Ведуньи. Первая. Прозрачный саркофаг

Алексей Банный

Ведуньи. Первая. Прозрачный саркофаг

Пролог

На фоне сероватого скалистого грунта белая, опрокинутая набок идеальная в своей геометрии пентагональная призма смотрелась чужеродно, и даже несмотря на волнистые линии чистого света на боковых гранях, она не вписывалась в окружающий пейзаж: слишком правильная, слишком ослепительная и чистая, слишком вычурная для любящей простоту и асимметрию природы. Ее не должно быть здесь, в этой пустоши, но она здесь была. Соткалась будто бы из разом сгустившегося воздуха и зависла в пяти сантиметрах от поверхности, даже не подумав опереться на грунт, и висела так уже минут двадцать, не реагируя ни на порывы теплого ветра, ни на царившую вокруг тягучую тишину, нарушаемую только легким шипением разошедшихся по диагонали створок боковой плоскости.

Первой на землю этого серого, тихого и не очень уютного мира вышла молодая девушка в легком платье глубокого черного цвета, ослепительно играющем на солнце металлическими нитями. Она осторожно придерживала широкие, струящиеся змейками складок полы юбки, открыв аккуратные ножки в тонких черных сандалиях, обвивших ножки блестящими лентами. И она так же, как и принесшая ее сюда призма, не касалась поверхности земли, замирая в сантиметрах от нее, но все равно берегла подол платья от неосторожного шага. И только ветер, игриво растрепавший длинные каштановые волосы по открытым хрупким плечам, свидетельствовал о том, что ни эта девушка, ни даже опрокинутая белая призма не были иллюзией.

Она сделала несколько маленьких, будто через силу и собственное желание, шагов в сторону от призмы и обернулась. Во взгляде ее карих глаз удивительного медового оттенка промелькнула надежда, почти сразу сменившаяся настороженной обреченностью загнанной в смертельную ловушку жертвы. Следом за ней из призмы выходили мужчины, похожие друг на друга, будто близнецы или клоны, с одинаково гладко выбритыми лицами и головами, одетые в одинаковые белые комбинезоны без рукавов и доходившие почти до колен сапоги. Даже выражение спрятанного за неприязнью страха было для них одним на всех. И ни один из них не забыл надеть тонкие серебристые очелья с крохотным, похожим на сапфир камнем в районе переносицы. Они не были ни клонами, ни братьями, по крайней мере, друг другу, но один из них, шедший впереди, был ее братом, и этот факт не оставлял даже призрачной надежды.

Девушка отвернулась от мужчин, изо всех сил стараясь придать своему аккуратному лицу с правильными чертами выражение скучающей надменности, но не смогла: испуг и ощущение безнадежности своего положения все-таки были сильнее притворства. Да и не привыкла она лгать самой себе, а мир вокруг откровенно пугал пустотой и отсутствием каких-либо звуков, кроме ветра.

– Давай пройдемся, Ассура. – Шедший первым мужчина осторожно коснулся ее обнаженной поясницы, подталкивая вперед. – Хочу поговорить с тобой. Напоследок.

Слово резануло не хуже энергетического скальпеля медицинского блока, подтверждая самые страшные опасения и догадки, но Ассура беспрекословно подчинилась. Прекрасно поняла, что если не будет слушаться сама, то два молчаливых служки за спиной брата заставят ее выполнить пока еще похожий на просьбу приказ силой. А подчинить их своей воле, используя дар убеждения, мешали эти нелепые на лысых головах очелья, наглухо закрыв разум от любого внешнего воздействия.

– Ты хорошо подготовился к этому разговору, Жеклем. – Она отчаянно старалась придать своему звонкому сопрано грубость крепкой стали, но вызвала лишь усмешку.

– Без такой подготовки ты представляешь опасность. – Жеклем провел пальцами по тонкой линии стали на голове. – Или мало поступков я совершил, повинуясь твоей воле?

Ассура потупила взор, признавая его правоту. Немало совершил брат, находясь под ее внушением, немалого и достиг: вошел в октосорциум, стал одним из восьми правителей цивилизации, раскинувшейся в пространстве на миллион миров и все бездны материи между ними, научился повелевать. И теперь привез ее сюда.

– Где мы?

– Уместнее спросить не «где», а «когда». – Жеклем открыто и добродушно улыбнулся и снова легонько подтолкнул удивленно замершую спутницу в спину. – Мы на Земле, континент Родиния. Через пару миллионов лет начнется криогений… Остальную историю ты прекрасно знаешь.

– Но вмешательства во время запрещены! – Ассура выкрикнула это громко и звонко, вложив в свои слова все негодование от совершенного братом святотатства.

– А я и не вмешиваюсь. Мы просто зрители в первом ряду.

Ни на кого не произвела впечатления ее реакция. Служки так и остались стоять возле призмы, а Жеклем все так же улыбался, разве что взгляд он все-таки отводил, избегал посмотреть сестре прямо в глаза, как должно честному и открытому человеку, правителю миллиона миров. Возможно, все еще боялся медового оттенка глаз Ассуры, а может быть, и стыдился задуманного.

– Зрители чего? – Ассура в очередной раз попыталась, но так и не смогла поймать его взгляд.

– Спектакля под названием «жизнь». – Жеклем сделал пасс рукой, и служки за его спиной перестали притворяться архитектурными элементами. – Жаль, я не составлю тебе компанию, но у тебя и правда лучшее место в театре. Мои ученые высчитывали эту точку почти два года и обещали, что как минимум десять лет с этим маленьким плато ничего не случится. А это твое кресло.

Ассура повернулась, увидела неспешно плывущий перед служками саркофаг примерно двух метров в длину, и все поняла. Будущее предстало перед ней так отчетливо и ясно, что не осталось сил даже закричать от ужаса или потерять сознание. Оставалось лишь молча смотреть, как к ее ногам подполз и опустился на поверхность планеты искусно выполненный из синтезированной прозрачной слюды прямоугольный гроб с углами, украшенными резными гранитными вставками. Очень красивый, но тем не менее гроб. И лишь через несколько очень долгих секунд она смогла взять себя в руки и посмотреть на брата. На этот раз Жеклем глаза не отвел, не стал портить страхом свое торжество.

– Человек не убивал человека уже шесть тысяч лет. – Ассура говорила твердо, но тихо, чтобы служки ее не слышали. – Ты решил нарушить эту заповедь и призвать пророчество Руми?

– Хватит верить суеверной чуши! – Жеклем расхохотался. – Пророчество давно умершей шарлатанки не сбудется никогда, даже если случится война планет! Цивилизация на пике своего могущества и готова шагнуть еще дальше, за грань Великого Аттрактора и хранимого в нем коридора бытия. Ничего не рухнет от одной насильственной смерти, поверь. Но убивать тебя я не буду: все же мы с тобой одной крови. Давай помогу.

– Мне противна мысль о том, что ты мой брат! – Предложенную руку в качестве опоры Ассура тем не менее приняла и внутрь саркофага забралась сама. – Моя смерть еще принесет тебе горе.

– Твоя смерть принесет всей цивилизации избавление. – На этот раз даже тень усмешки не коснулась лица Жеклема. Он говорил серьезно, и Ассура с ужасом поняла, что брат действительно верит в то, что говорит. – Ты безупречна, сестра, и генетически, и как носитель этой мистической силы. Самая сильная Ведунья за всю историю, а потому убить тебя я не могу, как бы ни хотел. Но и цивилизации, стоящей на пороге, пожалуй, главного события в истории, не нужна ни мистика, ни твоя сила, ни тем более власть твоего ума над всеми остальными. Шесть тысяч лет линия Великих Ведуний стояла за спиной октосорциума, шесть тысяч лет именно мистическое ведовство, а не разум, правили миллионом миров. Вы больше не нужны людям. Ты, Ассура, больше не нужна, как и твой проклятый дар!

Служки задвинули крышку из синтезированной слюды и уже выкатили из призмы тележку с герметичной емкостью, в которой, скорее всего, был бальзамический гель. Ассура с силой ударила по боковой стенке и только после этого позволила наконец дать волю слезам от отчаяния и безысходности. Слюда была слишком крепка и прочная, чтобы разбить ее ударом. Оставалось только одно: принять смерть.

– Какое-то время ты еще будешь жить, – продолжал Жеклем. – Новый состав гарантирует около тысячи лет стазиса, само собой, теоретически. Проверять на практике у нас не было времени, прости. Все это время ты будешь в сознании, возможно, даже сможешь видеть и слышать мир, а потом умрешь самой обычной смертью. Прощай, Ассура, ты была замечательной сестрой, но в новом мире – моем мире – тебе, правда, нет места. Прощай!

Он провел ладонью по прозрачной крышке саркофага и направился в сторону призмы. Ассура могла видеть, как он уходил, надеялась, что Жеклем повернется, что хоть что-то в его сердце дрогнет. Не дрогнуло, не повернулся. Вошел в белый слепящий свет призмы и растаял в нем без следа, словно не было ни ранящих слов приговора, ни ухмылки на гладко выбритом лице, ни десяти лет, потраченных ею на его восхождение к вершине власти.

Служки тем временем подключили емкость и начали заполнять саркофаг бледно-розовой тягучей жидкостью, отчего тело почти сразу потеряло возможность двигаться и чувствовать. Ассура едва успела поднять глаза к небу, затянутому желтовато-серыми облаками. Затем жидкость накрыла ее лицо, забралась в легкие, заполнив их собой и вызвав приступ настоящей, животной паники, и через пару минут уперлась в крышку, выдавив весь воздух. Служки отключили аппарат, заглушили клапаны отвода воздуха и подачи раствора, забрали свой инструментарий и тоже ушли.

А еще через час по саркофагу ударили первые капли дождя, словно сама природа оплакивала заточенную в слюдяной тюрьме молодую Ведунью, замершее сердце которой разрывали на части отчаяние и желание жить, несмотря ни на что.

Глава 1

Казалось, что тяжелые, почти черные дождевые облака несутся по небу так низко, что скоро расползутся по швам, натолкнувшись на макушки высоченных кедров, и тогда Землю зальет даже не дождь, а самый настоящий вселенский потоп, и ничего живого не останется на Земле. Но облака, отяжелевшие, массивные и полностью покорные истошно воющему в кронах ветру, продолжали нестись над самыми кронами, так и не проронив ни капли накопленной влаги.

У земли этот ветер тоже ярился, трепал волосы, кидал в не защищенные одеждой лицо и руки колючей опавшей хвоей и пронзал холодом и ощущением уже предрешенной беды. И становилось понятно: что бы ни произошло, какое бы направление ни было выбрано и какое бы решение ни было принято, избежать уже появившейся на горизонте беды не получится. Дождю суждено пролиться и смыть потоками воды всю эту реальность.

Но пока дождя еще не было, только его предчувствие, и если не стоять под пронизывающим ветром в ожидании судьбы, то оставалась возможность попытаться ее обмануть. Вроде бы на севере небо было чуть светлее, не было той давящей черноты в летевших над головой тучах, но угадывался впереди старый острог, сложенный из почерневших от времени и постоянных бурь бревен. Вроде невысокий, гораздо ниже окруживших его осадным кольцом кедров, с парой покосившихся надвратных башенок – коснись, и развалится, но именно от ощерившихся пустыми бойницами башенок, от приоткрытых покосившихся ворот и черных бревен веяло смертью и бедой.

Там поселился ужас, настоящий, древний, как сама жизнь. Идти на север было смертельно опасно, и даже грядущий дождь казался смертью куда более быстрой и гуманной, чем встреча с тем, что поселилось в этом проклятом остроге. Но ноги сами понесли в его сторону, не обращая внимания на зашедшуюся в немом паническом крике душу.

– Сашка, спишь, что ли? – грянул гром знакомым голосом, и тучи наконец разорвались, смывая наваждение хлесткими плетями летнего ливня.

Глаза еще несколько секунд пытались осмыслить увиденное. Затерянного в тайге острога, конечно же, не было. Была грязноватая бежевая стена кабинета, пережившего свой ремонт лет пятнадцать назад, был монитор, уже успевший уйти в спящий режим, распечатанный на листке календарь с обведенными желтым текстовым выделителем днями долгожданного отпуска и переживающий очередную клиническую смерть без воды крохотный кактус – наследие предыдущей хозяйки этого рабочего места, о котором всегда и все забывали.

– Блин, вырубилась! Не спала всю ночь сегодня!

– Клуб? Или кто-то не дал уснуть? – В голосе окончательно ввалившейся в кабинет невысокой блондинки прозвучали нотки самого живого интереса. – Давай, Сашка, рассказывай…

– Плохие сны, Оль. Ничего интересного. – Делиться хоть чем-то значимым с главной сплетницей офиса не хотелось: через час об этом знали бы и директор, и дворник, и все остальные.

– Может, тебе отпуск взять и отдохнуть?

– И так через неделю пойду отдыхать, по плану. Кофе надо, и поработать, а то шеф не поймет.

Оля поняла, что новую сплетню узнать не получится, и ей расхотелось продолжать беседу. Оставшаяся в одиночестве Сашка мгновенно убрала с лица дежурную вежливую улыбку и уставилась невидящим взглядом в случайно выбранную на стене точку. Снова сон о грозе и этом древнем таежном остроге, уже третью неделю подряд. Страшный, однообразный сон, повторявшийся практически каждую ночь, теперь стал преследовать и днем. И это совсем не выглядело нормальным.

Пугающе выглядело. И тучи над кедрами пугали, и залповый ливень пугал. Стены и приоткрытые ворота так просто вгоняли в состояние первобытного ужаса. Но страшнее всего было ощущение бредовости всего происходящего – что во сне, что наяву. Ведь не может же так быть, чтобы один и тот же сон приходил уже третью неделю и ни разу, ни на одну маленькую деталь не изменился! Или может? Или это не сон, а какая-то галлюцинация, и пора ложиться в психиатричку на обследование?

Сашка тряхнула головой в попытке стряхнуть охватившее ее оцепенение и потянулась к кнопке включения чайника. Эти мысли крутились бесконечным хороводом чуть меньше по времени, чем приходил странный сон, но никаких ответов не давали. Да и кто бы мог их дать? Разве что какой-нибудь профильный специалист-сомнолог из института, но такого не было ни в окружении, ни на горизонте. Даже предположений не было, где такого искать. Точно не в районной поликлинике: там только успокоительные пропишут и в психиатричку направят, а это верный крест на карьере: кому нужна молодая девушка-юрист с глюками, когда здоровых толпа под дверью?!

Закипевший электрический чайник звонко щелкнул выключателем, заставив Сашку вздрогнуть всем телом и тихо выругаться. Даже такая мелочь уже начала пугать, и подобное точно не было нормой. Никогда она не была такой подавленной и запуганной, как в последние две недели, никогда не вздрагивала от звонка мобильного или звука закипевшего чайника, и никогда не была такой рассеянной и невнимательной, как в последние дни. Так и до выволочки от директора или начальника юридического отдела недалеко, еще и с работы выпрут за ошибки в документах, чего доброго!

Но и сосредоточиться на работе Сашка не могла: не получалось. Мысли все время крутились вокруг этого дурацкого и пугающего сна. Она хотела найти его причину и узнать, как избавиться от этого бреда. В жизни не происходило ровным счетом ничего необычного или сверхъестественного, никто из близких не умер, не уехал навсегда за тридевять земель. Даже старенькая кошка в квартире родителей еще встречала у самой входной двери, хоть и прыгать могла уже с трудом. Разве что на личном фронте все то же напоминающее мертвый штиль. Но так проблемы в отсутствии каких-либо близких отношений сама Сашка никогда не видела: в двадцать два года карьера и образование были гораздо интереснее борщей и подгузников. Стать примерной женой и матерью можно будет и потом, когда тыл будет надежно прикрыт хорошей работой и достаточным доходом. Ее жизнь была выверена и распланирована, шла в строгом соответствии с этими планами, и пугающим навязчивым снам в этой жизни не было места. Вот только сон один черт привязался.

Сашка налила кипяток в чашку с растворимым кофе, пару секунд поколебалась, но все же добавила ложку сахара и сделала маленький глоток. Губы обожгло, но эта боль наконец окончательно вырвала ее из плена уже закончившегося сна и мыслей о нем, пусть ненадолго. Она точно знала, что скоро мысли опять соскользнут в эту пучину, не потрудившись спросить мнение хозяйки головы, в которой поселились. Но хоть пять минут, пока аромат растворимого кофе щекочет паром нос, а маленькие глотки согревают душу, она будет свободна от них.

По открытому на рабочем компьютере договору с очередным поставщиком она лишь равнодушно скользнула взглядом. Вчитываться в хитросплетения предложенных прав и обязанностей ей сейчас совершенно не хотелось, и Сашка, так и держа чашку двумя руками, подошла к большому панорамному окну во всю стену, за которым утопала в зелени и июльской неге красавица Тюмень, с палящим солнцем на безоблачном небе, разогнавшим на удивление редких в погожий день прохожих. В такой день самым идеальным местом стал бы уютный маленький пляж на Андреевском озере, с мангалом и бутылочкой красного сухого вина. Но день все же был будним, и об озере можно только мечтать. Или просто не думать.

Оставленный на рабочем столе мобильный телефон напомнил о своем существовании ритмичным жужжанием виброзвонка. Сашка с видимым сожалением вернулась к столу, поставила возле клавиатуры чашку с недопитым кофе и сняла трубку.

– Что случилось, Илона? Я вообще-то на работе.

Говорить сейчас именно с этим абонентом не очень хотелось, но и не ответить было нельзя, иначе телефон будет гудеть до тех пор, пока не разрядится, потому что институтская подруга Илона была как раз из тех, кто принципиально не слышит слова «нет» и не приемлет никаких отказов.

– Привет, Сомова! – Вот и сейчас Илона пропустила настроение собеседницы мимо себя. – Не надоело в офисе тухнуть? Лето пропустишь, подруга!

– Так не последнее лето, можно разок и пропустить.

– Зануда ты, Сомова! – весело рассмеялась в трубку Илона. – Погоду вообще видела? Поехали купаться, дурында! Мальчишки обещали мяска на углях и веселья.

– Шеф не отпустит, ты же знаешь. – Предложение было очень заманчивым и удивительно совпало с желанием самой Сашки. – А эта работа мне очень нужна.

– Мужик тебе нужен, с баблом и временем! – вынесла свой обычный вердикт Илона. – Так и потратишь молодость на бумажки, и вспомнить будет нечего.

– Обещаю наверстать на пенсии! – отшутилась Сашка и предприняла первую попытку закончить разговор. – Прости, шеф зовет, бежать надо.

– Он тебе не платит столько, чтобы ты бежала по первому слову. – Первая попытка, как всегда, оказалась безрезультатной. – Нет, если ты собралась отпроситься, то, конечно…

– Не могу я просто так взять и отпроситься, ты же знаешь. Квартира сама себя не оплатит, и еда не прибежит.

– Мужик. Симпатичный, богатый, молодой. – Вторая попытка закончить разговор разделила судьбу первой. – У меня как раз есть пара экземпляров на примете. Поехали на озеро, познакомишься.

Сашка поморщилась. В том, что подруга говорила вполне серьезно, она не сомневалась, Илона и сама происходила из довольно обеспеченной семьи, и круг знакомств имела соответствующий, вот только упрямо не желала слышать Сашкино нежелание устраивать личную жизнь и будущее подобным образом.

– Не поеду. – Сашка продолжила стоять на своем. – У меня, правда, много работы. Давай вечером пересечемся в парке?

– Черт с тобой, трудоголичка! – Неожиданно всего с третьей попытки Илона услышала, что с ней прощаются. – Давай в восемь на Гилевской роще, на нашем месте.

Илона мгновенно отключилась, явно потеряв всякий интерес к продолжению разговора. И в этом была вся Илона. Вот только сердиться на нее Сашка не могла, просто не получалось. Яркая, немного полноватая блондинка с озорным каре была полной ее противоположностью, но умела заразить своим легким и игривым отношением к жизни, поднять настроение даже в самые трудные и печальные моменты и обладала феноменальным даром расположить к себе практически любого человека. И потому бескомпромиссность и упрямство не терпящей возражений подруги Сашка воспринимала как некую ложку дегтя во вполне устоявшемся и законченном образе маленького ангела. Просто не бывает полностью святых, и Илона всего лишь немного избалованная и капризная, но в остальном классная девчонка и отличная подруга.

До конца рабочего дня Сашка честно пыталась разобраться с накопившимися делами и успеть сдать отчет руководителю юридического отдела. Терять работу она действительно позволить себе не могла, тем более работу в пусть и не очень большой, но стабильной компании с более чем достойным для вчерашней студентки вознаграждением. В этом большом городе у нее было только несколько подруг, общение с которыми удалось сохранить после получения диплома, и она сама – полная решимости и желания добиться достойной жизни молодая девчонка, которая наконец-то смогла позволить себе снимать отдельную квартиру и уже нацеливалась на то, чтобы такую же купить. Где уж здесь терять работу или голову?

С другой стороны, и Илона была права: если заполнить всю свою жизнь только работой, то что останется от этой жизни в итоге? А потому после окончания рабочего дня Сашка вызвала такси и сразу поехала в парк на встречу с подругой, рассчитывая чем-то перекусить уже на месте встречи. Заезжать к себе Сашка посчитала лишним: и так до Гилевской рощи от офиса по вечерним пробкам было почти сорок минут дороги.

Из такси она выскочила, едва то остановилось на обочине напротив вычурных, украшенных раскидистым деревом ворот огромного парка, заполненного людьми по случаю жаркой летней погоды, и бросила быстрый взгляд на часы. До встречи оставалось еще двадцать минут, и Сашка решила не терять их попусту, быстро направившись сразу к хорошо знакомому летнему кафе. Отчаянно урчавший живот самым активным образом намекал на то, что со скудным офисным обедом давно расправился, а время ужина как раз наступило.

Переживания и страхи, вызванные случайным утренним сном, за работой притупились и теперь казались чем-то незначительным и совершенно ей несвойственным. Никогда она не боялась снов, да и кошмары ей никогда не снились, за исключением последних пары недель, когда к ней и привязалось это навязчивое видение предгрозовой тайги и почерневшего острога.

Можно было бы свалить эти кошмары на диплом и работу и связанную с этим загруженность: начало лета все же выдалось совсем не простым. Но с тем стрессом и бессонными ночами Сашка давно справилась, диплом защитила и получила, с навешенными шефом срочными задачами тоже разобралась, не найдя в них ничего запредельно сложного, и даже успела прийти в себя и хорошо отметить с девчонками из группы успешное завершение учебы. А сон упрямо повторялся почти каждую ночь, откровенно пугая.

Кафе, представлявшее собой небольшую крытую палатку со стойкой с грилем и несколькими холодильниками в глубине, уже закрывалось, и она сменила скорый шаг на почти бег: искать другое не было ни времени, ни желания. Да и Сашка справедливо считала, что если хочешь самую вкусную шаурму в Тюмени, то брать ее нужно именно здесь, и только тогда, когда за стойкой бывает невысокий парень с аккуратно подстриженной бородкой. Вот уже у кого точно был настоящий дар кормить людей! И именно он сейчас складывал зонтики над уличными столами.

– Подожди! – закричала Сашка, привлекая к себе внимание.

Парень обернулся на ее крик, несколько секунд всматривался в силуэт бегущей к нему девушки и улыбнулся, направившись за стойку, служившую одновременно и разделочным столом.

– Подожди… – повторила, добежав, Сашка и тяжело оперлась на стойку, ловя сбившееся от пробежки дыхание. – Подожди, родной. Сделай мне одну.

– Неспортивная ты, да? – Парень ловко развернул на столе лаваш и начал расставлять уже убранные овощи и соусы.

– Неспортивная, – легко призналась Сашка и улыбнулась, – но жутко голодная.

– А ты приходи к нам в клуб, будешь спортивная. – Продавец с легкой хитринкой подмигнул и ловко разложил по лавашу начинку. – Сам научу. У нас, знаешь, какие девчонки там?

– Какие?

– Сильные, смелые, а красивые… Мамой клянусь, глаза слепнут! – Продавец едва ли не замурлыкал, как мартовский кот. – Прям как ты! Почти…

– Я красивее? – Сашка решила поддержать эту игру.

– Ты самая красивая. – Он протянул ей готовую шаурму и маленькую бутылку сладкой газировки. – Возьми, с сыром, грибами и настоящей кавказской аджикой. Мама моя делала. И приходи, «Шторм» на Севастопольской. Скажи, Армен позвал, как родную встретят.

– Я подумаю. – Сашка потянулась к переднему карману джинсов за деньгами. – Сколько с меня?

– Ай! – отмахнулся парень. – Какие деньги с красивой и голодной девушки?! Обидеть хочешь?! Как я маме и сестре в глаза смотреть буду, если скажу, что деньги с тебя взял?!

– Так ты не говори.

– Это ты глупости не говори! – отрезал Армен. – Ни рубля с тебя сегодня не возьму, даже не предлагай! Только имя скажи.

– Хитрый какой! – рассмеялась Сашка. – Александра. Спасибо тебе, Армен!