Я тебя найду. Потерянная в Little Sea

– Ты ставишь меня в положение, будто я тебя уговариваю. Но ведь это не так, по глазам вижу, что не так. – Дьюла с закрытыми глазами прижимался губами к её коже, поднимаясь поцелуями все выше, и лаская ладонью её гладкое колено. – Скажи что-нибудь…– потребовала она, но тон был соблазнительный, тягучий.

– Потом поговорим, – прошептал он ей уже в губы, укладывая Веронику на стол.

***

Вероника одевалась. Без спешки придирчиво оглядывала себя в зеркале. Румянец на нежной светлой коже щек, яркий блеск в глазах. Потрёпанная, но счастливая. Повязав салатного цвета шарфик на шею с аккуратным бантиком, скрывая следы его губ, переместилась в ванную комнату. Достала из сумочки косметичку, восстанавливала макияж, вдевала в ухо золотую сережку. Дьюла прислонился к косяку в широком дверном проёме. Смотрел на неё и её отражение рассеянным взглядом, прижав палец к губам. Вероника улыбнулась сытой кошкой, заметив его взгляд. Он ответил на её улыбку, едва подняв уголки рта. Ей казалось, он также доволен. Казалось, просто ещё не пришёл в себя. И даже не представляла, какой хаос творился у него в голове. Тем не менее, не знала, как прервать тишину. Всё, что не приходило в голову, казалось…

Либо неуместным, либо глупым, либо… Слишком откровенным. Способным сделать её слишком уязвимой перед ним. На языке крутилось: «Никогда не получала такого удовольствия от секса. Думала… Это выдумки». И ждала, что он пригласит её на свидание, даже, если в какой-то завуалированной форме, или что-то в этом роде. Вероника причесывала маленькой щëточкой густые брови. Ждала. Хоть чего-нибудь. Но он отклонился от стены и ушёл в кухню.

Приведя себя в порядок и удовлетворившись своим внешним видом, прошла туда же. Но его там не оказалось. Тогда она осторожно пошла по квартире, заглядывая в каждую комнату, все двери были открыты. Отметила про себя, что квартира выглядит очень обжитой для небольшого перевалочного пункта в городе, ведь Дьюла жил в Си́гете. Она обнаружила его в просторном кабинете. Дьюла в пурпурном халате и таких же штанах сидел за рабочим столом за экраном макбука. Поднял глаза.

– Готова? – спросил он.

Это было не то, что она хотела услышать, но не растерялась.

– Да, – улыбнулась она до ямочек на щеках. – Ты часто здесь бываешь? – она посмотрела на книжный шкаф, заваленный рабочими папками сверх меры.

– Я здесь живу сейчас, – проговорил, что-то набирая в телефоне. – Через двадцать минут подъедет водитель.

Вероника кивнула.

– Хорошо. А… Как же Си́гет?

– Я там редко сейчас бываю. Живу здесь.

Си́гет имел другое официальное название. Но семья Фаркаш дала ему венгерское имя, означавшее – остров. Потому что территория находилась в разветвлении Камышовой реки. Вероника была в Си́гете однажды в детстве, и до сих пор помнила это, без преувеличения, прекрасное место. В прошлом поместье принадлежало местному герцогу. Славилось своими лиственными лесами, охотничьи угодья изобиловали дичью, земли до сих пор плодородны. В садах Си́гета водилось множество птиц, включая несколько редких видов, встречавшихся только в Аберете. Старое поместье, состоявшее из нескольких корпусов, конюшен и псарен, было практически целиком сохранено и отреставрировано. Си́гет – живописное место. Вероника хорошо помнила большой бревенчатый пирс над рекой. Он запомнился ей в ярко-оранжевом свете заходящего июльского солнца, когда лучи плотным покровом скользили по зарослям камыша.

Ласло Фаркаш был большим ценителем древностей и природы, поэтому придал этому месту вместо гламурного технологичного лоска – флëр исторической достопримечательности, тесно переплетенной с природой. Си́гет был аутентичным. Вероника помнила резной домик, вставленный между двух дубов, тесно прижавшихся друг к другу нижней частью объёмных стволов, и переплетённых толстыми корнями. Помнила веревочные качели, веревочно-деревянные перекладины, уходившие целой системой в глубь рощи.

Фигурный природный бассейн имел неровные края и выложенные потёртой под старину плиткой с мифическими сюжетами.

Особенное впечатление на Веронику произвёл зверинец с высоким стеклянным куполом и смотровыми площадками между отдельными домиками и вольерами для животных. В памяти сразу всплыла пума, надменно взиравшая с высоты нескольких метров на деревянной подложке, врезанной в такие же перекрытия. Несколько деревьев в её убежище формировали для неё удобное пространство для лазанья.

Белая волчица, стоявшая совсем близко к стеклу, загипнотизировала девочку необыкновенными глазами, исполненными силы. К её длинным лапам жалось несколько комочков-волчат.

Си́гет дышал жизнью: ржание коней, лай собак, крик пумы, пение птиц, плеск рыбы в реке, множество разноцветных стрекоз. Вероника была избалована поездками и роскошью, но Си́гет врезался в её память всего за один раз. В него хотелось вернуться. Там хотелось остаться.

Её тогда завели в старую детскую одного из детей Ласло, которые были уже взрослыми. Веронике запомнились деревянные створки большого алькова. На них был вырезан сюжет древнегреческого мифа, кажется – о Прометее. Орла с огромными когтями она не забыла. Внутри же располагалась небольшая кровать, а над ней – створчатое округлое окно, венчавшееся конусом, сегментарное, из кусочков разноцветного стекла. Вероника тогда гадала, чья это могла быть комната. Ещё там находился кукольный домик, но явно не детский. Готический замок с искусно сделанной старинной мебелью маленького размера.

– Я не думала, что из Си́гета можно уехать, – осторожно сказала Вероника. – Я его хорошо помню. В детстве он был мне похож на загадочный, сказочный лабиринт… От него веяло сказками братьев Гримм.

– Пришлось оставить его на время, – вежливо улыбнулся Дьюла. – Я тоже очень его люблю.

– Ты ведь там вырос, да?

– Лет с пяти я там обитал, да. Сейчас мне удобнее работать отсюда.

Вероника слушала его и понимала, что он говорит не всё, но деликатно не лезла с расспросами. Попыталась представить маленького Дьюлу, который бегал по веревочному лабиринту в роще… И не могла. Как будто он всегда мог быть только таким, как сейчас. И дело было не в его возрасте. Она смотрела на мужественную линию челюсти, на скулы, на припухшие от её поцелуев губы, и её вело. «В него нельзя влюбляться, дура… У него таких, как ты, наверняка, дюжина…»

Он заметил её взгляд, подобрался в своём кресле, но не защищался от неё.

– Вероника, это было один раз, и больше не будет. Я хочу, чтобы ты чётко это поняла. Не хочу надежд и обид.

– Я поняла, – она потёрла свой локоть, сохраняя уверенный вид. – Я… Сделала что-то не так?

Дьюла медленно поднялся и подошёл к ней. Положил тяжёлые ладони на её плечи.

– Нет, красотка. Нет. Ты восхитительна. Просто я понял, что дал лиха.

Вероника всё равно не понимала, но виду не подавала, хотя гордость уже была задета.

Ему позвонили. Вероника поняла, что водитель уже внизу. Дьюла напоследок мазнул губами по её щеке, и девушка ушла с ощущением, что её просто выпроводили, хоть ласково и вежливо, но именно выпроводили. Дьюла будто пытался побыстрее её отправить.

***

Атласное, юное тело в классическом сочетании с рыжими волосами. На лице не наблюдалось веснушек, скорее всего, Вероника уже их свела, как делают многие рыжие девушки… Дьюла представлял другую, когда занимался с ней сексом.

Он думал, ему хоть немного полегчает. Дьюла ни с кем не был близок после Ассанты. И сейчас не стал бы вступать в тесный контакт, если бы не понадеялся, что его разожмëт внутри. Но всё стало хуже. Добавилось едкое, разъедающее чувство вины, будто изменил ей. И не потому, что боялся её реакции, будь она рядом. Это было внутреннее ощущение. Он получил физическую разрядку, мужское удовольствие, но эмоциональную – нет. И стало только тяжелее.

«Я предал тебя». И следом:

«Прости, малышка Фауст. Было горячо, но нет».

«Я не готов… Без тебя. Я не хочу без тебя, мой бесëнок. И пока есть надежда… Я буду искать. Я так хочу… Всё исправить. Если бы только можно было всё отмотать назад…Если бы… Знала бы ты, как я тоскую. Хоть вой».

Дьюла смотрел, придерживая пальцами жалюзи, как Вероника садилась в машину.

С новой силой накатившая тоска горчила на языке и подтачивала изнутри. Со вздохом вернулся к столу и погрузился в рабочие задачи, быстро забив по клавиатуре макбука. Сейчас Дьюле приходилось за многим следить лично, перепроверять даже мелкие вопросы.

Хотел бы поехать в Си́гет, запрыгнуть на своего любимого вороного жеребца Азура, и гнать на нём, загоняя до пены и мыла. Только знал, что и это не принесёт ему облегчения, но всё же решил, что доберётся до Си́гета в этом месяце.

Глава 4

Дьюла ехал на встречу, будучи самолично за рулем. Телефон на громкой связи говорил голосом его сподручного, управляющего многими его делами в Сигете.

– А. И ещё поступил звонок из Фальцаиса. Девчонку какую-то из реки выловили. Без памяти. Избитая, изнасилованная, как я… – Дьюла прибавил громкости. – ..понял. Фотографии мне прислали, но она в таком состоянии, что не узнать. Что-то общее есть.

Дьюла курил в приоткрытое окно.

– Перешли мне, – проговорил он и отключился, выдохнул плотный клуб дыма. Ему мгновенно стало больно дышать.

Фотографии были присланы в течение минуты. Прежде, чем их открыть, Дьюла некоторое время мысленно говорил сам себе:

«Так. Без паники. Это может быть не она. Смотреть, думая, что не она».

Не сбавляя скорости, открыл сообщение и приблизил фото. Действительно, было сложно понять за таким количеством обширных гематом, да и качество фотографий оставляло желать лучшего. Тем не менее, воздуха становилось всё меньше, а к горлу подкатывал ком, появилась тошнота. Дьюла всеми силами воли сдерживал подступающую внутреннюю истерику. Она ему сейчас была ни к чему. На светофоре быстро набил буквы на экране смартфона: «Адрес больницы, и к кому обратиться на месте». После чего набрал партнёру по бизнесу и отменил встречу, резво выруливая на широком перекрёстке в обратную сторону, и теперь мчался к нужной дорожной развязке, закуривая очередную сигарету.

В больнице узнал, что девушка скоропостижно скончалась от множественных внутренних разрывов и кровотечения. Шансы были бы, если б она не провела в ледяной воде много часов. Дьюла, как ни старался, не мог целиком отключить эмоции, абстрагироваться. Его сразу окатило ледяным потом, но он вошёл в морг на опознание.

Из-под простыни безвольно свисала бело-синяя, изящная рука. Ещё заметив её пальцы, он выдохнул. Внутренний голос сразу сказал: «Не она». Но всё же Дьюла попросил откинуть ткань с лица. Опять замутило, зашатало, поплыли очертания больничного бокса. Секундное наваждение – она. Похожа. Поддых било сходство, несмотря на то, что Дьюла уже был полностью убеждён – девушка не Ассанта. А стресс ударил по всему организму с такой силой, будто он смотрел на её труп. Сердцебиение, пот ручьями, невозможность вдохнуть. Он шёл по коридору больницы, держась за стены.

Долго сидел в машине, пережидая приступ тремора в руках. В тот день он всё же напился до беспамятства в одиночестве в своей квартире.

***

Девять месяцев назад. Седьмое марта

Дьюле позвонил полицейский из участка в Фальцаисе, свой человек, и шёпотом проговорил в трубку:

– Господин Фаркаш, в управление привезли Ассанту Кастро.

– Опять угнала чью-то машину? Звоните её отцу, – без интереса проговорил Дьюла, перебирая рабочие бумаги.

– Я не знаю, но потребовали молчания. Почему-то нельзя, чтобы кто-то узнал, что она здесь.

Дьюла всë ещё равнодушно слушал, больше анализируя цифры перед глазами.

– Вам неинтересно?

– Нужно больше информации.

Полицейский вздохнул. Дьюла приложил телефон к другому уху, прищурив один глаз, что-то высчитывая в уме.

– Я перезвоню попозже. Будьте на связи.

Дьюла отложил телефон и глубоко вздохнул. Ассанта имела склонность попадать в переделки и блистательно из них выкручиваться, зачем мешать её очередному шоу? Но через час ему снова набрал тот же полицейский. Из трубки помимо голоса раздавались шумы, судя по всему, у них было оживлённо.

– Срочно приезжайте, – без приветствия сказал он.

– Ты мне приказывать будешь? – Дьюла даже улыбнулся.

– Я не могу говорить вслух, – как можно тише, почти вжавшись губами в трубку произнёс полицейский, что было понятно по заглушëнному голосу. – Она в беде, – договорил он совсем тихо и скинул звонок.

Дьюла всё ещё не чувствовал тревоги. Ему это виделось каким-то фарсом. Ассанту он не видел последние несколько месяцев. После её предательства, она была отправлена к своему отцу – в Самриту, в своё родовое гнездо. Ассанта вовсе не сирота. Переживать было решительно не о чем. Ассанта сделала свой выбор, и Дьюла поступил ещё по-божески.

Заглушил свои чувства. Скучал невыносимо, до скрежета зубовного, но решительно отказывался слышать о ней что-либо. Хотел забыть и пойти дальше. Отказывался от неё. И никак не мог отказаться. Иначе как объяснить тот факт, что он уже спешил к машине, на ходу накидывая лёгкое весеннее пальто?

Кланы враждовали. И Ассанта, вероломная, глупая девчонка, решила усидеть на двух стульях. Таких сразу стреляют как собак, но Дьюла не смог бы. Никогда не смог бы. Тогда не имел ещё понятия, что из себя представляет синдикат Кастро. Тогда он не знал, куда вернул её. Всё казалось простым. Выглядело прозрачным. Криминальную политику предпочёл оставить криминальной политикой, не впутывая личное.

Манипуляция детьми – это к Кастро. Фаркаши таким не занимались. Речь шла о похищении ребёнка из семьи Фаркаш, младшей дочери старшего брата Дьюлы. И всë указывало на то, что Ассанта помогла это организовать. Живого и здорового ребёнка вернули в обмен на живую и здоровую Ассанту – и снова всё честно, всё понятно, как два и два. Шестёрку вычислили. Шестёрка дорого стоила. Единственная дочь, единственная наследница. Засланец. Дитя раздора, дитя порока. Причина головной и зубной боли Дьюлы, и ещё бóльшая заноза и проблема для её отца, по его словам.

В обмен на его племянницу, конечно, хотели получить не Ассанту, а целый сочный кусок акций Фаркашей, но как уж получилось.

По дороге в полицию Дьюла всё же набрал полицейского.

– Ты можешь выйти куда-нибудь?

– Я попробую.

– Что у вас там происходит?

Хлопали двери, доносились звуки, невнятные реплики. Было похоже на переполох. Но его сподручный смог выйти через окошко в одном из туалетов.

– Здание чуть ли не оцеплено. Приехал представитель какой-то семьи, забыл фамилию. Требует отдать Ассанту на самосуд, как я понимаю, – затараторил полицейский.

– У неё не было возможности обратиться к своему отцу? – Дьюла уже подъехал к небольшой пробке и еле катился. – Или в чём дело? Почему я? Она попросила? Какой самосуд? Что происходит?

«Опять игра какая-то? Они снова решили развести меня, как щенка?» – мысленно лютовал Дьюла и ярился всё сильнее. Сначала он «спас» её из борделя. Который принадлежал её папочке, как выяснилось позже, и ни дня она в нëм не работала. Теперь же – вот. Сейчас бы жать на газ, спуская гнев давлением педали в пол, но нет, его ограничивали в движении.

– Дьюла, она вся в синяках. Её привезли всю в кровище. Она кого-то убила, это моя догадка, но что есть, – шептал парень. – В полицию набилась толпа головорезов, её пытаются забрать силой.

Дьюла расстегнул ворот. Вот теперь его накрывало иррациональной тревогой. Иррациональной, потому что эта мелкая стерва… Тц. Кость в горле, застряла между висков и под рëбрами огненным сверлом неутолимого желания обладать. Предала не единожды.

– А она что? Ты видел её? Говорил с ней? – голос всё-таки дрогнул.

– Видел. Я сказал, что позвоню вам.

– Она просила?

Дьюла поймал себя на мысли, что задаёт этот вопрос не в первый раз.

– Нет. Она наоборот… Сказала: «Только не ему», – признался парень, – Но я не мог, господин Фаркаш! Она…

– Опиши мне. Опиши мне всё в деталях, – сдался Дьюла.

– Я надеюсь, вы успеете. Машин подъезжает всё больше. Это за ней. Я не всматривался, но у неё перемотана рука, разбита губа, на волосах много крови. Она хромает.

Дьюла уже ни о чем не думал, кроме того, чтоб успеть. По дороге набрал номера своих юристов и вызвал их в нужный участок. Также он вызвал подкрепление из охраны для своей стороны. Отгонял страх, объезжал пробку по обочине, пытаясь понять, проанализировать. Что… Мать её, могло произойти? Что она снова натворила?..

С Родриго Кастро он один раз говорил по телефону и виделся лично единожды. Они общались после совершëнного обмена, и всё же пожали друг другу руки. Родриго Кастро рассыпался в свойственных южным людям эмоциональных речах по поводу неистовой доброты Фаркаша. Он много тогда говорил. И этот разговор сейчас автоматически проматывался у Дьюлы в мозгу, он снова не мог двинуться, застряв на дороге.

Родриго говорил, что ребёнка бы не обидел, говорил, что Ассанта подкинула ему идею, как добиться от Дьюлы желаемого, куда надавить. Ему ещё тогда этот момент показался странным, и сейчас болезненно пульсировал в голове нестыковкой. Дьюла тогда не то, чтобы поверил… Он как будто попал в… Он засигналил, перед ним слишком резко остановились, и он едва не вмазался в багажник впереди стоящего седана.

Родриго говорил, что из-за того, что он соблаговолил вернуть ему Ассанту, которую, по его же признанию, несколько лет использовал как шпиона в доме Фаркаша, радеет за мир между ними. Это всё всего лишь бумаги, а дети… Это святое.

Бред. Сейчас всё, как бред. Дьюла тогда как под гипноз попал. Слушал его.... У него не возникало никаких сомнений насчёт Ассанты. Он хмурился, погружаясь всё дальше в воспоминания. Слишком озабочен был племянницей. Его в ту минуту больше ничего не интересовало, только ребёнок семьи. А Ассанта?.. Она не присутствовала при этом разговоре. С ней он общался накануне. В одностороннем порядке. Считал, что поступает великодушно. Она молчала… Смотрела ему в лицо и молчала. Он бы и не стал её слушать тогда. Гнев его ослепил, он держался, чтоб не разбить её голову об колено. От бессилия, от боли.

Дьюла изнывал в пробке от неизвестности и страхов. Они подступали со всех сторон, и касались холодными пальцами: «Ты что-то упустил. Ты где-то ошибся». Он имел номера Кастро, стал набирать всем подряд. Ответа не было. Тогда он стал звонить на номер Ральфа. Друга детства Ассанты. С пятого гудка ему ответил слабый голос. Дьюле даже сначала показалось, что это девочка.

– Ральф? – спросил Дьюла, барабаня пальцами по рулю. Наконец, тронулись.

– Да… – выдох с присвистом.

– Ральф, это Дьюла Фаркаш, ты помнишь меня?

– Да…

От его странного голоса давление в висках только росло.

– Ральф, меня только что выдернули по поводу Ассанты в полицию. Скажи мне, ты знаешь, что случилось?

Долгое тяжёлое дыхание в трубку. «Господи, он что, при смерти? Ему лет… Девятнадцать? Как и Ассанте».

– В-вы… Совершили ошибку, – сдавленно произнес юноша. – Я не знаю, что… Она вам сказала. Но… Вы ошиблись.

– Хорошо. Ошибся, – соглашался с ним Дьюла, не понимая, о чем именно речь. – Что произошло, ты можешь мне сказать?

– Убила. Всех убила, – выдыхал он. – Она… Была в больнице, вы знаете?

Дьюла вдруг спохватился.

– Где ты сам? Тебе нужна помощь?

– Я уже в больнице. Мне… Не нужна.

– Ассанта была в больнице, – вернулся к теме Дьюла, медленно набирая скорость, узкий участок, наконец-то отпустил. – Когда? Почему?.. Кого она убила?

– Всех. Потому что Родриго убил… Ребёнка. Это было… Пару дней назад.

– Какого ребёнка? Ральф, что с тобой?..

– Переломы. Жить буду. Вашего ребёнка, – прошептал мальчик совсем бессильно. – Он забрал её. Ему не нужны были акции, – голос Ральфа был налит слезами, послышался всхлип. – Не нужно ничего. Всё… Было не так.

Дьюла по-прежнему ни черта не понимал, но его уже душило, разрозненная речь мальчишки всё же кое-что ему сообщала. И он захлебывался его же эмоцией. Ральф не врал ни единым словом. Будто человек при смерти пытался сообщить ему нечто важное.

– Почему она молчала? Почему не сказала?

– Его боялась. Его, – шептал Ральф. – Она сбежала от него к вам. Это вся правда.

Дьюла сам не заметил, как уже оказался у управления. Здесь действительно творилось безумие. Множество машин, с мигалками и без. Полицейские, метящие из пушек в приехавших. Объявления в рупор с требованием сложить оружие. Световой калейдоскоп бил по глазам. Гудели джипы. Раздавались выстрелы. Пока в воздух.

– Кого она убила, Ральф?

– Своего… Отца. И моего, и… – дышал он прерывисто

Завыла сирена. Полиции становилось всё больше.

Связь внезапно оборвалась.

«Почему они не договорились миром и просто… Не вывели её через своих ставленников? Зачем это шоу?» – пытался он понять все эти странные действия со стороны мафии. «Брать штурмом здание полиции? Безумие».

Теперь Дьюла видел, что помимо всего прочего, здесь уже присутствовали журналисты. Держались, правда, поодаль, в глаза не лезли. Слишком много оружия, слишком непредсказуемая ситуация.

Фаркаш судорожно рассуждал, с какого конца приблизиться. Необходимо было кого-то вытащить оттуда, найти лидеров с обеих сторон на личный разговор. Пока он думал, куря возле машины, уже подъехали его люди. Дьюла всё пытался перейти в режим холодного разума, как это было всегда, но…

«Убил ребёнка. Вашего ребёнка. Ему не нужны были акции. Ему нужна была она».

…Чтобы что?

Дьюла засунул руки в карманы, низко опустив голову, и двинулся в сторону из мешанины людей, машин, светящихся мигалок, погружаясь в пучину возгласов, голоса из рупора и оглушительного воя сирен.

***

Сейчас. Ноябрь

Дьюла лежал на полу в своей квартире и смотрел в потолок. Видел перед глазами ослепляющий свет красно-синих мигалок и внутренне умирал. В очередной раз.

Вибрация телефона вырвала его из болезненного оцепенения.

Вероника прислала сообщение. Видимо, нашла его номер в телефоне папеньки.

«Я хотела бы пригласить вас на кофе. Просто кофе. Сегодня в восемь». И адрес кафе в центре старого города Аберета. Когда это было? Когда она была у него? Дьюла попытался сосредоточиться на этом вопросе, чтобы вырваться из болезненных воспоминаний.

Около двух недель назад.

Дьюла наскоро умылся и побрился. Задерживал взгляд на отражённых в зеркале глазах, будто искал в них самого себя – того. Прошлого. И не находил. Ему не хотелось встречаться с Вероникой. Ему не хотелось видеть кого бы то ни было. Будто в тех страшных воспоминаниях он мог быть с ней – снова и снова. Быть рядом, чувствовать её. Но инстинкты выживания говорили ему – это бездна, Дьюла. Ты падаешь. Ты не выйдешь. Иди к Веронике. Пей кофе, дери тебя черти. Даже, если хочешь удавиться, иди к ней, несмотря ни на что. Тебе нужна живая душа рядом. И он слушал этот голос здравого смысла. Здравого ли? Остался ли он у него ещё?

От бездны стоило бежать. Снова подняв глаза на зеркало, он вдруг увидел глаза Ассанты. Светло-серые, как у пумы, мерцающие звёздами из глубины памяти.

Дьюла облил лицо ледяной водой.

Надо идти.

Вероника уже ждала его за столиком. В этот раз её наряд был скромным, стильным, со вкусом. Вся в пастельных тонах, она утопала в тканях.

«Красивая», – отметил Дьюла без интереса.

Не чувствовал вкуса заказанного салата. Задал ей несколько вопросов об учёбе в старейшей академии Аберета, являвшейся и его альма-матер, и теперь мог просто слушать её приглушённый щебет. Голос Вероники был приятным, ласкал слух.

«Голос Ассанты?». Он вдруг испугался, что однажды не сможет вспомнить её лица или голоса. Нет, он никогда их не забудет. Хоть что-то у него должно остаться.

Вероника неосознанно накручивала свой локон на пальчик, обворожительно улыбалась и певуче рассказывала забавные истории о преподавателях, экзаменах и однокурсниках.

Голос Ассанты бархатный. Сильный. Бьющий пульсом, энергией. Она красиво пела. А как она шептала на ухо тихим голосом в ночи самые сокровенные слова…

Дьюла облегчëнно выдохнул. Он помнит. Не размыто, не издалека, не как сквозь вату, а так, что может в любой момент снова её слушать, как если бы она говорила с ним также близко, как сейчас Вероника.

Крик Ассанты также прекрасен. Из глубины груди, утробный, в то же время низкий, грохочущий. Рвётся, прорывается кровью. Она зла, очень зла. Гнев был ей так же к лицу, как озорство и радость. Естественное состояние жизни.

– Ты… Не скучал? – внезапный вопрос вскользь. Вероника прятала глаза за ресницами, ковыряясь вилкой в салате.

– Скучал, – соврал Дьюла. – Останешься у меня сегодня?

Она вскинула теперь уже тонкие брови в удивлении.

– Я бы… Хотела.

Дьюла знал, что ничего не будет. Он собирался грязно воспользоваться ей – просто чувствовать тепло тела рядом, слышать стук сердца и сопение во сне. Чувствовать человека рядом. Подло? Возможно. Но это самая безобидная подлость.