Роман с конца

Я понимаю, что своей реакцией выдаю себя, делаю только хуже, но ничего не могу с собой поделать: гнев застилает глаза и блокирует разум. Мой эмоциональный взрыв заставляет Пашу замолчать. Я фокусируюсь на его лице и замечаю, что он, округлив глаза, смотрит сквозь меня на дверь.

Нет.

Ну нет. Мир не может быть настолько жесток.

Нет-нет-нет.

Да, Полина, да.

За моей спиной раздаётся низкий, чуть ли не рычащий голос:

– Паш, у седьмого дома нужно крыльцо отремонтировать. Пошли, поможешь мне.

Краска покидает моё лицо, я замираю, а этот предатель, который мог бы остановить меня, медленно поднимается и одними губами произносит:

– Неловко получилось.

Вдох – выдох.

Вдох – выдох.

Напряжение немного покидает тело только, когда я слышу хлопнувшую дверь в холле. Я облегчённо выдыхаю и оборачиваюсь, из груди вырывается тихий вскрик. Марк стоит в дверях и смотрит на меня убийственным взглядом. Черты его лица напряжены, губы сомкнуты в тонкую линию, глаза прищурены.

Я пропала.

Чтобы заполнить хоть чем-то неловкую паузу, я начинаю мямлить:

– Я… эмм… эээ…

Марк медленно идет в мою сторону. Я отступаю. Делаю шаг назад, один, другой, пока не упираюсь в стол.

Он выше меня на голову, и его фигура нависает надо мной, заполняя всё пространство. Моё тело в очередной раз выбирает стратегию суриката. Я замираю, медленно поднимаю голову и испуганно смотрю в его холодные голубые глаза.

Он кладёт руки мне на талию и крепко сжимает, из-за чего я громко выдыхаю.

За пару секунд я оказываюсь на столе. Марк грубо разводит мои ноги, становится между ними и крепко сжимает мои бёдра. Я не оказываю никакого сопротивления, продолжая заворожённо смотреть ему в глаза.

Лёгкие наполняет его терпкий мужской аромат, и я неосознанно прижимаюсь ближе. Моё движение не остаётся незамеченным – его губы чуть искривляются в злобной усмешке.

Он отстраняется на достаточное расстояние, чтобы запустить руку между нами. Проводит пальцами по ткани трусов, отодвигает резинку и, не медля, засовывает палец в меня. Я издаю звук, похожий на всхлип.

Всё-таки платье было ошибкой.

Моё сердце бьётся так сильно, что мне кажется – его стук наполняет собой всю комнату. Марк наклоняется ближе, царапает бородой щёку и скулу, его дыхание обжигает.

– И всё же ты раздвигаешь ноги… перед таким мудаком и придурком, как я.

Я моргаю, не сразу осознав, что он только что сказал. Присутствие босса затормаживает мои мыслительные процессы, и мне требуется больше времени, чтобы осознать всю грубость и жёсткость его слов. Я поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого оказываюсь ещё плотнее прижатой к его телу. Его рука обхватывает шею, а губы впиваются в мои.

Как и всё, что происходит между мной и Марком, наш первый поцелуй не может быть более неправильным. Он целует меня так, как целуются любовники после долгого расставания, как целуется замужняя пара после жёсткой ссоры.

Его губы накрывают мои с неистовством – это не поцелуй, это наказание. Он прикусывает и тянет мою нижнюю губу, вызывая стон и заставляя меня приоткрыть рот. Его язык врывается в меня – и вот я уже целую его в ответ, крепко сжимаю бёдра, притягиваю его сильнее, трусь о его штаны, вызывая хриплый стон из его груди.

Где-то на заднем плане остатки моего сознания фиксируют звонок телефона.

Ужасный звук.

Отвратительный.

Марк резко отстраняется и делает два шага назад. Я смотрю в его горящие, сейчас совсем не холодные глаза. Он тяжело дышит, проводит рукой по волосам и за мгновение возвращается в своё привычное состояние.

Как, чёрт побери, он это делает?

Его голос снова звучит холодно и отстранённо:

– Телефон звонит, – у двери он останавливается, поворачивает голову и грубо добавляет: – И приведи себя в порядок.

Я резко вскакиваю со стола, поправляю платье и поднимаю глаза как раз в тот момент, когда хлопает входная дверь.

Телефон, наконец, смолкает, и я обессиленно опускаюсь на стул.

Полина

– С тобой поступают так, как ты позволяешь, – слова мамы всплывают в голове.

Я принимала их за истину. Но, видимо, мне просто везло на порядочных людей. Возможно, если бы меня травили в школе, я бы умела постоять за себя, я бы не была такой безвольной тряпкой.

А ведь с девятнадцати лет я живу одна. Я взяла опеку над сестрой, собрала деньги на дорогостоящую операцию для неё. Я умею работать с самыми требовательными клиентами – не было такого конфликта на работе, который я не смогла бы урегулировать. И тем не менее, позволяю Марку так со мной разговаривать.

Полина, ты позволила ему засунуть в себя член. Разговоры – это последнее, что должно тебя волновать.

Мне требуется обряд экзорцизма, чтобы изгнать этот похотливый, склонный к мазохизму голос.

С инцидента на кухне прошло два часа, а я продолжаю неосознанно дотрагиваться до губ пальцами. За это время Марк прошёл мимо ресепшена раз двадцать и не удостоил меня даже взгляда. Его способность делать вид, что ничего не происходит, восхищает.

Мне греет душу, что это всего лишь маска. Человек, которому абсолютно всё равно, проигнорировал бы мои слова. Реакция же Марка на наш разговор с Пашей была максимально далека от равнодушной. И пусть это обусловлено задетым самолюбием – всё же это лучше, чем ничего.

Ну вот, я уже довольствуюсь крохами его внимания. Разве можно быть более жалкой?

Мои размышления прерывает телефонный звонок:

– Ретрит-центр «Единение души с природой», меня зовут Полина. Чем могу помочь?

На том конце звучит приятный мужской голос. Не такой низкий и бархатный, как у Марка, но тоже ничего. Усилием воли я пытаюсь сосредоточиться на словах говорящего:

– …у нас бронь на восемь человек с пятого по пятнадцатое июля, и мы увидели, что вы организуете походы и сплавы. Это так?

Соври, Полина, соври.

– Да, конечно. Организуем, – отвечаю я траурным голосом.

– Прекрасно, мы бы хотели забронировать. Сколько это будет стоить?

Для вас или для меня?

– Простите, мне кажется, я не расслышал…

Чёрт. Я сказала это вслух!

Я озвучиваю стоимость. Далее следует поток вопросов: требуется ли какой-то опыт, какие возрастные ограничения, насколько сложен маршрут, как он будет проходить, какая экипировка нужна и прочее, и прочее, и прочее. И хотя я обещаю отправить всю подробную информацию на электронную почту – ещё в начале весны я подготовила красочный и подробный PDF, который отвечает на все возможные вопросы, не говоря уже о том, что большая часть информации продублирована на сайте, – некоторые люди просто любят общаться.

А я, в свою очередь, люблю людей.

Если только это не мой босс.

И я люблю помогать.

Если только это не помощь моему боссу сбросить напряжение.

И самое главное – я получаю удовольствие от своей работы. Здесь мне нечего противопоставить.

В конце рабочего дня у меня ощущение, что на мне пахали. Я истощена физически и эмоционально, при том, что моя продуктивность сегодня близка к нулю. Я сделала необходимый минимум и теперь каждые пару минут смотрю на большие деревянные часы, висящие на стене, как будто это приблизит время моего ухода.

За три минуты до семи я закидываю телефон, помаду и крем для рук в сумку и с облегчением выхожу из здания. Оглядываю парковку – и с ужасом замечаю, что моей машины тут нет.

Конечно, её нет! Ты же придумала, что она сломалась.

Воздуха начинает не хватать, я не переживу поездку длиной в сорок пять минут наедине с Марком. У меня случится инфаркт или инсульт. Или отравление. Это будет первый в истории медицины случай отравления неловкостью и напряжением, висящим в воздухе.

Ближайший посёлок городского типа находится в получасе езды, и там есть сервис такси, но вряд ли они согласятся приехать сюда. Я стою посреди парковки, мне хочется топнуть ногой, расплакаться, а ещё лучше – лечь на землю и умереть.

Кончину откладывает Паша, который окликает меня и быстрым шагом идёт в мою сторону.

– Поля, прости, я забыл про тебя. Марк сказал утром, чтобы я тебя отвёз домой.

– Марк сказал утром… – повторяю я.

– Ну да. Готова? Дай мне три минуты, я переоденусь – и поедем.

«Марк сказал утром».

Несколько секунд назад меня бросало в дрожь от мысли, что мне придётся ехать с ним, а сейчас неприятно колет факт, что он попросил Пашу отвезти меня. Что он не захотел провести это время со мной.

Интересно, как проявляется шизофрения?

Единственное, что меня должно волновать сейчас – это к кому сначала обратиться: священнику или психиатру.

Полина

– Между ними точно что-то происходит, я это сразу поняла, – заговорщически шепчет Аля, глядя на Пашу.

У парня просыпается инстинкт самосохранения, потому что он ограничивается активным киванием.

– Я смотрю, моё присутствие нисколько не мешает вам обсуждать наши с Марком несуществующие отношения.

Аля поднимает палец:

– О чём я и говорю – «наши с Марком отношения».

– Несуществующие, – рычу я.

Паша начинает с удвоенной скоростью запихивать в себя гречку с грибами. Сестру не так легко напугать, и она продолжает сверлить меня взглядом.

Мой служебный роман удивительным образом положительно сказывается на её самочувствии. Когда мы подъехали к дому полчаса назад, Аля встретила нас со словами: «А где симпатяга Марк?» И, конечно же, Паша был приглашён на ужин-допрос. В процессе разговора я узнала, почему мы с Марком отличная пара, почему мы с Марком не подходим друг другу, десяток версий того, что именно между нами происходит, и несколько теорий, чем это всё закончится.

Я снова чувствую себя десятилетней девчонкой, которую родители пытаются сосватать с соседским мальчишкой. Тот самый мальчишка, кстати, до сих пор живёт рядом – на нашей улице через два дома, дважды женат, имеет четверых детей, судимость и проблемы с алкоголем.

Я громко откашливаюсь.

– Что ж, Паш. Пора и честь знать… Чай предлагать не будем.

– Полина? – возмущается Аля. – Где твоё гостеприимство? Не слушай её, Паш, чёрный или зелёный? У нас ещё травки всякие есть.

– Чёрный с сахаром, а с чем пить будем?

– С таком! Паша, ты злоупотребляешь моим гостеприимством, – я безуспешно пытаюсь вложить в свои слова устрашающие нотки.

– Не твоим, а Алевтины, – нисколько не смущаясь, отвечает коллега.

Я раздражённо тру виски, осознавая, что, видимо, это как приём у стоматолога – нужно просто перетерпеть.

Поставив чайник, Аля открывает верхний ящик с кружками, и следующие события разворачиваются как в замедленной съёмке.

Её любимая кружка с тремя серыми мышами цепляется за две стоящие впереди. Они друг за другом соскальзывают вниз, ударяясь о бортик разделочного стола – у них нет шанса. С грохотом кружки приземляются на кафельный пол, осколки разлетаются по всей кухне. От неожиданности Аля вскрикивает, разжимает руку, и мышей постигает участь предшественниц.

– Ооу, аккуратней… – вскакивает Паша и запинается.

Ручку резко вывернули. С максимального плюса на минимальный минус.

Это не плод моего воображения – побелевшее лицо Паши говорит мне, что он тоже это видит. Только что весёлая, разговорчивая, смешная девушка за доли секунд превращается в каменную статую. Сестра замирает в неестественной позе с поднятыми руками, и её стройная фигура теперь кажется болезненно худой. Она начинает громко и часто дышать, ноздри раздуваются, как будто её разрывает изнутри. В каком-то смысле так и есть.

И сейчас рванёт.

Аля резко падает на колени и голыми руками начинает собирать осколки кружек, всхлипы становятся всё громче. Не сговариваясь, мы с Пашей хватаем её под руки и поднимаем с пола. Сестра крепко сжимает один из осколков, по ладони стекает тонкая струйка крови. Аля начинает громко плакать.

Плач перерастает в крик.

– Ну-ну-ну… – бормочу я, разжимая её ладонь, чтобы достать осколок, острый край которого врезался в кожу.

Я никак не поясняю Паше происходящее, но он, прочитав ситуацию, ничем не демонстрирует шока от столь резкой перемены настроения в комнате и, самостоятельно найдя совок и метлу, начинает собирать осколки с пола.

Алю трясёт, и мне требуется приложить немалые усилия, чтобы убедить её пойти вместе со мной в ванную. Обработав рану, я какое-то время обнимаю сестру, поглаживая её по спине. Она позволяет мне. Или же просто не замечает, полностью отдавшись захватившему её эмоциональному урагану. Мне хочется думать, что это первое.

У каждого приступа есть своё название. Они всплывают в голове: паническая атака, кататоническое возбуждение, диссоциативный ступор, что-то ещё. Реагировать на каждый нужно по-разному, но что бы я ни делала, у меня всё равно ничего не получается. Помогает только время.

Когда сестра начинает тихо всхлипывать, я помогаю ей умыться. Мне сложно представить, что она переживает в такие моменты, но в конце она так истощена, что ей сложно удержаться на ногах, глаза слипаются, и я помогаю ей переодеться и лечь под одеяло.

Спустя пятнадцать минут Аля тихо спит.

Я аккуратно закрываю дверь за собой и на кухне натыкаюсь на две чашки чая и взволнованный взгляд Паши. Он смотрит с такой искренней заботой, что я еле сдерживаюсь, чтобы самой не разреветься. Две сестры – истерички.

Паша встаёт из-за стола и заключает меня в объятия, меня пробивает на истерический смех со слезами.

– Только сопли не вытирай мне о футболку, – прерывает молчание Паша.

Я отстраняюсь и, шутя, пихаю его в плечо.

– Расскажешь? – спрашивает он, когда мы возвращаемся за стол.

И я рассказываю. Меня прорывает, как дамбу.

Я вываливаю на парня, который почти на десять лет младше меня, всё.

Почти всё.

Я говорю про родителей. Про проблемы с алкоголем у отца. Про то, как я мечтала сбежать из деревни, а теперь здесь живу. Про чувство вины. Про аварию. Про травму Али.

Я очень много говорю про Алю, рассказываю весь путь, который она прошла, который мы вместе с ней прошли. Рассказываю, какой она была, и как мне её не хватает. Я восхищаюсь её силой, жалуюсь на её срывы. Рассказываю про то, какой сегодня был хороший для неё день и как он плохо закончился.

Паша не задаёт вопросов, он просто сидит рядом, накрыв ладонью мою руку.

– Прости, что вывалила это всё на тебя, – громко сморкаюсь в салфетку.

Паша наигранно морщится.

– Поль, ты с ума сошла? Если бы у меня было что-то подобное, я бы только об этом и трындел! Сколько мы вместе работаем? Десять месяцев? И я впервые слышу о пиздеце, который с тобой произошёл.

Гордо выпятив грудь, Паша добавляет:

– Я – спец по нытью. Говорил тебе, что потерял любимый нож в походе?

– Ты говоришь про это каждый день на протяжении недели, – всхлипываю я.

– А про Ленку помнишь?

– Твою первую любовь, которая разжирела и тем самым второй раз разбила твоё сердце?

– А про зуд в зад…

– Говорил-говорил, – прерываю я его. – Это геморрой или глисты. Боже, зачем мне эта информация?

– А я про что и говорю, улавливаешь?

– Ну, да. Ты и правда нытик, – соглашаюсь я, и мы вместе начинаем хохотать.

Паша вдруг спохватывается и опасливо спрашивает:

– Мы её не разбудим?

Я отрицательно мотаю головой:

– Неа, после подобных срывов она так измотана, что завтра будет спать до обеда.

Мы болтаем ещё около часа ни о чём.

Позже, когда я лягу спать, мне будет сложно определить, рада я или нет, что этот день длиною в жизнь подошёл к концу.

Полина

«Большой чешуйчатый дракон смотрел на меня изумрудными глазами. Я дрожала, как лист, от волнения. Ящер сузил ноздри и ощерился, чувствуя моё возбуждение. Мой аромат, словно густой туман, заполнил воздух.

Я провела ладонью по его гладким, холодным чешуйкам. Под моим касанием они начали трансформироваться в гладкую, бледную кожу. Те же изумрудные глаза с вертикальным зрачком сияют на лице мужчины, который подчинил себе моё тело и душу. Его белые, как снег, волосы сияют под светом луны».

Не хватает бороды… и глаза… что-то не так с глазами.

Изумрудные глаза выглядят странно, я бы заменила на голубые. Да, голубые отлично подходят – бледные, с серыми вкраплениями.

Моя рука уже давно под одеялом, и это начало пятой порно-сцены за последние двадцать страниц книги. Я трогаю себя с нужной частотой, там, где нужно, но никак не могу достичь разрядки.

«Алазар опустил руки на мои плечи. Одно движение острых, как бритва, ногтей – и моё шёлковое платье медленно соскользнуло на каменный пол».

Разрезать шёлковое платье? Да я бы убила!

«Его холодные губы начали свой путь от подбородка к шее, зубы впились в мочку уха. Он шепчет: И всё же ты раздвигаешь ноги… перед таким мудаком и придурком, как я».

Что-о? Последней фразы в книге нет.

Нет-нет-нет, ты не будешь мастурбировать, думая о Марке!

Я встряхиваю головой, прогоняя босса-ящера из головы, и перелистываю несколько страниц книги, переходя к самому действию.

«Его огромный член заполнил меня полностью. Так глубоко во мне ещё никто не был. Ледяной босс…»

Дракон, Полина, дракон!

«…впечатывает меня в каменную стену пещеры. Я на грани. „Если не хочешь, чтобы все узнали, что ты только что была выебана своим начальником, будь хорошей девочкой – и кончи для меня“…»

К чёрту! – я бросаю книгу и погружаюсь в воспоминания.

Я успокаиваю себя: никто об этом не узнает. Это будет моим маленьким грязным секретом. Мне требуется всего две минуты, чтобы довести себя до оргазма. Боги, как мне было это нужно. Очень нужно.

Вслед за долгожданным расслаблением следует стыд, и я утыкаюсь лицом в подушку. Мой больной мозг считает мастурбацию под воспоминания секса с моим боссом ещё большим преступлением, чем сам секс с боссом.

Я открываю календарь на телефоне, чтобы убедиться в верности своих подсчётов. Да. С момента инцидента на столе и нашего поцелуя прошёл почти месяц, а это, на минуточку, двенадцать неотработанных ночных дежурств.

Двенадцать! И ни-че-го.

Вру.

На самом деле произошло так много всего, что мне сложно уложить это в голове.

Последний месяц я живу в альтернативной вселенной. Вселенной, где Марк – мой босс, который мудак, – вдруг каждый день… Я не шучу – *каждый день!* – здоровается со мной, спрашивает, как у меня дела, и садится обедать вместе со мной и с Пашей. Он иногда даже участвует в разговоре, чёрт возьми.

В первый день похода следующей группы, когда Марк позвонил и попросил сварить кофе, я выдохнула. Ну, наконец-то. На тот момент я была уже должна ему за два дежурства, а я привыкла платить свои долги.

Особенно своему боссу. Особенно в той валюте, в которой он берёт.

Ладно, к моему стыду – я и правда чуть-чуть, капелюшечку, но была в предвкушении. А зря. Потому что, не успела я приготовить кофе, как мой босс спустился вниз, достал две кружки и, как ни в чём не бывало, сел за кухонный стол – именно за тот, на котором я когда-то лежала животом, – и начал ждать.

Вторая кружка, оказывается, была для меня. И тогда я поняла, что всё. Конец. Он меня уволит. Он наигрался, ему надоело, он получил своё, и сейчас ему не нужны такие осложнения в лице меня. Я не чувствовала вкус кофе – и это были очень длинные полчаса, которые закончились лаконичным: «Спасибо за компанию».

На следующий день всё повторилось. И на следующий. И так в течение всех прошедших дней – за исключением дня, когда он уехал в город. Тогда на ресепшене меня ждала записка, предупреждающая, что его не будет в течение всего дня.

Записка! Как будто мы в восьмом классе, и я получаю её от своего школьного краша. Кто вообще пишет записки, когда есть мобильный телефон?

И даже вчера – в мой день рождения – Марк оказался первым человеком, который меня поздравил. Его сообщение пришло в 00:03:

«С днём рождения, Полина! У тебя сегодня выходной – отдохни и позаботься о себе».

В какой-то момент я даже подумала отказаться от его предложения, потому что мне не нужны подачки. Но потом вспомнила, что мне исполнилось 27, а не 14, и для жестов «ничего мне от вас не надо» я старовата.

Я смотрю на тумбочку. На ней стоит огромный букет подсолнухов с запиской, написанной крупным, немного косым почерком: «С днём рождения! Марк».

Часы показывают без десяти три. А я всё думаю и думаю о своём боссе. Почему он, чёрт побери, вдруг начал вести себя адекватно? Даже… мило?

Такое поведение конкретно для него – неадекватно. Это какой-то странный акт, чтобы… Чтобы что?

Я выключаю свет и выставляю будильник на телефоне с полной решимостью: завтра я прекращу это театральное представление. Одно дело – пользоваться моим телом.

Но сейчас он протянул руки к моему сердцу.

Пришло время ударить его по рукам.

Марк

Мой план пошёл по одному месту в тот момент, когда разъярённая Полина в пятницу утром врывается в мой номер.

– Нам нужно поговорить, – твёрдо произносит она, едва переступив порог. – Объясни мне, что, чёрт возьми, происходит?

Яростная Полина – намного более сексуальное зрелище, чем Полина-опоссум, замершая от страха. Я прогоняю видение, в котором она, с горящими, как сейчас, глазами, лежит голая у меня на кровати.

Все эти недели я пребывал в иллюзии, что всё идёт по плану. Я видел прогресс, медленный, но он был.

Возможно Кирилл прав, и уже ничего нельзя изменить. Наши несуществующие отношения обречены на смерть. Именно это он сказал две недели назад, когда я озвучил ему свой план. В то же время, ему уже нельзя доверять. На последней сессии я получил диагноз «больной ублюдок». На мой вопрос, существует ли такой термин в МКБ (международной классификации болезней), мой психотерапевт закончил звонок, не попрощавшись.

Забавно, но я начал получать особенное удовольствие от наших встреч. Тот факт, что мне удаётся вывести из равновесия одного из лучших психотерапевтов страны, приятно греет моё эго.

Возможно, я и правда больной ублюдок, раз горжусь этим.

Звук, похожий на кашель, выводит меня из размышлений. Я совсем забыл, что она ещё здесь и ждёт ответа на свой дурацкий вопрос.

Я пробегаюсь по ней глазами. Сегодня на Полине белый топ с круглым вырезом, закрывающий руки по локти, и бледно-розовая юбка до середины голени из странного материала, который привлекает моё внимание. Чёрт, я сейчас готов отвлечься на что угодно, лишь бы сменить тему разговора.

– Это тюль?

– Что?

Боже, я идиот.

– Кхм… Я про юбку.

Открытые части тела Полины краснеют. Я точно кретин. Надо где-нибудь записать, что сомнительные комментарии относительно одежды девушки – это не самый подходящий способ завоевать её сердце.

– Я не имею в виду, что на тебе это… как её… штора, или…

Её брови взлетают вверх, а чёрные глаза начинают блестеть.

Замолчи, Марк, лучше замолчи.

– Твою ж мать, из какого материала юбка? – зло рычу я, проклиная свой идиотский язык.

– Это фатин, – шипит она.

– Тебе идёт.

Она подозрительно хмыкает и закатывает глаза.

– Нет, правда. Ткань похожа на тюль, поэтому и спросил, но я не думал, что это действительно тюль.

Господи, Марк, заткнись ты уже.

Она опускает глаза в пол и облизывает губы. Хотел бы я это сделать за неё.

Сделав несколько глубоких вдохов, Полина вновь смотрит на меня и требовательно произносит:

– Я пришла обсудить не ткань, из которой сшита моя одежда, а то, что происходит.

– Что происходит? – повторяю я.

Да, Марк, делай вид, что ты не понимаешь, о чём она. Это правильная тактика. Нужно запутать противника, сбить его с цели.

– Вот это я и хочу понять – что происходит? – она указывает пальцем на меня, потом на себя и вздёргивает левую бровь.

Я не планирую отказываться от собственной тактики, поэтому продолжаю смотреть на неё непонимающим взглядом.

Она повторяет жест:

– Что. Чёрт возьми. Происходит. Между. Нами!?

Бой начинается и заканчивается ещё до первого удара. Всё становится понятно, когда ты впервые смотришь в глаза сопернику на ринге. Поэтому сейчас, как бы мне ни хотелось отвести взгляд от её тёмных, пристальных глаз, я продолжаю вглядываться в них, словно загипнотизированный.

– Что происходит между нами? – возвращаю ей её же вопрос.

– Ты работал за меня ночью. Двенадцать дней, точнее, ночей. Я хочу их отработать…

Хочет отработать.

Что-о? Разговор внезапно приобрёл интересный оборот.