Я тебя найду. Потерянная в Little Sea

Родриго был коренастым, смуглым. Ярковыраженные южные крови. В лице, покрытом резкими морщинами просматривалась былая красота, карие глаза миндалевидной формы, теперь уже искажённые от нависшей над глазами кожи под кустистыми седыми бровями. В клочковатых каштановых волосах пучками просматривалась седина.

От него Ассанта взяла только довольно тёмный для этой местности цвет кожи. Смуглая, медного оттенка. Её светлые глаза и пепельно-русые волосы на этом фоне выглядели необычно. Дон Родриго имел округлый живот и был слегка полноват. С виду не производил впечатления крепкого, сильного человека. Но Ассанте была известна тяжесть его руки. Кроме того, войдя в состояние агрессии, этот коротконогий мужчина шестидесяти лет от роду мог демонстрировать невероятную силу.

Она как-то читала о том, что пациенты психиатрических клиник на выбросе адреналина в изменённом состоянии сознания, будучи даже худощавой комплекции, никогда ничем не занимавшиеся, способны отрывать от стен унитазы и швырять ими в санитаров. Их с трудом могут зафиксировать и обездвижить очень подготовленные люди, и то, не в одиночку.

Нечто подобное и случалось с Родриго, когда он терял человеческий облик. А он его терял. Ассанта не раз видела, как уродовала его ярость, лицо искажалось, становилось… Не человеческим. И даже пряди на голове, приподнятые острыми концами наверх придавали ему сходства с демоном. Глаза чернели, становились отображением глухой внутренней тьмы, в них даже не отражался свет. При этом зрачки чуть двигались едва уловимой пульсацией, как у… Насекомого?

Ассанте было известно, насколько чернó у него внутри. В такие моменты, находиться с ним в одном доме было невыносимо физически. Он ощущался в пространстве, как давящее, опасное нечто, по какому-то странному совпадению, имеющее две руки и две ноги, голову, рот и нос, как у человека. Ассанта знала – он не человек.

В комнате было трудно дышать. Ассанта уже чувствовала приближение этого. Не было страха и паники, ничего не было. Она умела выключаться изнутри – иначе давно бы уже не существовала на свете.

Лампочки на люстре и старинный торшер одновременно мигнули. Ассанта смотрела в окно, заложив руки за спину. Родриго уже знал. И она знала, что он знает. Внутри сжимался и разжимался тугой узел нарастающей тревоги.

– Что ты должна была сделать с Дьюлой ещё в первый год? – раздался его потрескивающий искрами, лязгающий металлом голос за спиной. Ассанта слышала неровную поступь. Родриго чуть волочил подошвы ботинок по паркету, шаркал. Она закрыла глаза.

– Удушить подушкой, стерва, при первой же возможности. Но ты уговорила меня, заболтала, что шпионить за ним будет полезнее. Что ты могла понимать? Но я послушал. Тебе было опасно делать резкие движения. Я послушал тебя, дочка. Дал тебе свободу действий. Сколько покушений ты сорвала?

Ассанта не открывала глаз, только чуть сильнее сжала пальцами пальцы за спиной.

– Три. Три покушения. Знаешь, сколько людей я потерял уже с этим Фаркашем? Какой костью поперёк горла он у меня встал? Только из-за Фаркаша я столько лет не могу получить влияние в самом Аберете, довольствуюсь тем, что падает из него в óкруг. Из-за проклятого Ласло, которого, благо, уже нет, и из-за его щенка паршивого, отродье…

– Он не отродье, – мягким голосом ответила Ассанта, не поворачиваясь. – Он родился в браке.

Ответом ей стал удар кулака по столу, зазвенели стоявшие на нём стеклянные стаканы и графин.

– За-аткнись! – рявкнул он. – И повернись лицом, когда отец с тобой разговаривает!

Ассанта набрала воздух в грудь и медленно повернулась. Она стояла босиком в белом льняном платье, подол отпускался от самой груди. Плечи закрывала кашемировая шаль, ложилась бережным покровом на живот и грудь. Её секрет был максимально не заметен сейчас, но он уже знал.

– Я рад, что ты знаешь значение этого слова. Только вот я поздно понял, что потерял тебя. Слишком поздно. Он задурил тебе голову байками. О любви, да? Конечно, о любви, о чем ещё? А ещё, знаешь, раньше была практика, в старые времена… Враждующие княжества иногда забирали в плен чужих сынов и выращивали их. А потом отпускали. Чтобы позже они предавали свои семьи в угоду чужой политике. Именно это с нами и произошло, именно это.

Ассанта незаметно теребила край шали, разглядывая свои пальцы на ногах.

– Так, что ты сделала вместо того, чтобы работать на благо своего клана? Заимела их порождение в свой живот, – он ткнул пальцем, указывая на её животик. – И ты даже не потрудилась сделать аборт. Рассчитываешь на что-то? Вернуться к нему? Ты же знаешь, что этому не бывать. Не бывать и точка. Ты выйдешь замуж за Ральфа, как и было условлено, станешь Бофорд. И будешь работать на меня, чтобы после… Занять моё место.

Родриго приблизился к ней вплотную. Хотелось отодвинуться, хотелось убежать, но Ассанта старалась только больше расслабиться, чтобы перетерпеть всё это. Злить его было нельзя, она не в том положении. «Занять моë место» – когда-то она в это верила. Когда-то давно. Сейчас ей было известно, что его не интересует будущее. Всё, что было сделано для её «подготовки» не имело отношения к её будущему. Ассанта знала, где её старшие братья. Родриго лишь прикрывался кланом.

Прикрывался семьёй и работой на будущее – так было проще входить в доверие к людям и управлять ими. Цели у него были совсем другие. Не человеческие.

Имитация человека.

– Да. Это не менялось, – покачала головой она. – Ты же знаешь, папа.

Он грубо взял её за подбородок до ломоты в костях и уставился в глаза. Близко-близко, так близко, что она чувствовала его дыхание. Чёрные глаза засасывали, пугали, сердце само по себе бешено забилось в горле.

– Кому ты врёшь, девочка? Кому? – он больнее сжал, но она терпела и даже не морщилась. – Я уже понял, что ничего тебе не надо. Тебе нужен его член. А ты понимаешь, что он тебя продал? Всё. Финита ля трагедия. Почему ты не сделала аборт?

– Поздно узнала, – соврала Ассанта.

Родриго долго буравил её глазами, его ноздри трепетали от гнева. Он приблизился к ней совсем и прошипел прямо в губы:

– Так, я помогу.

Ещё не осознав эту фразу, Ассанта получила первый удар в скулу. Так, пощёчина, разминка, но она едва устояла на ногах.

Родриго схватил её за шею и, через подножку, толкнул на пол. От первого удара ногой в живот Ассанта задохнулась. От второго – почувствовала кровь во рту. От третьего в первый раз сдавленно вскрикнула.

Он возил её по полу лицом, бил по животу, рассказывал, как любит её, а она – предательница. Всхлипы, мокрые вдохи, редкие крики, когда совсем невозможно терпеть. Поворачивал, когда пыталась закрыться спиной. Тогда-то он, не рассчитав, с размаху, едва ли не прыгнул ей на бедро с внутренней стороны, если бы не соскользнул – точно сломал бы кость. Ассанта закрывалась и выставляла локоть, потому предплечья и локти такие сине-фиолетовые – он разжимал их.

– Убью, дрянь, убью, – Родриго полностью утратил контроль, откровенно наслаждаясь. Никак не мог насытиться, глотая её эмоции, её боль, её слезы. – До-очь, принесла в животе врага-а, – его голос уже изменился. В нём не было эмоций, чувств, даже гнева. Всё, что он говорил – лишь прикрытие. Ему важен процесс. Тварь наслаждалась. Она ждала этого два долгих года…

Ральф, по своему обыкновению, пришёл в дом Кастро. Между ними не было закрытых дверей, семьи контактировали максимально близко. Всё детство Ассанта и Ральф курсировали между домами друг друга. Вот и сейчас он пришёл к ней.

То, что он увидел в одной из комнат, сначала вызвало у него оцепенение, а потом на глаза легла красная пелена.

Конечно, авторитет Родриго был непререкаемым. Для него в том числе. Он внушал уважение и страх, боязнь до тремора, но…

Ассанта сидела на полу в углу комнаты, выставив перед собой разбитые колени, её било крупной дрожью. По бёдрам у неё текла густая кровь, а она непрерывно стонала. Спазматически стонала от боли. Под ней растекалась багровая лужа. Её пальцы тоже были перемазаны концентратом крови. Они, дрожащие, застыли в воздухе. Кастро снова к ней подходил, засучивая рукава.

– Папа, пожалуйста… Меня нельзя двигать. Нельзя двигать! Умоляю! – это был вопль раненой пумы, пронизанный сипами и хрипами. Парализованный Ральф óтмер.

– Ты что же, дура, надеешься его сохранить? – Родриго схватил её за волосы и стал поднимать наверх, отрывая от пола.

Ральф выхватил из кармана боевой нож со своими инициалами на рукоятке и бросился вперёд. Родриго был спиной к нему, а у Ассанты расширились глаза от ужаса, она вскинула руку вверх. Родриго обернулся, но Ральф не остановился.

– Не подходи, Ральф! Беги отсюда! – заорала она, как могла громко. Крик бился о стены. Крик разносился по широким пролëтам. Ральф видел двух из охраны в коридоре, когда шёл сюда. Видел также двух приближённых Родриго на первом этаже. Они не могли не слышать. Но дом отозвался на её вопль полной тишиной.

Родриго извернулся со скоростью, которую от человека его комплекции нельзя ожидать. Мгновенно выбил нож у Ральфа, который был развит физически и технически – их этому обучали, натаскивали. Но что он мог против настоящей твари, которая сейчас не намеревалась скрываться?

Уже через секунду он лежал лицом в пол, его руки были заломаны назад, а Родриго упирался коленом парню между лопаток.

– Ты на кого пошёл, дурень? Тебе это не надо было видеть, ой, не надо.

– Помогите! – закричала Ассанта.

А дальше раздался душераздирающий крик Ральфа, за которым последовали чавкающие звуки кровавой гущи.

Мир закрыло кровавым туманом. Ассанта смотрела, силясь шевельнуться… Силясь дотянуться до ножа…

Глава 7

Ассанта сидела на белоснежной койке в отдельной палате в лучшей больнице. Папочка позаботился обо всём. Всё лучшее для дочери. Ассанта обнимала живот и прижималась лбом к прохладному стеклу окна, слепо глядя вниз с четвёртого этажа на снующих внизу маленьких человечков. Подъехала скорая, кого-то спешно потащили на каталке к зданию.

Ассанта чуть двигала челюстью из стороны в сторону, удивляясь, что может вообще чем-то двигать. Родриго выдал классическое враньё – упала с лестницы. Показал самую крутую лестницу в доме. Даже, если кто-то и задумался, что для такого объёма повреждений и столь крутая лестница – не очень-то правдоподобная причина, не высказался. Родриго бывает очень убедителен. Если не словами, то другого рода аргументацией – точно. В это лучше не лезть. Ассанта бы сказала правду, и врачам, и даже сообщила бы в полицию, больше ей терять было нечего, но знала – это бесполезно в случае отца. Поэтому молчала.

Первые два дня были смутными: её спасали, вытаскивали уже мëртвого ребёнка, лечили повреждения, она практически ничего не соображала. Горячий пот сменялся на холодный и обратно. Сон и явь смешались и крутились перед глазами непрекращающимся серо-кровавым вихрем. Иногда в её болезненных видениях возникали синие глаза. Его лицо. Тогда Ассанта с криком приходила в себя.

Дьюла…

В палату вошла медсестра, поставила на тумбу поднос с больничной едой – пюре, молоко, нечто похожее на фарш.

– Вы очень часто говорили одно имя. Я сидела с вами всю прошлую ночь, – заговорила она, глядя на нее с сочувствием.

Ассанта не сомневалась в этом, но всё же повернулась к ней, сидя на подоконнике.

– Что за имя?

– Я не уверена, что это имя, конечно. Странное такое, но… Красивое слово. Дьюла.

– Да, имя, – просто согласилась Ассанта. – Это Юлиан по-венгерски, – без эмоций в голосе.

– К вам никто не приходит… Может быть, вам…

Ассанта медленно подняла руку и покачала головой. Сразу стало больно, причём по всему телу.

– Нет, мне ничего не нужно. Спасибо.

Она снова осталась одна. Слезы то накатывали волнами, то полностью высыхали, абсолютно неконтролируемо. Вот и сейчас, струями хлынули на щеки, и падали крупными каплями с подбородка. Следом пошла и кровь из носа, Ассанта раздражённо вытирала её белым рукавом больничной рубахи.

Иногда она смотрела на телефон, даже открывала контакт «Дьюла», но так и не решалась нажать на кнопку вызова. Один раз она написала ему длинное сообщение, где признавалась во всём, где рассказывала всю правду о себе, отце и Самрите, но сразу стёрла.

Позже она стояла у стены с табличками умерших детей. Её Матé уже был кремирован, урночка хранилась за табличкой. Его именем значилось Матьяш Кастро. Без Дьюлы она не могла дать ему его фамилию.

Один раз она долго просидела у стены под табличкой, и её заметил кто-то из врачей. Увёл обратно в палату.

Больше всего Ассанта хотела выносить и родить этого ребёнка от человека, которого любила всем сердцем, и с которым, как она сама считала, больше никогда не увидится.

***

Седьмое марта

– Она сказала, почему не позвонила, – проговорила Рашель.

– Думала, что я ей не поверю, – хрипло отозвался её брат.

– Нет, не поэтому, Дьюла.

Рашель отвернулась к окну и скрестила руки на груди.

– Это, конечно, тоже, но… Она решила, что не хочет видеть, как он… И тебя убьёт.

Дьюла аж рот приоткрыл.

– Меня? – он ткнул пальцем себе в грудь. – Этот?… Ме-ня?.. – Дьюла испытал настоящий шок от таких размышлений.

– Она сказала, его вид обманчив. Ещё она сказала, Ральф очень подготовленный боец. И…

– То есть Ассанта защищала меня? Меня?!..

– Да.

Рашель постукивала ключами от машины по столу.

– Катастрофа, – проговорил Дьюла.

– Это закономерно. Она видела, что он сделал с Ральфом. Там… Много искажённого восприятия реальности. Но… Также она сказала, что по той же причине не говорила ничего нам. Она считала его всесильным.

– Если она таковым его считала, то каким образом сама пошла сносить ему голову? В ней килограмм пятьдесят пять, не больше. Скорость и сноровка, конечно, есть, но в том состоянии не было и этого.

– А она не думала, что получится, – сказала Рашель и, приоткрыв рот, прижала кончик языка к верхнему клычку.

– Так. Всё. Не могу больше. Просто не могу. Исходим из того, что есть – она здесь, живая, не очень здоровая, но это поправимо. И впереди у меня сложная работа – максимально её оправдать и восстановить, – быстро проговорил Дьюла, крупно дрожащей рукой пытаясь затушить очередную сигарету, но никак не выходило, он злился от этого больше, и в какой-то момент ещё горящая головешка отлетела ему на кисть, с шипением прожгла кожу. Дьюла скинул на пол и пепельницу, и сигарету, после чего рывком поднялся со стула, и стул с грохотом завалился на бок. Он же впечатал кулак в стену и быстро взбежал по лестнице наверх.

Рашель так и сидела с низко опущенной головой.

***

Дьюла прокрался в спальню Ассанты, понимая, что её сейчас и выстрелом не разбудить, но всё же был крайне тихим. Забрался к ней под одеяло и, обняв, прислонился лбом к её ключицам, боясь причинить боль даже сквозь глубокий сон.

– Я всё исправлю, милая. У нас впереди трудный путь, но… Мы справимся. Ты справишься. – шептал он ей, потираясь лбом о ключицы и шею. Обхватив под лопатками, чуть приподнял её от постели. Долго обнимал и целовал виски и лоб, пока, наконец, не провалился в тяжёлый сон без сновидений.

Следующее утро.

Дьюла завязывал чёрный галстук под воротником чёрной рубашки перед зеркалом, когда Рашель выглянула из столовой в прихожую.

– Куда собираешься? – нейтрально поинтересовалась она.

– Мы с Ассантой… Сегодня поедем в больницу.

Сестра появилась в проходе широкой арки целиком и со скрещенными на груди руками.

– Это ещё зачем?

– Я обещал ей… К могильной табличке, – проговорил он.

Дьюла видел через отражение в зеркале, как мрачнеет лицо сестры.

– Исключено, – отрезала она, чуть склонив голову вперед. Угрожающая поза.

– Я обещал ей, – повторил Дьюла, повернувшись к Рашель лицом.

– Правда не понимаешь? Нельзя туда ехать. Ей. Сейчас. Ни в коем случае. Дьюла, боже!

– И как я это объясню?

– Я сама объясню. Вообще туда не заходи.

– Это ещё почему?..

– Может броситься. Отреагируешь неправильно. Не подходи к ней.

– Мне нужно отвезти её в участок. Я уже договорился. Вызвал патруль на четыре. Во избежание обстрела. Эти ироды не унимаются.

– Не смей её сегодня тащить к ребёнку.

– Рашель, что происходит?

– Мне нужно её вытащить. Эта поездка может её зарыть.

– Не смей так говорить, – прошипел он.

– Я говорю, как есть. Она сломана. Порвана. Всё, Дьюла. Дальше моя компетенция.

– Не записывай её в… – он не договорил, впился в сестру прожигающим взглядом. Та, в свою очередь, тоже метала глазами молнии, они смотрели друг на друга не моргая несколько десятков секунд.

– Я пытаюсь! Но мне нужно время, а его нет! Мне необходимо подготовить её. Потому что если её запишут в невменяемые, она избежит тюрьмы, но сядет в диспансер для особо опасных. Вот это будет полный край, – говорила она звенящим шёпотом.

Дьюла сглотнул и ослабил галстук, теряя опоры под ногами.

– Ты хочешь сдержать обещание, чтобы вернуть её. Думаешь, я не понимаю? Только сейчас речь уже вообще не об этом, – она приблизилась вплотную, напирала на него. – Мне не до компромиссов, поэтому говорю сразу – ты и шагу не должен ступать без моего ведома. Мы на минном поле, я сама плохо ориентируюсь. Я объясню тебе – она сейчас может взять ружье и перестрелять нас с тобой. Понимаешь теперь, где мы?..

Он не боялся Ассанту. Страх за неё – вот что сейчас сковывало его разум и тело. Сестра прямо говорила – несущая стена была снесена.

– Я понял тебя, правда, – кое-как смог он произнести.

– А теперь скажи мне. Честно. – заговорила она совсем отрывисто, едва ли не щëлкая зубами. – Ты знал о беременности? Смотри в глаза.

Сестра никогда прежде с ним так не говорила, но было совсем не до выяснений, кто главнее, и, тем более, не до обид. Рашель защищала Ассанту. Рашель была на точке кипения от стресса.

– Нет. Не знал. Честно, – ответил он.

– Почему она тебе не сказала? Она была несколько месяцев как беременна к моменту похищения Стеллы. Что у вас происходило до конфликта?

Дьюла и не заметил, как стоял уже, прислонясь спиной к стене, а сестра опиралась на руку, прижатую к стене возле его уха.

– Ничего. Мы… – Дьюла сдвинул брови, припоминая.

Ему казалось, это было очень давно, в прошлой жизни. С похищения Стеллы уже прошла целая жизнь. А что происходило в той, прошлой?..

– Не было каких-то острых конфликтов. Ничего не было. Я не знаю, почему. Правда. Может… Не успела. Или сомневалась.

– Хорошо… Я тебе верю, – Рашель убрала руку и сделала шаг назад, поправила чуть съехавшие брюки.

– Всё так плохо? Настолько?..

Она тяжело вздохнула, её веки снова покраснели, хоть и остались сухими.

– Где-то я утрировала, но мне надо было, чтобы ты понял… Сейчас не время для… Выяснения отношений. По любой теме. Не пытайся возвращать. Не требуй ответов. Оставь её в покое. Я прошу тебя. Она… Погибает внутри, Дьюла.

Её глаза всё же наполнились слезами.

– Я просто хочу, чтобы ты меня услышал. Чтобы ты её услышал. Мы докажем. Я не сомневаюсь в этом. Не трогай её. Совсем не трогай.

Не дожидаясь ответа, Рашель развернулась и быстро прошла через столовую в сторону лестницы в зале. Дьюла медленно съезжал по стенке на пол, неосознанно закрываясь руками от действительности. Проваливался в зыбучие пески.

***

Он сам поехал в больницу. Глотал слëзы, читая имя не рождённого сына, водил пальцами по вырезанным на железной табличке буквам. Ему казалось, нет никакого просвета. Тьма сгущалась. Из окружающего пространства кто-то высосал все краски, серая пелена легла на глаза. Мир стал чёрно-белым. Март обжигал морозным ветром. Бил в лицо и под дых. К своим двадцати девяти годам Дьюла уже успел многое пережить. Многое увидеть. Но это, всё вместе, лишало внутренних опор, координации и ориентиров. Разбивало привычный, и так жестокий мир, на осколки, рвало на лоскуты. Он терялся в пространстве. Казалось, его затягивает в какой-то чудовищный водоворот, и на этот раз, он не выгребет.

Дьюла нашёл в больнице каждого врача, каждую медсестру, что соприкасались с Ассантой Кастро в те дни. Некоторые были вызваны даже с выходного дня. Дьюла побеседовал с каждым, требовал озвучить все детали, вплоть до диалогов. Часть сведений нужна была ему для дела, часть же – лично для себя. Ему важно было знать абсолютно всё.

Сквозь боль и сжатые зубы читал её медкнижку. Каждое слово о том, в каком именно состоянии была она, в каком состоянии был погибший ребёнок. Это оказалось самым сложным – дочитать до конца.

Когда одна из медсестëр сказала, что Ассанта много раз звала его в лихорадке, он чуть не пустил слезу, но сумел её проглотить.

***

Дьюла взял копии всех материалов с выписками о состоянии Ассанты и фотографии побоев. По дороге домой сделал несколько звонков, один из которых – начальнику полицейского участка, ведь их ждали уже сегодня. Дьюла размышлял о том, чтобы просто спрятать её, увезти, разобраться со всем на расстоянии, мысли скользили в хаотичном порядке, но он не выдавал себя речью. Та звучала, как и всегда, спокойно и ровно, будто он говорил об обычном деле. Не стоило никому показывать своей уязвимости. Он не волнуется. Он уверен в решаемости этого дела.

–…Если ты уложишь её в больницу, это будет возможно. При учёте, что несколько должностных лиц будут рядом, – ответил на его вопрос начальник управления по имени Томас Даррелл.

– Даррел, если она останется в Си́гете, вести будут семейные врачи, документы предоставим государственные, возможно? Я пущу полицию. Ситуация такова, что в больнице будет сложнее обеспечить ей безопасность. Ты ведь понимаешь.

– Я тебя понял.

Конечно, просьба Дьюлы носила не официальный характер. Это грубые нарушения протокола, но состояние Ассанты сейчас казалось слишком тяжёлым, чтобы она могла проходить через десятки часов допросов. А держать под контролем целую больницу было бы тяжелее. Достаточно переодеться врачом, чтобы всё закончить. Это было решаемо, хоть и требовало бóльших усилий, но Дьюла делал это ещё по двум причинам: хотел сам быть с ней и предоставить сестре возможность снять обострение Ассанты.

– Ты понимаешь, о чëм меня просишь? Если об этом прознают, я сам могу лишиться погонов.

– Понимаю. Но я крайне редко о чем-либо прошу. Вспомни, пожалуйста, о нашем паритете.

– Было бы проще, не будь дело уже запущенным. Можно было бы подтасовать даты. Я сегодня уже получил звонок сверху. Управление Фальцаиса передало данные не только мне. Там уже работают ребята Кастро.

– Я понимаю, и всё же. Если ты сможешь продержать дело хотя бы три дня, я не останусь в долгу, ты знаешь. Три дня, Даррелл.

– А где гарантии, Дьюла? Где гарантии, что она просто не исчезнет? – голос мужчины звучал устало и раздражённо.

Дьюла сдержался от вздоха и проговорил всё так же ровно:

– Я даю тебе эти гарантии, – уверил он, хотя сам не был в этом уверен. Ситуация всё ещё не до конца прояснилась. Он просчитывал разные варианты. – Отправь ко мне людей. Будет под стражей. Всё прозрачно.

В Сигете слишком много потайных дверей. В Сигете есть подземные ходы, лазы и выходы, о которых знают только члены семьи. И Томас Даррелл также это знал.

– Даррелл, – Дьюла решился использовать человеческий фактор. – До того, как сделать это, она была избита до мяса. Сведения уже на пути к тебе. Выкидыш с отягчающими. И я знаю, как проходят допросы.

– Дьюла, речь о четырёх трупах и семи раненых. Я понимаю, что тобой движет. Но ты и меня пойми, брат, – также спустившись на общечеловеческий язык, заговорил Томас.

– Цена вопроса – три дня в Си́гете. С моей стороны – все справки, выписки, фотографии побоев, отчëтность и полная подконтрольность полиции.

Даррелл напряжённо дышал в трубку и шелестел бумагами некоторое время.

– Хорошо, я сделаю. Но учти, если хоть что-то пойдёт не так, малейший шаг в сторону, я буду вынужден разорвать договорённости и действовать жёстко…

– …Я полностью это осознаю.

Тяжёлый вздох из динамика.

– Я пойду навстречу, так и быть, на свой страх и риск. Это не то, что можно легко замять и спрятать. Договорённость перевести дело из Фальцаиса к нам – уже обход. За нами пристально следят. СМИ тоже подключены.

– Я не останусь в долгу, – повторил Дьюла, напряжённо глядя на дорогу и сильно стискивая руль. – Я понимаю, что ты вынужден сделать, и осознаю риски.

– Добро, Дьюла. Высылаю наряд из четырёх человек. Покажешь, где она. Разместишь их неподалёку. Двое будут у дверей.

– Благодарю.

Весь экран смартфона был влажный от пота. Отложив телефон, Дьюла провёл ладонью по взмокшему лбу и, наконец, сделал глубокий вдох и выдох, часто моргая. Написал сестре сообщение: «У нас есть три дня. Работай».