В объятиях тёмного короля

Даже у зверя есть свои слабости и моя – видеть страх в ее прекрасных глазах.

– В этом мире, где власть и контроль были на первом месте, его страсть казалась одновременно опасной и захватывающей, – шепчу я прямо в её приоткрытые губы слова, которые она написала в той дерьмовой, слишком приторной книжонке. – Каждый момент, проведенный вместе, был как игра в кошки-мышки, где я не могла предсказать, что произойдет дальше.

– Поиграем в кошки-мышки? – спрашиваю её я, зная, что она не согласится, но у меня припасены слишком хорошие условия игры на этот раз. – Если ты успеешь добежать вон до того дерева, прежде чем я тебя поймаю, то будешь свободна.

Указываю пальцем на большой дуб, который уже немало повидал за своё существование, но то, что я задумал он ещё точно не видел! Её шоколадные глаза вспыхивают, ведь до дерева буквально метров сто, а может сто пятьдесят.

– А если нет? – быстро уточняет Ангелина, не сводя глаз с высокого дуба.

– Тогда я покажу тебе, что делают с беглецами.

Быстро кивнув, она вырывается вперед, а я мысленно задаюсь вопросом:

“А слышала ли она, что будет, если проиграет? Если нет, то так даже намного интереснее будет!”

Ангелина бежит вперед, а я достаю сигарету из заднего кармана своих брюк и спокойно раскуриваю её. Наполняю свои лёгкие горьким дымом. Прикрываю глаза от наслаждения моментом и тут же бросаю её на землю, затушив подошвой туфли.

Я не бегу за ней, а быстро скрываюсь в лесу, зная, что до этого дуба можно сократить дорогу вдвое, обойдя со стороны.

Да, эта лесополоса тоже принадлежит моей семье и я знаю каждую тропинку в ней! Но я не считаю это жульничеством! Она ведь тоже может сократить дорогу…

И в последний момент – буквально за несколько шагов до дерева я словно из под земли вырастаю перед ней и она бьётся щекой об мою грудь.

– Так ты знаешь, что делают с беглецами? – спрашиваю я её, довольно ухмыльнувшись.

– Нет… – шепчет Ангелина и слезы неконтролируемым потоком начинают стекать по её ракрасневшимся щекам. – Нет…

– Наказывают, – выдыхаю я прямо в ее приоткрытые губы и пряжка моего ремня клацает. – Их наказывают, ангелочек.

Резким, уверенным движением я вырываю черный кожаный ремень из своих брюк и быстро разворачиваю её к себе спиной, грубо прижав лицом к большому дереву. Я знаю, что на ее коже остануться глубокие царапины и ссадины, но мне плевать. Ведь это всего лишь царапины и они заживут, даже шрамов не оставив.

Обматываю ремнем ее тело, закрепив руки так, чтобы она не могла сопротивляться. И крепко прижимаю этого ангелочка к дереву, туго натягивая ремень, зафиксировав.

– Нет! Не смей трогать меня! Выпусти меня! – визжит Ангелина, пытаясь сопротивляться и я готов стонать от переполняющего меня удовольствия. – Лучше пристрели меня!

Её реакция бесценна. Такая неподдельная и искренняя, что я чувствую как на моем лице скользит тот самый зловещий оскал Монтальто.

– Не этой ночью, – отвечаю ей я с лукавой улыбкой. А я ведь действительно лукавлю – мне так нравится проводить с ней время, что она никогда этого не дождется!

Делаю шаг к ней, вплотную придвигаясь к ее телу. Я чувствую её тепло и аромат на себе. Она пахнет сладковатым мускусом и красными яблоками, но стоит вздохнуть поглубже, как открывается чарующий сладкий аромат розы. Той самой розы, у которой нет шипов. Ни одного.

А я бы так хотел, чтобы мои пальцы были в мелких порезах от соприкосновения с ней. Я бы с особым наслаждением рассматривал каждую царапину на своей коже. Пора вырастить парочку шипов на ней…

– Ты будешь считать, – шепчу я ей. – И ни одного другого звука. Я хочу слышать только счет.

Не давая ей шанса на возмущение, я резко шлепаю ее по аппетитной заднице. Удар раздается громко, и она громко взвизгивает. Её голосок эстомой растекается по моим венам.

“Блять,” – мысленно процеживаю я, когда мои руки крепко прижают ее тело к коре большого дерева.

Я был со многими женщинами, да и трахал немало, но этот порочный ангел взбудораживает во мне то, что я еще никогда не испытывал. Меня соблазняли, удовлетворяли, и боялись, но меня еще никто и никогда так красиво не презирал.

Она отчаянно пытается вырваться – дёргается, кричит, а мне становится интересно, когда же она поймёт, что всё, что я задумал уже не изменить. Я всегда довожу всё задуманное мной до конца.

– Начнем заново, – повторяю я, снова шлепнув ее по заднице. Но на этот раз я не жалею ее и даже кожа на моей ладони горит. – Считай!

Ангелина хнычет, пытаясь удержать звуки за своими зубами, а я позволяю себе слабость и с особым наслаждением рассматриваю красный отпечаток своей ладони на ее коже.

Вellezza…

(ит.Красота…)

– Считай, – рычу я и снова оставляю жесткий шлепок.

– Один, – еле слышно проскуливает она.

И я снова шлепаю ее, расстроившись тому, что не могу увидеть ее лица.

– Два…

Моя ладонь горит, но я всё же наношу ей последний, третий удар, и, неожиданно для себя, судорожно выдыхаю, как будто после безумного оргазма.

– Три…

Красное яблоко, роза и запах ужаса на ее теле сносят мне голову. Я хочу большего…

Хочу собрать каждую каплю выступившего пота на ее коже! Хочу испробовать ее страх на вкус! Хочу прочувствовать каждый миллиметр ее тела!

Зверя не остановить, если он не наелся. А в моем желудке все еще голодный вой.

Я ослабляю ремень и, с силой, поворачиваю ее к себе лицом. Затем снова затягиваю ремень.

– Нет, не трогай меня! – снова кричит Ангелина, когда мои руки ложатся на ее икры и начинают медленно ползти вверх.

– Его руки ласкали каждый сантиметр моей кожи, словно огонь, разжигая во мне чувства, которые я никогда не испытывала раньше, – еле слышно выдыхаю я строки из ее книги, которые знаю наизусть. Мое горячее дыхание проскальзывает по ее шее, а руки уже лежат на обнаженных женских бедрах. – Что ты чувствуешь, когда я касаюсь тебя? Отвечай! Ты чувствуешь огонь внутри себя?

Я, мать его, пылаю изнутри! А она? Мне действительно интересно, что чувствует она…

Но она молчит и ее молчание еще сильнее раззадоривает меня. Я крепко хватаю ее за горло и заглядываю в её глаза, желая запечатлеть там свое отражение и мое колено грубо раздвигает ее бедра в стороны, так, чтобы она не смогла ни при каком условии их сомкнуть.

– Нет! – снова кричит этот ангелочек, дергая плечами в разные стороны. – Ты говорил, что пленниц не трахают!

– А ты уже слишком хорошо выучила правила в моем мире, – награждаю я ее своей милой улыбкой. – Но вот главный ты не усвоила – в моем мире любят нарушать правила.

Она не успевает ответить мне, как я грубо вхожу в нее двумя пальцами. Ангелия вскрикивает, но я знаю, что не причинил ей боли, но и удовольствия не доставил. Да я и не планировал!

Я лишь хочу показать ей, что такое настоящее сумасшедствие. Искреннее и неподдельное.

Чёрт! Какая же она узкая… Даю ей время привыкнуть ко мне.

– Каждое его прикосновение наполнено обещанием и тайной, – продолжаю я выдыхать прямо в ее шею цитаты из ее книги, – словно он знал, как пробудить во мне самые глубокие желания.

Ангелина пытается отвернуть свое лицо от меня, но я ей не позволяют этого сделать и силой приподнимая ее голову вверх, так чтобы видеть ее глаза. Мои пальцы начинают безжалостно медленно двигаться в ней, заставляя против ее воли испытывать удовольствие. То самое удовольствие, о котором она писала.

– Твой Сальваторе не прикасался к своей пленнице без ее разрешения, но настоящий Сальваторе Монтальто другой, – шепчу ей я, прямо в ее губы. – Я буду делать все, что пожелаю с твоим телом и мне не нужно твое разрешение, ведь ты моя.

Большой палец моей руки нащупывает напряженный бугорок между ее складочками и начинает медленно массировать его. Я быстро опускаю голову вниз и Ангелина громко вскрикивает, когда я захватываю ее сосок губами и безжалостно кусаю его.

– Что ты чувствуешь? – шепчу я прямо в ее обнаженную грудь. – Тебе приятно?

Она отрицательно мотает головой, а я снова беру ее сосок в рот и легко прикусываю эту напряженную горошину. Начинаю всасывать каждый сантиметр ее груди, желая лишь одного – заклеймить все ее тело, оставить на ней как можно больше своих следом. Чтобы когда это все закончиться – а это закончится – она никогда не смогла забыть настоящего Сальваторе Монтальто!

– Отвечай! – снова требую я, оставить новый красный след от засоса на ее теле.

– Отвращение! – искренне отвечает она, давясь от слез в своём горле. Ай-яй-яй. А мне бы хотелось… сумасшедствия.

– Я противен тебе? – спрашиваю я, продолжая грубо трахать ее своими пальцами.

– Да! – выкрикивает она мне в ответ, скуля от ощущений в своем теле. – И… я сама себе противна!

И ей не нужно продолжать, ведь я чувствую насколько её киска стала влажной и знаю от чего ей так мерзко – её тело предало её в самый отвратительный момент в её жизни.

– Ты помнишь, что я тебе сказал? – снова спрашиваю её я, ощутив легкую пульсацию в ее теле. – Беглецов наказывают. И я бы с радостью довел тебя до оргазма, если бы ты не сбежала.

Вынимаю свои пальцы из нее и еле сдерживаю себя от неконтролируемого желания испробовать ее на вкус. Она чертовски узкая и я уверен, что еще и сладкая. Слышу её всхлип. И я знаю, что она бы попросила меня продолжить, если бы не была настолько горда. И я бы с радостью продолжил, если бы не помнил о том, что трахать пленниц – дурной тон.

– Куда её, Босс? – голос Лука за спиной перебивает звон в моих ушах.

Так потерялся в ней, что даже не услышал его шаги.

Меня трясет от всего, что произошло. Теперь я осознаю, почему не рекомендуется трахаться с пленницами – это может вызвать выброс адреналина, который затмит любые ощущения от табака, алкоголя или даже любых других запрещенных веществ. Это нечто дикое и неуправляемое и я точно знаю, что это может вызвать привыкание…

– Веди её ко мне в кабинет и сделай это так, чтобы она вошла в него зареванная, – запыхавшимся голосом отдаю я приказ Луке, не желая так быстро заканчивать эту ночь.

– Будет сделано.

Глава 8. АНГЕЛ

Лука, как верный пес своего хозяина послушно исполнил его приказ, и большую часть дороги обратно в дом Монтальто он тащил меня за волосы. Мои крики, полные ужаса и отчаяния, постепенно сменились тихим поскуливанием, как у раненого животного, но даже в эти мгновения я не молила его остановиться. Я знала, что это бесполезно.

В какой-то момент я даже пожалела о том, что пару месяцев назад так и не решилась сделать себе французское каре…

С каждым новым сделанным шагом по огромному дому Монтальто мне кажется, что я приближаюсь к своей гибели, ведь я оказалась в руках демона. И теперь мне остается только надеяться, что я не сломлюсь, несмотря на все ужасы, которые мне предстоит пережить рядом с ним.

Меня силой заводят в его кабинет и толкают в спину так, чтобы я обязательно рухнула перед ним на колени. И я падаю коленями прямо на медвежью шкуру, которая лежит на мраморном полу.

Вкус у него явно дерьмовый! Весь этот дом так и кричит о статусе и больших деньгах его хозяина. Огромные мраморные колонны поддерживают высокие потолки, украшенные сложной лепниной. На стенах цвета слоновой кости висят семейные портреты, а полы ледяные – покрыты мрамором. В каждом углу стоят дорогие статуи и антикварная мебель. Но главное здесь не это. В этом месте царит холод. И я всем телом дрожу от него, не в силах подняться на ноги.

Мысли о том, что всего час назад этот мерзавец побывал внутри меня, вызывают во мне волну отвращения и ярости. И я даже чувствую их привкус у себя во рту – чересчур сладкая патока с резким запахом напоминающая формалин, которую невозможно проглотить. И то, что в некоторые моменты я даже испытала удовольствие, лишь делает этот привкус ещё более тошнотворным.

Поднимаю глаза на него. Он все еще без рубашки, и я не могу не заметить черные буквы, покрывающие его мускулистую спину. Они расположены вертикально по позвонку и читаются как Sangue Onore Vendetta.

Я уже видела эту надпись раньше, но до сих пор не знаю, что она означает.

Внезапно звук колесика его зажигалки прерывает тишину, и серые клубы дыма медленно поднимаются вверх, создавая мрачную атмосферу вокруг мужского силуэта. В голове прокручиваются мысли о том, что этот ублюдок не заслуживает ничего, кроме страданий.

Надеюсь, он сдохнет от рака легких в ближайшие пару лет!

Этот подонок даже не догадывается, что я, черт возьми, видела глаза Луки за его спиной в тот момент, когда его пальцы оскверняли мое тело! Он не знает! Но мне этого никогда не забыть!

В тот миг все мои чувства смешались: отвращение, гнев, страх и… удовольствие, мать его! Но самое страшное то, что за все это время, проведенное возле дуба, у меня не случилось ни одного приступа. Сумасшествие какое-то!

Этой ночью он оставил слишком глубокие шрамы не только на моей коже, но и в душе…

– Знаешь, что больше всего меня разочаровало в твоей книге? – его голос звучит эхом, отскакивая от одной стены к другой с жестким ритмом.

Да, мне плевать! Надеюсь, он не обернется ко мне – больше всего я боюсь встретиться с ним взглядом после того, что он сделал со мной в том лесу!

И я не отвечаю ему не потому, что презираю его всем своим существом, а потому что у меня просто нет сил на бессмысленные словесные баталии с ним.

– Стереотипное мышление – самое отвратительное качество, которое может быть у автора.

Нашелся мне критик!

Сальваторе оборачивается и прожигает меня своим взглядом. Его изумрудный глаз блестит от азарта. Холод пробирает меня до костей и эта его уверенность заставляет меня напрячься.

– Помнишь, во что играли Анна и Сальваторе? – произносит он, не отводя своего тяжелого взгляда с моего лица.

Покер. Они играли в покер на желание.

– Сыграем? – неожиданно спрашивает Сальваторе, его от природы низкий голос с хрипотцой впервые звучит так мягко.

– Нет, – цежу я сквозь крепко сжатые зубы. – Мне не до игр… Мне холодно, прошу тебя, дай мне хотя бы плед, – скулю я в ответ.

Я больше не могу ходить обнаженной!

Он не обращает внимания на мои слова, его улыбка растягивается шире, и в ней мелькает нечто по-настоящему зловещее.

Я боюсь его. Я никого и ничего так не боялась, как боюсь его. Сальваторе Монтальто – загадка, которую невозможно разгадать, и это пугает меня больше всего. Мне никогда не разгадать что у него на уме.

– Сыграем на желание, – повторяет он, как будто не слышит моего отказа.

В моей книге главная героиня выиграла, и её желанием стал поцелуй, который книжный Сальваторе подарил ей. Но я не мечтаю о его поцелуе! Я мечтаю, чтобы это все уже наконец-то закончилось.

– Я понятия не имею, как играть в покер! – восклицаю я, чувствуя, как сердце быстро начинает колотится в груди.

– Как же ты тогда описала это? – усмехается Сальваторе, и я услышу нотки обнаженной игривости в его голосе, но в его разномастных глазах проскальзывает тень чего-то более глубокого.

– Ты ничего не слышал о Гугле? – отвечаю я, стараясь сохранить лёгкость в тоне. – С его помощью можно не только это сделать!

– Я разочарую тебя, но в моей семье никто не умеет играть в покер. Предоставишь мне возможность показать тебе, в какие игры мы играем?

– Нет, – резко отвечаю я, не желая углубляться в эту тему, но его взгляд не отпускает меня.

Сальваторе снова игнорирует мой отказ.

– Когда мне было двенадцать, я пошел против своего отца, – Дона одного из сицилийских кланов, и перерезал горло старшему сыну заклятого врага нашей семьи, не спросив у него разрешения. И он в наказание показал мне эту игру, – произносит он с такой холодной уверенностью, что волосы у меня встают дыбом не только на макушке, но и на всех моих конечностях.

Я замираю, не в силах найти слова. В его голосе прозвучала гордость, но я чувствую, как за этой гордостью скрывается мрак.

– Напиши мемуары, больной ублюдок! – выкрикиваю я, не сдержавшись. – А меня оставь в покое!

И он снова не обращает никакого внимания на мои слова и даже на то, что я позволила себе его обозвать.

Сальваторе достает из ящика своего письменного стола деревянную шкатулку и ставит ее на стол, прямо напротив моего лица. Мое сердце пропускает глухой удар, когда он открывает шкатулку и достает оттуда курносый револьвер.

– Эту игру придумали русские солдаты во время Первой мировой войны. Стресс так снимали. Интересный подход к развлечениям! У русских, вообще, интересный подход ко всему, – говорит он с ухмылкой, но мне в отличии от него не весело. Ведь в этом мире не найдется ни одного человека, который бы не слышал об этой игре… – В тебе ведь тоже есть русская кровь, ангелочек, да?

Моя мать русская, да и мой биологический отец тоже и я даже представить себе не могла, что он мог об этом знать. И теперь я не удивлюсь, если Сальваторе Монтальто знает гораздо больше обо мне, например, и мой менструальный цикл.

– Все элементарно просто – один револьвер с шестью камерами и один патрон, – поясняет он мне, хотя лишнии слова мне не нужны.

Сальваторе вставляет патрон в одну из камер и раскручивает барабан, а у меня в животе все внутренние органы сжимаются. Сердце проваливается в желудок и я еще крепче обхватываю свое тело руками. Кажется, что время останавливается, и я чувствую, как холодок страха пробегает по всему телу. Звук щелчка барабана резонирует в тишине, и каждый его оборот кажется вечностью.

Я не могу отвести своих зареванных, красных глаз от его лица, на котором читается неподдельная уверенность и такое чистое безразличие.

– Встань и сделай свой ход! – приказывает он мне поставленным голосом истинного Дона семьи Монтальто.

Я отрицательно качаю головой. Он подходит ко мне и, резко дернув за локоть, поднимает на ноги. Мои ноги дрожат, и я не понимаю, что именно вызывает этот трепет. Слабость, боль и унижения, которым он меня предает или от холодного дыхания смерти на моем плече.

Сальваторе наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его горячее дыхание на своих губах, словно перед поцелуем.

Но в этой истории нет места романтики…

– Ты ведь помнишь, – шепчет он мне прямо в губы, – что я не люблю повторять дважды?

Этот подонок помещает револьвер в мою руку и крепко обхватывает её своей, переплетая наши пальцы.

– Сделай это, мать твою! – недовольно рычит он, оскалив свои идеальные белоснежные зубы.

Сальваторе снова требует, чтобы я поднесла дуло револьвера к своему виску, и моё сердце болезненно сжимается, словно он в этот момент своими сильными руками разрывает мне грудь и вынимает еще пульсирующее сердце, крепко сжимая его в своих пальцах.

Чувствую, как холодный металл касается кожи моего лба и в этот момент страх становится подавляющим. И мне уже не понять кто это делает – я или он.

Холодная капля пота скользит по моей спине. Вокруг меня всё окутывается белой дымкой. В ушах звучит только мое прерывистое дыхание.

– Один… – слышу я его тихий шепот, – два… и… три…

Резко нажимаю на курок, не сводя глаз с его лица. И… ничего не происходит. Мое сердце бьется дальше.

Неверующий может поверить в Бога только когда жизнь ставит его на колени – в моменты утраты, страха и глубоких поисков смысла. Я уверила, когда встретила дьявола на своем пути…

– Ты выиграла, – произносит Сальваторе, развевая руки в стороны, явно довольный всем произошедшим. Я слышу, как он облегченно выдыхает! Точно слышу! – Озвучивай свое желание, Ангелина.

– Играй! – выкрикиваю я, сама того не ожидая от себя. Я захлебываюсь слезами, но мой голос даже не дрожит. – Твой ход! Я хочу, чтобы ты сыграл со мной! И это мое желание!

Он приподнимает бровь, удивленно смотря на меня.

– А я думал, ты попросишь свободу.

– Ты все равно мне её не дашь! – отвечаю я, чувствуя, как горячие слезы стекают вниз по моим щекам, на шею и обнаженную грудь. – Лучше сыграем в эту дерьмовую игру до конца!

– Интересно, – говорит Сальваторе и его голос становится более низким и загадочным. – Ты умнее, чем я мог думать.

Я даже среагировать не успеваю, как он берет мою руку в свою и приставляет револьвер к своей голове. И я слышу резкий щелчок.

На его лице даже ни один мускул не дергается. Так просто и легко.

– Твой ход, – улыбается он мне.

Выдергиваю свое запястье и следуя внутреннему зову, прижимаю холодный металл снова к своему виску. Больше мне его помощь не нужна.

И… я выигрываю.

Но я никак не могу понять жива я или мертва. Сердце бьется с безумной силой, как будто пытается вырваться из груди, наполняя каждую клеточку моего тела необъяснимой энергией. Меня охватывают чувства эйфории и страха.

– Ты охрененно пахнешь, – шепчет он мне, проведя кончиком носа по изгибу моей шеи. – Святая Мадонна, мне голову сносит…

А я уже успела запомнить, что ему нравится сочетание аромата моего тела и адреналина в моей крови.

Но это же безумие! Просто изящный эпитет, не более того. Люди не способны это ощущать!

Он жадно вдыхает это сочетание ароматов, словно пытаясь запечатлеть его в своей памяти. Его взгляд пронзает меня, и в этом молчании нет ни одного лишнего слова. Он забирает из моих рук револьвер и не отводя своих разноцветных глаз от моего лица, представляет его к своему виску, оставляя страстный поцелуй на моей шеи.

Его горячие губы начинают терзать мое тело. Он кусает меня, жадно всасывает каждый миллиметр моей кожи.

И… медленно нажимает на курок.

В этот момент мир вокруг исчезает, оставляя только нас двоих и напряжение, наполняющее воздух. Сердце стучит в унисон с его дыханием, и я осознаю, что между нами возникла невидимая связь – смесь страха и притяжения.

Он снова выигрывает.

Мать твою, я ничего подобного раньше никогда не ощущала. Время останавливается, и я понимаю, что этот миг – та самая точка невозврата.

Осталось два выстрела….

У каждого из нас осталось по пятьдесят процентов на жизнь.

И все о чем я мечтаю – проиграть, чтобы не дать своему телу ни единой возможности добровольно сдаться в плен его объятий.

Я выхватываю у него револьвер и представляю к своему виску. Он реагирует молниеносно.

– Предостаточно, – шипит Сальваторе, резко дернув его назад из моих рук, но своего жадного рта от моей шеи не отрывает, продолжая целовать её.

– Мы играем до конца! – выкрикиваю я, пытаясь отобрать у него револьвер.

Я хочу, чтобы это закончилось. Я молю небо о нисхождении ко мне. Я боюсь проиграть ему в этой дерьмовой игре, которую он начал несколько дней назад…

– Позволь мне доиграть, – прошу его я.

Слышу как Сальваторе нажимает на курок и пускает пулю прямо мне под ноги, а точнее в уже и так мертвую голову медведя. Я взвигиваю от неожиданности и закрываю уши руками.

– Надеюсь, что тебе на сегодня было предостаточно эмоций для того, чтобы начать писать.

Глава 9. КОРОЛЬ

"Если бы врата ада открылись, я бы без малейших колебаний назвала Сальваторе Монтальто тем самым дьяволом, выбравшимся из пылающего подземелья в наш мир. Его разноцветные глаза искрятся темным огнем, а притягательная улыбка полна загадок и опасностей. Он словно сошел с картин художников, запечатлевших самые мрачные уголки человеческой души, и каждый его жест, каждое движение напоминает о том, что за его таким неприкрытым обаянием скрывается бездна, готовая поглотить всё живое на своем пути. И он хочет поглотить мою душу. Он хочет поглотить меня…

Он стремится сделать меня частью своего мира, но я этого не желаю. Я не хочу этого, потому что невозможно добровольно оставаться рядом с монстром, каким бы прекрасным он ни был.

И я знаю, что наступит тот момент, когда мое тело перестанет чувствовать боль, как нечто сложное и неправильное, а заточение станет для меня не ощутимым и я боюсь… боюсь потерять настоящую себя рядом с ним…"

Я читаю строки, написанные ею немного неразборчивым почерком, и время от времени поднимаю взгляд на спящую девушку. Ослабленная и измученная, Ангелия Вереск свернулась калачиком на полу комнаты. Её сон беспокойный – она тихо постанывает, крепко сжимая пальцы на руках и ногах, а затем расслабляет их и снова издаёт звуки, похожие на скулёж, словно маленький, беззащитный зверёк, попавший в лапы крупного хищника.

Едва сдерживаю в себе желание разбудить её и сказать, что она снова ошиблась. Я хочу, чтобы она знала – рядом со мной она не потеряет себя, а, наоборот, она отыщет себя настоящую. Но в этот раз мне придется сдержаться – Ангелине нужен сон.

Когда чистые белые листы были заполнены с обеих сторон, она решила перейти к зеркалам… На их поверхности помадой идеального красного оттенка тоже оставлены следы её мыслей и не поддельных эмоций, которые я так долго ждал.