Аномалия. За гранью огня

– Не приближайся, – голос предательски дрожит.

– И все же это оказалась ты, – продолжает он почти разочарованно. – Не знаю, рад я или огорчен.

Волнения и переживания трансформируются в громадную волну обид.

– Я совершила самую большую ошибку, когда первой подошла к тебе в Радианте, – горько выдаю я. – Жаль, что прошлое не исправить.

– Лучше бы не стало. Эффект бабочки, – Ник качает головой. Темные волосы падают на лоб. Прикладываю много усилий, чтобы отвести взгляд. Чудовищная честность жжет глаза. Ник и раньше умел поражать всех хлесткой прямолинейностью. Бегло осматриваю темные стены, увешанные полками. Здесь нет даже окон, и только одна дверь. Ник читает мои мысли и мрачно усмехается.

– Хочу увидеть твой Лирид. Где он?

Недоуменно гляжу на него, надеясь разгадать подвох. Тени на лице искажают любой намек на искренность. Ник поочередно сжимает мои запястья, бесцеремонно задирая рукава рубашки.

– Не взяла с собой.

– Нарушаешь правила? Когда ты стала такой лгуньей? – уголки его губ слегка подрагивают. – А если я поищу?

Я не шевелюсь, застывая, как жертва перед решающим прыжком хищника. Стук сердца раздается в голове громким гулом.

– Не смотри на меня так, будто я монстр. Это же не так, – Ник протягивает руку и заводит за ухо непослушные пряди моих волос. Каждая клеточка тела замирает в мучительном ожидании. Его голос звучит дружелюбнее. – Допустим, я поверю. Но ты принесешь его мне. Сама. Увидимся завтра в библиотеке научного корпуса перед первым занятием. Помнишь, как целовала меня в библиотеке Центра, м?

Стыд растекается по лицу огненным пламенем.

– Зачем тебе это? Неужели думаешь, что я снова поведусь на лживые уловки? – слишком поздно понимаю, что следовало промолчать, согласиться и как можно скорее сбежать отсюда.

– Зачем? – задумчиво протягивает Ник, наклоняясь ближе. Темнота вокруг нас разрастается, становится гуще. Его запах пропитывает воздух. Я зажмуриваюсь, когда его дыхание мягко касается щеки. – Может быть, я хочу вернуть дружбу. А друзья делятся всеми секретами. Принцесса, я все равно получу то, что хочу. Не усложняй жизнь нам обоим.

Жгучая влага под веками превращается в кислотные капли, которым я не позволяю пролиться во внешний мир. Отворачиваю лицо, толкая Ника в плечо. Быстрые, рваные вздохи заставляют легкие гореть.

– Ты уверен, что знаешь что-то об искренней дружбе?

– Думаю, да, – неторопливо отзывается он. – Ты лучше многих понимаешь, какой кошмарной бывает жизнь в Лиртеме, особенно если ты один.

Слова звучат так, будто раздаются внутри моей головы. Душа превращается в кровоточащий комочек.

Ник оставил меня одну. Он врал и превратил дружбу, которую я считала особенной, в обманчивый фантик. Он запер меня в горящем здании, потому что я могла выдать его тайну, а потом вдоволь посмеялся надо мной со своими друзьями. Больше никогда не смогу так сильно доверять кому-либо.

– Эта Академия не принадлежит тебе, – отвечаю я, избегая прямых взглядов. – Город не принадлежит тебе. Оставь меня в покое.

– Академия и город, может быть, и нет. А вот ты…, – Ник скользит глазами по моему телу. Не могу находиться так близко к нему. Пытаюсь увеличить расстояние, отползаю назад. Ник обхватывает мое колено, медленно и мучительно выводя узоры на коже большим пальцем. В животе что-то сжимается. От его ладони расходятся разряды. Не могу сделать вдох. Пытаюсь подняться, но он оказывается между моих ног, слегка раздвигая бедра. Шок и ужас взрываются красными бликами. Судорожно сжимаю подол юбки и тяжело дышу, находясь на грани. Его пальцы перемещаются с колена на бедро. Вторая ладонь касается щеки, и я дергаюсь как от ожога. Хочу отстраниться, но он хватает меня за воротник. Верхняя пуговица с треском отлетает.

– Может быть, я хочу продолжить то, на чем мы остановились. Сейчас мы взрослее и…

– Прекрати! Прекрати, Ник! – отчаянно кричу я, ощущая прилив паники. По щеке скатываются первые слезы, которые я прятала изо всех сил. – Хватит!

– Не прошло и дня, как ты снова ревешь. Я думал, что маленькая воинственная игра продлится дольше.

– Ты меня пугаешь!

– Так и должно было быть с самого начала.

Мне снова пятнадцать. Я наивная, слабая и глупая.

– Ты напоминаешь тех уродов из подворотни, – говорю обреченно и толкаю его в плечо. Как наяву вспоминаю прошлое и нападение на темной улице. – Ты такой же. Такой же как все.

Ник замирает, его дыхание теряет равномерность. Спустя несколько секунд он выпрямляется в полный рост и отходит. Я забиваюсь в угол.

– Я не такой, как они. Есть огромная разница. Ты знаешь это, – Ник оскаливается. – Увидимся завтра. Я и так заждался, принцесса, и намерен взять все, что принадлежит мне.

– Я давно не нуждаюсь в общении с тобой, – выстреливаю в ответ. – Мне стыдно из-за твоего ранения, и на этом все.

Слова не оставят глубоких ран в его равнодушной оболочке, но сотрут любую недосказанность, повисшую между нами.

– Всегда знал, что женщины легко забывают свои обещания, если они им больше не выгодны, – он смотрит вниз, презрительно сощурив глаза. – Твой блокнот с признаниями до сих пор у меня.

Несправедливость поджигает внутренности.

– Ты украл его и отдал своим друзьям ради шутки! Мне было всего пятнадцать, и ты обещал защищать меня!

– Я и защищал, – спокойно парирует он, неотрывно наблюдая за мной. Выдержать его взгляд невыносимо трудно. Ник тушит сигарету, бросая ее на грязный пол. – Что за чушь ты несешь?

– Я не говорила взрослым, что пожар устроил ты. Ничего не говорила им о тебе, —поток нервных признаний льется шумной рекой. – Ты напрасно тратил силы, вымещая злость на мне.

– Кэти, – у самой двери произносит он, задумчиво растягивая мое имя, – ты можешь верить во что угодно и слушать кого пожелаешь, но мои условия просты, и они не изменятся. Нам придется научиться существовать здесь вместе. Только ты можешь сделать так, чтобы мы оба получили удовольствие. Единственная истина постоянна: я не хочу делать тебе больно.

Дверь тихо поскрипывает после его ухода. Я долго смотрю вслед, разделяя прощальную фразу на отдельные предложения и слова. В детстве он часто пугал меня разными способами без какой-то видимой причины.

Говорят, жизнь изменчива, на ее орбите всегда вращаются и счастье, и горе, и любовь, и разочарования. Так почему же моя судьба давно превратилась в сплошную темную бесконечность страданий?

ГЛАВА 4. Вместе

Кэти

Осень 2016

(Четыре года назад. Кэти 15 лет, Нику 16 лет)

Громадная новая карусель возвышается надо мной сверкающей глыбой, закрывая солнце. Настоящий титаник на суше. Крепко сжимаю в руке цветок и рассматриваю позолоченные фигурки, с огромной скоростью проносящиеся мимо. Разноцветные потоки воды стекают в чашу в виде клевера, расположенную посередине карусели. Фонарики, замысловатые узоры, длинные цепочки-подвесы, яркие флажки, развевающиеся по ветру. И много зеркал вдалеке. Повсюду царят радость и смех, пока я разрываюсь между удивлением и странной пустотой, стирающей эмоции. Предчувствие чего-то необъяснимо жуткого, неизбежного поглощает разум.

Меня никто не видит. Никто, кроме стоящего рядом незнакомца в черном, который будто материализовался из воздуха. Не могу повернуться и разглядеть его лицо. Вижу лишь темный браслет из бусин и пластин на его запястье.

«… между нами тринадцать разбитых шагов.

Между нами тринадцать забытых картин.

Между нами тринадцать запутанных снов.

Между нами тринадцать призрачных песен.

Между сумрачным миром с тобою зависли,

Между болью и счастьем тринадцать разорванных лет».

Мелодия разливается в воздухе, пока я ошеломленно пытаюсь определить ее источник. К нам приближается компания красивых девушек. Они одеты в необычные платья и весело шепчутся между собой. Я чувствую их легкий страх и большой интерес. Их всех тянет к нему. Меня тоже тянет, но я с неуверенностью отворачиваюсь, желая спрятаться. Все знают, что с ним опасно, что он заберет энергию, время, эмоции. Они хотят подарить ему себя. Я так не могу.

Пустота превращается в пропасть. Мне здесь не место. Я сбегаю. Выхожу из парка и запрыгиваю в серый автобус, даже не посмотрев на номер маршрута. Какая разница. Лишь бы быстрее исчезнуть. Мне так одиноко, так тоскливо.

Прислоняюсь к холодному стеклу.

«… между нами тринадцать разбитых шагов…».

Вздрагиваю от неожиданности и распахиваю глаза. Неизвестная песня льется из радиоприемника в кабине водителя. Напряжение растет подобно снежному кому. Взгляд слева распарывает душу. Когда кто-то успел сесть рядом? Поворачиваю голову, и дыхание прерывается от шока. Это снова он. Тот, от кого я сбежала в парке. Тот, кого я часто вижу по ночам, но не узнаю. Не могу запомнить. Его окутывает дымка самоуверенности и горечи. Словно я маленькая, глупая девочка, не замечающая очевидных вещей.

– Ты все еще не поняла? Я здесь ради тебя. Все здесь из-за тебя. Все, что я делаю, для тебя.

В ужасе подскакиваю на кровати и тяжело дышу. Тело покрывается капельками пота. Опять эти странные сны. Всю ночь передо мной мелькают расплывчатые образы, люди без лиц, незнакомые места. Иногда они окрашены тревожными красками, а иногда я становлюсь невесомым путешественником в невиданные безмятежные миры. Дотягиваюсь до бутылки с водой, предусмотрительно оставленной на тумбочке, и делаю несколько глотков. Я просто перенервничала перед первым днем в новой Академии. Мозг не выдержал и выдал порцию размазанных картинок.

Три ночи. Уснуть заново не получается. Верчусь около часа и раздраженно откидываю одеяло. Достаю блокнот, включаю ночник. Рисование всегда помогало справиться с волнением и вырваться из капкана эмоций.

Долго смотрю на один из любимых эскизов. Я начала его в десять лет, когда впервые запечатлела остатки сна на бумаге. Девушка в окружении цветов на краю земли рисует необычно-синие мужские глаза. Темные брови, небольшой шрам. Вместо холста – разбитое зеркало. Вместо неба – открытый космос. Наброски выглядят сырыми, и я хочу перенести картину на большой холст, который купил дедушка. Переворачиваю страницу и приступаю к карусели. Картины – это память.

– Кэти, ты уже проснулась? – голос дедушки вырывает из творческого транса. – Рисуешь? Очень красиво. Нам пора собираться.

Сегодня мой первый день в младшей Академии Лиртема. Все детство я провела в Сантуме вместе с дедушкой, но из-за его работы нам пришлось приехать в Лиртем. Он сказал, что это ненадолго. Максимум, год. Я люблю Сантум всем сердцем, поэтому ничего впечатляющего от Академии и города не жду. К тому же мне приходится жить с мамой и папой, которых раньше я видела лишь по праздникам и не ощущала сильной привязанности. Не знаю точно, почему так вышло. Дедушка говорил, что забрал меня к себе, потому что родители испытывали финансовые трудности.

Некоторые моменты врезаются в память подобно стигматам. Невозможно сразу разглядеть и понять, какие узоры плетет судьба.

Середина сентября. Занятия начались полмесяца назад. Я пропустила праздник и знакомство с одноклассниками. Но мне вроде бы все равно. Тороплюсь в кабинет, не замечая ничего вокруг, и неожиданно слышу пугающе знакомые ноты. Мелодия, умело наигрываемая на гитаре, просачивается в душу. Этого не может быть.

«В красоте темноты снова вижу тебя.

Пошатнулась игра воображения.

В том небесном кино слишком много огня,

Закалившего души до пепла.

Я тебя выбираю

Темной ночью и солнечным днем.

На холсте я тебя обнимаю.

Вижу солнце за теплым дождем.

Я тебя выбираю навечно.

Не меняю свой путь никогда.

Наша странная связь бесконечна,

Словно фатум и злая игра.

Между нами тринадцать разбитых шагов.

Между нами тринадцать забытых картин.

Между нами тринадцать запутанных снов.

Между нами тринадцать призрачных песен.

Между сумрачным миром с тобою зависли.

Но оттуда мы выход нашли по страницам любви.

Между болью и счастьем тринадцать разорванных лет…»

Непроизвольно замедляю шаг и вижу в холле толпу ровесников. Кому принадлежит песня? Засматриваюсь на темноволосого мальчика, склонившегося над гитарой. Не могу пошевелиться и не могу поверить в совпадения. Сказки не существуют в реальности. Он поднимает голову. Наши взгляды встречаются, взрывая миллиарды звезд в сердце. У него такие глаза, каких я не видела ни у кого, кроме…. Как будто я смотрю на эскиз своей первой картины. В то самое разбитое зеркало. Цвет радужки такой же космически синий, словно из другого измерения. Нет, это невозможно. Он ухмыляется, а я сбегаю, ошарашенная странной реакцией.

На первом уроке узнаю его имя. Ник Девон Мертенс. Он – мой одноклассник. С этого мгновения занятия превращаются в пытку, потому что я не могу усидеть на месте и все время хочу взглянуть на него. На математике учительница просит передать ему лист с контрольной работой. Я делаю это, ощущая, как руки и ноги становятся ватными. Когда подхожу к его столу и осторожно кладу бумаги, то тайно надеюсь, что он обратит на меня внимание. Может быть, мне удастся заговорить с ним. Но он даже не поднимает взгляда и слегка раздраженно кривит губы.

Этой же ночью мне снится, что я еду на фантастически современном полупрозрачном лифте, а в таком же соседнем – он. Я зачарованно смотрю на него и прикладываю ладошку к холодному стеклу. Он повторяет мое движение, и лифты останавливаются на одном этаже. Сны становятся ярче, беспокойнее, и я не чувствую себя отдохнувшей.

Через неделю я прохожу новое тестирование для Лирида и получаю неутешительное направление в Центр «Радиант». В Сантуме все было иначе.

Вытираю слезы рукавом толстовки и дергаю дверь Центра.

«Может быть, научишься общаться с людьми. Почему ты вечно сидишь над своими рисунками? Ты слишком замкнутая. Прекрати витать в облаках. Опять рисуешь? Посмотри на сестру. Почему бы тоже не заняться танцами?».

«Беспокоит, что у нее нет друзей».

«Ночные кошмары, головные боли, бессонница. Мне не нравятся эти симптомы. Напоминают ее… С ней определенно что-то не так. Еще этот черный цвет».

Обрывки семейного разговора вплетаются в мысли, затемняя мир. Почему меня считают ненормальной? В чем вообще заключается нормальность? Обидно, ведь я стараюсь быть лучше. Лучше учиться, лучше вести себя, не доставлять проблем. Родители всегда недовольны. Дедушка переехал в отдельный дом на аэродроме, и я нуждаюсь в поддержке.

Сканирую Лирид на стойке регистрации и плутаю по длинным коридорам, с трудом находя нужный кабинет. Серый, унылый, с задернутыми шторами и искусственным освещением.

– Прошу не опаздывать, – строго наставляет миссис Аткинс. – Сегодня вам предстоит справиться с несколькими тестами. Не отвлекайтесь.

Опять тесты. С тоской беру стопку белых листов и прохожу к длинному ряду столов, близко сдвинутых друг к другу. В группе девятнадцать человек. Почти все держатся на расстоянии и старательно избегают общения, кроме одной пары. Медлю несколько секунд, делаю глубокий вдох и решаюсь. Уныние и одиночество так давят на плечи, что я игнорирую вечные сомнения. Любопытство жалит сердце. Будь что будет. Вдруг мне удастся подружиться с ним. Пальцы слегка подрагивают, когда я отодвигаю стул рядом с синеглазым одноклассником, о котором теперь думаю постоянно.

Глаза в глаза. Острый, заполненный синим льдом взгляд остужает кипящий порыв. Застываю, будто всматриваясь в зеркальную темноту вселенной, и вижу в ней свое отражение. Вспышки пронзают тело, по частицам меняя меня. Мрачное наваждение опутывает толстыми жгутами, не давая пошевелиться.

– Здесь занято, – огрызается он.

– Здесь пусто, – возможно, впервые в жизни упорствую я, кусая нижнюю губу. От его тона сжимается сердце. Хочется одновременно и сбежать, и утонуть в оттенках мрачной синевы. Такой завораживающий цвет, что я долго мысленно подбираю необходимое сочетание красок, которое могло бы точно передать эту красоту. Внутри воспламеняется невыносимо сильная потребность сблизиться с ним, – Можно мне сесть? Пожалуйста.

Ник медленно, оценивающе осматривает меня. Взгляд задерживается на ногах, и мне хочется одернуть юбку. Его полные губы кривятся в презрительной гримасе.

– Что тебе непонятно в двух словах? Здесь за-ня-то. Не загораживай горизонт.

Дыхание учащается от тлеющей обиды. Ощущая чужие взгляды, я отхожу и понуро сажусь через два стула от него. На что я рассчитывала? Что со мной он будет вежливее? Глупая наивность. Никогда не думала, что смогу подойти к мальчику первой. Так долго сомневалась, переживала и получила позорный отказ. Хорошо хоть не сделала этого в Академии. Горечь смешивается со смущением. Ну и ладно. В следующий раз сяду рядом с Шоном. Он учится с нами в одном классе и на днях предложил помочь с домашним заданием по математике. Не все мальчишки такие грубые и резкие.

Ноющее разочарование мешает сосредоточиться, и подошедшая миссис Аткинс недовольно качает головой.

– В конце каждого месяца всех ждет повторное тестирование Лиридов. Помните, что от этого зависит поступление в Среднюю Академию. У каждого из вас выявлены определенные несовершенства. Черный цвет требует очень пристального внимания.

Мне все еще непонятно, чем нам помогут посещения Центра. Женщина отходит, и я снова поворачиваю голову в сторону недружелюбного соседа. Он пристально смотрит на меня, чуть прищурив глаза. Я успела понять, что Ник умен и не подпускает к себе лишних людей. Вокруг него постоянно вьются девочки. Он мистически, по-неземному красив, но его внешность пропитана опасностью. Ник никогда бы не обратил на меня внимания, а я впервые так сильно захотела развеять свое одиночество. Сглатываю образовавшийся в горле ком и возвращаюсь к тестам. Секунды сливаются в минуты. Вязну в однотипных вопросах, большую часть которых не понимаю. Единственным крохотным бонусом занятий в Радианте было присутствие Ника, но теперь и это окрашено в печальные тона.

– Будь добра, займись уборкой, – кричит отец, когда я возвращаюсь домой. – Мы кормим тебя не для того, чтобы ты бесцельно протирала зад.

Дедушка в командировке, поэтому я не могу навестить его на старом аэродроме. Грохочущая музыка Венди давит на барабанные перепонки, и я глубже зарываюсь в одеяло, стараясь не думать о пережитой грубости. В темноте мерещатся его глаза, в глубине которых мерцают далекие галактики. Когда я думаю о нем, то внутри поднимается цунами непонятных, незнакомых, необъяснимых чувств. Что со мной такое?

В субботу в Центре делаю вид, что не замечаю никого. Пусть считает, что мне все равно.

– Перерыв полчаса. Можете пообедать в столовой. Дальше работаем в парах.

Толкаю уныло дребезжащий поднос по решетчатой металлической ленте. Еда выглядит ужасно неаппетитно, а на прилавке нет ни пирожных, ни шоколада. Зависаю в мыслях и оступаюсь из-за толчка в спину. Лечу вперед, по пути смахивая стакан с мутной бледной жидкостью, и врезаюсь в спину стоящего впереди. На черную футболку парня попадают брызги. Зажмуриваюсь от неловкости.

– Прости, я…

Он резко разворачивается и хватает меня за волосы, больно натягивая кожу на затылке. Я тихо вскрикиваю. Сзади слышатся смешки.

– Я нечаянно, – жалобно скулю я, и он снова встряхивает меня. Сквозь пелену подступающих слез вижу холодное синее пламя красивых глаз. Почему же я налетела именно на него? Хочется сжаться до размера пылинки.

– На будущее: смотри по сторонам, – огрызается Ник, отпуская меня. Не гляжу на него и убегаю, вытирая слезы с щек. Он сделал мне больно.

Возвращаюсь в кабинет. Там никого, кроме мальчика и девочки, которые всегда держатся вместе.

– У тебя что-то случилось? – спрашивает мальчик. Я качаю головой, сажусь и достаю блокнот для рисунков, надеясь пережить боль привычным способом.

– Очень красиво, – звучит мелодичный девчачий голос. – У тебя дар. Картинки как будто живые. Меня зовут Лея.

– А я Картер.

– Кэти, – несмело отвечаю я. Впервые кто-то в этом городе, кроме дедушки, оценил мои рисунки. Приятное тепло искрится внутри, вытесняя переживания. Отвлекаюсь и продолжаю рисовать, слушая их непринужденную болтовню о новом фильме.

– Здесь такое не любят, – шепот над ухом раздается так неожиданно, что я подпрыгиваю. Прохладная ладонь сжимает мое плечо, возвращая на место. – Твои рисунки, имею в виду. Слишком реалистично.

Листы разлетаются по столу: треснувшее зеркало, глаза, карусель, снежные горы, звездное небо, стеклянные лифты и дом на озере в защитном шаре.

– Ты оказалась здесь, потому что не умеешь разговаривать? – насмешливо продолжает он. Щеки вспыхивают от едва уловимого возмущения, обида царапает грудь. – Впрочем я не люблю болтливых.

– Я умею разговаривать.

– Спрячь рисунки. А лучше порви.

– Какая тебе разница?

– Никакая, – он пожимает плечами.

– А ты здесь почему? Потому что всегда бросаешься на людей? – не могу сдержаться. Он отвечает не сразу, но на красивом лице расплывается довольная ухмылка.

– Почти угадала.

Я видела, как в Академии он оттащил в сторону Майли Тропс, которая настучала учителю химии о небольшом розыгрыше со взрывом реактивов. Он напугал ее, и никто не помешал ему. В том числе и я. От одного предупреждающего взгляда, брошенного вскользь, у меня похолодели руки. Я прекрасно слышала потоки льющихся жалоб, но это не мешало девочкам сходить с ума и флиртовать с ним. Учителя лишь разводили руками.

Я такая же, как они. Потому что даже сейчас во мне горит настойчивое желание продолжить несвязную беседу. Это похоже на дурман.

– Эй, отойди от нее, – доносится голос Картера.

– Забыл посоветоваться с тобой, – злобно выстреливает в ответ Ник, но отодвигается. – Кстати, мне нравятся твои карандаши. Они достаточно острые, чтобы проткнуть кому-нибудь глаз.

В кабинете повисает тяжелое молчание.

– Шутка, – смеется он, демонстрируя хищный оскал и идеальную улыбку, и отходит к своему месту.

Когда начинается занятие, я разрываюсь от противоречий и пытаюсь найти пару. Мышцы сводит от волнения, когда я снова приближаюсь к Нику.

– Можно мне работать с тобой? – выпаливаю слишком быстро.

– Как еще тебе объяснить? Нет. Мне не нужна пара.

– Это всего лишь дурацкое занятие, – аргумент звучит слишком жалобно. – Все равно придется объединиться с кем-нибудь.

– Мне плевать.

Почти все нашли партнеров, кроме меня, Ника и Дастина Форли. Смотрю на последнего и ощущаю тошнотворное отвращение. Семья Форли живет по соседству, и недавно мама заявила, что мне следует подружиться с Дастином. Ни за что. Он мерзкий. Дастин не заботится о пятнах на одежде, выглядит странно и собирает коллекцию мертвых сушеных насекомых, отрывая бабочкам крылья.

– Ладно. Не болтай много и делай тесты за двоих, – снисходительно соглашается Ник. Прекрасно. Ну и пусть. Мне не нужна помощь.

– Это задание на логику вообще-то, – спустя сорок минут произносит он, пока я вожусь с предпоследним вопросом. – Исследования не врут, да? Логика – вообще не твое.

– И что теперь? Работа в парах нужна для того, чтобы люди учились помогать друг другу.

Непослушные цифры скачут перед глазами.

– Ничего страшного, что ты не умеешь считать, – ехидно шепчет он. – Я могу научить тебя.

– Я умею считать.

– Кто-то из нас будет умным, – продолжает он тише, наклоняясь к уху. Я чувствую слабый морской запах с вкраплениями цитруса и мяты. – А кто-то просто красивым.

Он выдергивает ручку из моих пальцев и быстро пишет решение. Переворачиваю лист, стараясь не реагировать на откровенные насмешки.

– Мы должны раскрасить круг в те цвета, которые видим друг в друге.

– Крась сама. В этом ты мастер.

– С тобой невыносимо разговаривать.

– Я не заставлял тебя подходить ко мне.

В качестве протеста раскрашиваю его сторону угольно черным цветом.

– Мне нравится, – оценивает он. Уголки губ подрагивают в слабой усмешке. – Как раз таким темным пятном я тебя и вижу.

Складываю тесты в папку и отношу миссис Аткинс. После занятий отстаю от всех и поздно замечаю плетущегося по коридору Дастина. Он не сводит с меня глаз. Не хочу идти с ним домой. Быстро ныряю на лестницу и сбегаю на этаж ниже. Взгляд мечется в поисках укрытия, и я дергаю дверь архива, которая по счастливой случайности оказывается незапертой.

В архиве темно и пахнет пылью. Длинные стеллажи с документами пронизывают помещение. Крепко зажмуриваюсь, чтобы не чихнуть, отодвигаюсь от двери и налетаю на что-то. На кого-то. Вскрик застревает в груди. Прохладная ладонь стремительно и грубо зажимает мой рот, запрокидывая голову. Я спотыкаюсь и заваливаюсь назад, слыша, как оглушительно грохочет сердце.