
Полная версия
Роман с конца
– Ты хочешь их отработать? – повторяю я, делая акцент на «хочешь».
Только что отошедшая от лица Полины кровь возвращается обратно.
– Я имею в виду, что должна их отработать.
– Так хочешь или должна?
– Какая, к чёрту, разница? – она раздражённо всплескивает руками.
Пожав плечами, я плюхаюсь на диван, наслаждаясь зрелищем. Есть любители зоопарков, которые готовы каждый день наблюдать за животными. А я готов наблюдать за Полиной – за её лицом, как одна эмоция сменяет другую. Мне нужен «Полина-парк».
– Ну, если ты хочешь отработать, то поднимись ко мне, хм… скажем, в 14:00.
– Ааа… ок, хорошо.
– Если хочешь, – добавляю я, не сдерживая ехидной улыбки, чем вызываю её раздражённый взгляд.
Что ж, если она так сильно хочет отработать свои дежурства, то кто я такой, чтобы её останавливать.
* * *
Быть владельцем бизнеса – это не только ответственность, но и свобода. Свобода решать, сколько работать твоим сотрудникам, свобода планировать тимбилдинги, свобода выбирать, кто будет на них присутствовать и чем именно мы будем заниматься.
Почему мне раньше не пришло это в голову? Всё, что происходит между мной и Полиной, – это всего лишь укрепление рабочих отношений. Я громко смеюсь от абсурдности этой мысли.
Однако это доказывает, что, несмотря на «диагнозы» Кирилла, у меня всё ещё есть понятия морали, раз я пытаюсь хоть как-то оправдать зашторенные окна в моей гостиной, горячий какао, попкорн на журнальном столике и заставку фильма «Пункт назначения» на экране телевизора.
Время показывает 14:05, а Полины всё ещё нет. Я не должен был добавлять это идиотское «Если хочешь». Конечно, она не хочет. От мысли смотреть фильм в одиночестве меня начинает мутить. Злость и раздражение на самого себя накрывает так сильно, что мне хочется разбить плазму кулаком.
Я нервно хожу по комнате и уже решаю набрать её номер, чтобы сказать, что мне плевать, что она хочет, а что нет, и пусть поднимает свою соблазнительную задницу и тащит её сюда, когда меня останавливает не голос разума – нет – а стук в дверь.
Я быстро пересекаю квартиру и смотрю в глазок. Полина нервно теребит ткань своей юбки, которая не из тюли, а из какой-то другой материи, название которой я забыл, как только услышал.
Она пришла.
Несмотря на моё самоуверенное «если хочешь», она всё-таки пришла.
Я распахиваю дверь и делаю шаг в сторону, приглашая её войти. Она заходит в гостиную и замирает, оглядывая недвусмысленную картину. Внезапно я ощущаю себя неуверенным подростком и нервно сглатываю. Впервые мне хочется чем-то заполнить повисшее молчание.
Стоп. Ты определяешь правила игры.
Она хотела отработать ночные смены – пусть отрабатывает. С этого момента никаких «если хочешь». Усилием воли я заставляю себя расслабиться и приземляюсь на диван, кивком головы указываю на место рядом с собой:
– Садись, – бросаю я.
Полина неуверенным шагом обходит столик и садится на самый дальний угол дивана.
– Ближе, – бурчу я.
Она двигается не более чем на десять чёртовых сантиметров. Такими темпами пройдёт полтора часа, прежде чем Полина окажется на нужном мне месте. Я поднимаюсь, обхожу столик и, игнорируя её возмущение, поднимаю девушку на руки и возвращаюсь на место. Теперь она сидит у меня на коленях – там, где и должна быть.
Обняв её за талию и притянув ближе, я включаю фильм. Её ноги и спина настолько напряжены, что мне кажется, у меня на коленях сидит статуя, а не тёплое мягкое тело, которое мне хочется съесть, попробовать на вкус каждый сантиметр.
Медленно и методично я начинаю гладить её колени, другой рукой массирую плечи и произношу тихим голосом, тоном, каким обычно разговариваю с лошадьми:
– Расслабься, мне неудобно.
Лошади, в отличие от Полины, не обращают внимания на смысл моих слов.
Она же резко поворачивается ко мне, её распущенные тёмные волосы летят мне в лицо, и я жадно вдыхаю их запах – миндаля и шоколада.
– Тебе неудобно? – сердито спрашивает она, откидывая волосы за плечи. Мне хочется вернуть их обратно. Я не против смотреть фильм сквозь это тёмное шёлковое полотно.
– Да, поэтому расслабься, – я перевожу взгляд на телевизор и спрашиваю: – Смотрела «Пункт назначения»?
– Что?
– Это название фильма, который мы смотрим – «Пункт назначения». Смотрела?
Она отрицательно качает головой.
– Тогда смотри.
– З-зачем? – с запинкой спрашивает она.
– Не знаю. Зачем обычно смотрят фильмы? – я неуспешно пытаюсь скрыть раздражение в голосе.
– Нет, зачем мы смотрим фильм? Вместе.
Неужели, чёрт возьми, непонятно.
– Потому что я так хочу. А ты, как правильно заметила сегодня утром, должна мне двенадцать дежурств.
– Но, но…
– Что «но»? Ты предпочла бы, чтобы я тебя трахнул?
Перебор, Марк, перебор.
Одной фразой я могу разрушить весь прогресс, которого достиг за последний месяц. Но я всё равно не удерживаюсь и слегка двигаю её бёдра, давая понять, что совсем не против воплотить в жизнь свою угрозу.
Краем глаза вижу, как её лицо темнеет, заливаясь краской.
– Фильм пойдёт, – хрипло шепчет Полина, добавляя: – Можно я сяду на диван?
– Нет, у тебя был шанс.
– Но ты сам сказал, что тебе неудобно.
– Мне до сих пор неудобно. Поэтому расслабься, фильм идёт полтора часа, сидеть долго.
Я сильнее сжимаю её талию и притягиваю ближе, заставляя полностью лечь мне на плечо. Полина начинает ёрзать, пытаясь найти более удобное положение, что заставляет мой член прийти в полную боевую готовность. Осознав это, она ещё сильнее краснеет, и я не могу сдержать ухмылку.
– Поль, хватит меня заводить. Просто сядь и расслабься, я правда хочу посмотреть кино.
Она замирает на долгие тридцать секунд, но в итоге откидывается на моё плечо и закидывает правую руку на спинку дивана – слишком далеко, чтобы ей было удобно. Потихоньку, но её тело расслабляется. Я мог бы сидеть так вечно, если бы не одно «но». Как бы мне ни была приятна её близость, этого недостаточно. Это не та стимуляция, которую жаждет моё тело. Каждое её движение болезненно отзывается в паху.
Я совершил непростительную стратегическую ошибку.
Полина
«Опасное это дело, Фродо, – выйти за порог. Шагнёшь на дорогу, и, если не держать ноги, неизвестно, куда тебя занесёт», – говорит Бильбо в моей любимой книге детства «Хоббит, или Туда и обратно», Дж. Р. Р. Толкин.
Моя версия напутствия для Фродо звучала бы так: «Опасное это дело – выглядывать в окно. Стоит приоткрыть штору – и в глаза уже смотрит неприкрытая действительность: страх, смерть, нищета и горе. А стоит зайти в номер к своему боссу – и вот ты уже сидишь у него на коленях и смотришь, как очередному герою фильма отрезают голову обломком поезда.»
Я вижу это периферийным зрением. Во-первых, я отказываюсь добровольно наблюдать за подобными ужасами, а во-вторых, не могу оторвать взгляда от профиля передо мной.
Моя рациональная часть говорит, что тут нет ничего особенного. Да, острые скулы, острый подбородок, горбинка на носу, которая придаёт лицу сердитый и немного грозный вид, длинные тёмно-коричневые ресницы и целых три родинки на левой щеке. Ну, и что? Но желание узнать, сколько их на правой, похоже на помешательство.
Моя задница уютно разместилась между ног Марка, ноги перекинуты через крепкие бёдра, и я практически лежу на его левом плече. Моя правая рука живёт своей жизнью – как бы я ни пыталась её контролировать, она всё равно возвращается к поглаживающим бессознательным движениям: я перебираю его жёсткие каштановые волосы, трогаю шею и останавливаю себя только тогда, когда рука пытается залезть под футболку.
Стоит отдать должное Марку – он не обращает на действия руки никакого внимания. А я, в свою очередь, отказываюсь брать ответственность за эту предательницу.
За последний час три раза звонил телефон, три раза я вставала, чтобы ответить. И каждый раз, возвращаясь обратно, Марк пресекал мои попытки сесть на диван – и я неизменно оказывалась у него на коленях. И все три раза спустя несколько минут моё тело прекращало сопротивление, превращалось в желе, растекалось по его мышцам, абсолютно не смущаясь, что он живой настоящий мужчина, который, помимо этого, ещё и мой начальник, а не кресло.
Моему телу всё равно. Моему телу хорошо. Мне хорошо и безопасно.
Ложбинка над его ключицей выглядит особенно привлекательно, я отчётливо вижу, как пульс стучит в яремной вене. Интересно, как это будет ощущаться под моими пальцами?
Чёрт.
Ещё чуть-чуть – и я начну, как мартовская кошка, тереться щекой о его коротко постриженную бороду.
Ну вот. Теперь мне хочется именно этого.
Я закрываю глаза и даю себе ровно минуту – глубоко вдыхаю мужской аромат, позволяю себе утонуть в его объятиях и представить, что могу здесь остаться: в безопасности, тепле, заботе. Дома.
Минута проходит. Я зажмуриваюсь и резко возвращаю себя в реальность. Это – иллюзия. Я не дома. Я не в безопасности. И я точно не в объятиях любимого мужчины.
Я не знаю, зачем это ему. И не хочу знать. Это не моё дело. Мне всё равно. То, что сейчас происходит – не больше, чем исполнение условий нашей сделки.
Знакомая ложь. Звучит неубедительно даже для себя самой.
На экране громко визжит женский голос, и я ногтями впиваюсь в его плечо. Марк крепче меня обнимает и успокаивающе гладит по коленке. Он неотрывно и пристально смотрит на экран, его движения кажутся рефлекторными. Может, он вообще забыл, что сейчас исполняет роль моего кресла?
– Марк? – тихо произношу я.
– Ммм?
– А что ты здесь делаешь? – вопрос, который вертелся у меня на языке с нашей первой встречи, срывается сейчас, в самое неподходящее время.
Он медленно и как будто нехотя переводит взгляд с экрана на меня и, чуть прищурив глаза, отвечает:
– Фильм смотрю.
Я дотягиваюсь до пульта на столике и ставлю кино на паузу. Отстранившись от него, насколько это вообще возможно сделать, сидя у него на коленях, я уточняю:
– Я имею в виду – здесь. На Алтае. Почему ты вообще купил это место?
– Всегда мечтал работать в гостиничном бизнесе. Люблю людей, люблю организовывать досуг, делать их счастливее, – он отвечает так быстро и с таким серьёзным видом, что на секунду я впадаю в ступор.
После закатываю глаза и смело встречаю его взгляд, давая понять, что жду нормального ответа. Наша игра в гляделки длится не больше минуты, я побеждаю.
– После травмы я хотел сменить обстановку. Уехать куда-нибудь, где мало людей. Алтай на тот момент казался неплохим вариантом.
– Ты хотел уехать туда, где мало людей, и поэтому купил гостиницу, – медленно проговариваю я.
Он раздражённо ворчит.
– Моя сестра нашла это место. Тогда я был постоянно на обезболивающих и, честно говоря, не особо хорошо соображал. Только этим могу объяснить своё решение. Ну и, честно говоря, я надеялся, что особо никто сюда ездить не будет. Но… – он пристально смотрит на меня и со смешком произносит: – меня угораздило пригласить на работу талантливого менеджера.
Кажется, это первое признание моих заслуг.
Хотя, вроде бы он ещё говорил, что я хорошо сосу член.
Я краснею и возвращаюсь к части, которая действительно меня интересует.
– Травма?
– Разрыв правой манжеты плеча, – сухо поясняет он.
Я не люблю вмешиваться в личную жизнь людей, прекрасно зная, как вроде бы безобидное любопытство может заставить заново проживать травматические события. Но при этом Марк первый влез в моё личное пространство – сначала засунув в меня член, потом приехав ко мне домой, – поэтому я не удерживаюсь и спрашиваю:
– А как произошла травма?
– Ну, я же боец ММА. Точнее, был им. До травмы.
Это многое объясняет. Его тело – так точно. Увидев моё удивление, он театрально хватается за сердце.
– Моё самолюбие сейчас действительно задето. Обо мне даже есть статья в Википедии, достаточно вбить моё имя и фамилию.
– Аах, если есть статья в Википедии. Простите, мистер Знаменитость, – дразню его я.
– Я думал, девушки – любопытные создания.
– Возможно, какие-то девушки и любопытные, но я стараюсь не лезть в чужую жизнь.
Марк слегка краснеет.
– Не суть. Если кратко, то я борец ММА. Начал карьеру в шестнадцать и вынужденно закончил в двадцать девять – как раз из-за травмы.
– Это случилось во время боя? Ты проиграл? – сочувственно спрашиваю я.
– Нет, я выиграл, но ценой плеча. Дверь в спорт для меня навсегда закрыта.
– Мне жаль.
– Мне не особо. Больше обидно за плечо. Ну а что по поводу тебя?
– Ммм?
– Что ты здесь забыла?
Я пожимаю плечами.
– Моя история не так интересна. Я здесь родилась, родители переехали в Горно-Алтайск, когда мне было десять, но всё равно каждое лето я проводила здесь, – неохотно поясняю я.
– Но если я не ошибаюсь, ты закончила университет во Владивостоке. Почему решила вернуться?
Не то чтобы у Марка было много сотрудников, но я всё равно с удовольствием замечаю, что он запомнил, где именно я училась.
– Родители погибли в аварии, у меня осталась только сестра. Ну и мне позвонил Игорь и сообщил, что какой-то богач из Москвы выкупил гостиницу и ищет менеджера – это если краткая версия.
– А если не краткая?
– А для не краткой сейчас неподходящее время, потому что мы смотрим фильм, – с этими словами я нажимаю на пульт, и комната наполняется визгами героини.
Впервые за всё время я пристально смотрю на экран, игнорируя взгляд Марка. Видимо, поняв, что большего он от меня не добьётся, он обнимает меня за талию, притягивая ближе. Я полностью располагаю вес своего тела на его груди и оставшиеся полчаса фильма провожу, наблюдая за ужасами на экране.
И что я могу сказать?
Кажется, я поняла, зачем люди смотрят ужастики. Чтобы убедиться, что в твоей жизни не так уж всё плохо. Всегда может быть хуже. Тебе, например, могут отрезать голову обломком поезда.
Полина
Парень напротив собирает чайной ложкой пенку от капучино, медленно подносит её ко рту и тщательно обсасывает. Он не сводит с меня глаз, и я начинаю подозревать, что это какая-то техника соблазнения. Очевидно, неработающая. Не существует вселенной, где бы это было сексуально.
После просмотра «классики ужасов» по версии Марка, помимо тревоги, новых фобий и нервного тика, я пришла домой с ощущением, что мои эмоции засунули в блендер и включили его на полную мощность. И мой бедный мозг, пытаясь разобраться в этом месиве, не придумал ничего лучше, чем зайти в приложение для знакомств, которое висело на моём телефоне с момента завершения моих последних отношений и последний раз открывалось больше года назад.
Марк залез мне под кожу, и мне нужно срочно его вытравить.
Если клин клином вышибают, то почему бы и мужика не вышибить другим мужиком. Вчера это казалось логичным решением. Переписка в тридцать минут привела к тому, что сейчас я смотрю, как Саша, так зовут моего горе-соблазнителя, тщательно собирает остатки пенки, судя по звуку, ложка достигла дна.
Как и наше свидание.
– У меня есть квартира на окраине города, и я там жил какое-то время, но, понимаешь, я работаю в центре, и родители живут в центре, поэтому какой смысл тратить время на дорогу, согласись? Ну и в жизни с родителями есть свои бонусы – сырники и блинчики по утрам, не нужно заморачиваться с уборкой, ну ты понимаешь, да?
Нет, не понимаю. Я выдавливаю из себя улыбку.
– Но я к чему говорю-то про хату, она свободна, если что. И тут не так далеко, минут тридцать на такси, всего-то выйдет по сто с лишним рублей с каждого, – на последней фразе он облизывает губы и расплывается в улыбке.
Я подношу кружку к губам и глотаю уже остывший американо. Сейчас или никогда.
– Даа, тебе очень повезло, – говорю я, параллельно доставая телефон из сумки, – ой, как жаль, что мне нужно бежать. Сестра написала, что уже освободилась.
Я включаю свои артистические способности и пытаюсь изобразить расстроенное выражение лица.
– Так, давай её с собой возьмём? И вместе поедем, может, кино глянем, винчик возьмём, а?
– Амм, спасибо за приглашение, но она устала, так что мы домой, – я достаю купюру в пятьсот рублей из кошелька и кладу на стол.
Самый дорогой американо в моей жизни. Надо было взять десерт.
– Жааль, ты мне понравилась, – произносит Саша, смотря в телефон. По всей видимости, выбирает более сговорчивую жертву.
– Ага, ты мне тоже, – неправдоподобно вру я.
Миссия, которая перед ним стояла – занять место Марка в моей голове – безуспешно провалена.
На улице накрапывает мелкий дождь, и, накинув капюшон куртки, я быстрым шагом направляюсь к парковке перед больницей, где оставила машину. Аля освободится не раньше чем через пару часов, и я не имею ни малейшего понятия, чем себя занять.
Помимо кафе, которое теперь оккупировано моим неудачным свиданием, поблизости есть рюмочная и несколько шаурмичных, по сравнению с которыми приёмный покой выглядит уютным, комфортным и безопасным. Тем более что, несмотря на середину дня понедельника, для меня даже находится свободный металлический стул.
Моя задняя часть взвывает спустя десять минут, спустя час она сливается со стулом и медленно, но верно превращается в квадрат. Пытка заканчивается внезапным звонком медсестры и просьбой зайти к лечащему врачу Алевтины.
Один звонок – и вот уже расставание со стулом потеряло свою прелесть.
За последние полтора года я убедилась, что звонки из больницы не могут нести ничего хорошего. Это прописано в ДНК медперсонала – звонить только с плохими новостями. Я даже не пытаюсь подавить тревогу – это бесполезно.
Получаю пропуск в регистратуре, натягиваю бахилы и поднимаюсь по ступенькам на третий этаж, потому что в больнице, которая специализируется на восстановлении после травм, сюрприз-сюрприз – не работает лифт. Снова.
Видимо, это часть реабилитации – человек с инвалидностью должен сразу понять, что ничего хорошего в этой жизни его уже не ждёт. Здание больницы было построено в середине прошлого века и последний капитальный ремонт видело лет двадцать назад.
Но насколько ужасен внешний вид больницы, настолько же прекрасен тут медперсонал. Это маленький кусочек вселенской гармонии, где инь и ян, зло и добро дополняют друг друга и сосуществуют в гармонии. Возможно, так и было запланировано чиновниками.
Постучав в дверь кабинета, я заглядываю вовнутрь:
– Николай Петрович, здравствуйте! Мне позвонили…
– Проходи, Полиночка, дай мне минутку только, – лысый мужчина лет пятидесяти сидит за столом и, сверяясь с бумагой, что-то набирает на компьютере.
Николай Петрович – заведующий отделением, и именно ему мы обязаны тому, что сейчас Алевтина ходит, говорит, читает и практически полностью способна себя обслужить в бытовом плане.
Спустя полгода после трагедии за счёт продажи квартиры и помощи фонда мы смогли поехать на два месяца на реабилитацию в Германию, и состояние сестры кардинально улучшилось. Но этих результатов мы бы не достигли, если бы ещё тут, дома, её не поставили на ноги. Самое сложное после подобных травм – это восстановление базовых навыков, после – прогресс идёт быстрее.
Врач отрывает взгляд от монитора, тяжело вздыхает и поворачивается ко мне.
– Ну, рассказывайте – как ваши дела?
– Да, всё хорошо. Вроде бы… – мне кажется, что он видит меня насквозь, и мне вдруг становится стыдно.
Стыдно, что делаю недостаточно. Стыдно, что не могу привозить Алевтину чаще. Стыдно, что прикрываюсь своим «да, всё хорошо».
Решение переехать к чёрту на кулички было полностью моим и несло за собой много рисков. Но с финансовой точки зрения – это был единственный выход для нас. Если бы я не получила эту работу, а осталась в городе, где надо снимать жильё, то мне либо надо было сдавать Алю на попечение НВП, либо подаваться в эскорт.
Не то чтобы с текущей работой я далеко ушла от древней профессии.
– Нет, правда, всё в порядке, – начинаю оправдываться я. – С точки зрения физического состояния, мне кажется, у нас довольно серьёзный прогресс. К ней возвращаются силы, практически нет проблем со сном. Единственное, у Али сейчас часто происходят скачки настроения. Иногда она становится агрессивной, недавно даже не узнала меня. Сказала, что я не её сестра… – я замолкаю. С того случая прошло больше месяца, больно уже не должно быть, но предательский ком всё равно подступает к горлу.
– Полиночка, не переживай, ты всё делаешь правильно.
От его слов мне становится легче дышать. У меня ощущение, что он читает меня как открытую книгу. Наверное, сказываются годы практики работы с родственниками подобных больных.
– Я думаю, что пора подумать о медикаментозном лечении, – произносит доктор. – Помнишь, мы с тобой это уже обсуждали? Сейчас её состояние стабильно, сердце в порядке, поэтому я не вижу противопоказаний.
– Вы имеете в виду антидепрессанты?
– Скорее всего, тут будет не одна группа препаратов. И, собственно, это я и хотел с тобой обсудить. Как я сказал, не вижу серьёзных противопоказаний, но, – он делает паузу, – учитывая сердечные проблемы, я бы хотел начать терапию под нашим контролем. У нас есть прекрасные психиатры, с которыми я уже проконсультировался, и они тоже считают, что начать подбор препаратов в стационаре будет оптимальным вариантом.
Я прекрасно понимаю, что мы это обсуждаем только потому, что не живём в городе. Если бы мы были здесь, такого вопроса не стояло. Аля могла бы оставаться на дневном стационаре, но из-за моего решения ей придётся остаться здесь одной.
– Я не знаю… Она столько времени провела в больнице. И сейчас ей снова придётся быть одной. Вдруг она подумает, что…
– Мы с ней уже поговорили, она относится к этому с пониманием. Полина, ты должна признать, что Алевтина возвращается к своему прежнему состоянию. Пора снова начать относиться к ней как к взрослому самостоятельному человеку.
Мои расшатанные нервы снова дают о себе знать. Как оказалось, ком не ушёл, а только затаился, ожидая подходящего момента. Глаза начинает щипать, и мне хочется плакать. То ли от того, что чужие люди нашли с ней общий язык быстрее, чем я. То ли от того, что я боюсь надеяться, что ей становится лучше.
Спустя час обсуждения всех деталей сначала со мной, а потом и вместе с Алей, назначена дата госпитализации.
Когда мы садимся в машину, я сверяюсь с рабочим календарём и с удовольствием отмечаю, что даты приходятся как раз на поход очередной группы.
Выкуси, Марк! Возможно, удача наконец-то повернулась ко мне лицом.
Полина
Я в сотый раз перечитываю текст. И это скорее преуменьшение, чем преувеличение.
Два часа. Я потратила на эти несколько абзацев два часа.
В результате у меня получилось деловое письмо, увидев которое, наш несуществующий отдел кадров хватил бы удар.
Я задерживаю дыхание и жму кнопку «отправить». Жду тридцать секунд, в течение которых можно отменить отправку, и лишь затем снова открываю почту, чтобы перечитать в сто первый раз, потому что, очевидно, мне нравится страдать.
Тема письма: Отработка ночных смен
Привет,
Это Полина, пишу с личной почты по понятным причинам.
В прикреплённом файле ты найдёшь таблицу со всеми ночными сменами за этот год. Напротив каждой даты, когда смена состоялась или должна состояться, отмечен её статус:
«отработана» – я не смогла непосредственно дежурить в этот день, но отработала смену иным образом.
«не отработана» – смена состоялась, но я её ещё не отработала.
«запланирована – не смогу работать» – я не смогу дежурить в эту смену, потребуется отработка другим образом.
«запланирована – смогу работать» – я смогу дежурить в эту смену.
Я хочу обсудить с тобой дежурства со статусом «не отработана». На данный момент их одиннадцать. Меня сильно беспокоит, что я не знаю, когда и как состоится их отработка. Это влияет на моё эмоциональное состояние, что, в свою очередь, влияет на мою продуктивность.
Поэтому настаиваю, чтобы мы решили этот вопрос в самое ближайшее время. Предлагаю обсудить это лично, а затем зафиксировать в таблице. Встречу можно назначить в любое удобное для тебя время. Надеюсь на понимание.
С уважением, Полина.
Часы показывают пятнадцать минут одиннадцатого, я не рассчитываю получить ответ сегодня, но всё равно с замиранием сердца обновляю страницу.
Плюс одно непрочитанное сообщение.
Чёрт.
Захлопываю крышку ноутбука.
Почти восемь часов в дороге, четыре часа в городе, из которых час я потратила на самое отвратительное свидание в своей жизни, и вместо того чтобы залечь в кровати с чашкой чая и очередной серией «Друзей», я решила инициировать общение с боссом. И это в свой единственный выходной за неделю.