Роман с конца

Интересно, существует психологический феномен, объясняющий, почему я спешу на собственную казнь?

Приехав на десять минут раньше, я застаю в холле Фаю, орудующую шваброй.

– Доброе утро! – наигранно бодрым голосом произношу я и, перепрыгивая только что вымытые участки, быстрым шагом иду к ресепшену.

– Доброе, ну-ну, – ворчливо отзывается Фая, не отрываясь от процесса. – Куда спешишь-то?

Спешу быть выебанной своим боссом.

Как хорошо, что люди не умеют читать мысли.

– Как куда? Дела не ждут, сегодня новые гости заезжают! Как ваше здоровье?

– Пойдёт, живём пока. Как Алечка? – останавливаясь, она опирается на швабру.

На работе о моей ситуации знают только она и Игорь. И то – Фая узнала случайно, когда мы пересеклись в городской больнице, где её муж проходит реабилитацию после инсульта.

Сама я рассказывать не хочу. И хотя верю, что Фаей движет искреннее беспокойство, я отмахиваюсь стандартным: «Всё нормально». Мне хочется, чтобы работа была для меня убежищем. Островом, где я могу забыть о домашних проблемах, где на меня не будут смотреть с жалостью, где меня будут ценить за мои личные и профессиональные качества.

Интересно, если бы Марк знал, отреагировал бы он иначе? Возможно… Но я не хочу просить его об одолжении. Как минимум потому, что каждый раз, когда я рассказываю про Алю, я начинаю плакать. А рыдать перед боссом мне хочется еще меньше, чем спать с ним.

Следующие тридцать минут я с наигранным интересом выслушиваю Фаино ворчание на мужа, детей и внуков, соседей, туристов, правительство, погоду и снова на мужа. Спасает меня только звонок от водителя: он встретил новую группу в аэропорту, они прибудут примерно через пять часов.

Пять часов – всего пять часов. Заезд – это всегда хаос. После их приезда у нас просто не будет ни времени, ни возможности остаться с Марком наедине. А если повезёт, он будет отсыпаться после ночного дежурства до самого заезда гостей.

Не будь у него такой болезненной фиксации на порядке, он мог бы и вовсе не дежурить. Закрыл бы главный корпус, перевёл звонки на свой номер – и всё. По словам Игоря, всё, что он делает ночью, – это раскладывает пасьянс, отвечает на два-три звонка и спит на диване.

Будь у меня хоть капля мозгов, я бы ещё на собеседовании уточнила необходимость ночных дежурств. Но мне так хотелось заполучить эту работу, что я была готова на всё. Тем более, что речь шла о сменах в разгар сезона, тогда это казалось так нескоро…

* * *

Осталось полчаса.

Время тянется невыносимо медленно.

За весь день я так и не встретила Марка – скорее всего, как я и предположила, он спит у себя в номере.

Спасение так близко!

Барабаня пальцами по столу, я отвечаю на очередной звонок.

– Ретрит-центр «Единение души и природы», администратор Полина. Чем могу быть полезна?

– Чёрный кофе. Без сахара. Жду.

Несколько секунд я слушаю гудки.

Хорошо, я могу опустить, что он не поздоровался. Я даже могу закрыть глаза на отсутствие «пожалуйста». Но неужели у него нет своей кофемашины? И я не его личная служанка!

Да-да, ты его личная шлюха, Полина.

До боли в челюсти стискиваю зубы и бросаю взгляд на часы. До приезда гостей – двадцать девять минут. Плюс-минус. Они могут приехать чуть раньше… или чуть позже. Пожалуйста, пусть это будет раньше.

Пока я сделаю кофе – а я буду делать его долго.

Пока медленно поднимусь наверх. Я же не хочу ничего пролить? Если постараться, у нас останется минут пятнадцать. Что можно успеть за пятнадцать минут?

Да вообще-то всё, что угодно.

Средняя продолжительность полового акта – одиннадцать минут. У нас даже останется четыре – на прелюдию. Или, в нашем случае, на унижение и «приведения меня в порядок» после. Кажется и то, и другое ему нравится в равной степени.

Я тщательно мою кофемашину, достаю свежие зёрна. Мой босс достоин самого лучшего. Чищу и вытираю до суха изначально чистый поднос и кофейную чашку, а потом медленно, с особым вниманием к каждой ступеньке, поднимаюсь на третий этаж.

Перед дверью я перекладываю поднос на одну руку, достаю телефон: пятнадцать минут. Я молодец. Довольная собой подношу руку к двери, но не успеваю постучать, так как она резко открывается и на меня смотрит мой недовольный полу-голый босс.

Чёрт.

К такому я не была готова.

Светло-голубые, потертые джинсы низко сидят на его бёдрах. Я непроизвольно скольжу взглядом по его голому торсу.

Надо перестать пялиться.

Но, в своё оправдание, о таком стоило бы предупреждать. Откуда мне было знать, что под флисовыми рубашками и футболками скрывается это?

Я знала, что Марк в нормальной, даже хорошей форме, как никак большую часть времени он занимается физической работой. Но то, что передо мной невозможно достичь таская сено и седлая лошадей. На нём, чёрт возьми, можно анатомию изучать. Рельефные, чётко очерченные мышцы – даже там, где я раньше не подозревала, что они в принципе бывают.

Мой взгляд скачет между его лицом и грудью. Теперь я понимаю, что чувствуют мужчины при встрече с женщиной с глубоким декольте.

Не сразу, но я замечаю татуировку змеи, обвивающей его правое плечо и мне требуется дополнительное усилие, чтобы не подойти ближе для детального исследования рисунка.

Чувствуя, как заливаюсь пятнами, я беру себя в руки и наконец концентрируюсь на его лице. Оно тоже изменилось. Он подстриг бороду и усы. Впервые я замечаю четкое очерченные линии скул, острый побдородок и тонкие, но чувственные губы.

Не думая, спрашиваю:

– Сколько тебе лет?

Марк хмурится:

– Тридцать два. А что?

– А-а… ничего. Я думала, больше. Тебе идёт.

Я хотела указать рукой на его лицо, совсем забыв, что в моих руках поднос с его кофе.

– Что именно «идёт»? – Марк приподнимает бровь. Уголки его губ немного приподняты.

Нет. Я не буду флиртовать с боссом, с которым сплю за дежурства. И тем более – делать ему комплименты.

– Ничего. Забудь, – бурчу я. – Твой кофе. Чёрный. Без сахара.

– Поставь на стол… Пожалуйста, – он делает шаг в сторону, освобождая проход.

Ого. Так он всё же знает волшебное слово.

Как перед прыжком с обрыва, я набираю побольше воздух в грудь и захожу в квартиру. Марк, не говоря ни слова, проходит мимо меня в спальню и уже оттуда кидает:

– Я жду.

– Что именно? – не понимаю я.

– Кофе.

А-а. Да. Кофе.

Неуверенными шагами я иду за ним. Комната выглядит так, будто здесь никто не живёт. Идеально заправленная кровать. По бокам – две тумбы. Из личного на них – только часы. Массивное кожаное кресло у окна, торшер. Светлые матовые двери на одной стене чуть приоткрыты и я понимаю, что там гардеробная. Интересно, там всё разложено по цветам?

– Тут нет стола, – констатирую я.

– Поставь на тумбочку у кровати.

Неохотно я прохожу вглубь и ставлю поднос на тумбу:

– Ваш кофе в постель.

– Спасибо. А теперь раздевайся.

Я резко оборачиваюсь и в шоке наблюдаю, как Марк медленно садится в кресло, широко расставив ноги. Он медленно скользит глазами по моему телу. Остановившись на моем лице, Марк складывает руки на груди, в ожидании представления.

Марк

Мне нравится наблюдать, как эмоции на её лице сменяют друг друга. С момента, как она появилась у меня на пороге с подносом в руках, я видел изумление, интерес, раздражение, злость, неловкость. Сейчас же её чёрные глаза пылают гневом. Наверное, она представляет, как я горю в аду.

Обычно я не бью в лоб, моя стратегия – двигаться медленно, нащупывая и проверяя слабые точки противника. Но в присутствии Полины меня покидает выдержка, и я сразу же перехожу к нокауту:

– Раздевайся!

Она начинает коситься на окно, как будто ждёт оттуда помощи или планирует план побега. Усмехнувшись про себя, внешне я держу непроницаемую маску.

На ней голубая футболка и чёрные облегающие брюки. Она устремляет взгляд на кровать и, не задавая вопросов, послушно стягивает с себя футболку.

Мать моя женщина.

Я готов кончить, просто наблюдая, как она делает всё, что я ей скажу. Просто исполняет мои приказы – ей даже и раздеваться не нужно. Её послушность подаёт прямые сигналы моему члену. Случай, когда характеристика «исполнительность» не является пустым словом в резюме.

Вот только откуда такая послушность? Почему она не пошлёт меня на три буквы и не уйдёт? Я её не удерживаю.

Я, конечно, грозился её уволить, но она молодая, красивая, компетентная девушка с профильным образованием. У неё не должно быть проблем с тем, чтобы найти работу – пусть не здесь, так в городе точно.

Может… Мне так хочется верить, что за этим стоит что-то большее, что-то ещё. Мне хочется обмануть себя, что, возможно, ей это нравится.

Она бросает на меня очередной свирепый взгляд, и я отметаю этот вариант. Если сейчас у неё и есть какой-то интерес ко мне, то он определённо носит агрессивный, даже садистический характер.

О чём я вообще думаю, когда передо мной стоит полуголая Полина?

Её бежевый бюстгальтер выделяется на покрытой лёгким загаром коже. Я вижу, как живот, руки и грудь покрываются мурашками, и соски твердеют под тонкой тканью.

Полина скидывает с ног балетки и, расстегнув джинсы, садится на кровать. Медленно, даже буднично, видимо, пытаясь сделать это максимально неэротично, она стягивает с себя джинсы. На меня это имеет обратный эффект. Я скольжу взглядом по её крепким икрам, слегка выпирающим коленям и мягким изгибам бёдер. Её трусы на тон темнее бюстгальтера практически сливаются с кожей – если дать волю воображению, можно представить, что она совсем голая.

Хотя зачем представлять?

Я снова ухмыляюсь, теперь уже в открытую. Встав, я подхожу к ней вплотную. Полина неосознанно делает шаг назад, смущается своей реакции, останавливается, расправляет плечи и гордо поднимает голову. Она пытается держать лицо, делать вид, что ей всё равно.

Сейчас я уверен, что стоит мне приказать ей лечь на кровать и раздвинуть ноги – она это сделает. Вот только я не понимаю, почему. Она же не думает, что я её заставляю?

Прежде чем двигаться дальше, мне нужно в этом убедиться.

Не поздно ли ты озаботился её согласием?

Это инфантильные оправдания, но в первый день я был так шокирован её согласием, что уточнять – а точно ли она хочет – у меня и в мыслях не было. Как никак, я не пихал свой член ей в рот, она сама его взяла. Вчера же… да, мы были одни в здании, но у неё была возможность уйти. И самое главное – если я правильно понял, она кончила. Если я правильно понял…

Сегодня я не буду повторять прежних ошибок.

Но прежде чем разрушить иллюзию, я обхожу её и становлюсь сзади, кладя руки ей на плечи. От прикосновения она вздрагивает и её кожа сильнее покрывается мурашками.

Я должен убедиться, что она этого хочет.

Но я всего лишь мужчина, в конце концов. Поэтому большими пальцами подхватываю лямки бюстгальтера и опускаю их вниз.

Полина

Я стою в несочетающемся нижнем белье в спальне своего босса.

Да, я сплю со своим начальником. Да, я делаю это не из любви или симпатии, а ради сохранения работы. И самое унизительное – да, иногда мне это даже нравится. Но никто, абсолютно никто не может обвинить меня в том, что я готовлюсь к этим встречам. Никакого кружевного или хотя бы сочетающегося белья для Марка.

С минуты на минуту должна появиться новая группа, и я в очередной раз с надеждой смотрю в окно, которое как раз выходит на дорогу, ведущую к главному входу.

Марк с любопытством ловит мой взгляд и поднимается со своего кресла. Моё сердце пытается вырваться из груди, когда он ленивым шагом обходит меня, становясь за спиной. Его шершавые широкие ладони ложатся мне на плечи, и мурашки с двойной скоростью разбегаются по телу.

Всё происходит в полном молчании. С улицы должен доноситься шум ветра, пение птиц, редкие, но звонкие переклички лошадей, но я слышу только глухие удары сердца и тяжёлое дыхание.

Большими пальцами рук Марк подхватывает лямки бюстгальтера и медленно опускает их вниз. Быстро разобравшись с застёжкой, мой предпоследний предмет одежды падает на пол.

Марк обхватывает меня за талию, и я оказываюсь прижатой спиной к его обнажённой груди. Он медленно ведёт ладонью от плеча к локтю, затем скользит к талии и, едва касаясь, поднимается вверх. Его пальцы находят мою грудь – сжимают, будто примеряя. Вторая рука повторяет движение. Большими пальцами он нежно водит по затвердевшим соскам – снова и снова. Мне одновременно хочется, чтобы он не останавливался… и чтобы эта пытка поскорее закончилась.

Опустив обе руки мне на талию, он разворачивает меня лицом к себе. Его светло-голубые глаза скачут с моей груди на губы, а потом останавливаются на моих глазах. Он смотрит, чуть нахмурив брови, будто что-то ищет на моем лицо.

Мне бы хотелось, чтобы его взгляд не имел на меня такого действия. И мне бы хотелось, чтобы на меня так смотрели вечно – жадно, горячо, с открытым желанием.

Его глаза снова находят мои губы.

Сейчас, вот-вот – и он меня поцелует.

Почему он, чёрт возьми, не целует?

Если я поднимусь на носочки и притяну его за шею, то сама смогу прикоснуться к его губам…

Марк так резко отходит от меня, что кожу обдаёт холодом. Его взгляд теперь скользит по моему телу: губы, грудь, живот, бёдра, колени, бёдра, живот, грудь, губы.

Не знаю, как с физиологической точки зрения возможно одновременно ощущать жар во всём теле и покрываться мурашками, но со мной происходит именно это.

– Полина, ты же понимаешь, что можешь сказать «нет» и уйти в любой момент?

Он снова сокращает расстояние между нами и бережно проводит тыльной стороной руки по моей щеке. Такой простой жест выбивает землю из-под ног.

– Полина?

Он задал какой-то вопрос. Что-то про то, что я могу уйти.

Но он же ещё даже не поцеловал меня.

– Полина, мне нужны слова.

– Д-да… я могу уйти, – выдавливаю из себя – и не ухожу.

Я не начинаю одеваться и не направляюсь к выходу. Нет. Вместо этого, сделав небольшой шаг вперёд, я становлюсь к нему почти вплотную.

Уголки губ Марка поднимаются – и внезапно я оказываюсь на кровати. Грудь щекочет покрывало, ноги едва касаются пола, его тело накрывает моё. Он откидывает мои волосы, открывая доступ к шее, наклоняется и легонько прикусывает мочку уха, а после покрывает поцелуями мою шею, плечи, спину. Его поцелуи не имеют ничего общего с тем лёгким, нежным касанием к моей щеке. Они – жёсткие, властные, пробующие меня на вкус.

Я утыкаюсь лицом в покрывало, жар между ног усиливается, и я крепко сжимаю бёдра.

Дойдя до поясницы, он резко стягивает с меня последний предмет одежды.

Его руки крепко сжимают мои ягодицы, а губы оказываются на внутренней стороне бедра. Поцелуй – один, второй, третий. Он медленно, но настойчиво поднимается вверх.

Догадка, куда именно он направляется, приводит в чувство. Я пытаюсь подняться – чем заслуживаю звонкий шлепок по своей филейной части.

– Мааарк!? – в панике спрашиваю я.

Он снова шлёпает меня и рукой придавливает к кровати. Через секунду его язык достигает места назначения.

Я не сдерживаю стон – смесь шока и наслаждения.

Мой босс целует меня там.

Чёрт. Нет. Мой босс трахает меня языком.

Мне хочется проклясть своё тело, но сейчас мне всё равно, что он делает – главное, чтобы он не останавливался. Это единственное, что имеет значение.

Марк действует уверенно, его рука скользит под меня, и я прогибаю поясницу, открывая ему доступ к точке, которая так сильно требует внимания. Второй рукой он сильнее раздвигает мне ноги, облегчая себе доступ.

Действие его пальцев, языка и губ прогоняют все мысли и разрушают остатки самообладания.

Лицо моего босса – именно там, где должно быть. Между моих ног.

Я так близка к разрядке, что когда он резко отстраняется, не могу сдержать разочарованный всхлип. Марк громко усмехается, затем следует звук расстёгиваемого ремня, шелест – рядом со мной падает упаковка от презерватива, и мой босс входит в меня – резко, грубо, до самого конца.

К чёрту стыд. Если гореть – то хотя бы с удовольствием.

Как будто прочитав мои мысли, его рука возвращается под меня и несколькими движениями возвращает меня в прежнее состояние. Его движения – короткие, резкие, идеальные. Я крепко сжимаю покрывало, пытаясь найти опору, чтобы двигать бёдрами в ответ.

Но мои попытки оканчиваются очередным звонким шлепком по заднице и грубым:

– Лежи смирно.

И, чёрт, если это не увеличивает моё возбуждение до предела.

Напряжение нарастает и собирается в районе копчика, когда я слышу звук шин по гравию.

Сейчас? Серьёзно?

За что мир так жесток ко мне!

Хлопок дверцы машины и отдалённые голоса уходят на второй план, когда меня резко тянут за волосы, возвращая в реальность, где Марк ещё глубоко во мне, а мне нужно быть тремя этажами ниже, встречать гостей:

– Марк, – громко шепчу я, – заезд…

Он сильнее тянет меня за волосы и в очередной раз резко входит в меня:

– Если не хочешь, чтобы все узнали, что ты только что была выебана своим начальником, будь хорошей девочкой – и кончи для меня.

Это самое пошлое, грубое, отвратительное и… возбуждающее, что я слышала.

Этих слов почти достаточно. Почти.

Он ускоряет движения пальцами и бёдрами, и я снова теряю контроль. Над тем, что происходит с моим телом, что входит и выходит из меня. Вес его тела достаточный, чтобы я не смогла подняться, даже если захочу. И это чувство – потеря контроля – настолько освобождающее, что меня накрывает волна пульсирующих ощущений.

Марк тут же следует за мной. Совершая несколько резких толчков, он с рычащим стоном замирает, зарывая лицо в мои волосы. Он тяжело дышит, а я понимаю, что задыхаюсь от веса его тела.

– Тяжело, – тихо хриплю.

Он недовольно хмыкает, поднимается и аккуратно выходит из меня. Обессиленная, я переворачиваюсь на спину. Если позволить себе забыть, где это произошло и с кем это произошло, то… Черт, это было потрясающе.

Кажется, я испытала самый сильный оргазм в своей жизни. Кто бы мог подумать, что это случится на рабочем месте и при самом активном участии моего начальника.

Прикрыв глаза, я слышу звуки раздвигаемых дверей, шум воды, громкие голоса за окном. Мне нужно подняться, там гости, и нас могли услышать. Мне должно быть стыдно. Должно.

Но сейчас мне так хорошо, что абсолютно плевать на все остальное. Губы самопроизвольно расползаются в ленивой улыбке.

Из транса меня выводит холодный голос Марка:

– Я спущусь и начну регистрацию. У тебя есть пять минут, чтобы привести себя в порядок.

Хлопает дверь.

Комок застревает в горле.Мне кажется, пощёчина не возымела бы такого эффекта, как его слова.

Дура. Идиотка.

Ощущение полной расслабленности сменяется тошнотой.

Управившись за три минуты и убедившись, что ничто в моём виде не говорит о том, чем я только что занималась, я спускаюсь вниз.

Марк

– Это новый способ терапии? Молчать вместе? – не выдерживаю я спустя пять минут.

Подперев голову рукой, Кирилл – мой психотерапевт, друг и, в некотором роде, родственник – пристально смотрит на меня через экран монитора. Время от времени он открывает рот, будто собирается что-то сказать, но снова передумывает.

Я будто смотрю на рыбу в аквариуме. Кирилл – рыба. Камбала. Если бы он был рыбой, он бы точно был камбалой.

Марк, ты сходишь с ума.

Не стоит произносить это вслух. Я и так сделал из психотерапевта рыбу, просто изложив ему события последних дней. Чем дальше я рассказывал, тем ниже опускалось лицо Кирилла-камбалы.

Ещё через пару минут он откашливается и произносит:

– Ну, что тут сказать… Как профессионал я, конечно, не могу тебя осуждать. Но как друг… Это… это… писец! Марк, это… – он снова качает головой, так и не найдя нужного слова. – Дай-ка я резюмирую – ничего ли не упустил. Ты принудил свою подчинённую к сексу и сейчас хочешь получить от меня совет, как продолжить эти… как ты их называешь, – он изображает кавычки, – «отношения». Я правильно тебя понял?

– Я бы не назвал это принуждением. Но если не вдаваться в терминологию – да, ты всё правильно понял.

– Ты бы не назвал это принуждением!?

Кирилл, человек, который работает в дурке и женат на моей сестре (а это сложнее, чем работать в дурке), никогда не повышал голос.

Плюс один к твоим достижениям, Марк.

– Слушай, я на девяносто… семь, да, на девяносто семь процентов уверен, что она получила удовольствие в двух случаях из трех.

– Оргазм – это не показатель удовольствия и согласия! Во-первых, это физиологический процесс, который невозможно контролировать…

– А как же то, что оргазм происходит в голове? – перебиваю я.

– А во-вторых, – продолжает он, не обращая на мой вопрос внимания, – это может быть защитной реакцией психики. Жертвы изнасилования могут испытывать оргазм, но это ни в коем случае не оправдывает насилие.

Жертвы. Изнасилования.

Слова вызывают тошноту. Мне абсолютно не нравится, куда ведёт этот разговор.

– А как насчёт устного согласия? Я не удерживал её силой, я предложил – она согласилась.

– Марк, ты идиот? – в голосе Кирилла звучит искренний интерес, и я даже на секунду задумываюсь.

– Уверен, мой IQ выше двадцати – так что вряд ли. И разве оскорбления не противоречат вашей мозгоправской этике?

– Я с тобой сейчас говорю не как мозгоправ… тьфу ты, психотерапевт, а как друг и родственник. Как ты не понимаешь, что, возможно, у неё не было реального выбора?

Ощущение, что голову зажало в тиски, у меня начинается мигрень. Сотый раз жалею, что не перенёс эту сессию – как и десять предыдущих.

Мы начали работать с Кириллом, когда я только входил в спорт. Хотелось бы сказать, что это было моё осознанное решение, но нет. Это было требование тренерского штаба. Сейчас, по правде говоря, особой необходимости в наших встречах нет, но они по-прежнему стоят в календаре – и отменить их полностью почему-то не поднимается рука.

Я решаю использовать против Кирилла его же приём:

– Тебе не кажется, что ты сейчас перекладываешь ответственность за её решения на меня? Она взрослая женщина, ей двадцать шесть лет. Она могла отказаться.

Кирилл видит меня насквозь и лишь разочарованно качает головой.

– Марк, ответь мне на один вопрос: почему она изначально пришла к тебе с запросом об изменении графика?

Я пожимаю плечами:

– Без понятия.

– И у тебя ни разу не возникало желания узнать причину?

Желание-то возникало, но в первый, второй и третий раз мой центр принятия решений находился не между плеч, а между ног. И желание её трахнуть перевешивало все остальные. Я благоразумно не озвучиваю эту мысль вслух и отвечаю Кириллу красноречивым молчанием.

– Ты должен это прекратить! – выносит вердикт друг.

– Ты предлагаешь её уволить?

– Я предлагаю не принуждать её к сексу с тобой!

– Я. Не. Принуждал. Я предложил – она согласилась.

Кирилл бормочет себе под нос нечто очень похожее на «больной ублюдок» и обессиленно откидывается в кресле.

– Так. У тебя домашнее задание. Узнай её причины, завтра же. А потом мы поговорим.

Сессия определённо была ошибкой.

Почему ей нужно изменить график – не моё дело. А то, что между нами происходит, – это взаимовыгодное сотрудничество двух взрослых людей.

Марк, какой же ты лицемер.

Но я лучше буду лицемером, чем насильником.

Слова Кирилла сжимают мои внутренности. Он не прав. Он не может быть прав.

Мне ничего не стоит спросить, почему она тогда пришла ко мне, почему согласилась на моё предложение.

Ничего.

Кроме того, что её ответ может мне очень – очень – не понравиться.

Полина

Интересно, как некоторые события навсегда меняют восприятие простых вещей. Как песня, игравшая на школьной дискотеке, где случился первый поцелуй, спустя годы возвращает в состояние трепета и влюблённости. Как вкус медовика и какао переносит в детство и возрождает веру в чудо. Как звук телефонного звонка заставляет дрожать от страха.

События трёхлетней давности калейдоскопом проносятся в голове – те самые, что начались с телефонного звонка ранним утром. На фоне воспоминаний рождаются новые страхи – с яркими, до ужаса живыми сценариями.

Мне нужно прекратить эту ментальную пытку.

Мне нужно проснуться!

Я открываю глаза, и мне требуется несколько вдохов, чтобы осознать, что это не сон. Телефон действительно звонит.

Про себя повторяя, что всё хорошо: «Аля дома, с ней всё в порядке», я тянусь за телефоном. На экране отображается «Паша».