
Полная версия
Роман с конца
– Пошли, – произношу я и, не дожидаясь ответа, иду к выходу, очень надеясь, что она последует за мной.
Марк
«Мне хочется плакать от боли или забыться во сне.
Где твои крылья, которые так нравились мне?»
Я стараюсь сконцентрироваться на голосе Бутусова. Отвлечься. Но от повисшего напряжения в машине всё равно нечем дышать. Ни кондиционер, ни открытое окно не помогают.
Вот уже больше часа Полина сидит как замороженная: ноги плотно прижаты друг к другу, спина ровная, пальцы переплетены и лежат на коленях. Не моргая, она смотрит прямо перед собой.
Учитывая пустые дороги, хорошую погоду и скорость, мы будем в Горно-Алтайске через три с половиной часа. Во мне борются два желания: научный интерес – проверить, продержится ли она в этом положении всю дорогу, и потребность вдохнуть полной грудью. Мне хочется встряхнуть её, крикнуть, чтобы она расслабилась. Я держусь из последних сил.
– Можем выключить музыку? – её голос звучит так тихо, что, если бы моё внимание не было равномерно распределено между дорогой и ею, я легко мог бы пропустить вопрос.
– Можешь подключить свой телефон и поставить того писклявого чувака, – я делаю вид, что не помню, как его зовут.
– Какого чувака? – в её сухом, треснувшем голосе слышится нотка возмущения. Это хорошо – значит, там внутри ещё есть что-то живое и тёплое.
– Который… Бибер, – я морщусь, представляя следующие несколько часов в его сопровождении.
Полина разворачивается ко мне и осуждающе произносит:
– Он не писклявый, а ты сноб.
– Кхм, окей.
– Я люблю «Наутилус Помпилиус», но сейчас эта музыка действует мне на нервы.
Я поднимаю руку в примирительном жесте.
– Хорошо, тишина так тишина. И я не осуждаю, если что.
– У тебя на лице написано, что осуждаешь. Я знаю твой тип.
– Ты знаешь мой тип…?
– Снобский тип. Считаешь, что вся поп-музыка – это шлак.
Тут она недалека от истины. Я склоняю голову набок, признавая её правоту.
– Наверное, ты права. Но ради тебя я готов пострадать и послушать шлак.
– О боже, какие жертвы, – саркастически восторгается Поля и закатывает глаза.
Она расцепляет руки и откидывается на спинку сиденья. Кислород медленно возвращается в машину. Не желая возвращаться к молчанию, я не нахожу ничего лучше, чем спросить:
– Расскажешь, что случилось?
Она снова замирает, и я тут же проклинаю себя за тупость – почему я не мог выбрать более нейтральную тему? Мы уже обсудили музыку (если две реплики можно считать обсуждением). Можно было поговорить о фильмах, книгах, погоде в конце концов.
Я уже смирился, что не дождусь ответа, но минут через десять, не меньше, Полина всё-таки произносит:
– Алевтина – моя сестра, легла на плановую госпитализацию, и мне позвонили из больницы, сказали, что у неё случился припадок. Что-то вроде конвульсий, как я поняла. Точно не знаю – с ними разговаривал Паша.
Полина шмыгает носом и добавляет:
– Жутко стыдно.
– Стыдно? Почему?
– Повела себя как истеричка, ещё и тебя разбудила посреди ночи.
– Во-первых, разбудила меня не ты, а Паша. А во-вторых, твоя реакция более чем понятна, – успокаиваю её.
– Правда?
– Конечно. Не знаю, как бы сам отреагировал на твоём месте.
– Вряд ли тебя бы стошнило, и ты начал рыдать, – скептически произносит Полина.
– Как знааать, как знааать.
Она хмыкает и снова замолкает. Я не знаю, что ещё сказать, как её поддержать, как вытащить из кокона, в который она забралась.
Через пару километров я съезжаю на заправку. Это работает – Полина чуть оживляется и спешно выходит из машины со словами:
– Я в туалет и заплачу за бензин. Захватить тебе кофе?
– Окей, – хмыкаю я.
Заплатит она за бензин. Ненормальная.
Быстро заправившись, я оплачиваю бензин, два кофе, беру протеиновый батончик себе и пончик с шоколадом для Полины. Выйдя из туалета и увидев меня у кассы, Полина укоризненно поджимает губы и спрашивает, сколько мне должна. Я игнорирую вопрос – ей остаётся только последовать за мной к машине.
Она обнимает руками бумажный стаканчик с кофе и, сделав маленький глоток, кривит губы. Здесь я с ней солидарен – напиток явно не самый лучший представитель своего вида. Кислый и жжёный вкус тут же хочется запить водой.
– Надо было что-то сладенькое взять, – мечтательно произносит.
Я протягиваю ей пакет.
– Пончик! – по-детски радостно восклицает она. – Это мне?
Я киваю, возвращая машину на трассу.
Почему я не могу ответить, что да, это для неё? Что я знаю её любовь ко всему сладкому. Что я хочу её поддержать, но не знаю как. Почему рядом с ней я превращаюсь в угрюмого мудака? Точнее, почему рядом с ней я остаюсь угрюмым мудаком?
Полина тем временем вонзает в пончик зубы и, пережёвывая, заявляет:
– Но я тебе всё равно верну деньги. Хотя… лучше вычти у меня из зарплаты, да, так будет проще.
– Если ещё раз заикнёшься, что вернёшь мне деньги за пончик, я надаю тебе по заднице.
Отлично, Марк. Угрозы – именно то, чего не хватает.
Моя сотрудница замирает и нервно сглатывает, а мне хочется собственноручно отрезать себе язык.
– Вообще-то, не только за пончик, но и за кофе, и бензин. И это не обсуждается, – внезапно бодрым и властным голосом заявляет Полина. – Мне и так стыдно, что тебе пришлось везти меня посреди ночи, и уж точно я не позволю тебе тратить свои деньги.
– Если бы я не хотел, то не повёз бы. И я тебя предупредил.
– Предупредил о чём?
– Ты снова подняла эту тему, – произношу с притворным сожалением, – и теперь у меня нет выбора – придётся надавать тебе по заднице.
Полина смотрит на меня, чуть приоткрыв рот. На губах и подбородке – шоколад, который мне невыносимо хочется попробовать на вкус. Как будто прочитав мои мысли, она вытирается салфеткой и возмущается:
– Я взрослый человек, и…
– Взрослые люди закрывают двери по ночам. О чём ты вообще думала? – я вспоминаю ситуацию две ночи назад и крепко сжимаю руль, унимая раздражение.
Полина тупит взгляд и молча разделывается с десертом. Не поднимая на меня глаза, она виноватым тоном произносит:
– Возможно… Возможно, я была не права.
– Возможно?
– Но в своё оправдание скажу, что мужичок был безобидный, и я бы справилась с ним сама. Я разбираюсь в пьяных людях, поверь… – она замолкает на пару минут, а после стыдливо продолжает: – У меня папа был алкоголиком, и он частенько приводил своих друзей. Так вот, наш гость не представлял никакой опасности – он не был агрессивным. Тем более, – подняв указательный палец вверх, добавляет она, – он заехал с женой и двумя детьми, так что у меня были рычаги давления.
– Невозможно по внешнему виду понять, на что способен человек. И если бы он хотел что-то сделать – ты бы его не остановила.
– Но он не хотел, – возражает она.
– Он схватил тебя за руку и потащил к выходу, Полина, – от силы, с которой я сжал руль, белеют костяшки пальцев. – А если бы я не успел?
Игнорируя моё состояние, Полина начинает смотреть на меня подозрительно, прищурив глаза.
– Кстати, а как именно ты успел? – она облизывает остатки шоколада с губ и добавляет: – Что ты забыл внизу посреди ночи?
Мне становится жарко, и я благодарю ночь и отсутствие освещения в машине.
– Марк?
Кажется, в этот раз молчание не сработает.
– Я увидел по камерам видеонаблюдения, – выдавливаю из себя признание. Что ж, я не удивлюсь, если теперь она попросит остановить машину и побежит от меня сквозь поля. На её месте я бы сделал именно это.
– А почему ты смотрел трансляцию с камер?
– Ну… – я нервно облизываю губы, думая, как сказать правду, не выставив себя ещё большим извращенцем, – я иногда делаю это.
– Иногда делаешь это, – медленно повторяет она. – «Иногда» – это как часто?
– Аахмм…
– Мааарк! Ты всё время наблюдал за мной по камерам видеонаблюдения?!
– Нет, конечно, нет… Только ночью.
– Только ночью!?
Голос Полины звучит возмущённо, но я не читаю в нём страха или отвращения.
Есть чем гордиться, Марк. Ты не напугал девушку. Молодец.
– А когда Игорь дежурит, ты тоже… наблюдаешь за ним по ночам?
Пришло моё время возмутиться:
– Как ты думаешь?
– Вау… Это… Марк, это…
– Ненормально? Поверь мне, я знаю. Мне уже об этом не раз сказали.
– Кто?
– Кирилл, мой психотерапевт.
– Психотерапевт? У тебя есть психотерапевт!?
– Да, но он уже скорее друг. Мы начали работать восемь лет назад.
Полина начинает хихикать – сначала сдержанно, в полголоса, а потом во всю силу. Она смеётся так заразительно, что я сам не сдерживаюсь, хоть и не понимаю, что именно её так рассмешило.
Когда она немного успокаивается и вытирает слёзы с глаз, я спрашиваю:
– Что смешного?
– Марк, я не хочу никого обижать, но восемь лет психотерапии…, – она качает головой, – Тебе стоит уволить этого Кирилла.
– Я обязательно ему это передам, – отвечаю широко улыбаясь. – Но ты просто не знаешь, что было до.
После минутного молчания, Полина игриво спрашивает:
– Ммм, значит, мне ещё досталась улучшенная версия Марка?
Я перевожу на неё взгляд. Она смотрит на меня лукаво, на губах играет улыбка.
– Да. Но я постараюсь стать еще лучше. Правда, – серьёзно произношу в ответ.
Полина
Я точно знаю, что жизнь может измениться за одну ночь. Я не просто наблюдала за этим со стороны – я сама через это прошла, и кажется, что сейчас – в эту тёплую августовскую ночь – меня ждёт очередной крутой поворот.
Наш разговор с Марком – неуклюжий, рваный, с огромными паузами – как ураган, поставил внутри меня всё вверх ногами.
Я с трудом пытаюсь осмыслить новую информацию: мой босс, как одержимый, все три ночи моих дежурств следил за мной по видеокамерам. Голос разума говорит, что нужно бежать. К чёрту работу. У мужика определённо что-то не так с головой. Мой другой орган – я пока не поняла, какой именно, то ли тот, что находится в груди, то ли тот, что внизу живота, – от полученной информации радостно трепещет.
Есть ли в этом логика? Нет. Но данные части тела не руководствуются логическими законами.
Мысли в который раз непроизвольно возвращаются к Алевтине. Каждая мысль о сестре – как вход в облако. Туман обволакивает коконом, и кожа покрывается миллионом мелких капель, наполненных ужасными сценариями и тревогой. Я не знаю, что меня ждёт и никак не могу повлиять на ситуацию. Так какой смысл изводить себя? Но с тревогой не договоришься – она как котёнок, играющийся с комком ниток: дай ей волю – и в голове уже бедлам. Тревога сковывает тело. Я вращаю головой, пытаясь расслабить мышцы.
Марк приходит на помощь, отвлекая вопросом:
– У тебя есть связь на телефоне?
Алтай – то редкое место, где можно отключиться от сети. И никакая сила воли и дисциплина не нужна – отсутствие вышек всё сделает за тебя. Я достаю телефон из сумки и проверяю:
– М-м, удивительно, но есть LTE.
– Забронируй отель, пожалуйста.
– Зачем?
Марк, не отрываясь от дороги, бросает на меня озадаченный взгляд.
– Я тебе уже говорил, что слишком стар, чтобы спать в машине.
– Зачем тебе спать в машине?
На этот раз он на несколько секунд поворачивает голову и смотрит, как будто проверяя, в своём ли я уме.
– Мы приедем в пять утра. Ты правда думаешь, что тебя кто-то пустит в больницу?
– Нееет. Но тебе-то оставаться не обязательно. Я без проблем доберусь обратно на автобусе.
Марк тяжело вдыхает и раздражённо проводит рукой по волосам.
– Ок, Полин, я не только слишком стар, чтобы спать в машине, но и чтобы тут же ехать обратно.
– Блиин, со всей этой ситуацией я плохо соображаю, прости, – я тру пальцами глаза. – У тебя есть предпочтения?
– Нет, возьми что-нибудь с завтраками и поближе к больнице.
Спустя паузу, за которую я успеваю просмотреть два отеля и изучить их отзывы, он добавляет:
– Два номера.
Конечно два номера – он же не думал, что я…
А что тут удивительного, Полина? Ты спала с ним за выходные, почему ты не можешь трахаться с ним ещё и за проезд?
– Вообще-то, я не настолько стара и могу поспать в машине, – зачем-то произношу, хотя мысль провести ночь на неудобных креслах вгоняет в отчаяние, которое довольно быстро проходит, когда я смотрю на цены номеров в выбранном отеле. Машина уже не кажется таким уж плохим вариантом. Пятнадцать тысяч за какой-то замшелый номер в глуши мира – да они с ума сошли.
– В машине ты спать не будешь, но… – Марк откашливается, его скулы краснеют и он добавляет: – Если ты хочешь остановиться у… – он издаёт странный горловой звук, как будто пытается выдавить из себя слова, – …у Алекса, то всё ок, я заберу тебя утром и подвезу до больницы.
– Хмм?
Видя мой растерянный вид, он тяжело выдыхает и сквозь зубы поясняет:
– Я увидел сообщение на твоём телефоне… Случайно.
– Я знаю, – произношу ровно, не совсем понимая, как именно реагировать.
– Как?
– Это было единственным логичным объяснением твоего поведения. Либо это, либо биполярка. На самом деле, я только сейчас полностью убедилась в первом варианте.
Я вижу, как быстро пульсирует мышца от крепко стиснутых челюстей, он начинает барабанить пальцами по рулю:
– Прости, Полин. Как я себя тогда повёл…
Я думала, что обида прошла, но сейчас, когда он признаёт, что был не прав, я снова вспоминаю его слова и прикусываю щеку, пытаясь сохранить лицо.
– То, что я сказал тогда… Я не имел права. И я точно так не думаю.
– Хорошо, – я не сдерживаю тихий всхлип и, хотя он не заслужил объяснений и хотя я ничего ему не должна, всё-таки произношу: – У нас было одно свидание. И оно было ужасным. Я жалею, что вообще пошла.
– А ты часто… – он откашливается. – Чёрт… – еле слышно добавляет. – Это не моё дело, прости.
Его видимая неловкость и смущение странным образом действуют на меня. Как в то утро, когда он грозился уволить меня и Пашу – меня прорывает на смех. Я глубоко вдыхаю, подавляя порыв.
– Хожу на свидания? – дождавшись его кивка, я отвечаю: – Нет, не часто. Это было первое свидание за последние два…? Нет, за последние три года. Не то чтобы это тебя как-то касалось.
– Нет-нет-нет, конечно, нет, – Марк активно соглашается со мной, но его плечи расправляются. Рука внезапно накрывает мою. Тёплая, большая, шершавая, с мозолями на ладонях.
Следующие слова он выпаливает так быстро, как будто боится передумать или упустить возможность:
– А ты бы пошла на свидание со мной?
Перевернув мою ладонь, он переплетает наши пальцы и добавляет:
– Чисто теоретически.
Я поворачиваюсь к нему в пол-оборота и впервые смотрю на Марка другими глазами. Я не вижу своего вечно хмурого, отдалённого и самоуверенного босса – нет. Я вижу мужчину, который краснеет, позвав меня на свидание. Который прикрывается «чисто теоретически». Который наблюдает за мной, пока я сплю, и спешит защитить от пьяного гостя. Который приревновал меня и потом повёл себя как полнейший мудак – но извинился. Он извинился. Который посреди ночи везёт меня в другой город.
Бунтарское желание – отпустить контроль, забыть про стыд, страх и просто насладиться вниманием и заботой мужчины, который непозволительно поздно, но всё же позвал меня на свидание, – захватывает с головой.
Возможно, я дура.
Нет, это факт. Я – дура, потому что произношу:
– Чисто теоретически – да.
Марк расплывается в широкой мальчишеской улыбке и крепче сжимает мою руку.
Полина
Мне нечем дышать, что-то тяжёлое давит на грудь.
О боги, это домовой! Он приходил к маме, к бабушке – настал мой черёд.
Тёплое дыхание обдаёт шею, и мягкие губы накрывают место под мочкой уха.
– Прости, не удержался, – у домового глубокий мужской голос. Это какой-то очень неправильный хранитель домашнего очага.
Чуть разлепив глаза, пытаюсь сообразить, где нахожусь. Я лежу на боку, перед глазами тумбочка, чёрный старого образца телефон, белые листы бумаги, карандаш. Плотные серые шторы закрывают окна, пропуская только тонкие полоски света по бокам и посередине, где две части ткани неплотно прилегают друг к другу.
События ночи всплывают в памяти, и всё указывает на то, что я в отеле, а позади меня совсем не домовой. От абсурдности своей первой мысли я начинаю нервно хихикать и поясняю:
– Я приняла тебя за домового.
Марк вопросительно хмыкает.
– Ну, знаешь, рассказы, что они садятся на грудь, и ты не можешь вдохнуть, вообще ничего не можешь сделать.
– Это сонный паралич, Полина. Домовых не существует, – он убирает руку и добавляет: – Прости, что разбудил. Спи дальше.
Дышать сразу становится легче, но мне всё ещё очень жарко, движения ограничены – я во флиске, джинсах и носках.
– Как я здесь оказалась?
– Ты уснула в машине. Я тебя сюда принёс.
– И остался?
– И остался… – он чуть отодвигается и тихо спрашивает: – Мне уйти?
Да-да-да!
– Не-а, – сонно бормочу и придвигаюсь к нему ближе. Сейчас я замечаю, что он так же, как и я, полностью одет.
Высвобождаясь из оков одеяла, я поворачиваюсь к нему лицом. Марк лежит на боку, подперев голову рукой. Тусклое освещение в комнате делает его похожим на большого и грозного медведя, которого, в связи с полным отсутствием у меня инстинктов самосохранения, хочется потискать.
Я расплываюсь в улыбке. Желание положить голову обратно на подушку и продолжить спать сменяется другим – более сильным, животным и срочным.
– А почему мы ещё одеты?
Спрашиваю – и тут же начинаю чувствовать себя глупо. Соблазнительница из меня так себе. Я не спала всю ночь, не удивлюсь, если подушка отпечаталась у меня на лице.
Марк прищуривает глаза и подаётся вперёд. Секунда – и я уже лежу на спине. Его колено располагается между моих ног, локти – по обе стороны от моей головы. Я в ловушке. Он опускает лицо – мы находимся в нескольких миллиметрах друг от друга, его брови нахмурены, серьёзным взглядом он всматривается в меня.
– Поля, ты уверена…?
Конечно, нет, – проносится в моей голове, прежде чем я приподнимаю голову и прерываю его поцелуем. Слышу резкий вдох, и Марк перехватывает инициативу. Вес его тела по-прежнему на локтях, но он целует меня так страстно, что моя голова практически впечатывается в подушку. Я под тяжёлым, красивым и божественно пахнущим одеялом по имени Марк.
Я пропала.
Ты пропала ещё несколько часов назад.
Ты пропала ещё месяц, если не два, назад.
Мне кажется, что я падаю в пропасть. Чтобы удержаться, я крепче обхватываю его тело руками и ногами, прижимая плотнее к себе. Он везде, но этого недостаточно. Я начинаю тереться о него бёдрами, возбуждение нарастает и скапливается в тугой узел внизу живота.
Мой чёртов босс не поддаётся и продолжает вести себя как скала, исследуя меня языком, целуя губы, глаза, щёки. Кусает шею, что приводит меня в состояние, где я в прямом смысле начинаю хныкать как ребёнок.
Когда двумя пальцами он сжимает мой и без того твёрдый сосок сквозь ткань бюстгальтера и футболки, я громко вскрикиваю. Я не контролирую, что со мной происходит. И в этом есть дыхание свободы – принять отсутствие контроля, не сопротивляться, а просто отдаться ощущениям.
Он отстраняется на достаточное расстояние, чтобы снять футболку сначала с себя, а следом – флиску и лифчик с меня.
Наконец-то его тело передо мной. Я не медлю ни секунды и набрасываюсь – начинаю свои исследования, как человек с контактной депривацией – не могу оторвать от него рук. Его тело завораживает, гипнотизирует. Я уже тянусь, чтобы провести языком по грудной мышце, когда Марк обгоняет меня и захватывает мой сосок в тиски своих губ. Засасывает и прикусывает практически до боли – достаточно, чтобы я выдала резкий вскрик. Моё тело выгибается, я даю ему больший доступ, и он накидывается на меня, как на свой любимый десерт.
Но всё это длится слишком долго – давно пора переходить к активным действиям.
Просунув руки между нами, я расстёгиваю ремень его джинсов. Но дальше доступ закрыт – я практически ничего не могу сделать из этой позиции и недовольно всхлипываю.
Марк резко отстраняется, на вытянутых руках склоняется надо мной. Его жадный взгляд скользит по моему лицу, он улыбается – той самой улыбкой, от которой у меня всё переворачивается внутри.
– Сначала обещание, – подмигивает он мне, и такое простое проявление человечности снова застаёт меня врасплох.
Мне хочется застонать: «Ну наконец-то», – когда он встаёт с кровати и быстро стаскивает с себя джинсы и боксёры. Я не отстаю, но, как назло, ноги с носками застревают в джинсах – только в фильмах одежда расстёгивается и слетает в нужный момент. В жизни же голова может застрять в горле свитера, а ноги не захотят вылезать из слишком узких штанов.
Марк помогает мне освободиться, и впервые – мы полностью голые. Он стоит спиной к окну, закрывая собой полоску света, и я не могу рассмотреть все детали его тела, а мне так хочется изучить каждую мышцу, каждую вену, каждый изгиб. Он нависает надо мной – массивный, тяжёлый, живой. И я готова. Как оказывается, почти ко всему.
Марк хватает меня за бёдра, резко переворачивает на живот, и практически сразу же мне прилетает по ягодице. Я громко вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от боли, когда его ладонь со звонким шлепком приземляется на вторую половинку. Он прижимает меня ладонью между лопаток, ограничивая мои движения, и через мгновение прилетает ещё один удар. Кожу обжигает, он нежно гладит место удара, наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Было больно?
– Ммм, – мычу в подушку, подтверждая, что да, конечно, было больно.
– Хочешь, чтобы я остановился?
От его слов внутренние мышцы невольно сжимаются. Я хочу, чтобы он остановился?
Нет, нет, нет и ещё раз нет.
По всей видимости, я произнесла это вслух, потому что его ладонь снова приземляется на нежную и чувствительную кожу.
Конечно, я знала о существовании подобного кинка, но точно не предполагала, что он есть у Марка. Да чёрт с ним, с Марком – что он есть у меня! С каждым ударом количество влаги между ног увеличивается, возбуждение нарастает, и вот я уже сама приподнимаю ягодицы навстречу ударам.
Так вот что это за обещания, доходит до меня. Я не помню, когда он мне это обещал и почему он это делает, но мне уже всё равно. Главное, чтобы его руки никогда не покидали моё тело.
– О господи, – стону я, когда чувствительную, и я уверена, покрасневшую кожу касаются его губы.
Он просовывает руку между моих ног.
– Мм, – одобряюще мурчит. – какая ты мокрая, Полина.
Два месяца назад, когда посреди рабочего дня и на кухонном столе Марк обнаружил реакцию моего тела на свои действия, я почти сгорела со стыда. Сейчас же я шире раздвигаю ноги, облегчая ему доступ.
Он играет с моим телом, подводит к обрыву, а после тянет обратно, и так раз за разом, пока я не начинаю практически извиваться в его руках. Марк медленно и нежно помогает мне перевернуться на спину, продолжая трогать и целовать мои бёдра. Когда я понимаю, что именно он планирует сделать, меня охватывает лёгкая паника. Несколько часов в машине. Я уснула в джинсах, чёрт возьми. Мои возражения не успевают слететь с губ, как я проваливаюсь куда-то вниз.
Не знаю, что это – годы и сотни девушек, на которых практиковался Марк, мой текущий уровень возбуждения или общее состояние усталости, но стоит его губам и языку оказаться там – и я теряю ощущение реальности, балансируя на грани.
– Марк… пожалуйста, – тихо стону.
Он поднимает голову. Я смотрю на его лицо – на губах виднеется влага.
– Пожалуйста, – повторяю.
– Что – пожалуйста?
Марк не был бы Марком, если бы даже в этой ситуации не продолжил быть мудаком.
– Что ты хочешь, Полина? – подначивает он меня. И я понимаю, что у меня нет выбора – мне ничего не остаётся, как просить, умолять.
– Я хочу твой член, Марк… пожалуйста.
Слышу знакомый шелест и снова поднимаю глаза – он быстро надевает на себя презерватив, его руки дрожат. Он захвачен процессом так же, как и я.
Когда он резко входит в меня, мне достаточно нескольких движений, чтобы достичь долгожданного оргазма. Он длится не меньше минуты, хотя сейчас время так относительно, что, возможно, и всего несколько секунд, но по моим внутренним часам я парю в блаженстве вечность.
Марк обхватывает меня руками и крепко сжимает мои ягодицы, прижимая меня всё ближе и ближе к себе. Не может быть лучше, глубже, приятнее – как вдруг он начинает так жёстко входить в меня, что ему приходится заглушить мои крики поцелуем. Чёткие, резкие толчки доводят меня до изнеможения, наращивают напряжение в районе позвоночника, и оно растекается по телу. Я просовываю руку между нами и начинаю трогать себя, приближаясь к разрядке.