Ведуньи. Первая. Прозрачный саркофаг

– Да, вполне. – Сашка лишь на секунду замялась с ответом.

– Просто в клубе ты была веселой, а сейчас явно грустишь.

Впереди на дороге показалась заправочная станция, и Ярослав уверенно свернул на ее территорию, остановившись на парковке.

– Нужно выпить кофе, – ответил он на невысказанный вопрос. – Тебе что-нибудь взять?

– Нет, спасибо. А где Илона и Марат?

– Дома уже, наверное. Они такси вызвали еще за час до того, как мы из клуба ушли.

– Это ты остался меня ждать? – удивилась Сашка, но вместо ответа он улыбнулся и просто развел руками, дав понять, что в подобном поступке нет ничего необычного.

Пользуясь тем, что Ярослав ушел в здание станции, Сашка вышла из машины на свежий воздух. Вот только на улице было все равно теплее, чем в салоне, и в голове зашумело еще сильнее, так что ей пришлось прислониться спиной к крылу огромного внедорожника, чтобы не потерять равновесие. Как в таком состоянии идти на работу, она не представляла. Да и стоило ли идти и навлекать на свою голову осуждение коллег и недовольство шефа? В конце концов, она планировала там еще работать и портить свою репутацию не собиралась.

Вот только что утром сказать начальству, как оправдать эту внезапную прихоть, в которой она по большей части даже не виновата, Сашка не знала. Не приходилось пока отпрашиваться, тем более с такой ответственной и важной работы. Но и привести себя в чувство без хорошего многочасового сна вряд ли было возможно. Даже ледяной душ и ведро крепкого кофе не помогут победить похмелье и усталость от бессонных суток.

– Сашка, держи. – Она не заметила, как подошел Ярослав, и вздрогнула, услышав его голос.

– Что это? – Она прекрасно видела, что кроме кофе в его руках была небольшая картонная коробка, похожая на упаковку от сока.

– Томатный сок. – Он протянул упаковку Сашке. – А еще огурчики соленые, еле выпросил у них.

– Не хочу. – От одной мысли о еде Сашке сделалось дурно. – Сколько я выпила?

– Штук семь «парадизов» и два шота текилы, – усмехнулся Ярослав и облокотился на машину рядом с ней. – Так что давай не спорь и ешь соления. Они помогут.

– Как много… – Сашка последовала его совету, хоть и через силу.

– Обычно меньше?

– Обычно я вообще не пью. Мне некогда. – Она почувствовала, как щеки предательски загорелись от самого натурального стыда. – Не знаю, как это вообще получилось…

– Расслабься, Саша, иногда напиться просто необходимо. Но на работу тебе в таком виде точно нельзя.

– Тогда меня просто уволят. – Сашка сделала маленький глоток томатного сока и долгим немигающим взглядом уставилась в асфальт парковки.

В ее голосе не прозвучало ни мольбы, ни ужаса, только констатация факта предстоящего увольнения с хорошей работы, на которую она делала большую ставку, а теперь теряет ее по собственной дурости. Однако Ярослав в ее словах услышал что-то свое.

– А где ты работаешь?

– Компания «Ай-Ти трейд», юридический отдел.

– Крупная компания, да.

– Я четыре раза к ним резюме отправляла… Так хотела там работать.

– Давай поступим так, Сашка: Сейчас я отвезу тебя домой, ты ляжешь спать и ни о чем не будешь переживать. А я эту маленькую проблемку решу и позвоню тебе в районе обеда.

– Как ты ее решишь? – грустно усмехнулась Сашка, но от машины отлипла и сделала еще один, на этот раз вполне уверенный, глоток томатного сока. Ей действительно стало немного лучше.

– Да без особых сложностей, парой звонков! Не думай об этом. Поехали! – Он обошел машину, дождался, пока Сашка займет свое место, и только после этого сел за руль и завел мотор. – Ты так и не назвала мне адрес. Куда едем?

– Широтная, дом сто двадцать шесть. – Сашка назвала адрес и перевела взгляд за окно.

Ночная темнота над спящей Тюменью уже рассеялась, уступив место мягкому предрассветному сумраку, но сам город не спешил просыпаться. Появились редкие машины на дорогах и еще более редкие пешеходы, но ни в какое сравнение с тем, что будет уже через два часа, это не шло. Мегаполис еще дремал в предвкушении дня, ловя обрывки последних снов и последние минуты прохлады.

Внедорожник остановился на светофоре перед совершенно свободным от других автомобилей перекрестком, а единственным пешеходом, ожидавшим возможность перейти дорогу, оказалась молодая девушка. Бездумно скользивший по обочине взгляд Сашки буквально споткнулся об эту девушку: было в ней нечто неуловимо странное, нечто такое, что делало ее чужеродной, невозможной здесь, но что не получалось ни увидеть, ни почувствовать.

Вроде бы обычная молодая девушка, с длинными, слегка вьющимися каштановыми волосами, рассыпавшимися по хрупким открытым плечам, бледная, почти белая кожа, будто никогда не знавшая солнечного света, и просто умопомрачительное платье глубокого черного цвета, приталенное, но с довольно свободной юбкой, похожее одновременно и на бальное, и на платье для коктейльной вечеринки, и на одежду какой-то заграничной принцессы, невесть как оказавшейся посреди только просыпающейся Тюмени. Не носят такие платья сейчас, разве что на выпускной. Но какой выпускной в середине июля?

Девушка почувствовала на себе чужой взгляд, плавно, с чувством осознания собственного достоинства и превосходства лишь немного повернула голову и буквально обожгла Сашку пронзительным взглядом удивительных глаз медового оттенка. Затем улыбнулась вполне открыто и дружелюбно и пошла через дорогу.

Просто пошла, но от этого привычного действия обычного пешехода Сашка дернулась вперед на пассажирском кресле так быстро и с такой силой, что сработавший ремень безопасности тут же вышиб из ее легких весь воздух. Она поняла, что было не так с этой девушкой: та не касалась асфальта. Она ступала едва заметными из-под платья тонкими сандалиями как обычный человек, как десятки тысяч точно таких же пешеходов на этом перекрестке до нее, но ноги замирали буквально в паре сантиметров от земли. Тень от успевшего взойти над городом Солнца так и не соприкоснулась с обувью – ни разу, ни при одном из неспешных и царственных шагов этой хрупкой «принцессы».

«Принцесса» поравнялась с автомобилем и остановилась, глядя сидевшей в салоне Сашке даже не в глаза, в самую душу, и от этого стало по-настоящему жутко. Никогда и ни один человек в этом мире не смотрел на Сашку так, чтобы она чувствовала себя выпотрошенной рыбой на поварском столе, боясь даже пошевелиться, сделать лишний вдох или облизнуть мгновенно пересохшие губы. Но эта девушка смотрела именно так. И улыбалась.

Сколько времени прошло в этих молчаливых гляделках, Сашка не знала, но никак не меньше пяти минут, показавшихся целой вечностью. Застывшим моментом ее личного сумасшествия или алкогольного бреда. Вот только ни опьянения, ни похмелья она уже не чувствовала, равно как и усталости. Не чувствовала вообще ничего, кроме жуткого, парализующего страха.

«Принцесса» медленно повернулась, отчего ее платье отразило свет восходящего солнца сотней бело-розовых бликов, и сделала несколько шагов по направлению к капоту автомобиля. Даже провела по нему тонкими пальцами с аккуратным маникюром цвета слоновой кости, после чего подернулась тонкой дымкой и исчезла. Только что была, и больше ее нет. Ошарашенная этим зрелищем, Сашка банальным образом завизжала.

– Ты чего? – От ее оглушительного визга Ярослав дернулся, но быстро взял себя в руки и включил сигнал аварийной остановки.

– С-сон. П-просто дурной сон… – Сашка тоже пыталась взять себя в руки, но страх не хотел выпускать ее из своих цепких лап. – Наверное, задремала.

– Да, вечер перестал быть томным, – проронил Ярослав и нажал на педаль газа. – Ты, конечно, извини меня, Сашок, но я сегодня от тебя никуда не уеду.

– Но… – Открывшаяся перспектива пересилила даже пережитый испуг.

– Помню, никакого продолжения. Расслабься, я просто не могу оставить тебя одну в таком состоянии. Офицер я или где?

Он сказал это с таким уверенным спокойствием, что Сашка не посмела отказать. Это спокойствие передалось ей, пусть и не в той мере, в которой хотелось бы, но страх, когтями сжимавший сердце, все-таки ослабил свою хватку, позволил ей хотя бы откинуться на спинку кресла и изобразить улыбку —глупую и несмелую, но тем не менее полноценную.

Всю оставшуюся дорогу они молчали. Ярослав предпочел не приставать с расспросами по горячим следам, видя усталость и подавленное состояние своей спутницы. А Сашка гоняла по кругу в своей голове один и тот же вопрос: что с ней, черт побери, происходит?! Но ответов не находила, кроме того, что она сходит с ума и все, что она видела за последние сутки, на самом деле ей только привиделось. Такая извращенная до пошлой фантастики манифестация шизофрении.

Вот только она никогда не была поклонницей данного жанра, а бред вряд ли может быть связан с чем-то совершенно незнакомым. Скорее уже стоило ожидать чего-то юридического, вроде взбесившихся договоров поставок. Да и та девушка на перекрестке была слишком яркой для простой галлюцинации, слишком живой, с этой царственной грацией настоящей принцессы. Да и просто не может у нее быть психического расстройства, она слишком молода для этого!

Мысль о том, что болезнь обычно не смотрит в паспорте своей жертвы дату рождения, Сашка гнала от себя. Слишком молода. Точка. Это не болезнь, а что-то другое, что угодно, но другое. Гипноз, или кто-то ей что-то подсыпал в коктейль в клубе, или просто так сказываются на ней усталость и напряжение последних месяцев. Что угодно, но не шизофрения! Еще столько всего нужно успеть!

«Успеешь».

– Что?

От прозвучавшего голоса Сашка дернулась и переспросила больше по инерции, рефлекторно, потому что за бесконечно повторяющимися мыслями не поняла, кто это сказал.

– Пойдем, говорю. – Ярослав уже стоял на улице возле открытой пассажирской дверцы. Она даже не заметила этого. – Мы уже минут десять как приехали.

– Прости. – Сашка почувствовала себя виноватой за эту заминку. – Я что-то сама не своя.

– Тебе просто нужно как следует отдохнуть, и все станет хорошо.

– Мне даже некуда тебя положить. – Сашка замерла перед входной дверью подъезда, но Ярослав мягко подтолкнул ее внутрь.

– Расслабься, Сашок. Пару часов я и на кухне посижу, а потом все равно будет не до сна. Я же обещал уладить твои рабочие вопросы.

– Зачем тебе это? – Пользуясь тем, что лифт поднимался на нужный этаж, Сашка повернулась к Ярославу лицом и посмотрела прямо в его глаза, но даже при том, что самой до отметки в сто девяносто на хватало трех сантиметров, смотреть пришлось снизу вверх. И удивилась, насколько пронзительно голубыми они оказались, будто два живительных озера посреди пустыни.

– Я тебе потом скажу. – Он выдержал ее взгляд играючи, все с тем же спокойствием уверенного в себе молодого мужчины. – Сейчас – душ, и спать. Все разговоры – после подъема.

Всю накопившуюся усталость Сашка в полной мере ощутила только тогда, когда они прошли в квартиру – маленькую студию почти под самой крышей многоквартирного дома. Даже снять кроссовки ей удалось не с первого раза. На помощь пришел Ярослав, успевший придержать ее и не дать упасть прямо возле входной двери и мастерски сделавший вид, что виноватая и вымученная улыбка предназначалась кому-то другому.

У нее совсем не было сил: слишком выматывающими оказались последние сутки. Все-таки тот парень за стойкой летнего кафе, Армен, прав в том, что она неспортивная, и с этим нужно что-то делать. Всего-то работа, небольшая прогулка и клуб, а чувство такое, будто пробежала марафонскую дистанцию с мировым рекордом.

– Сашок… – Голос Ярослава доносился уже от кухни. – Можно я в твоем холодильнике похозяйничаю?

– Конечно. Но из быстрого у меня только мюсли есть.

– То, что ты шутишь, очень хороший знак. – Он вернулся к Сашке и на этот раз подошел так близко, что она почувствовала тонкий, почти выветрившейся аромат его парфюма. – Только знаешь, то, что я сынок богатых родителей и родился с золотой ложкой во рту, совсем не значит, что у меня лапки вместо рук. Я приготовлю нам завтрак. А ты бегом в душ, пока еще можешь стоять на ногах! А потом перекусишь, и спать.

Он резко, слишком резко для человека в спокойном состоянии и хорошем настроении, развернулся и снова удалился в зону кухни. Было видно, что слова Сашки задели какую-то тонкую струну в его душе, но он не стал устраивать из-за этого сцену, а уверенно, не повышая голоса, объяснил свою позицию. И это Сашке понравилось. Но тем не менее она предпочла скрыться за дверью туалетной комнаты, воздержавшись от продолжения разговора на эту тему.

Прохладная вода обжигала тело и одновременно бодрила, позволяя не только смыть с себя пережитые эмоции этого дня, но и усмирить хоровод мыслей в голове. Они просто забылись, казались тем самым дурным сном, наваждением, вызванным напряжением, и не более того. Сашка подумала, что даже стоит подольше задержаться под этими тугими прохладными струями, не переживая из-за того, что там, за дверью, ее ждут симпатичный молодой мужчина и завтрак.

«У тебя много вопросов. Сейчас лучшее время их задать. Твой спутник не услышит, как ты говоришь сама с собой».

Сашка была готова поклясться, что в этом звонком сопрано в ее голове сейчас слышался смех. Точнее, смеялась хозяйка этого голоса, интонации которого остались совершенно ровными и безэмоциональными, несмотря на открытую издевку в словах.

– Кто ты?

«Не болезнь, не гипноз, не галлюцинации от наркотиков. Ничего из того, о чем ты думала. Я Ассура».

– Какая еще Ассура? – Сашка выключила воду и вышла из душевой кабины. Улучшившееся было настроение снова уступало место испугу, но она решила идти до конца.

«Просто Ассура. Это все, что тебе сейчас нужно знать. Остальные мои титулы все равно ничего тебе не скажут».

– Что тебе от меня нужно?! – Прежде чем спросить, Сашка включила фен. – Зачем ты надо мной издеваешься?!

«Хотела посмотреть на ту часть жизни, которую еще не знала. Бал был довольно интересный и раскрепощенный, но раньше балы были красивее. А от тебя мне нужна помощь».

– Тебя не существует. Какая помощь тебе может быть нужна, если тебя не существует?!

«Не существует?!»

Сашка смотрела в зеркало, а потому прекрасно увидела, как за ее спиной буквально из ничего соткалась ослепительно красивая молодая девушка с длинными, слегка вьющимися каштановыми волосами и глазами удивительного медового оттенка – та самая принцесса с перекрестка. Только теперь, пусть даже через зеркало, Сашка могла хорошо ее рассмотреть. Немного вздернутый носик, немного более высокие скулы, чем требовалось для такого тонкого лица, чуть заостренный подбородок, тонкая линия подведенных темно-красной помадой губ. Хотя нет, это была не помада. Губы медленно меняли оттенок, становясь насыщенно-бордовыми.

Именно эта метаморфоза цвета губ приставучего призрака вырвала Сашку из охватившего ее оцепенения. Она развернулась, надеясь, что призрак от такого маневра рассеется, но ошиблась. Уже на ее губы лег тонкий, и на удивление теплый палец Ассуры, призывая к тишине и молчанию.

«Я существую. Я жива, хоть это и странно даже для меня. Я реальна, Александра, и мне на самом деле нужна твоя помощь. Очень нужна».

– Да кто ты такая?!

«Я покажу тебе чуть позже. Он уже беспокоится о тебе, пора выходить».

Ассура отступила на шаг и растаяла в воздухе. Сашка трясущимися руками выключила бесполезно работавший фен, развернулась к раковине и расплакалась.

– Сашок, все хорошо?

Стук в дверь туалетной комнаты заставил Сашку собраться и вытереть слезы. Кем бы ни была эта Ассура, чего бы ни хотела, а показывать свою слабость перед Ярославом Сашке совсем не хотелось. Да и вообще, лучше пока держать всю эту ситуацию в тайне, чтобы не прослыть чокнутой истеричкой.

– Да, все хорошо. Я уже выхожу.

– Выходи, а то завтрак остынет.

– Выхожу… – вполголоса повторила Сашка и посмотрела на свое отражение.

Из зеркала на нее смотрела худощавая смуглая красотка с восточными чертами и маленькой грудью, подходящей больше девочке-подростку. Мокрые черные волосы, подстриженные пару недель назад в боб-каре с челкой, обрамляли узкое лицо, и только яркие миндалевидные зеленые глаза сейчас легкой краснотой выдавали усталость и только что пролившиеся слезы. Сашка включила холодную воду, умылась и снова посмотрела на свое отражение.

– Вот ты дура, Сомова, – тихо сказала она своему отражению интонацией Илоны. – А белье? А халат? Парня пошлешь в комоде трусы перебирать?

Как ни странно, но маленькая бытовая оплошность хоть и вызвала досаду, настроение тем не менее подняла, и из душа Сашка вышла с улыбкой, завернувшись в полотенце, которое из-за его размера впору было считать пляжным покрывалом.

– Ярослав, отвернись, пожалуйста. Мне нужно одеться.

– Не вопрос. – Он покорно, хоть и без видимого желания, повернулся к разделочному столу. – Я здесь два вида чая у тебя нашел, сделал тебе черный. Ты не против? И не могу найти сахар.

– Сахар наверху, над столом. – Успевшая быстро надеть домашний халат Сашка уже оказалась у него за спиной. – Только мне он не нужен. А за чай тебе большое спасибо.

– Да рано «спасибкаешь»! – Ярослав повернулся и протянул ей тарелку с самым настоящим омлетом на тостах. – Сперва подкрепись.

– Что это?

– Это наш казарменный рецепт. – Он вслед за Сашкой переместился за крохотный обеденный столик, на котором едва хватило места для двух тарелок и двух чашек. – На звание изыска не тянет, но сил дает на половину дня точно.

– Шутишь? – Сашка откусила кусок от бутерброда и расплылась в улыбке. – Это очень вкусно!

– Ну и хорошо! Уминай их и вали уже спать. Будить не буду, пока сама не проснешься.

Сашка подарила ему благодарный взгляд, вот только победить оба тоста оказалось этим утром выше ее сил. Она извинилась за усталость и все, что смогла, это упасть на кровать и забыться сном. Ярослав накрыл ее свободным краем пледа, посмотрел на часы, а затем вышел на небольшой балкон. Там, внизу, Тюмень уже встречала очередное будничное утро.

Глава 2

Дом на главной улице Отомены был полон приглушенных голосов, но все они доносились из расположенного на первом этаже колонного зала, и там сейчас было по-настоящему шумно и горячо. Там спорили взрослые мужчины и женщины, каждый из которых отстаивал свою правду и свои интересы. Их мысли обжигали едва сдерживаемой злобой даже здесь, в детской, расположенной достаточно далеко, на третьем этаже. Но сейчас эти споры не смоли бы даже остановить десять Ведуний. Там создавали и тут же рушили ситуативные коалиции, там строили заговоры и тут же предавали доверившихся. Там делили власть над телом ушедшей этой ночью в вечность Великой Ведуньи и искренне верили, что ее преемница должна будет послужить именно их планам, забыв, что Ведуньи служат людям – всем людям, не разбираясь, на каких планетах те живут и в какие глубины межзвездных бездн стремятся. Ведуньи – их поводыри, незримая рука, направляющая развитие всей ойкумены, и быть игрушкой в руках интриганов не должна. Не для того рождаются и так старательно воспитываются, так бережно сохраняют свою генетику уже семь тысяч лет, чтобы быть игрушками. Не для того Вечная Мать, присматривавшая за злым и мелочным человечеством с самого его появления во вселенной, положила начало этой удивительной генетической линии, чтобы хоть одна из претенденток на место ушедшей Алиссии позволила себе поменять правила этой игры. Высока будет цена, тяжела расплата для всех за амбиции кого-то одного.

В этот раз претенденток было три, и двум уже вечером предстояло уехать навсегда. Автоматизированный челнок должен был отправить их на очень отдаленную и очень красивую планету, в Обитель сестер, доживать опущенный век в постижении покоя и размышлениях о пути цивилизации. Им тоже предстояло оставить свой след, трактатами и квантовыми записями диалогов, открытиями новых методов работы с психотическими полями людей и преодоления бездн силой мысли. Ни одна Ведунья не приходит в этот мир зря, но лишь одна может быть Великой – той, которой вместо теории и науки выпадает судьба нести знамя развития и единства, поднятое Великой Ведуньей Руми шесть тысяч лет назад и не опускавшееся с тех пор ни разу.

Она не вслушивалась в мысли и слова спорящих. Только амбиции и злоба привыкших ко всеобщему повиновению стариков. И страх. Потому что каждый из этих восьми стариков, как и пришедшие с ними, прекрасно понимали, что скоро нынешний состав октосорциума тоже уйдет в вечность, вслед за Алиссией придут новые, более молодые, со своими взглядами и амбициями, и у стариков до смешного мало времени сделать все, чтобы именно их идеи продолжили жить и воплощаться, не канув в лету вместе со своими творцами, а для этого нужен знаменосец, который будет верить в правильность именно этих идей.

Но это все станет важным, если выберут именно ее, и потому она не вслушивалась. Но и не закрывала от творящегося внизу бедлама свой разум. Помнила уроки Алиссии, требовавшей от нее всегда, каждую минуту своей жизни слушать мир, впитывать каждую частичку доступной информации, каждую неосторожно оставленную в невидимом другим эфирном поле мысль, и только там искать ответы, а не в сказанных с льстивой улыбкой словах. Слова обманут, а чувства и умения Ведуньи будут правдивы всегда.

Она парила под самым потолком на кровати-облаке, приняв любимую позу сукхасана и закрыв глаза. Вокруг, по затемненной комнате, по стенам скользила межзвездная бездна, унося ее к туманности Конской головы, и чтобы видеть эту голографическую красоту, маленькой Ведунье не нужны глаза. Она и так видела свою комнату гораздо лучше, чем глазами, до мельчайшей пылинки, до паутинки отпечатков своих пальцев на сенсорных панелях, до тончайшей ауры тревожности, спрутом проползающей в созданный ею островок покоя и остающейся где-то у пола, не в силах навредить.

– Я могу войти? – Среди звезд показалась сперва прелестная голова темноволосой девушки, а затем и ее хозяйка, на белой, искусно сшитой из тончайшего феррокарбона тунике которой звезды стали ослепительно яркими.

– Конечно, Фати, – ответила хозяйка комнаты и тут же направила свою кровать-облако к полу.

– Слушаешь их споры? – Фати присела на кровать, и та мгновенно взмыла обратно под высокий потолок.

– Вынуждена: слишком громко они там говорят и слишком громко думают. Хотела бы не слышать, но… – Хозяйка комнаты замолчала, оборвав свою мысль.

– Это важно, – продолжила за нее Фати. – Алиссия бы не поняла, если бы мы забыли ее мудрость сразу после того, как ее не стало.

– Точно.

Обе Ведуньи замолчали. Не требовалось объяснять друг другу, что было на душе каждой. Какими бы разными ни были яркая, давно вошедшая в свою пору юности и красоты двадцатилетняя Фати, с ее ослепительно-янтарными глазами с вертикальными «кошачьими» зрачками, и хозяйка комнаты, совсем еще подросток с удивительной, почти идеально белой кожей и длинными каштановыми волосами, обе были внучками Алиссии, Ведуньями. Обе отлично понимали, что внизу решают судьбу каждой из них. Каждой из восьми претенденток.

Их различия во внешности шли от отцов, кошачьи глаза когда-то давно в свою генетику добавили жители системы Эрези, светило которой почти не дает этого самого света, а белая кожа была свойственна живущим на внешнем поясе в системе Курст, где солнечные ветра и радиация почти не ощущались и света от местной звезды было еще достаточно. Но при этом кровь у них все-таки была одна: древняя кровь Великих Ведуний, дар человечеству от Вечной Матери, и проклятие для каждой из рожденных Ведуний, нерушимая клятва служить людям, отринув саму себя.

– Замолчали… – проронила Фати, но больше для того, чтобы нарушить повисшую тишину.

Кровать-облако, парившая под потолком все это время, замерла и плавно опустилась на пол в центре комнаты. И только после этого хозяйка комнаты открыла глаза, не менее удивительные, хоть и вполне человеческие глаза медового оттенка с не по годам цепким и собранным взглядом, таившим в себе мудрость десятков поколений Великих Ведуний.

– Ассура! – донесся снизу сильный и уверенный бас.

– Ассура, – добавил через минуту чей-то баритон, и собравшихся внизу прорвало.

– Ассура, Ассура, Ассура…

Восемь человек, которые правят миллионом миров и безднами материи между ними, восемь раз повторенное имя той, чья судьба отныне нести чудовищно тяжелое знамя единства цивилизации. Ее имя. Фати улыбнулась и обняла сестру – искренне, не скрывая даже своей легкой досады.

– Они сделали мудрый выбор, – прошептала Фати ей на ухо. – Ты станешь воистину Великой.

– А ты? – Ассура немного отстранилась, только чтобы иметь возможность посмотреть сестре в глаза. – Ты теперь отправишься в обитель?

– Это не так плохо, как кажется. Возможно, я и не стану матерью, но, конечно, и зря не проживу, не беспокойся. А ты иногда нас там навещай, наших бесед мне будет не хватать.

– Мне тоже…

– Я пойду, Ассура. Они уже поднимаются к тебе, чтобы огласить волю октосорциума. Глупый ритуал. – Она даже позволила себе смешок с оттенком ехидства. – Будто мы не знаем, что они решили!