В объятиях тёмного короля

– Ты что там плачешь, сопляк? – неожиданно раздается голос моего младшего брата из соседней комнаты. – Не нашёл своё любимое клубничное молоко в холодильнике?

Сердце еще сильнее сжимается от страха и паники. Мне нужно остановить его, он не должен этого видеть, ведь ему всего семь. Но слова застревают в моем горле, и я не могу произнести ни единого звука, кроме тихого поскуливания.

– А это я его выпил! – слышу я детское самодовольное хмыканье у себя за спиной, и через секунду звонкий крик Микеле врезается в мои перепонки острой бритвой.

Словно в замедленной съемке, я поворачиваю голову и вижу, как он падает на колени рядом со мной, его маленькие ручки крепко обхватывают её голову, и начинают заботливо смахивать влажные пряди волос с женского лица, как будто пытаясь защитить её от всего, что произошло. В больших детских зеленых глазах пляшут ужас и недоумение.

– Почему она не встаёт? – сквозь слезы спрашивает Микеле, глядя на меня с такой глубокой надеждой, что я готов взвыть. Я хочу солгать ему. Хочу сказать ему неправду, но слова застревают в моем горле, и я не могу найти ответа. – Ответь мне! Почему она не реагирует? Почему она молчит?

– Она спит, – произношу я, не в силах озвучить то, что произошло с нашей матерью. И даже эти слова разбивают все детские надежды моего маленького брата об реальность того мира, в котором мы были рождены.

– И долго она будет спать? – не сдается он.

– Всегда, – отвечаю я. – Теперь она всегда будет спать.

От моего ответа он вновь начинает кричать.

– Нет! Нет! Нет! Mamma…

Его детский, переполненный ужасов крик еще долго будет преследовать меня ночами. Я буду до конца своих дней просыпаться от него в ледяном поту…

Моего младшего брата трясёт, и слёзы катятся по его еще по-детски припухшим щекам. Я обнимаю его, стараясь отчаянно утешить.

Но разве может утешить тот, кого собственная печаль испепелила изнутри?

– Найди Луизу, – пытаюсь я говорить спокойно, но внутри меня каждая клетка стонет от боли. – Она ни в коем случае не должна этого видеть. Ты слышишь меня, Микеле? Иди к Луизе!

Луиза… ей всего четыре.

– Нет! Я останусь с ней! – сопротивляется мой брат, пытаясь скинуть мою руку со своего плеча.

– Ты должен быть с Луизой, – пытаюсь я переубедить его. – Теперь никто не будет заботиться о нас в этом доме. Никто, кроме нас самих. Мы никому не нужны.

– Плевать!

– Нет! Мы нужны Луизе… Она бы не хотела, чтобы Луиза увидела ее в таком состоянии!

Мои слова заставляют его задуматься. Микеле вытирает горячие слёзы со своих щек, но не сдвигается с места, и лишь крепче прижимает свою щеку к бледному лицу нашей матери. Его лицо запачкано её кровью. А ему всего семь! Семь…

Я отчаянно пытаюсь вытереть кровь нашей матери на его лице. Ей не место там! Но Микеле уже плевать на это. Он больше её не боится. И кажется, что смерти тоже. А ему всего семь…

– Всё будет хорошо, – шепчу я, хотя сам не понимаю, зачем говорю ему эту ложь. – Прошу тебя, иди к Луизе.

Этот упрямый ребенок наконец-то сдается и положительно кивает мне. Я жду, пока он покинет гостиную нашего дома, и только после этого позволяю себе взвыть от боли, которая сжимает мою грудь изнутри.

Дрожащими руками снимаю кулон с её шеи и крепко сжимаю его в своей руке. Так крепко, что на моей ладони навсегда останется шрам в форме полумесяца.

Она была самым чистым существом в этом дерьмовом мире, чистым ангелом, которого судьба заточила в ад…

– Слабые всегда уходят первыми, – вздрагиваю я всем телом от спокойного мужского голоса за своей спиной.

Оборачиваюсь и удивляюсь с каким спокойствием в глазах это чудовище смотрит на мертвое лицо своей жены, которое изуродовала смерть. Сразу же за спиной моего отца появляется его помощник. И у меня сжимается сердце, когда Джорджо беззвучно шепчет имя моей матери. Даже сторонний человек, испытывает скорбь. А этот ублюдок – нет.

– Это всё, что ты можешь сказать? – выкрикиваю я в ответ, не в силах сдержать свой гнев.

– Очень… жаль.

– И всё? – выкрикиваю я.

Но мой отец не отвечает мне.

– Кто это сделал? – рычу я, пытаясь хоть как-то достучаться до него.

– Люди Романо, – спокойным голосом отвечает он мне. – Кто же еще?

Он закуривает и разворачивается к её портрету, который висит рядом с его на стене.

– Снимите его, – быстро отдает он приказ одному из своих верных людей.

– Нет! – мой голос дрожит от ярости и отчаяния. – Нет! Это из-за тебя её убили! Ты в этом виноват! Ты не заключил с ними мир! Вот к чему привели твои дерьмовые игры!

А это чудовище лишь усмехается, и эта ухмылка вызывает у меня ещё большую ненависть к этому жестокому, бессердечному человеку. И я еще крепче сжимаю ее кулон в своей ладони, чувствуя как по ладони начинает стекать моя кровь.

– Не читай мне морали, щенок! – рычит он, и в следующий миг замахивается, нанося мне удар по лицу. Но физическая боль не сравнится с той, что я ощущаю внутри.

Я хватаю окровавленный нож, который лежит рядом с мертвым телом моей матери, и прижимаю острое лезвие к его горлу. Его зеленые глаза начинают метаться, и я всем своим телом чувствую, что он боится, по-настоящему боится, но вместо того, чтобы молить меня о снисхождении, он лишь снова улыбается мне в ответ.

Джорджо кидается в мою сторону, но он жестом приказывает ему остаться на своем месте, желая увидеть на что все-таки способен его сын.

– Ты – ублюдок, – произношу я, еще сильнее надавливая на рукоять ножа.

– А ты – ублюдское порождение, – отвечает он с легким презрением и … гордостью. – И я знаю, что ты можешь сейчас перерезать мне глотку, но готов ли ты встать на мое место? Готов ли ты возложить на свою голову темную корону? Готов ли ты управлять тьмой? – его слова звучат как вызов, и я понимаю, что он не боится смерти, а лишь жаждет власти, даже если она обернется для него адом.

Я не готов… И я не знаю, смогу ли я когда-нибудь стать таким же чудовищем, как и он.

Нож с звуком пыдывает из моих рук и я ненавижу себя за эту слабость. Я слабый и в моем мире слабость приравнивается к слову ничтожество.

– Король должен уметь убивать. А ты слабак! Ты никогда не поймешь, что значит быть сильным, – говорит он и от его ледяного тона по спине пробегают мурашки. – Сила – это не только физическая мощь, но и умение делать трудные выборы.

– Трудные выборы? – повторяю я, смеясь, но в моем смехе нет радости. – Тогда я выбираю месть!

– Ни одна женщина не стоит кровной мести, – ухмыляется мой отец в ответ.

Целую свою мертвую мать в ледяной, покрытый холодной испариной лоб и снова беру в руки нож.

– Кровь. Честь. Месть, – шиплю я ему сквозь крепко сжатые зубы девиз нашего дома. – Сальваторе Монтальто всегда выбирает месть…

Глава 6. АНГЕЛ

В комнате тепло, но моё тело сотрясается от мелкой дрожи. Я забиваюсь в угол, прижимаю колени к груди, и уставляюсь в пустоту перед собой, пытаясь не думать о том, что меня окружает. Стены… Меня окружают стены и я не могу освободиться от мысли, что они сжимаются, и каждый звук вокруг становится громче, резче, словно они пытаются запереть меня в этом аду.

Паника растет и каждый новый вдох дается с трудом. Я закрываю глаза и пытаюсь сосчитать до десяти.

Один… Два… Три…

Но ком в горле становится только больше от этого.

Мать твою! А раньше это работало!

Мысль о том, что стены вокруг меня приближаются ко мне все ближе и ближе, а потолок убивающе медленно падает мне на голову сжимает все мое тело в тиски.

Теперь я пленница не только этого психа, но еще и моего же тела.

Клаустрофобия – боязнь замкнутых, закрытых помещений и если Сальваторе знает о моей фобии, то он действительно порождение самого дьявола!

“Один… Два… Три…” – снова пытаюсь я помочь сама себе, но становится лишь хуже. Этот счет кажется бесконечным, и с каждой цифрой паника нарастает только сильнее. Я мечтаю о свежем воздухе, всего об одном его глотке, который мог бы развеять этот удушающий страх.

Моё сознание находится всего на сантиметре от того, чтобы отключиться, как будто я балансирую на краю пропасти.

Чертова безысходность… И если я раньше думала, что знаю все о похищениях, то я ошибалась! Теперь я готова признать, что все авторы тёмных женских романов лгут! Быть похищенной – это не классно! Это не возбуждает! Здесь нет места высоким чувствам! Здесь не правят страсть и любовь! Здесь все держит в своих руках темнота и страх.

Он победил, мать его! Он победил!

И как только я хочу признать вслух то, что я проиграла в этой темной игре, зеркальная дверь неожиданно распахивается, и все мое тело вздрагивает от звука щелчка, словно пробуждаясь от долгого кошмара.

Шаги неуверенные, но звучат глухо по мраморному полу.

Я не оборачиваюсь, но через пару секунд перед собой вижу две пары черных, женских туфель с закругленным носом. Моя любознательность берет вверх над желаниями и я поднимаю голову, оторвавши свои глаза от пустоты. Напротив меня стоят две женщины средних лет, одетые в строгие черные униформы. Волосы у обоих убраны в аккуратный, строгий пучок. В руках одной из них – поднос со стопкой белой бумаги, на которой аккуратно лежит перьевая ручка, точно такая же как и та, что он протянул мне на автограф-сессии, в руках другой – тоже поднос, но на нем стоит тарелка с едой. Всего пара ломтиков поджаренного хлеба и стакан воды. Я уже не удивляюсь этому. В этом доме никто не будет обращаться со мной, как с принцессой.

Они ничего не говорят мне и… стараются не смотреть на меня. А я даже благодарна им за это, ведь я не хочу видеть ни жалости, ни презрения по отношению к себе.

Словно по щелчку пальцев, они одновременно ставят под носы на пол прямо передо мной и начинают суматошно собирать разбросанную одежду с пола, стараясь ни в коем случае не пересекаться со мной взглядами.

У него в доме явно высоко квалифицированный персонал. Но… они женщины, а значит я не могу не воспользоваться этим шансом.

– Скажите мне, прошу вас, где я нахожусь? – еле слышно решаюсь, повернувшись к одной, но она делает вид, что не слышит моего вопроса. – Прошу вас, скажите мне… – Я ловлю её за запястье и она отпрыгивает от меня, как от пламени огня, выдергивает свою руку из моих пальцев и отрицательно мотает головой.

– Non so niente, – отвечает она мне с нахмуренным видом.

(ит. Я ничего не знаю)

Я знаю, что это итальянский, но о чем именно она мне говорит, мне не понять.

А Сальваторе Монтальто – высококвалифицированный психопат! Он продумал каждую деталь моего похищения с холодным расчетом! Чертов шизофреник…

– А вы понимаете меня? – обращаюсь я к женщине, у которой тревожно забегали глаза. Она аккуратно кивает, и в этот момент в груди поднимается волна облегчения.

Я еще никогда ранее так не радовалась тому, что незнакомый мне человек просто одобрительно кивнул на мой вопрос.

– Где я нахожусь? – шепотом спрашиваю я её, когда из комнаты выходит другая женщина, держа в своих крепких руках одежду, купленную для меня.

Я внимательно наблюдаю за её реакцией, надеясь увидеть хоть искорку сочувствия в её глазах. И я увижу её!

– Ты в доме семьи Монтальто, – полушепотом отвечает она мне, тревожно оглянувшись назад. – В пригороде Нью-Йорка.

– Вашего хозяина и впрям зовут Сальваторе Монтальто? – переспрашиваю я, не веря своим ушам. Она кивает в ответ, и в этот момент меня охватывает ужас.

Вот черт, как же меня так угораздило! В этот момент я готова отдать всё, чтобы отмотать время на несколько месяцев назад и никогда не браться за ту злополучную книжонку!

– Кто он такой? – тихо спрашиваю я, протолкнув ком слез в горле.

– Он Дон, король, новый глава семьи… Имен у него много, – отвечает мне женщина, и в её голосе слышится уважение, смешанное со страхом.

– Он держит меня здесь против моей воли! – выпаливаю я чуть громче, чем можно было бы.

– Извини, но я…

– Помогите мне. Я прошу вас, помогите… – умоляю я, чувствуя, как сердце болезненно начинает стучать в груди.

– Нет, я не могу, – отвечает она мне с искренней печалью на лице.

Появившееся отчаяние на моем лице уже не скрыть и заметив его, женщина подходит ближе. Её рука ложится мне на голову и от этого прикосновения я вздрагиваю всем телом.

И я даже не успеваю понять, когда я так стала бояться любых прикосновений к себе.

Женская ладонь начинает аккуратно гладить меня по волосам. Она возраста моей матери и от осознавания этого мне становится лишь больнее…

– Ох, ты еще такая юная, – шепчет она мне и берёт мою руку в свою, крепко сжимает мои худощавые пальцы.

– Вы давно работаете в этом доме? – спрашиваю я, протолкнув ком слез в своем горле. – Давно знаете его?

Женщина быстро кивает, её каштановые глаза наполняются тревогой. Она боится его, не меньше меня.

– Скажите, если я сделаю то, что он хочет, он отпустит меня? – настаиваю я, надеясь на хоть какую-то ясность.

– Мне жаль, но…

Она не успевает договорить и в комнату снова входит ее помощница. Быстро что-то шепчет ей на ухо. А я вся сжимаюсь от напряжения.

– Ты должна это съесть и начать писать книгу, – говорит она мне. – Это его желание.

Я отрицательно мотаю головой. Я никогда не буду исполнять его желания!

– Поверь мне, его лучше не злить.

– Я не буду это есть! Нет! – гневно возмущаюсь я. – Засуньте это в глотку тому психопату!

Тонкая женская бровь взлетает вверх, и она не успевает ничего сказать мне, как я слышу неодобрительное цоканье языком за своей спиной.

– Почему я слышу этот противный голосок в каждом углу дома? – спрашивает уже знакомый мужской голос. – А, Мартина?

– Она отказывается есть, – быстро отвечает ему та самая женщина, которая проявила ко мне сострадание. И сразу же переходит на итальянский.

Я ни единого слова не понимаю и лишь растерянно хлопаю ресницами, переводя свой взгляд с лица Мартины на лицо Луки и в обратно.

– Почему? Почему ты отказываешься от еды? Не слишком изысканно для такой, как ты? – неожиданно обращается ко мне Лука. – Может, ты хотела рапанов или запеченного на углях лобстера?

Идиот! Я хочу свободы!

Да, я обессилена и мой живот спазмирует от чувства постоянной тошноты и голода, но даже если бы мне в тарелку положили мои любимые корн доги с сырным соусом, я бы все равно не прикоснулась к еде, ведь она была приготовлена в доме, который носил фамилию Монтальто!

Я крепче сжимаю челюсти, так крепко, что слышу как хрустит лицевая кость.

– Если она съест это, то через полчаса её голова распухнет и станет похожа на большой воздушный шар! И я не думаю, что это понравится нашему Дону, Лука! – неожиданно вместо меня отвечает Мартина.

Лука приподнимает бровь вверх, и в следующий момент его рука хватает меня за горло. Он не высокий, но по неизвестной мне причине я внезапно теряю ощущение пола под своими ногами. И мы оба чувствуем как дрожит венка на моей шее под его крепкими пальцами.

Только вот у него это вызывает самодовольную улыбку, а у меня внутри всё переворачивается.

– Что это за хрень, ангелочек? О чем она говорит? – шипит он мне в лицо и от его горячего дыхания меня начинает лишь сильнее тошнить.

– У меня… – тихо выдыхаю я, стараясь собраться с мыслями, но слова предательски застревают в горле. Моё обнаженное тело дрожит, ведь в голове проносятся мрачные мысли о том, что может произойти дальше. – У меня аллергия на глютен! – наконец, выкрикиваю я, словно это единственное, что может спасти меня.

Конечно, у меня нет аллергии на глютен и страх еще сильнее сжимает мою грудь, когда в голове проносятся мысли о том, что может произойти, если он не поверит мне.

– Я не шучу, – стараюсь я, в упор смотря в его темные глаза.

Если ты лжешь, никогда нельзя отводить взгляд. Каждое слово должно быть произнесено с твердостью, а каждое движение – с уверенностью, иначе ты рискуешь потерять всё.

Лука громко вскрикивает и его пальцы разжимаются на моей шее. Он хватается за черные волосы на своей голове и начинает что-то кричать на итальянском, и хотя я всегда раньше наслаждалась музыкой этого прекрасного языка, в данную минуту меня пронизывает холодок. И я зажмуриваюсь каждый раз, когда тон его голоса поднимается. Его гнев наполняет воздух, и я чувствую его запах. Резкий, электрический, от которого практически невозможно дышать.

Он выходит из комнаты, и хоть я абсолютно не понимаю, о чем он говорит, но я знаю, что он кипит от злости. Его громкие возмущения разносятся эхом по идеальной тишине этого дома.

– Налево, вниз по лестнице, на задний двор, – неожиданно слышу я тихий женский голос возле своего уха.

Оборачиваюсь, но в комнате никого уже нет. Только зеркальная дверь осталась не закрытой, всего на несколько сантиметров.

Вот он – мой шанс…

Невидимые руки сжимают мое горло и сердце начинает стучать так, что, кажется, его слышно за пределами этой тишины.

Несложно догадаться, что на этой двери самозахлопывающийся замок. Стоит двери закрыться, и её уже не открыть со стороны комнаты. Я аккуратно встаю и дрожащими ногами дохожу до двери, подставляю свой указательный пальчик и начинаю ждать.

Ожидание становится невыносимым. Но я жду, пока голоса стихнут и в доме наступит полная тишина. И, наконец, собравшись с силами, выскальзываю из этой гребанной комнаты.

Каждый шаг дается с трудом, словно пол под ногами становится липким от моего страха. Мои босые ноги шлепают по мраморной лестнице и я тихо молюсь о том, чтобы никто, кроме меня этого не услышал. А в этом огромном доме царит идеальная тишина. Как-будто в нем никого и нет, кроме меня.

Да, я знаю, что это выглядит странно, но я, ведомая свободой, стараюсь не думать о том, что может произойти, если меня все-таки поймают.

Все, что теперь важно для меня – не упустить момент. Важно выбраться.

Сворачиваю налево и сбегаю вниз по лестнице. Дверь на задний двор дома оказывается открытой, и я полностью обнаженная выскакиваю в ночной воздух. Свежесть, наполненная ароматом дождя и трав, обдает мое тело.

И я теперь знаю, как на самом деле пахнет свобода.

Глава 7. КОРОЛЬ

Серые клубы дыма медленно поднимаются в воздух, и с наслаждением я делаю очередную глубокую затяжку, ощущая, как никотин приятно проникает в каждую клетку моего тела, отравляя его.

– Босс, она дошла до конца сада. За пределами территории дома больше нет камер. Мы потеряем её из виду, – сообщает мне Лука. Давно он не был таким встревоженным.

– Дайте ей дойти до лесополосы, – шиплю я, ощущая, как внутри меня разгорается огонь предвкушения.

И я чувствую как по моему позвонку пробегает ток такой силы, что каждый нерв взрывается огнем возбуждения, а по венам течет ярость и азарт, словно раскаленная магма, готовая вырваться наружу.

Я – зверь, готовящийся к охоте. Она – моя добыча, пытающаяся обмануть меня.

И эта игра явно приходится мне по вкусу!

Мой взгляд устремлён на монитор, где обнаженная Ангелия Вереск, словно дикая кошка, пробирается сквозь сад моего дома.

Разве может быть что-то прекрасней?

– Отправить людей? – снова спрашивает Лука.

На его нелепый вопрос я лишь усмехаюсь, ощущая, как инстинкты охотника берут верх.

Нет, Лука не облажался, всё идет по заранее спланированному и продуманному мною сценарию. У меня все-таки есть одна положительная черта – я неплохой стратег. А еще я скрупулезно подбираю персонал и люблю тщательно контролировать каждую деталь в своем доме.

Мартина тоже отработала на отлично и за это получит щедрый гонорар!

Я ведь обещал ей ад, вот Ангелина его и получит.

Хочу, чтобы она надышалась свежим воздухом, ощутила всем своим телом свободу и подумала, что победила меня! Пусть она насладится иллюзией легкости, пусть её сердце забьется быстрее от радости и надежды. И когда её бдительность ослабнет, я снова сожму её в своих тисках, крепче прежнего.

Я хочу увидеть ее глаза, когда этот ангелочек осознает, что все это время я был на шаг впереди! Хочу насладиться этим сладким моментом.

– Нет, я сам встречу её, – отвечаю я и начинаю быстро расстегивать пуговицы на своей рубашке.

Пришло время поиграть с ней. А я так давно не с кем не играл, что всё моё тело уже ноет от нетерпения, а сердце начинает биться в унисон с предвкушением – сладким и жгучим.

Игра началась, ангелочек и тебе в ней явно не выиграть!

Скидываю рубашку со своих плеч и уверенным шагом направляюсь к выходу из дома. У меня есть буквально пять минут для того, чтобы поймать её. Думаю я уложусь… в три.

Для того, чтобы стать королем мало родиться первым и иметь яйца между ног. Для того, чтобы стать королем ты должен доказать, что у тебя есть яйца.

В нашем мире слабых сыновей легко могли бы сбрасывать с горы Олимп, если бы она существовала не только в легендах. Если твой сын до совершеннолетия не совершил хладнокровного убийства, это не награда небес, а лишь обуза, которая тянет тебя вниз.

Сильные не порождают слабаков…

Микеле отправили на задание, когда ему было всего пятнадцать. Он был еще мальчишкой и с неподдельным страхом в глазах ждал своего приговора с того момента, как ему исполнилось двенадцать! Мне же можно сказать, что повезло. Я по своему желанию вошел в дом, где жил старший сын Романо, и перерезал ему глотку. Просто и легко рассек острым лезвием боевого ножа кожу, а под ними и мышцы этого выродка. Мной двигала месть, и, в отличие от Микеле, меня не вырвало при виде крови. Я принял каждую каплю на своих руках с наслаждением. И мне никогда не забыть тот момент, когда я стоял над телом молодого мужчины и наблюдал за тем как быстро белая простыня на его кровати становилось алой и как этот ублюдок медленно захлебывался своей же кровью.

Мне было двенадцать. И с этого момента я стал частью этого проклятого мира. Мира, в котором правит безжалостность. Мира, где слабость – это порок, а сила – добродетель. Я стал частью этой игры, в которой нет пути назад. Игры, где каждый шаг вперед пропитан кровью и где выжить может только сильнейший.

И все из-за ненасытности и жажды власти! Деньги и власть сносят головы покруче какой-то там любви. Деньги и власть – вот истинные боги, которым поклоняются, и ради которых люди готовы на все. И не только в моем мире…

Даже не заметил, как обошел сад и оказался всего в десяти шагах от своей сбежавшей пленницы. Она с особым рвением пробиралась сквозь густые деревья, не обращая внимания на повреждения, которые появились на ее коже.

Я всегда умел бесшумно подкрадываться, и некоторые даже нарекли меня Тенью за это. Вот и Ангелина понятия не имеет, что я уже стою позади, всего в нескольких шагах от нее.

Внезапно я бросаюсь вперед, делая это так, чтобы она услышала, и она замирает на месте. Я стою прямо за ее спиной, и моё тяжелое дыхание невозможно не услышать. И я знаю, что она слышит его, но обернуться ей не хватает смелости.

Холодный, ночной ветер приятно обдувает мою кожу, а ускоренный ритм ее сердца истомой согревает изнутри. Надеюсь, её сердечко не остановится в этот момент, ведь ритм слишком быстрый и глухой. Настолько, что я отчетливо слышу его даже на расстоянии нескольких шагов.

– Посмотри на меня, – шиплю я сквозь стиснутые зубы, но она не подчиняется мне и это лишь еще сильнее будоражит меня изнутри.

Делаю несколько шагов вперед и вплотную подхожу к ней, так что мой обнаженный торс соприкасается с ее плечами. Ангелина больше чем на голову ниже меня – её макушка ниже моего плеча. Слишком хрупкая… Кожа у нее влажная и такая ледяная. Идеальная.

– Не заставляй меня повторять дважды, ангелочек, – говорю ей я и … она оборачивается.

А я теряю дар речи от того, что открывается моему взору.

Её и так большие глаза широко раскрыты, зрачки расширены настолько, что в них осталась лишь тоненькая шоколадная полосочка. Изящные брови приподняты, а губы слегка приоткрыты. Легкая испарина на лбу, волосы растрепаны. Она жадно хватает ртом воздух и как только наши взгляды соприкасаются, она тут же сжимает их в тонкую полоску, чтобы не закричать.

А я хочу услышать ее крик!

– Ай-яй-яй, – ругаю я её, как непослушного ребенка. – Знаешь, что делают с беглецами? – шепчу ей я, заботливо убирая за ухо пару влажных прядей с ее лба.

От моего прикосновения она вздрагивает всем своим телом.

Ангелина отрицательно мотает головой в ответ на мой вопрос и так светлая от природы кожа становится еще бледнее от страха, а щеки наоборот же заливаются малиновым румянцем.

Смесь паники, решимости и стремления к спасению окрашивает ее прекрасное лицо.

– Убивают? – решается она, сделав глубокий вдох.

Я не отвечаю на её вопрос и делаю уверенный шаг к ней. Её хрупкое тело дрожит и мне это нравится. Чертовски нравится. До дрожи в коленях.