядов, а потом кивает на место рядом.

– Иди сюда, – произносит одними губами. Я, конечно, слушаюсь, перебираясь поближе. Мы практически не разговариваем, но я ощущаю себя в коконе теплоты и спокойствия. Неугомонная радость сохраняется до тех пор, пока миссис Аткинс не начинает разбирать наши рисунки. Я вдохновилась тяжелым послевкусием последнего сна и изобразила залитый солнцем дом посреди океана цветов и сгущающиеся облака мрака за защитным куполом.

– Посмотрите на типичный пример нестабильного состояния. Этот ужасный дом и тучи характеризуют зачатки отклонений, – она размахивает моим листком. – Присутствие черных цветов почти во всех работах очень символично. Вы должны помнить, ради чего оказались здесь. Все мы делаем мир лучше. Черный цвет олицетворяет зло, которое, подобно вирусу, захватывает ваши души и превращает в Бездушных. Зло восторжествовало в Альрентере, но мы никогда не допустим этого, поэтому пытаемся помочь тем, кого еще можно спасти.

Ник сдавленно хрюкает на слове «зачатки». Смиренно жду окончания публичного позора.

– Что нарисовал ты? Почему она ничего не сказала? – спрашиваю недовольно, смотря в зеркало и поправляя воротник куртки.

– Потешная шапка, – Ник дергает за бумбон, – и шарф.

Отмахиваюсь от его рук и сердито смотрю, ожидая ответа.

– Я сдал ту карикатуру с ее изображением, – хищный оскал перетекает в довольную ухмылку. – Раскрасил во все цвета радуги.

Он смеется, и я отвечаю ему свободной улыбкой.

– Ты серьезно?

– Разве я когда-нибудь врал тебе?

– А если она пожалуется родителям?

– И что? Все, что нам впаривают здесь – полная чушь.

Пока мы идем до моего дома, я задумываюсь над его словами, полными острой уверенности. Ник теперь провожает меня после каждого занятия, и мы прощаемся перед поворотом. Не хочу, чтобы заметили родители.

– Почему полная чушь?

– Не говори, что веришь в эту ерунду и идиотские легенды.

– Не верю. Но я хотела бы быть как все. Родители стыдятся меня.

– Они тупые, – от столь резкого заключения немного не по себе. Мне не нравятся его злость и перепады настроения. Но от того, что в его Лириде много черного цвета, я чувствую себя менее одинокой.

– У меня есть кое-что для тебя, – Ник достает из рюкзака небольшой пакет. Я с сомнением всматриваюсь в выражение его лица. Осторожно беру сверток и заглядываю внутрь, обнаруживая перцовый баллончик и маленький электрошокер. Маска удивления сковывает лицо. Его своеобразная забота поражает до глубины души.

– На всякий случай. Завтра научу пользоваться.

– Спасибо, – благодарю тихо и обнимаю. Ник держится секунд пять, а потом отстраняется.

– Надеюсь, ты не захочешь потренироваться на мне.

Крепко сжимаю его ладонь и улыбаюсь до самого дома.

В следующие дни замечаю, что Дастин пропускает занятия. Радуюсь, что могу отдохнуть от его пристального, раздражающего взгляда. По пути в Центр кто-то хватает меня за капюшон. Сердце летит вниз и едва не останавливается, но, к счастью, я слышу знакомый смех.

– Ты меня напугал, – хмурюсь я.

– Давай прогуляем.

– Что? Нет, я не могу, – отвечаю ошеломленно. Ник сужает глаза.

– Хорошие девочки не прогуливают?

– Может быть, – отвожу взгляд. – Не хочу проблем дома. Родители будут ругаться.

– Скажи учительнице, что у тебя болит живот. Или что там обычно говорят девочки.

– Я не умею красиво врать. Она поймет.

– Придется научиться.

– Ради чего?

– Побудем вдвоем вместо тупых лекций.

От заманчивой возможности в сердце расцветают подснежники. Невообразимо сильно хочется быть с ним, и я готова сделать что угодно.

– Не хочешь? Ну так и скажи, – напускное равнодушие сквозит в его словах.

– Хочу.

– Тогда у тебя десять минут. Жду здесь.

Дрожа, потея и ощущая мифическую боль в животе как реальную, пытаюсь разжалобить строгую миссис Аткинс. Удается с трудом. Так начинаются прогулы. Конечно, я выдерживаю определенную периодичность, а Ник ловко подделывает подпись мамы, сочиняя записки о недомогании. Каждый раз просыпается тонкий грызущий голосок совести, но я отмахиваюсь от него.

Прогулки в парке, частые визиты на озеро входят в любимую привычку. Я приношу в хижину большую часть альбомов, красок и карандашей, больше не опасаясь, что их обнаружат дома. Занимаюсь эскизом черного и белого крыла, сидя на матрасе и кутаясь в плед, пока Ник зависает в планшете.

– У тебя там столько моих портретов, что даже страшно становится. Надеюсь, куклы вуду еще нет?

– Не смешно. Ты рылся в моих вещах? – с упреком возмущаюсь я. Огонь смущения вспыхивает на щеках и перетекает к шее.

– Они сами выпали из твоего блокнота.

Врет. Дуюсь и не разговариваю до конца дня.

Чуть позже к нашим прогулкам присоединяются Картер и Лея. Первый раз мы случайно сталкиваемся на старой набережной, и Картер предлагает покататься на машинках. Сомневаюсь, но аттракцион приносит море удовольствия, и я долго не могу стереть восторг с лица. Особенно после того, как решаю порулить сама и с безмерной радостью удачно толкаю машину Ника.

Мы часто зависаем на Юге: в заброшенной обсерватории и сквере рядом. Картер тоже играет на гитаре и любит музыку.

– Что за щенячьи взгляда на Карта? – надменно интересуется Ник. – Только не говори, что снова повелась на мальчика с гитарой. Ты его не интересуешь.

– Ты можешь представить, что иногда люди ищут друзей?

– Просто не хочу, чтобы потом ты разводила сопли.

Знаю, что Картер поглощен Леей. Ни разу не думала ни о чем, кроме дружбы. Мое сердце заполнено другим. Ником. Однако слова оставляют осадок. До сих пор не понимаю его отношение ко мне. Наблюдаю в Академии за мальчиками, которым нравятся одноклассницы. Его поведение не похоже на их неумелый флирт. Если я ему не нравлюсь, то почему он проводит со мной время? Жалеет? Сотни вопросов атакуют беспокойный мозг, и я не спешу делиться ими с кем-либо. Даже с дедушкой. Впервые в жизни у меня есть свои, взрослые секреты.

В Академии Ник грубо отшивает Алисию МакЛарен. Внутри разгораются смешанные чувства. Алиса неприятная, но он слишком безжалостно растоптал ее на глазах у остальных. Другая часть меня удовлетворена тем, что со мной он ведет себя иначе и гуляет. Пусть и втайне.

Иногда мы встречаемся в условном месте после Академии. Ник все чаще провожает меня, сопровождает в магазины или библиотеку. Однажды даже пропускает футбольную тренировку ради похода в больницу, потому что после сдачи крови у меня часто кружится голова. Он просит не ходить по улицам одной. Мы не посещаем кафе или кинотеатры, где тусуются одноклассники, но часто смотрим фильмы в сквере обсерватории и заказываем пиццу и сладости. Мне нужно лишь его присутствие рядом. А остальное неважно.

В пятницу мы ждем Картера и Лею в тени набережной.

– Что за нож? – спрашиваю, кутаясь в куртку и глядя, как Ник крутит его в руках.

– Подарок.

– Интересный узор.

– И очень острое лезвие. Хочешь, покажу?

– В детстве я любила сказку про мальчика с кусочками кривого зеркала в сердце. Ты очень на него похож.

– Я ни на кого не похож. Дай угадаю сюжет сказки. Милая, добрая девочка сумела избавить мальчика от темных чар, и жили они долго и счастливо. Верно? В жизни так никогда не бывает.

– Мальчика околдовала плохая королева, и он забыл про дом.

Отвожу взгляд, думая об осколках в сердце, которые есть у каждого.

– Больше не надевай тот идиотский костюм для гимнастики. В нем ты похожа на куклу.

В его тоне звучит странный подтекст. Никак не реагирую на парад острот. Сама знаю, что танцы и гимнастика даются плохо, а костюм жмет во всех местах. Он смотрит на меня? Часто? Немного погодя тихо произношу:

– Не обращайся так со мной. Мне обидно. Я не заслуживаю твоих насмешек.

– Как скажете, принцесса, – отвечает не сразу и чуть мягче. – Тебе не нужно подстраиваться под этот гребаный мир, пусть лучше он сгорит дотла. Ты другая, понимаешь?

Я не хочу быть другой. Я хочу быть девочкой, на которую обращают внимание мальчики типа него.

– Хочешь покататься на качелях? – невинно интересуется Ник, а я награждаю его максимально угрожающим взглядом. Я обожала качели. До прошлых выходных, когда он раскачал меня так, что я едва не задохнулась от тошноты и страха.

Когда приходят Карт и Лея, мы вместе гуляем по набережной, смеемся над общими шутками и едим хот-доги в парке. Ник без конца смешит и подкалывает меня.

– Давайте сделаем фото на память, – широко улыбается Лея. Я с радостью поддерживаю идею.

– Ник, дай свой телефон, – протягиваю ладонь. – У тебя самая лучшая камера, а здесь темно. Поставим его на скамейку и настроим таймер.

– Давно ты записалась в командиры? – ухмыляется он, но отдает телефон. Открываю камеру и замечаю в галерее кучу своих фоток. Потом спрошу его об этом.

Мы устраиваемся на зеленой траве. Я облокачиваюсь на Ника, он обнимает меня. С другой стороны садится Картер. Лея прижимается к его боку и держит воздушный шарик. Я переплетаю наши с Ником пальцы в момент вспышки, а потом крепко обнимаю за шею и не отлепляюсь несколько минут, смотря на темнеющую тучу на сером небе. Сейчас меня не пугает даже приближающаяся гроза.

– Что за прилив нежностей, – ворчит Ник, но не отталкивает. Мне кажется, что я начинаю понимать, как ощущается безусловное счастье.

Распечатываем четыре копии в ближайшем торговом центре. Я засовываю свой снимок под обложку блокнота для рисунков. За тихим счастьем не замечаю, как Ник подталкивает меня к красной будке за углом.

– Что это? – удивленно смотрю на автомат.

– Прочитать вслух? Или ты уже научилась сама? – смеется он и нажимает на кнопки Виртуального загса.

– Эй, я не давала согласия.

Ник крепко сжимает мое запястье.

– Принцесса Кэти, готовы ли вы выйти замуж за лучшего принца во всех вселенных? – Ник ржет так, что сгибается пополам, продолжая тыкать в экран дурацкого автомата.

– Ты похож на принца ада, – бормочу наигранно сердито, но внутри будто поют неизвестные птицы.

– Что ж. Придется потерпеть.

Автомат издает тонкий писк и выкидывает два силиконовых кольца и бумажное свидетельство.

– Теперь мы связаны навечно, принцесса, – он надевает кольцо на мой палец. – Ты, конечно, очень капризная и вредная, но что поделаешь.

Хочу стукнуть его, но вместо этого поджимаю губы и смотрю на листок с датой фейковой свадьбы. Идиотский автомат успел сфоткать нас. Довольное лицо Ника красуется рядом с моим, нахмуренным.

– Оставлю себе, а то вдруг ты потеряешь или испачкаешь своими конфетами, – продолжает радоваться он и засовывает сложенную в несколько раз бумажку в карман.

– Что вы делаете? – интересуется подошедшая Лея. – Ого, виртуальный загс. Прикольно.

– Невеста не очень довольна, – Ник ерошит мои волосы, а я пытаюсь отпихнуть его руку. – То есть теперь уже жена. Знаешь, что входит в супружеские обязанности? Кормить, любить, заботиться, развлекать.

– Мне не подходит твоя фиктивная свадьба, – из вредности заявляю я, приподняв голову. – Я с детства мечтала о красивом платье и трогательной обстановке. Ты привел меня сюда обманом, так что в следующий раз будь изобретательнее, или я никогда не соглашусь выйти за тебя.

Ник закатывает глаза, не успев скрыть легкого замешательства. Лея и Картер заливаются теплым смехом, а я гордо иду дальше, сохраняя достоинство истинной принцессы. Однажды мне снилось, что я была настоящей принцессой, а мои родители правили целой страной и безумно любили меня, считая главным подарком небес. Это был самый счастливый сон за всю мою жизнь.

Выходка Ника волнует сердце и разум. Может, для него это всего лишь шутки, но порой мне кажется, что он самый близкий человек во всей вселенной, и что я знаю его очень давно.

– Покатаемся на роликах? – спрашивает Лея.

– Да, – сразу отвечаю я.

– Ты же не умеешь, – скептически замечает Ник.

– Я быстро научусь.

Быстро не получается. Я падаю несколько раз, и, в конце концов, раздираю ладони и колени до крови. Крепко стискиваю зубы, когда Ник присаживается рядом, и стараюсь не смотреть на него.

– Не надо говорить, что ты предупреждал, – выдавливаю я. Он приподнимает бровь.

– Я был готов к подобному исходу.

Сижу на скамейке вместе с Картом и Леей, слушая их отвлекающие рассказы, пока Ник уходит в магазин. Возвращается с бинтом, антисептиком и мазью. Перед тем, как присесть на корточки, кидает мне на колени коробку с конфетами.

– Это чтобы ты не рыдала на всю улицу, пока я обрабатываю раны.

Хочу сказать, что я не собираюсь плакать, но это неправда. Несколько слезинок уже скатилось по щекам. Открываю упаковку, чтобы отстраниться от жгучей боли, и даже не спрашиваю, где Ник научился так ловко накладывать повязки.

– Я попробую еще раз на следующей неделе, – упрямо говорю по дороге домой, хотя боль простреливает правую ногу каждый раз, когда я наступаю на нее. – Хочу научиться.

– Кто бы сомневался, – фыркает Ник. – Выбери день заранее, чтобы я мог подготовиться к новой истерике.

Сколько таких теплых дружеских вечеров было тогда? Даже не вспомнить. Настольные игры, фильмы и разговоры обо всем. Ник все-таки приносит гитару и играет в паре с Картером. Мелодии и стихи просачиваются в каждую клеточку тела, даря ощущение космического блаженства. Мне так хорошо, что все вокруг кажется нереальным.

(Я здесь один так долго.

Побудь со мной еще немного

От заката до рассвета. И обратно)

Плету из слов лжи паутины,

Не видно твоих слез за ними.

В себя закину новый обезбол,

Чтоб пережить удушливый минор.

Ты мне не скажешь больше ничего.

Ты – вечная агония для сердца моего.

Ты девочка-космос, девочка-рай,

Мне адскую боль и все слезы отдай.

Но я и подумать не мог, что твой дар

Способен развеять самый страшный кошмар.

Мне, как тебе, часто снятся мутные сны.

Я в них один, а ты вдалеке. Между нами – мосты.

Это реальность или опять миражи. Знаешь, без разницы.

Лишь бы осколками разбитых зеркал не пораниться.

Ты позвонишь, остановишь мой бег в никуда.

Твой голос разрушит беду, откроет глаза.

Кто знает, как долго мы спим – это не навсегда.

А между нами закрученные в ком провода,

А между нами стертые в пыль города.

(Замри и сделай громкость мира тише.

Встань рядом со мной. Вот так. Поближе.

Замри и сделай громкость мира тише.

Мой голос в пустоте услышишь).

– Почему не рисуешь сегодня? – спрашивает Лея, собирая длинные темные волосы в высокий хвост, пока я тону в музыке и голосе Ника. Лея прекрасно поет и умеет играть на фортепиано. Она очень красивая и похожа на фею из сказки или изящную статуэтку, вылепленную искусным мастером.

– Нет настроения. Отец нашел новый блокнот и разорвал в клочья.

– Хочешь, я подправлю его машину? – тут же отзывается Ник без улыбки.

– Даже не вздумай, – испуганно протестую я, понимая, что угроза вполне может оказаться реальностью.

– У меня есть идея получше, – улыбается Картер и треплет меня по голове. – Завтра.

На следующий день во дворике обсерватории я разглядываю сумку с баллончиками краски.

– У меня не получится.

– Мы будем рисовать вместе, – Картер смотрит на мой набросок: горящее сердце и двойные крылья за ним. Картер старше нас с Леей на два года и старше Ника на год. – Кэти, почетное право первого штриха за тобой.

Я несмело сжимаю в ладони прохладный баллончик.

– Только не залей себе глаза, – фыркает Ник, стоя прямо за моей спиной.

– Хочешь, покрасим тебе несколько прядей в розовый цвет? – отражаю сарказм я, и Картер заливается смехом.

Процесс увлекает. Требуется несколько дней, чтобы полностью закончить рисунок. Получается красиво. Радуюсь, будто у меня тоже вырастают крылья.

– Как в легенде про пламенные сердца, – протягивает Лея и ее медово-ореховые глаза загораются. – Говорят, что есть люди космоса. На небе им принадлежит своя звезда. Все звезды парные. То есть у каждого есть сердце-двойник. Они не могут существовать друг без друга, поэтому их жизнь напоминает вечный поиск. Иногда все решают случайные мгновения. Иногда проходят годы. А иногда они вовсе не замечают друг друга, двигаясь по параллельным путям, сгорая, теряясь и возрождаясь в других галактиках, чтобы вновь отыскать друг друга. Если одна звезда гаснет навсегда, то и вторая следом.

– Я слышала это от дедушки. Он рассказывал, что некоторых людей связывают космические шелковые нити, пронзающие насквозь пространство и время. Люди могут встречаться в разных воплощениях, блуждать друг за другом тысячелетиями в каждой прожитой жизни.

– Глупые сказки, – закатывает глаза Ник.

– Немного грустно, – произношу я.

– Пусть граффити будет символом наших сердец и дружбы, – заключает Картер и разводит костер, чтобы пожарить Лее маршмэллоу.

– Я тоже хочу, – пищу жалобно и беру шпажку. Ник вытаскивает ее из моих рук.

– Так и быть, принцесса. Покормлю тебя с рук.

Любая капелька внимания подобна бензину, подливаемому в разгорающийся костер.

– О чем вы мечтаете? – спрашиваю я.

– Давно думаю, но не знаю ответа, – первым отзывается Картер. – Я хотел бы немного поменять этот мир к лучшему. Может быть, снять фильм или написать песни, которые смогли бы осветить путь людям. Таким же кто, как и я, оказался во мраке.

– Много знаешь о мраке? – Ник склоняет голову.

– Достаточно. Лея, что насчет тебя?

– Мечтаю найти себя, – грустно продолжает Лея. – Ник?

– Я не мечтаю.

– И все же?

– О свободе.

– Кэти?

– Наверное, о доме. О доме, полном любви. О доме, который станет лучшим местом на земле. О настоящей семье.

– Я хотел бы исчезнуть отсюда, – продолжает Картер. – Мы с Леей думаем о побеге. Например, в Сантум. Мы родились там.

– Я с детства жила в Сантуме с дедушкой. Он – ученый. Мы собираемся вернуться туда летом. Там все иначе, – расплываюсь в искренней улыбке, игнорируя мрачный смешок Ника.

– Как? – глаза Леи загораются неподдельным интересом, и я внезапно ощущаю себя так, будто нахожусь среди самых близких людей.

– В Сантуме мир казался светлее, и даже солнце показывалось чаще, – воодушевленно начинаю я. – Там нет никаких странных Центров, вместо них существуют студии для развития талантов. В Академиях не твердят про аномалии, а классы формируют по предпочтениям и цветам. В моей группе у многих были черные оттенки, и никто не считал это ошибкой.

– Я слышала, что Рокада и Сантум до сих пор противостоят Блэкмунду в вопросах науки.

– Мечтаю снова почувствовать себя дома, – завороженно говорю я, наслаждаясь мелькающими огоньками счастья перед глазами. – Вернусь в Сантум и стану художником.

– Мы сбежим туда все вместе, – Картер показывает фирменный жест, ударяя ладонью по кулаку.

– Побег? Идиотская затея. Вас быстро поймают. Рокаду и Сантум отделяют густые леса с плохими дорогами, а на шоссе куча охранных постов, – голос Ника становится ниже и жестче. – План должен быть хорошо продуман.

– Лучше рискнуть, чем жалеть о несделанном.

– Клишированная цитата.

Разговор надолго отпечатывается в памяти.

Приближается Новый год.

– Мой самый любимый праздник, – сообщаю я, когда мы разглядываем громадную красивую елку на площади.

– Терпеть не могу праздники, – отзывается Ник, но я не обращаю внимания.

В Лиртеме странные зимы. Практически нет снега, и это смазывает ощущение волшебства. Я украшаю комнату, выслушивая издевки сестры. Венди успевает разорвать мою гирлянду в виде мишек и разбивает игрушечный новогодний домик.

Мы с дедушкой отмечаем праздник заранее, потому что он собирается в очередную срочную командировку. Мы всегда проводили новый год вместе, и оставаться одной – грустно.

В предновогоднюю ночь просыпаюсь со слезами на глазах и с бешено колотящимся сердцем. Иногда сны ощущаются как дурной фильм со мной в главной роли. Сжимаю подушку, и в убаюкивающем дыхании дома слышится скрежет мелких ударов о стекло. Я слишком впечатлительная. Стук усиливается. Беспокойство качается на волнах усталости. Медленно сползаю с кровати и приближаюсь к окну, пугаясь танца теней на стенах. Осторожно выглядываю из-за занавески, и неожиданное открытие кружит голову.

– Что ты делаешь? – шепчу, приоткрыв створку и нервно оглядывая безмолвную улицу.

– Открой окно шире.

Мотаю головой, но Ник уже лезет по дереву. Самая толстая, безжалостно обрубленная ветвь заканчивается в нескольких десятках сантиметров над моим окном.

– Ты упадешь! – в тонком возгласе шелестит отчаяние.

– Отойди, – Ник ловко перемахивает на подоконник, а я в ужасе цепляюсь за рукав его куртки, боясь, что он все еще может грохнуться вниз и разбиться насмерть. В груди все скручивается так, что не могу вздохнуть.

– Ты сошел с ума.

– Заметила только сейчас? – усмехается он, скидывает кроссовки и внимательно осматривается. Синие глаза блестят в полумраке. – Ты пропустила занятия. Не отвечала на сообщения.

– Плохо себя чувствую. Спала весь день.

– Я видел, как вчера в Центре уродина Аткинс дала тебе таблетку. Это из-за нее. Никогда больше не пей их лекарств. Сделай вид, что согласна, и выкинь.

– Почему?

Ник игнорирует вопрос, а я зависаю в замешательстве.

– Милая пижама, – протягивает он вместо ответа. На мне розовые шорты и футболка с белым котенком.

Пячусь к кровати, упираясь икрами в деревянный каркас. Ник наступает, зажимает в кольцо рук, толкает назад, и мы вместе заваливаемся на матрас.

– Хватит, – задыхаясь от возни, шиплю я. – Что если тебя видели? Вдруг нас услышат?

– Будь тихой хорошей девочкой, – смеется он. Холодные пальцы касаются живота, и следующие минуты я изнываю от щекотки. Он прекращает, когда я бессильно распластываюсь под ним, жадно хватая воздух пересохшими губами. Сам убирает пряди растрепанных волос с моего лица. Его джинсы грубо трутся о мои голые бедра, и от этого что-то непонятное тревожит грудную клетку. Лицо горит, а Ник устраивается поудобнее. Он выше, больше, сильнее. – Ты так вкусно пахнешь. Мой любимый запах ванили.

– Слезь с меня. Куда делась твоя ледяная маска?

Ник отстраняется, и я перекатываюсь на бок, сооружая преграду из одеяла. Вопросы и сомнения кружатся в голове шумным роем, но быстро вязнут в сетях растерянности. Непредсказуемость Ника нервирует. Когда я думаю, что готова ко всем его выходкам, он изобретает что-то дьявольски новое. Пока я усердно хватаюсь за ускользающую нить не начатого разговора, его дыхание выравнивается, веки опускаются, и черты лица чуть смягчаются, приобретая предательски безмятежный вид.

– Ты пришел, чтобы спать? – не скрывая изумления, бормочу я, тряся его за руку. Капли негодования падают в котел бурлящих чувств. – Уходи, Ник. Если тебя застанут в моей комнате, то это будет катастрофа.

– Катастрофа уже случилась, – сонно отзывается он, подминая под себя мою подушку. Зажмуриваюсь. Жду. Ерзаю и кручусь, плотно укутавшись в одеяло. Раздражение от бессонницы вытягивает последние силы, и я прижимаюсь к его груди. От Ника веет теплом, жизнью, силой и уверенностью. Защитой, безопасностью. Улавливаю ровное биение его сердца и растворяюсь в волне умиротворения. Дремота подступает ближе, в призрачных видениях мне вновь мерещатся неизвестные города, в которых теперь я не одна. Словно наши души и сердца соприкасаются во сне. Любуюсь звездным небом, пока не замечаю фигуру в черной накидке. Знакомый кошмарный образ. Осознаю, что зависаю во сне и отчаянно желаю проснуться, но не могу. Не могу пошевелиться. Оно приближается ко мне, и я рыдаю навзрыд от вида длинных когтей чудовища. Чья-то рука сжимает мою и тянет прочь, к свету. Цепляюсь за ладонь так сильно, что сводит мышцы. И резко открываю глаза.