Аномалия. За гранью огня

Физическое напряжение зудит под кожей хуже раскаленных электрических жгутов. Лабиринты встречают темнотой и обманчивой тишиной, распаляя внутреннюю тьму. Первая волна азарта прокатывается по венам. Тяжесть и нервозность отпускают, пока я медленно ступаю по каменным полам. Границ и запретов не существует. Острые эмоции подобны тяжелой зависимости, а механизм действия любой зависимости одинаков.

Правила игры просты. Прятки и погоня. Ставки на желания. Проигравшие выполняют желания или предлагают что-то взамен. Те, кому удается убежать, получают деньги или приятные бонусы, но это редкий случай. Да и не то, чтобы кто-то рьяно пытался. Количество девушек равняется количеству парней, и бегать здесь можно хоть до утра. Все добровольно, участники каждого раунда известны заранее в закрытых чатах Табии. Цепляет сам процесс. Одна девчонка уже сдалась. Смотрю на стройное тело, светлые волосы, и меня триггерит.

Твою мать.

Испарина выступает на задней поверхности шеи, когда на секунду представляю самый худший кошмар.

Это не она. Это ее сестра.

Венди Нейман в сдвинутой маске с заячьими ушами громко смеется и призывно извивается в откровенном танце. Не слишком возбуждающе. Предпочитаю предвкушение, погоню и самое начало падения.

– Сегодня скучновато? – голос Дилана вырывает из плена совершенно другого образа.

За поворотом обнаруживаю еще одну напуганную, запыхавшуюся девчонку. Ставки сделаны. Ей остается принять примитивные, низшие желания и хорошо поработать.

В мире было бы меньше проблем, если бы люди не боялись теней внутри себя. Иногда они превращаются в компас.

Игра начинается.

ГЛАВА 3. В одиночестве

Кэти

Тот день постоянно преследует меня во снах и наяву. Особенно сейчас, когда я собираюсь вернуться в Лиртем. В тот день все изменилось.

Смотрю на коробку, где собраны разные трогательные, милые вещи, служившие напоминанием о счастливых дня, и застывшие картинки прошлого оживают, унося меня на три года назад.

В мой шестнадцатый день рождения.

Брызги крови. Белый кафель, напоминающий чистый холст. Осколок стекла в моей ладони.

Багровые кляксы соединяются в жуткий хаотичный узор. На секунду кажется, что я нахожусь в художественной мастерской. Пальцы до онемения сжимают кисточку, а в палитре всего два цвета: черный и темно-красный. Опускаю веки, делаю вдох, будто готовясь нанести первые неуверенные мазки, которые определят мое будущее. Но это невозможно. Нет.

Я не в мастерской. Я в старом туалете младшей Академии. Дрожь тянется по спине, пока взгляд медленно ползет вверх. Вместе с чудовищным холодом по телу разливается жгучая боль. Словно ранена я, а не он.

Наши глаза встречаются. Синяя радужка темнеет, васильковый блеск превращается в предгрозовое небо. Скоро туман скроет все его эмоции, но сейчас мне мерещится, что сквозь удивление и злость проступает слабое сожаление. Буря вины сшибает с ног, и я бросаюсь к нему. Осколок выпадает из рук и ударяется о пол со звонким эхом.

– Проваливай отсюда, – хрипит он, оскалившись. Мои холодные пальцы скользят по гладкой коже шеи, подбираясь к ране. Мутное осознание произошедшего пронзает ватное тело тупой, заржавелой стрелой. Это сделала я? Это невозможно. Нет.

– Ник, ты… – слова кружатся вокруг, пытаются пробить толстый кокон оцепенения, но я не различаю даже собственных мыслей. Здесь есть только страх. Как сильно я ранила его? Это же Ник. Нужно помочь ему как можно быстрее. Темно-красные пятна отпечатываются на моей ладони. Линии жизни, сердца и судьбы теперь пропитаны его кровью.

Крепко вцепляюсь в рукав его черной толстовки, боясь отпустить хоть на миг, и кусаю нижнюю губу, чтобы не закричать от рвущего грудь ужаса. Легкая физическая боль притупляет оглушительную панику. Тело не слушается, разум теряется в подступающем урагане жутких образов.

– Тебе нужна помощь, – еле слышно выдавливаю я.

Ник проводит ладонью по моим волосам, быстро одергивает руку и толкает в плечо. Глухой рокот голосов доносится из коридора, приближаясь рваными волнами. Мне хочется отмотать время назад и вспомнить, почему мы оказались здесь. Хочется напомнить себе о предательстве, обиде, несправедливости, одиночестве, прожитых драмах, но все это блекнет в ярком зареве отчаяния. Скоро все закончится, и мы окажемся далеко друг от друга.

Ник бросается к двери и захлопывает ее под скрипучий аккомпанемент старых петель. «Кровь за кровь», – любят повторять в нашем городе, и вполне возможно он захочет отомстить. Это в стиле Ника. «Меня не интересует раскаяние врагов. Я предпочту их долгую и мучительную агонию». Бледные вспышки страха сменяются пониманием и смирением. Мгновения растягиваются, превращаясь в бесконечный кадр. Не обращая внимания на меня, Ник поворачивает рычажок смесителя на полную мощь, отрывает бумажное полотенце, смачивает его под потоком воды и прикладывает к ране на шее.

– Не подходи, – огрызается он, когда я делаю шаг вперед. Розовые брызги теперь повсюду: на полу, раковине, одежде. Наши взгляды пересекаются в зеркале, и я вздрагиваю.

Ник отталкивается от тумбы, стараясь сохранить равновесие, хватает меня за ворот толстовки и подтаскивает к стене с разбитым окном. Распахнутая рама угрожающе скалится острыми стеклянными зубцами. Шум труб смазывает все остальные звуки. Ник кивком указывает на грязный деревянный ящик под окном, который я собиралась использовать в качестве ступеньки. Уклоняюсь в сторону, но он крепче сжимает ткань кофты так, что воротник врезается в кожу. Ник прижимает меня к стене и обхватывает ладонью шею. Его удивительные глаза теряют свет, превращаясь в темную бездну.

– Слушайся и вылезай отсюда через это гребаное окно. Не беси меня, – угрожает он. Новая волна страха зарождается в груди. Инстинкты всегда опережают разум.

Он резко отпускает меня. Невидимый обруч на шее не исчезает, мешает дышать. Ник морщится, слыша стук в дверь. Я не могу оторвать взгляд от его раны. Глубокая. Снова тянусь к его шее, словно мои прикосновения могут чем-то помочь. Тепло его тела передается мне, окружая лишь иллюзией защиты. Ник отпихивает руку, отрывает меня от стены, затаскивает на коробку и приподнимает. Его тяжелое хриплое дыхание, быстро бьющееся сердце сливаются с моими слезами, монотонно стекающими по щекам.

– Ты ведь не хочешь столкнуться с теми, кто за дверью? Спрячься от всех, – шепчет он мне в затылок.

Легкая заносчивость, не покидающая его голос даже в острый момент опасности, отбрасывает назад во времени. Зачем я решила проследить за ним и его друзьями? С этого все и началось. Глупая цепочка случайностей и закономерностей. Вспоминаю темный вечер у холмов, бурное веселье и другую девочку рядом с ним. Да, я прекрасно понимаю, в какие игры играют мои ровесники. Если бы мы с Картером не оказались в Центре в тот вечер… если бы я не пошла к холмам… Ник бы не запер меня в горящем здании, бросив умирать? Или это напрасные надежды и самообман? Зачем он помогает сейчас, если хотел, чтобы я погибла?

Сильные руки обхватывают за пояс. Ник выше ростом и легко может ухватиться за выступ окна, расположенного почти под потолком. А мне требуется его помощь.

– Наверх, Кэти. Быстро, – рявкает он, встряхивая меня до шума в голове. – Моя выдержка на грани.

Грубая древесина оставляет занозы на кончиках дрожащих пальцев. Я царапаю запястья и с трудом упираюсь коленями в стену, стараясь подтянуться выше.

– Видишь кусты справа? – шумно выдыхает Ник. Его голос будто утопает в длинном тоннеле. – Жди там.

Он снова подталкивает меня. Слишком быстро, чтобы я успела сориентироваться или приготовиться к падению. Лечу вниз подбитой птицей, почти не чувствую боли в боку и колене и не замечаю прилипшей к одежде грязи. Пустота медленно разрастается внутри. Ползу к кустам и сворачиваюсь клубочком на влажной, пахнущей дождем траве. Мне хочется распасться на маленькие песчинки и смешаться с землей, остаться незаметной навсегда.

Время меняет ритм, расползаясь словно старая ткань. Где Ник? Что он собирается делать? Как он выберется? Ему нужна помощь. Голова гудит от крутящихся воспоминаний, и я буквально слышу его голос:

«Принцесса, давай сбежим?

Спрячь картины. Не показывай им.

Не слушай чужие голоса.

Никому не рассказывай эти сны.

По-настоящему новая жизнь начинается без шлейфа старых привязанностей. Новые имена, новое прошлое, никаких сожалений. Только так.

Что ты помнишь?

Память изменяет нам так же, как и люди, которым мы верим.

Твой дедушка желал, чтобы я держался от тебя подальше. Но я не обязан платить по чужим долгам.

Не долго скучала по мне, да?

Да, я поджег Центр и с удовольствием повторил бы это снова. Если бы я хотел спалить вас в том огне, то довел бы дело до конца.

Кто-то донес про холмы и пожар. Очень надеюсь, что это была не ты.

Я предупреждал тебя держаться подальше от меня? Но ты сделала по-своему.

Почему ты никогда не слушаешь меня? Я не могу контролировать себя из-за тебя.

Это все только из-за тебя. Или ради тебя».

Картинки мелькают в вечерней дымке, расплываются от легкого дуновения ветра. Я прогоняю их, крепко зажмуриваясь. Одиночество смыкает объятия. Мне нужно успеть сказать ему, что я все еще храню в сердце тепло наших счастливых дней, как самые редкие драгоценные кристаллы из старых легенд. Я не хотела причинять ему боль. Я злилась, обижалась, мечтала, что он будет раскаиваться, умолять о прощении, мучиться от тоски так же, как я. Но не страдать вот так. Это все вышло ужасно случайно.

Ник больше не мой друг. Но я не могу представить мир, в котором нет его. Я никогда не думала о том, чтобы рассказать кому-то об увиденном в холмах и Центре. Даже если он хотел избавиться от меня. Он не мог. Это невозможно. Не верю.

Минуты налипают друг на друга, вязкая тьма ожидания поглощает меня. Где-то вдалеке слышатся голоса, резкие звуки, звон. Кажется, что прошла целая жизнь, когда я вновь приоткрываю глаза. Рядом по-прежнему никого нет. Яркие, посторонние отблески сине-красных лучей скользят по лужайке Академии. Заунывный вой сирены врезается в память. Ее сигнал удаляется очень быстро, и так же стремительно разрастается тяжесть в груди. Интуиция, которую невозможно заглушить, вызывает землетрясение внутри и грохочет о том, что этот момент разделяет наши жизни. Я снова закрываю глаза, надеясь обратить жизнь в сон.

Кошмары могут оживать в реальности. Сон и явь теряют четкие грани, и кажется, что я потерялась внутри выдуманных миров о первой и светлой любви.

С трудом различаю, как мама зовет меня. Глубоко дышу и отсчитываю секунды, приходя в себя. Я надеялась, что будет легче.

Любовь и страх. Основа всего. Страх напоминает темную завесу или постепенно уменьшающуюся клетку. Страх может заглушить звуки мира, лишить голоса сердца, стереть ориентиры, скрыть знаки и загасить маяки. По дороге в Лиртем, сидя в новом мамином седане, я гадаю, способна ли пойти навстречу нарастающей лавине тревог и не сломаться.

Старая комната на втором этаже дома напоминает покрытое пылью сонное царство, в котором больше нет чудес. Венди, моя сестра, проводит лето в танцевальном лагере в Фэминге. Мы не ладим с детства, поэтому ее отсутствию я безгранично рада.

Июль и август заполнены подготовительными курсами. Даже в летние месяцы в Академии Лиртема много учеников, не смотря на то что дополнительные занятия добровольны. Каждый должен участвовать во внеучебной деятельности. Пробую записаться в художественную студию, но получаю красочный отказ. По наставлению Виктора Гринеля и мамы отправляюсь в одну из журналистских редакций и знакомлюсь с учениками. Социологические исследования и выпуски учебных новостей не особо привлекают меня, но цвета браслета сильно ограничивают выбор.

– Ты меня бесишь, – едко заявляет Венди первым официальным учебным утром, нарушая иллюзорное перемирие. Она старше на год, но меня отдали в Младшую Академию чуть раньше, поэтому мы учимся в одной параллели. – Ты такая никакая, понимаешь?

– Отстань от меня, – произношу сквозь зубы, не отрываясь от завтрака.

– Девочки, не ссорьтесь, – мама появляется в кухне, на ходу застегивая сережку. – Сегодня праздник. Венди, считаю минуты до твоего выступления.

Сестра гордо задирает подбородок.

– Танцуем в Академии и вечером на площади перед театром. Мы готовились так долго. Ради этого я сидела на диете два месяца.

Внешность Венди всегда выделяла ее из толпы. Высокая, стройная фигура с красивыми изгибами, модельные черты лица, длинные волосы, врожденное обаяние и умение флиртовать. Сестра знает себе цену.

– Жду вас в машине, – редкая улыбка касается тонких губ мамы. – Катарина, не забудь документы. Нужно занести их в административный корпус.

– В Академии не приближайся ко мне, поняла? – не успокаивается Венди. Как будто у нас есть темы для разговоров или общие знакомые.

– И не собиралась.

– Это место не для таких, как ты, – злорадно продолжает она, выставляя напоказ Лирид с яркими синими, фиолетовыми и пурпурными цветами, которыми откровенно гордится. – Когда люди узнают, что ты больная, то начнут обходить стороной. Вдруг заразно. Черных Лиридов в нашей Академии не должно быть вообще.

Проглатываю комок ответных колкостей и выравниваю дыхание. Больше не буду реагировать на глупые провокации. Вчера мама отчитала меня за грубость, когда я толкнула Венди по пути в комнату. За минуту до она испортила мой любимый свитер, пролив на него стакан сока.

– Ой, ладно. Забыла, что ты почти немая.

Венди вылетает из кухни, оставляя приторный аромат духов. Я еще раз проверяю содержимое сумки и иду к автомобилю.

– Наконец-то мы купили новую малышку, – сестра удобно устраивается на переднем сидении и рассматривает себя в зеркале. – Старая рухлядь портила имидж. Когда ты подаришь мне собственную машину? Ты обещала.

– Чуть позже, милая.

Прострел тупой боли отдается под ребрами. Я отворачиваюсь к окну, машинально прижимая маленькую сумку к груди. «Старая рухлядь» досталась от дедушки.

– Катарина, – строгие наставления летят в мою сторону, – будь благоразумна и старайся изо всех сил. Никаких конфликтов, неприятностей и историй с мальчиками, поняла? Не забывай всегда носить с собой Лирид. Мистер Гринель считает, что тебе нужно подумать над социологией, чтобы улучшить взаимодействие с людьми. Я рада, что он пристроил тебя в редакцию. Приличные друзья и рекомендации не помешают. Его племянник тоже занимается там. Будет здорово, если вы подружитесь. Ты освоилась?

– Почти, – нервно тереблю прядь светлых волос, выбившуюся из хвоста. К счастью, племянник Гринеля до сих пор не появлялся в Академии.

– Редакция неудачников, – насмешливо морщится Венди, закидывая в рот жвачку. – Нормальные люди тусуются в других местах.

– Венди, – обрывает мама, – твоей сестре и так не просто.

– А кто в этом виноват?

Меня будто не существует. Тишина заполняет и без того душный салон. Не знаю, кто я и на что способна. Не знаю, где мое место. Может быть, его нет вовсе? Иногда я чувствую себя пустой. Все кажется зыбким, неважным.

– И забудь про свою дурацкую мазню, Катарина. Ужасные рисунки. Лишняя трата времени. Виктор верно подметил, что подобные увлечения усугубляют проблемы. Оставь их для сеансов терапии. Прекрати капризничать, витать в фантазиях и займись полезными делами. Если нет таланта, то не нужно питать иллюзии. Творчеством занимаются только одаренные люди, как например, Венди. К счастью, Лириды позволяют быстро оценить возможности. Чрезмерно раздутое воображение сбивает с пути.

Ее слова оставляют такой густой шлейф обиды, что трудно вздохнуть. Небрежное замечание режет хрупкие мечты. Рисуя, я чувствую себя свободной. Мои картины не ужасны. Они отражают чувства, переживания, сны, спрятанные в зыбком тумане памяти. Все то, что не всегда удается обернуть в слова. Это не глупости и не пустая трата времени. Почему она не понимает? Рисовать на терапии с целью обсуждения скрытых смыслов я точно не собираюсь. Воображение никогда не было моей проблемой, пока об этом не стали твердить родители.

– Думай о будущем, о стипендии и работе. Я не могу вечно содержать тебя.

– У меня хорошие оценки.

– Были в дыре для психопатов, – вставляет Венди. – Там даже обезьяна получила бы медаль. Мам, почему так медленно? Я опоздаю на прогон танца.

– Я занималась дополнительно на онлайн-курсах, – я на самом деле много занималась, пытаясь заполнить пустоту внутри.

– Программа в Лиртеме гораздо сложнее.

Густой поток машин ползет в сторону Академии. В Лиртеме очень любят торжества. Оставшееся до начала церемонии время стремительно сужается. Тем лучше. Не хочу долго томиться в ожидании. Праздник начнется на главной площади Академии, а затем плавно перетечет в другие части города. К вечеру перед театром Мидгард развернется концерт, в парке появится множество палаток с угощениями, а на набережной взорвутся десятки залпов красочного фейерверка под аккомпанемент живой музыки.

Собираюсь вернуться домой пораньше.

Академия показывается за поворотом. Не могу привыкнуть к ее масштабам. Несколько корпусов, реконструированных в современном стиле хай-тек, огромная территория с бесконечной зеленой лужайкой, большой нелепый фонтан напротив главного здания. Все это разительно отличается от серого маленького мира, в котором я провела последние годы. Редкие для города лучи солнца расталкивают кучевые облака и заливают улицы мягким теплым светом, подсвечивая территорию двора подобно прожекторам.

Нерешительно плетусь следом за мамой. Сердце хаотично подрагивает от волнения.

– Буду ждать в зоне для родителей. Найдешь свою учебную группу? В твоей анкете указано имя куратора, – наставляет мама, поглядывая на часы, а потом придирчиво осматривает меня, отчего я уменьшаюсь в размерах. Чувствую себя неуютно в форме, носить которую в праздники строго необходимо. На мне темно-бордовая юбка и белая рубашка. Кардиган я оставила в машине. – До начала еще около сорока минут. Отнеси документы в учебный отдел. Не задерживайся.

Не хочется идти куда-то, но я делаю так, как она говорит. Рано или поздно придется разобраться с этим. Лучше сейчас. В учебном отделе никого. Быстро отдаю стопку документов, ставлю подписи и взамен получаю кучу буклетов и информационных листов. Спешу обратно, замечая впереди группу девочек.

– Осторожней! – громкое возмущение заставляет притормозить. – Вы едва не порвали мою блузку.

Девушка в кружевной кофте уносится вдаль, две ее подруги торопятся следом. Вижу немолодую женщину, собирающую разлетевшиеся по коридору листы. Их белоснежный цвет вызывает разрозненные ассоциации с чистым холстом или… с болезненно-белым кафелем, на котором вот-вот появятся брызги крови. Дыхание сбивается. После возвращения в Лиртем навязчивые образы то и дело всплывают в голове.

– Вам нужна помощь? – произношу несмело, поравнявшись с женщиной. Она растерянно смотрит в ответ.

– Помощь? Если не трудно. Не рассчитала я свои силы. Можешь взять несколько папок? Здесь недалеко.

Мысленно подсчитываю, успею ли вернуться вовремя.

– Всего лишь начало сентября, а местные хулиганы уже растоптали остатки нервных клеток, – вздыхает она, распахивая дверь в небольшой кабинет, и водружает тяжелую ношу на ближайший стол. – Спасибо большое.

– Не за что, – мягко отвечаю я и коротко улыбаюсь.

– Никогда не говори «не за что»! – добродушно летит вслед.

Петляю по коридорам, восстанавливая в памяти маршрут. Кажется, все-таки ошибаюсь поворотом, потому что впереди маячат незнакомая большая рекреация и стеклянный переход между корпусами. Смотрю в окно, узнавая фонтан перед главным входом. Я где-то рядом. Делаю глубокий вдох, подавляя раскачивающееся беспокойство, и прибавляю шаг. Приглушенные голоса пробиваются сквозь ворох мыслей не сразу. Замечаю группу парней, занявших широкие диваны в рекреации. Похоже, они совсем не торопятся на торжественную часть. Тело инстинктивно напрягается, и я пытаюсь побороть неуместное волнение. Взгляд наталкивается на парня, который сидит почти по центру коридора, вытянув длинные ноги и перегородив проход. Серьезное выражение лица, полные губы, модно уложенные темные волосы, сережка в ухе. Он выглядит опасно и привлекательно. Мне всего лишь нужно пройти мимо. Движение справа привлекает внимание, и я замечаю остальных. Сколько их здесь? Сбиваюсь с мысленного счета, когда земля начинает медленно уплывать из-под ног. Кажется, что еще один шаг, и я рухну в адскую пропасть. Дыхание застревает чуть ниже горла. Пустота в груди размером с лунный кратер поглощает сердце, глушит его биение.

Это он. Он. Ник Девон Мертенс. Я не спутаю его ни с кем даже в полной темноте. Встречаю мрачный, острый, как лезвие, взгляд синих глаз. Их оттенки, стремительно меняющиеся под вихрем переменчивого настроения, снятся мне до сих пор. Быстро отворачиваюсь. Слишком быстро, чтобы различить какие-то эмоции на его красивом лице. Я должна быть сильнее. Я знала, что он учится здесь, что мы будем сталкиваться на занятиях, и готовилась морально. Но удушливый трепет в груди и неприятное головокружение выдают истинные реакции подсознания.

Двигаться дальше. Это несложно. Я смогу.

Ноги и руки тяжелеют, превращаясь в сломанные механизмы. Нервная дрожь пробирается под кожу, когда понимаю, что он продолжает разглядывать мое лицо. Все они смотрят на меня и молчат, прекратив вялую беседу. Предательское жжение касается щек.

Делаю робкий шаг и слышу неприятные комментарии.

– Эй, детка, не хочешь сказать «привет»? – развязно интересуется парень с ультра короткой стрижкой и бегающим, хитрым взглядом. Юбка сразу становится слишком короткой. – Как тебя зовут?

– Новенькая что ли? – подает голос еще один. Что-то в его смуглом лице вызывает смутный знакомый страх, но времени на анализ эмоций нет.

Игнорирую вопрос.

– Можно мне пройти? – мимолетом смотрю на Ника, потому что никого из остальных не знаю. Интуитивный порыв. Он изменился и, кажется, что на повзрослевшем лице не мелькает ни проблеска узнавания. Никакого отклика. Словно я тень или одна из миллиона в толпе. Ник нехотя, лениво скользит взглядом вниз от моего лица. Задерживается на груди и ногах. Липкая нервозность поднимается по коже вместе с мурашками. Внутри разгорается пламя обрывочных воспоминаний. Болезненных, сложных, колючих.

– Пожалуйста, – складываю руки на груди и твердо решаю не убегать с позором. Раньше я всегда отступала.

– Пожалуйста, – передразнивает первый. – Слышали? Она так мило просит нас об этом, что…

– Захлопнитесь, – командует парень посередине. – Рита и Молли идут сюда.

Вдалеке слышится девчачий смех. Успеваю заметить двух девушек и, пользуясь короткой паузой, перешагиваю через преграду на пути, облаченную в дорогие джинсы.

– Дилан, мне насрать на твою сестричку. Эй, крошка, куда ты так спешишь? Научить тебя вежливости? Мы любим блондинок.

Ускоряюсь. Неприятный диалог внезапно прерывается. И только вынырнув в огромном холле главного корпуса, я перевожу дух и, наконец, осознаю масштаб неожиданной встречи. Кровь приливает к лицу, проносится по телу так быстро, что кожа буквально горит. Ник. Прислоняюсь к холодной колонне, пока вокруг звенит трель пестрых голосов. До сих пор вижу перед собой его глаза. Темнеющая синева, которая вытягивает душу. Прошлое накладывается на настоящее. Мои слезы, его кровь на руках. Тело дрожит от слабости. Нельзя так реагировать. Неужели он правда не узнал меня? Мог ли забыть? Отчего-то вместе с крохотным облегчением, я ощущаю неуловимую и жгучую горечь.

Несколько минут борюсь с вязким оцепенением, выравниваю сбившееся дыхание и медленным шагом возвращаюсь во двор. Неизвестность сковывает. Мне так хочется сбежать отсюда. Скрыться от всего мира. В игре «Бей, беги или замри» я привыкла выбирать второй вариант.

Людей становится больше. Все теснятся, выстраиваются по возрастам. Кураторы призывают к тишине и порядку. Я не могу находиться в толпе, теряюсь и усердно подавляю желание спрятаться в тихом незаметном месте. С тоской наблюдаю за радостными объятиями друзей, встретившимися после короткой, но томительной разлуки. Веселые разговоры, шутки, обсуждение новостей. Порой я ощущаю мерзкое, опоясывающее удушье. Как будто я заперта в узком ящике и не могу сделать вдох. Как будто я везде чужая.

С трудом нахожу девочек из редакции и иду к ним. Смелая Диана, рассудительная Илия, очаровательная Саммер и немного странная Синди стоят возле декоративного ограждения, на котором изображен герб Блэкмунда: королевский ворон со стрелой в лапах.