Роман с конца

Я делаю круг по комнате.

Логичным решением будет лечь спать, письмо никуда не убежит. Мой начальник – тем более.

Но.

Логика давно покинула мою жизнь, поэтому я ложусь на кровать, устраиваюсь поудобнее и открываю сообщение.

Тема письма: Re: Отработка ночных смен

«Я настаиваю на том, чтобы мы разрешили этот вопрос в самое ближайшее время.» Если ты настаиваешь, то боюсь, у меня нет выбора. Буду через час.

P.S. У меня есть несколько идей, как ты можешь отработать одиннадцать дежурств за раз, но боюсь, они тебе не понравятся.

Марк.

Я пробегаюсь глазами по строкам, раз, другой. Меня резко бросает в жар. Час. Будет через час. Да он с ума сошёл!

Тема письма: Re:Re: Отработка ночных смен

В ближайшее время – это не значит «сейчас». Я уже ложусь спать.

Полина.

Тема письма: Re:Re:Re: Отработка ночных смен

В самое ближайшее время, Полина. Ты сама настояла. Скоро буду.

Марк.

В панике я достаю телефон и напротив контакта «Марк-мудак» нажимаю кнопку вызова. После трёх гудков звонок сброшен, и я почти моментально получаю сообщение: «Не могу говорить, за рулём».

Чёрт-чёрт-чёрт!

Следующие пять моих звонков постигает та же участь.

Меня охватывает паника.

А если Аля проснётся?

Я быстро пишу ему, чтобы он припарковался в начале улицы, закрываю глаза и падаю лицом на кровать.

* * *

Короткое сообщение от Марка «Я у двери» разрушает все мои надежды, что он пошутил и не приедет.

Марк и пошутил? Полина, тебя ничему жизнь не учит.

Я всё ещё в своей старой пижаме – серый топ и длинные штаны, покрытые бело-розовыми сердечками. Пижаме не меньше пяти лет, с растянутыми коленями и в катышках я выгляжу в ней, как попрошайка с улицы. Но всё равно подавляю желание переодеться.

Проверив, что дверь в комнату сестры плотно закрыта, я накидываю сверху флиску, засовываю ноги в тапочки и медленно, чтобы не издавать шума, открываю дверь.

Моему взгляду предстает затылок и крепкие плечи Марка. Он лениво осматривает окружающее пространство, как будто это его дом, его посёлок, и нет ничего странного в том, что поздним вечером он сидит на нижней ступеньке крыльца у дома своей сотрудницы.

Я выключаю свет в прихожей и тихо затворяю дверь.

Не оборачиваясь, Марк облокачивается на перила и хлопает по ступенькам рядом с собой, приглашая сесть.

Самодовольный придурок.

Я закатываю глаза, но всё же сажусь на противоположный конец ступенек, почти копируя его позу.

– Кому пришла в голову идиотская мысль покрасить дом в лиловый цвет? – спрашивает он обвиняющим тоном, как будто цвет моего дома наносит ему личное оскорбление.

Неожиданное начало разговора.

– Что не так с лиловым?

– Всё. Ваш дом бросается в глаза. Полагаю, сигнализации здесь нет?

– Эм, что? Сигнализации? – я не сдерживаю смех. – Мы в деревне, я здесь выросла, и…

– Ии?

– И здесь безопасно.

Марк смотрит на меня, как на ребёнка, который верит в Деда Мороза и зубную фею.

– И моя безопасность тебя не касается.

Он снисходительно качает головой.

– Ты работаешь на меня. Конечно, твоя безопасность меня касается.

– Да? Хорошо. Тогда скажи, какого цвета дом Игоря?

Марк не понимает, к чему я клоню, и хмурится.

– Что и требовалось доказать.

– Что требовалось доказать? Наверное, его дом нормального белого или серого цвета. Игорь – мужчина, он может за себя постоять.

– Значит, если я женщина, то не могу самостоятельно решить, в какой цвет красить стены своего дома?

– Ваш дом привлекает внимание. Мне это не нравится. – Марк трёт виски и снова смотрит на дом, будто готов начать его перекрашивать прямо сейчас.

У меня падает челюсть. От уровня его сексизма и от того, что я нахожу это… милым?

Полина, какая же ты жалкая, если готова ухватиться за любые крохи заботы.

Отрезвляющая мысль заставляет поумерить скорость, с которой бабочки машут крыльями у меня в животе.

– Слушай, – начинаю я неловко, – по поводу письма…

– Хорошо, иди сюда, – перебивает Марк, хлопая себя по колену.

– З-зачем?

– Ты слишком далеко, чтобы мы могли перейти к делу, – подмигивает он.

– Чёрт, я не это имела в виду. Я-я…

– Ты? – подбадривает меня, наслаждаясь ситуацией.

Я не сдерживаюсь и злобно рычу:

– Господи, как же ты меня бесишь.

Брови Марка резко взлетают вверх, и он действует с молниеносной скорости, расстояние между нами, и так небольшое, сокращается до минимума. Я оказываюсь вжата в перила ступенек. Не прилагая особых усилий, он сажает меня к себе на колени, и мне ничего не остаётся, как обхватить его торс и бёдра ногами.

– Бешу значит? – хмыкает Марк и впивается в мои губы жёстким поцелуем.

Как и в первый раз, он не просто целует – он пробует меня на вкус, поглощает, его поцелуй похож на наказание. Моё тело плавится, и я крепче цепляюсь за него руками и ногами, в попытке сохранить контакт с реальностью.

Марк отстраняется, и я ощущаю его тяжёлое горячее дыхание на своих губах.

Следуя животному инстинкту, я сама сокращаю дистанцию между нами и целую его в ответ. Он расплывается в улыбке и сильнее прижимает меня, перенося практически весь вес моего тела себе на колени.

В ответ я целую его нежно, чувственно, дразню языком и подаюсь бёдрами вперёд, усиливая приятное давление между ног. Провожу руками по его плечам, опускаю пальцы ниже, сжимаю бицепсы – боже, мне нравится это тело. Его тело.

Со стороны мы, наверное, похожи на двух подростков, охваченных гормонами, которые наконец-то добрались друг до друга.

Мы тяжело дышим, я отстраняюсь и кладу руки ему на грудь – его сердце стучит так же быстро, как и моё. Марк смотрит на меня горящими голодными глазами, и хотя в темноте я не могу различить все эмоции на его лице, я готова поставить весь свой немногочисленный капитал на то, что от его привычной холодной маски не осталось и следа.

Он подносит руку к моей шее, обхватывает, притягивает ближе, покусывает линию подбородка, медленно подбираясь к ямке на шее, где бешено скачет пульс. Его щетина приятно щекочет кожу, отчего моё тело покрывается мурашками.

– Предлагаю вернуться к твоей таблице, – шепчет Марк мне на ухо.

– Что ты несёшь? – шепчу ему в губы. Мне становится жарко. На мне слишком много одежды. На нас обоих слишком много одежды.

– Я про таблицу, которую ты скинула. Мне нравится, с какой ответственностью и энтузиазмом ты подходишь к своей работе.

На этих словах он прикусывает мою нижнюю губу. Сильно, почти до боли. Его возбуждение упирается в моё бедро. Одной рукой он обхватывает меня за талию, другой крепко сжимает ягодицу.

И это всё никак, совершенно никак не сочетается с какой-то там таблицей…

Или… До меня наконец доходит, о чём он. Я отстраняюсь, раздражённо выдыхаю и облокачиваюсь на перила.

– Что именно ты хочешь обсудить?

– Там не хватает дополнительного столбца, – прищурившись, отвечает он.

– Какого же?

– Конкретизации. Как именно ты отрабатывала каждую из смен.

Я благодарю себя за решение не включать свет на крыльце, потому что моё лицо сейчас цвета перезрелого помидора.

– А ты забыл? – спрашиваю с вызовом.

– Конечно, нет, – его голос звучит хрипло и на тон ниже обычного, его руки мягко массируют мои бёдра, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вернуться к тому, на чём мы остановились, что он так нагло прервал своим идиотским вопросом.

– Это сложно забыть, – продолжает Марк. – Но, как ты, наверное, заметила, я люблю порядок и хотел бы дать тебе обратную связь, чтобы ты учла её для будущих отработок.

Что-о?

Моё желание попробовать всего его на вкус резко трансформируется в потребность вцепиться зубами в его горло.

– Да ты охренел! – я резко толкаю его в грудь, пытаясь встать.

Марк громко смеётся и только крепче притягивает меня к своей груди, закапывается лицом в мои волосы и шепчет:

– Тшшш, я шучу. Всё было идеально, ты – идеальна.

Он ошибся, если думал, что это остановит мои попытки вырваться из его объятий.

Его слова делают ситуацию слишком реальной.

Спать с боссом за выходные – это одно. Спать с боссом, потому что я этого хочу, потому что он этого хочет, потому что я «идеальна»… Это одновременно плавит моё сердце и заставляет кровь стыть в жилах. В это так просто поверить. Мне так сильно хочется в это поверить, что становится страшно.

Марк, похоже, не замечает моей реакции, потому что продолжает целовать моё лицо: щёки, лоб, нос, подбородок. Нежно, как если бы он был влюблён в меня. По-настоящему.

Я вздрагиваю от грохота. В тихую ясную ночь ворвался холодный ветер, и вот на лоб уже ложится крупная, тяжёлая капля. По небу расходятся синие полосы. Мы синхронно поднимаем головы вверх и смотрим на небо. Ещё одна крупная капля падает мне на кончик носа, и я смеюсь.

– Кажется, это тонкий намёк, что мне пора, – хмуро произносит Марк.

– Ты же не собираешься в такую погоду, ночью, ехать домой?

– Именно это я и собираюсь сделать.

– И это человек, который говорит о безопасности, – если я продолжу так часто закатывать глаза в его присутствии, то скоро увижу свой затылок. – В отличие от цвета моего дома, ехать ночью в грозу по нашим дорогам точно небезопасно. Возможно, дождь закончится через пятнадцать минут, а возможно, размоет дороги так, что ты застрянешь где-нибудь на полпути к Усть-Коксе.

– Я слишком стар, чтобы спать в машине.

Я приказываю своим глазам оставаться на месте.

– Никто не заставляет тебя спать в машине.

На этот раз Марк не удерживает меня, а помогает подняться. Я аккуратно открываю дверь и жестом приглашаю его войти. Он замирает на пороге, нахмурив брови.

– Ты уверена?

– Уверена ли я, что не хочу, чтобы ты умер в каком-нибудь овраге по дороге? Кхм. В общем-то, заманчивое предложение.

Мой сарказм его не убеждает, и он продолжает стоять у входа. Дождь уже барабанит по крыше, и я хватаю его за руку, затаскивая в дом.

– Только веди себя тихо, – прижав палец к его губам, предупреждаю я. – Сестра спит.

Мы почти на цыпочках пробираемся в мою комнату, и только закрыв дверь, я осознаю, что наделала.

Марк

Впервые за долгое время я просыпаюсь не сам.

Меня будит звук, который мог бы издавать плод любви петуха и чайки. С каждой секундой кудахтающий крик нарастает – значит, скоро я встречусь с птицей нос к носу, нос к клюву.

На меня наваливается что-то тёплое, и звук прекращается. Я глубоко вдыхаю, и меня обволакивает запах миндаля и шоколада. Я прижимаю источник запаха к себе.

Мягкое. И хихикает.

Звук даёт прямую команду моему члену. Не то чтобы он нуждался в дополнительной стимуляции с утра. Он давно готов.

Тёплое, мягкое и хихикающее нечто начинает извиваться подо мной, ещё сильнее разжигая желание, а потом произносит мягким, чуть осипшим с просонья женским голосом:

– Марк, отпусти, мне нужно… срочно!

Я разлепляю глаза, и источник аромата приобретает конкретные очертания. Чёрные как уголь волосы растрёпаны, почти такие же тёмные глаза смотрят на меня со смущением и лёгкой паникой, мягкие, чётко очерченные губы изогнуты в неуверенной улыбке.

Повинуясь порыву, я зарываюсь лицом в её волосы, ещё глубже вдыхая их аромат, переплетаю её ноги своими. Из такого захвата ей ни за что не вырваться, самодовольно отмечаю я.

– Мне жизненно необходимо в туалет, – жалобно пищит Полина и начинает активнее вырываться.

Я недовольно вздыхаю, ради приличия жду несколько секунд и только после нехотя ослабляю захват. Мягкое тёплое тело быстро выскальзывает из кровати и на цыпочках выбегает из комнаты.

Вспомнив, где нахожусь, я тянусь и принимаю сидячее положение. Ощущения такие, что вчера меня переехали трактором. Травмированное плечо тянет, поясница неприятно ноет, а колени затекли от неудобного положения – кровать не только не рассчитана на двух людей, но в принципе не подходит для взрослого человека.

Блекло-розовые шторы на окнах пропускают лучи света, и я оглядываю комнату, которую не успел внимательно рассмотреть вчера. Не будь я уверен, что тёплое мягкое тело, рядом с которым я проснулся, принадлежит Полине, я бы подумал, что нахожусь в комнате девочки-подростка.

Небольшая кровать занимает большую часть комнаты. В углу стоит коричневый стол, который язык не поворачивается назвать рабочим, я делал домашку за таким лет двадцать назад. Вместо кресла к столу приставлен обычный белый пластиковый стул, на котором сейчас свалена наша одежда.

Противоположную стену занимает советского вида коричневый шкаф, дверцы которого обклеены постерами поп-звёзд конца нулевых. Удивительно, но старины Бибера я там не нахожу. Девчачий интерьер дополняет овальный ковёр ярко-розового цвета с голубым шаром посередине.

В свои тридцать два это первый раз, когда я остался на ночь у женщины, всегда предпочитая свою квартиру и комфортные номера отелей. И это было до травмы; сейчас же моё тело без умолку кричит, что я слишком стар, чтобы спать на любой поверхности, не являющейся моим ортопедическим матрасом.

В следующий раз мы проснёмся в моей кровати.

В следующий раз, Марк?

Да. Следующий раз будет, сейчас я в этом уверен. Мы уснули и проснулись вместе, и несмотря на то, что в течение ночи ничего не происходило, потому что «сестра спит», я уверен, что мы вышли за рамки фарса с ночными дежурствами.

Мысль, что, возможно, Полина испытывала ко мне влечение ещё до того первого разговора в моём номере, впервые загорается в моей голове.

Нет, это чушь. Но это уже не имеет никакого значения. Важно то, что её влечение ко мне сейчас очевидно. Я понимаю, что не могу ждать больше ни секунды; мы должны поставить точку в наших идиотских договорённостях.

Выбравшись из кровати, я секунду раздумываю, стоит ли надеть джинсы перед тем, как отправиться на поиски Полины, как возвращается птица-франкенштейн. Тошнотворное чириканье издаёт Полинин телефон.

Очевидно, она из тех, кто ставит несколько будильников с разницей в пару минут. Я мысленно ставлю заметку, что с этой привычкой ей придётся расстаться или как минимум сменить рингтон.

Подняв телефон, я выключаю отвратительный звук и почти бросаю его на кровать, как вижу сообщение от некоего Алекса99. У меня даже не успевает возникнуть моральной дилеммы – читать или нет. На экране отображается начало сообщения, и взгляд автоматически фиксируется на словах:

«Спасибо за вчерашнюю встречу, давай запланируем новую, но уже у мен…»

Мне не нужно читать остальное; я и так знаю, чем оно закончится. Мои догадки подтверждает и источник уведомления – популярное приложение для знакомств.

Пальцы крепко сжимают телефон, первый порыв – запустить его в стену, но годы терапии дают своё, и я автоматически раскладываю захвативший меня поток эмоций на составляющие: ревность, злость, отвращение, разочарование. Последнее преобладает.

От сведённых челюстей у меня начинают ломить зубы.

Ну и дурак же ты, Марк.

Разжимаю пальцы, и телефон несколько раз подпрыгивает на матрасе. Быстро нахожу свою одежду: джинсы, футболку, ветровку. Жутко хочется пить; ощущение собственной тупости оставляет горькое послевкусие во рту. На языке вертится слово «предательство», которое я не имею права использовать. Мы не в отношениях. Мы ни о чём не договаривались. Полина мне ничего не должна.

Я её начальник. Она – моя подчинённая, которая дала себя трахнуть несколько раз. И не просто дала, а в обмен на выходные.

Чёрт побери, это почти то же самое, как если бы я ей платил.

Мне становится противно до тошноты. Я новыми глазами смотрю на кровать, в которой проснулся. Сколько мужиков просыпалось здесь до меня? Интересно, она так же беспокоилась о том, чтобы их не застукала сестра?

Факт, что Полина параллельно спит с несколькими мужчинами, не укладывается в голове.

Но разве то, что она отсосала у тебя за выходной, укладывается?

Нет. Полина определённо не так идеальна, как я её себе представлял. Что за кретином я был бы сейчас, предложи ей отношения.

Я ещё раз обвожу трезвым взглядом комнату. То, что минуту назад казалось мне милым, сейчас выглядит жалким и потасканным. Мне нужно выбраться отсюда и как можно скорее.

Развернувшись, я сталкиваюсь со своей сотрудницей, завернутой в одно полотенце. Её мокрые волосы толстыми змеями спускаются на плечи, покрасневшие щёки и отсутствие косметики делают её на несколько лет моложе. На лице – искренняя, немного смущённая улыбка, она смотрит на меня с надеждой и… желанием.

Мотнув головой, я отталкиваю наваждение. Всё это время я считал себя подлецом, манипулятором и соблазнителем. Но, по всей видимости, роли распределены в точности до наоборот.

Заметив, что я одет, она в замешательстве спрашивает:

– Ты уходишь?

– Да, мне пора.

Я мягко отодвигаю её в сторону и направляюсь к коридору, быстро обуваюсь, открываю дверь и выхожу на улицу, полной грудью вдыхая свежий, прохладный утренний воздух.

– Эй, подожди, – по-прежнему в одном полотенце Полина догоняет меня и выходит за порог, тихо прикрывая за собой дверь.

Так боится, что её сестра проснётся и увидит, что она привела очередного мужика?

Наткнувшись на мой жёсткий взгляд, она скорее утверждает, чем спрашивает:

– Что-то случилось?

– Нет, – мой голос звучит холодно и равнодушно.

Я доволен собой, годы и годы практики. Противнику нельзя показывать эмоции.

– Ты так резко уходишь, я думала, что… – она запинается и прикусывает губу.

– Ты думала что?

Я наблюдаю за своим любимым аттракционом – как эмоции на её лице сменяют друг друга: надежда, смущение, грусть, испуг, злость, стыд.

– Амм, нет, ничего. Я тогда пойду…

Неожиданно сам для себя я останавливаю её, схватив за плечи, смотрю в упор и задаю вопрос, который должен был задать больше месяца назад:

– Почему ты не можешь работать в ночные смены?

Я не знаю, на что надеюсь. На правду? Интересно, как она будет звучать: «Ты знаешь, у меня вообще-то есть личная жизнь, и мне нужно как-то её устраивать». На убедительную ложь?

Вместо этого она отводит взгляд и отвечает вопросом на вопрос:

– Почему ты спрашиваешь?

Чуть встряхнув её, я заставляю Полину снова посмотреть мне в глаза и повторяю, чеканя слова:

– Почему. Ты. Не можешь. Работать. В ночные смены? Просто ответь на вопрос.

Последняя фраза даже для меня самого звучит жалко, почти умоляюще. Она делает шаг назад, я разжимаю руки и вижу, как на её плечах остаются розовые следы там, где только что были мои пальцы.

Полина крепко обхватывает себя руками и, высоко подняв подбородок, произносит:

– Сначала ответь, почему ты спрашиваешь.

– Я твой работодатель. Я имею право знать.

Она краснеет и зло поджимает губы.

– Как работодатель ты мог бы это спросить два месяца назад, когда я пришла к тебе в номер и сообщила, что не смогу работать по ночам.

– Я спрашиваю сейчас.

Она разочарованно качает головой, как будто имеет на это право, как будто она ожидала от меня большего. И холодно произносит:

– По семейным обстоятельствам.

– Каким?

– Не твоё дело. Это личное.

– Личное? Угу. Мне стоит сходить к врачу и провериться?

– Что ты имеешь в виду?

– Мы, конечно, используем презервативы, но мой член был у тебя во рту, и я знаю вкус твоей пизды, многие заболевания можно подцепить через оральный секс. А учитывая твои личные семейные обстоятельства, я подозреваю, что ты отсасываешь не только у меня.

Я специально использую именно эти слова. Я хочу сделать ей больно, но меня всё равно внутренне коробит, когда она резко бледнеет и отшатывается от меня.

Полина не успевает поднять руку, как я считываю её намерение. У меня предостаточно времени, чтобы остановить её, отступить в сторону, но даже с какой-то внутренней благодарностью я позволяю её маленькой ладони крепко впечататься в мою щёку.

Она трёт ладонь о бедро, укрытое лишь тонкой полоской ткани. Я же чувствую лишь лёгкое жжение на щеке, она принесла себе намного больше дискомфорта, чем мне.

Полинины зрачки увеличиваются и почти полностью заполняют радужки. Я вижу на её лице испуг, она осознаёт, что сделала, и смотрит на меня таким взглядом, как будто ожидает, что я ударю её в ответ.

Резко развернувшись, я спускаюсь по ступенькам, смотрю на часы и холодно бросаю через плечо:

– Твоя смена начинается через полтора часа. Рекомендую не опаздывать.

С этими словами я направляюсь к машине, ощущая себя не только полным идиотом, но и конченым мерзавцем.

Полина

Ногти до боли впиваются в кожу.

– Полина, ты где? – приглушённый голос Али доносится из-за двери, возвращая меня в реальность.

Я разжимаю кулаки и обхватываю себя руками. Меня колотит.

Ты на улице и обёрнута в мокрое полотенце. Конечно, тебя трясёт.

Реакция тела на холод, не более того. В груди неприятно ноет – это реакция тела на: «Учитывая твои личные семейные обстоятельства, я подозреваю, что ты отсасываешь не только у меня».

Я должна злиться, я хочу злиться, но вместо этого меня засасывает болото жалости к себе. Так просто окунуться туда с головой и никогда, никогда не выплывать на поверхность. Тыльной стороной руки я вытираю лицо. Слёзы неконтролируемо продолжают стекать по щекам.

Мне нужно взять себя в руки. Ещё не хватало попасться на глаза сестре в таком состоянии.

Я бесшумно проскальзываю в дом и на цыпочках пробираюсь в сторону ванной, когда слышу оклик сестры со стороны кухни:

– Поооляяя! Ты будешь кофе?

Проглатываю слёзы, откашливаюсь и мычу что-то нечленораздельное, похожее на согласие, надеясь, что Аля ничего не заметит. Закрыв за собой дверь в ванную, медленно сползаю на холодный кафельный пол.

Я в порядке. Я в порядке. Я в порядке.

Если произнести это достаточное количество раз, это станет правдой. Ведь так работают аффирмации, да?

Включаю душ на максимальный напор и температуру, жду минуту и встаю под почти обжигающую воду. Как после мороза: кожу покалывает, зубы стучат, и несмотря на потоки воды, стекающие по моему лицу и телу, я знаю, что слёзы продолжают литься из глаз.

Я не уверена, сколько именно прошло времени – пять минут или тридцать, – прежде чем я вздрагиваю от стука в дверь и слышу обеспокоенный голос Али:

– Поля, с тобой всё в порядке?

Выключив воду, я отвечаю слегка хриплым голосом:

– Да-да, просто плохо спала и не могу проснуться. Три минуты – и я буду.

Молчание. Я знаю, что сестра всё ещё стоит за дверью. Она всегда видела меня насквозь. Плохая оценка в школе, ссора с подругой, расставание с парнем. Она пробивала мою броню на раз-два, я сама не замечала, как выкладывала ей всё с потрохами, превращалась в месиво и оказывалась рыдающей у неё на коленях.

Но это было так давно, как будто в другой жизни. Расшатывать эмоциональное состояние больной сестры из-за придурка-начальника? Ни-за-что.

Только услышав её удаляющиеся шаги, я поворачиваюсь к зеркалу и провожу рукой по запотевшему стеклу. От горячей воды моя кожа ярко-красного цвета, глаза и нос опухли.

Я обдаю лицо холодной водой, собираю волосы в тугой узел и быстро наношу макияж, маскируя следы своей истерики. База. Тональное средство. Консилер. Карандаш для глаз и бровей. Мне требуется не больше пяти минут. Критически осмотрев себя, я решаю, что проделала неплохую работу, и наконец покидаю своё убежище.

Весь завтрак Алевтина смотрит на меня странным, что-то подозревающим взглядом. Она уже раз пять спросила, всё ли со мной в порядке. В итоге мне удаётся её отвлечь темой, которую я ни за что на свете не подняла бы раньше. Но, учитывая, как она вчера вела себя в больнице и моё текущее состояние, обсуждение госпитализации – безопасный вариант.

Мне казалось, что у меня получилось отвлечь её, как сестра, пристально смотря на мои руки, в очередной раз произносит:

– С тобой точно что-то не так. Ты заболела?

Переведя глаза вниз, я вижу, что всё ещё держу нетронутый бутерброд с сыром в руках. Кружка с остывшим кофе стоит рядом.

– Нет, не переживай, просто не выспалась и задумалась, – поднося хлеб ко рту, я нехотя откусываю, медленно пережёвываю и заставляю себя проглотить кусок. – Всё, мне пора, – сообщаю, вставая из-за стола.

Если сестра ещё хоть раз спросит, всё ли со мной в порядке, я точно не сдержусь и разревусь. Обойдя стол, я нагибаюсь и чмокаю её в щёку, успокаивая: