Я тебя найду. Потерянная в Little Sea

– Потому что не защитил тогда. Вы были в доме? После? – спросил Дьюла без перехода.

– Нет. К сожалению, меня тогда не было в городе. Я вернулся через три недели после того, как всë это произошло. Поэтому той кровавой бани не застал.

Они помолчали некоторое время. Дьюла сидел, сцепив пальцы в замок на своём колене, Самуэль, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за гостем полуприкрытыми глазами.

– Я хочу понять, как вы настроены на мой счёт.

– А вы – на мой?

– Я готов договариваться.

– Я тоже всегда за переговоры.

– Значит, я могу надеяться на спокойствие в ближайшем будущем, когда всё, наконец, уляжется? Я посодействую всеми возможными путями.

– Думаю, да.

Когда Дьюла покидал убежище мэра, подумал: «Он будет ждать момента, чтобы убить меня».

В свою очередь Самуэль подумал: «Его надо убрать».

Глава 2

Начало ноября выдалось бесснежным и по-настоящему холодным. Вероника ехала в такси, равнодушно глядя на проносящиеся мимо городские огни вдоль автострады. Только в ноябре такое пронзительно сине-чëрное небо. Только в ноябре такой пронизывающий холод в воздухе. Будто темнота и холод смешиваются в нечто единое, когда никакая шуба не спасает от поцелуя ветра в рëбра. Зимой такого нет. Во всяком случае, в Аберете ноябрь ощущался горьким ледяным вином, оставляющим терпкую горечь на языке долгим послевкусием.

Вероника ехала в «Акрополь». Самый популярный сейчас ночной клуб, куда выстраивались длинные очереди ещё до открытия. Сегодня должен был выступать Dizzi Snow, популярнейший ди-джей. Она редко посещала клубы, сегодня был такой день.

Но пошла она исключительно потому что на этой тусовке будет Аарон Макмиллан, к которому Вероника неровно дышит вот уже как целый месяц. Собираются они большой группой, некоторые ребята учились с ней, некоторые просто дети дружественных семей, которых она знает с детства. Компанией в десять-пятнадцать человек они и ездят отрываться: то в клубы, то в поездки за рубеж, то отмечают вместе праздники. МакМиллан подружился с Эштоном, заводилой их компании.

И Вероника подозревала, что из общих интересов у них только дурь, но это её мало интересовало. Хотелось ему понравиться. Он нравился ей внешне: громкий, резкий в движениях, с искрометным, по её меркам, юмором, во всяком случае, она всегда хохочет над его шутками, да так заливисто, что сама удивляется. Аарон кудряв, ладно скроен, у него совершенно очаровательная родинка над губой, в его губы хочется впиться. Вероника уверена, что между ними искра. Таким горячим шёпотом он однажды ей сказал какую-то совершенно тупую шутку, что у неё ослабели ноги.

Нет, Вероника далеко не глупая девочка. Прилежно учится на юриста международного права и в будущем собирается стать дипломатом. Но, тем не менее, ничто женское ей не чуждо.

Она старательно готовилась к этому вечеру. Вчера посетила косметолога на предмет всевозможных гигиенических процедур, и теперь сама в восторге от собственной гладкости абсолютно везде, несмотря на пережитые мучения.

Сегодня делала маски для лица и волос. Завивала локоны у парикмахера так, чтоб её природные кудри лежали контролируемыми завитками, но при этом выглядели небрежно. Тëмно-зеленые глаза были подведены коричневой подводкой. Губы с недавних пор стали пухлее вследствие добавления капли филлера. От природы большая грудь сегодня была приподнята корсетом, скрытым под её лёгким коктейльным платьем от Dior, и выгодно оголена. Родинкой на левой груди Вероника откровенно гордилась, и сегодня из чистого озорства и кокетства дорисовала её коричневым карандашом для глаз до формы сердечка.

Вероника не надеялась на что-то конкретное, ей хотелось просто весело провести время, и при этом голову одолевали фантазии, как Аарон проявит к ней откровенный мужской интерес, и, возможно, получится нечто большее, чем тупая шутка, хоть и сексуальным голосом.

В их компании присутствовали ещё несколько девушек, но этим вечером приехали только три. Вероника не считала их подругами, но общаться иногда было интересно.

Выйдя из такси, она сразу двинулась ко входу, минуя очередь, у Эштона был vip- статус, поэтому он должен был провести. Однако, сегодня было так много народу, что ждать приходилось и vip-ам в том числе.

Ледяной ноябрьский ветер добрался до её капроновых чулок и выше, забирался под платье, и она хотела побыстрее попасть внутрь. Эштон ругался. Аарон тоже пытался качать права, но у них ничего не выходило. Вышибалы уже пригрозили не пустить их вообще. Вероника слушала болтовню Кристи о сегодняшнем шоппинге, разглядывая свои аккуратные ногти, а подняв глаза, чуть удивилась. Она сразу его узнала по лёгкой пружинистой поступи, грации, и, конечно, волосам. Сейчас они выбивались из-под чёрного капюшона пальто. Дьюла шëл вдоль очереди.

Сравнявшись с Вероникой, он будто бы случайно заметил её.

– Малышка Фауст? – едва улыбнулся он уголками губ.

Кристи тут же вскинулась, вцепилась в него взглядом с интересом. Переводила взгляд с него на подругу, оценивая обстановку, выдавая в себе заядлую сплетницу, коей и являлась.

– Я, – улыбнулась она, склонив голову набок. Тут же вспомнив, что «Акрополь» принадлежит Фаркашу. – Дьюла, нас не пускают, – она скосила глаза на вышибалу.

– Сколько вас? – спросил Фаркаш.

– Семь… Девять.

– Пойдем, проведу, – протянул он. Дьюла практически всегда тянул слова в свойственной только ему манере. Проговорив, он сразу двинулся дальше, к чëрному ходу.

Веронике пришлось в скорости собирать всю компанию, и они вереницей двинулись за уже скрывшимся за углом мужчиной.

– А ты откуда его знаешь? – заговорила Кристи ей на ухо, когда они сдавали вещи в гардероб.

– Иногда бывает у нас.

– Это же Дьюла Фаркаш, да?

– Да, он. Кристи накрыла нижнюю губу верхней и смешно округлила глаза, от чего стала похожа на удивлëнную рыбку. Так подумалось Веронике, и она засмеялась. Когда же она разделась, Кристи пришла в восторг от её прикида.

– Детка, твои родители случайно не физики-ядерщики? – хохотнула она.

– Ты решила меня склеить? – откликнулась Вероника в той же манере.

– Я буду первой! – Следующим её увидел Аарон, который присвистнул. Вероника практически никогда не одевалась со столь ярко выраженной агрессивной сексуальностью, поэтому это действительно произвело ожидаемый ею вау-эффект.

Тем более, ей было чем гордиться, и что выставлять напоказ. Музыка, блуждающие огни в полумраке, множество полуголых тел, звон стекла, возгласы, постоянный шум и визги от появления ди-джея. Алкоголь тëк по подбородку и груди.

Хохот забивался в уши. Музыка оглушала. Запах пудры и тональников, запах алкоголя, пота и дезодоранта. Смешение коктейлей, разноцветные трубочки. Голова шла кругом, но хотелось ещё.

Основная толпа была у барных стоек, у танцпола и на танцполе. На возвышении чуть поодаль располагались комфортные занавешенные прозрачной тканью будуары, где можно было посидеть только своей компанией. Из одной из таких вынырнул Дьюла, и Вероника едва не врезалась в него по пути в туалет.

– Весело тебе? – громко сказал он ей над самым ухом из-за бьющей по вискам музыки.

– Да! Спасибо! Без вас бы сегодня не попали! – прокричала она в ответ.

Он ласково потрепал её по волосам, и по этому прикосновению, по движению руки, Вероника сразу поняла, что он выпил. И, видимо, немало. В том будуаре, откуда он вышел, было видно ещё человек пять.

– Если захочешь, можешь к нам присоединиться, – сказал ей Дьюла и, не дождавшись ответа, затерялся между людей.

«Точно пьяный» – подумала она и почувствовала, что щеки её горят. Поспешила в туалет. На самом деле она вся горела, несколько часов танцев и коктейлей делали своё дело. Её вело, и чувствовалась усталость в ногах, но, тем не менее, количество алкоголя и ритмы, бьющие по голове, будоражили. Вероника хотела ещё, хотя чувствовала, что скоро силы её покинут.

В туалетной комнате она сняла тяжёлые кольца-серьги, от которых уже болели уши. Поправила чулки и принялась обновлять макияж. Стрелки уже подстёрлись, губам не хватало блеска. Когда она прижала карандаш к веку, дверь внезапно отворилась, и в туалет спиной ворвалась незнакомая девчонка. Спиной, потому что собой её толкал Аарон, вжимаясь ртом в рот. Он принялся пошло, громко целовать её, вминая в стенку, быстро задирая еë платье.

Вероника обомлела от этой картины, так и стояла с прижатым к уголку глаза карандашом. Девчонка азиатской внешности, с прямыми волосами, что уже наматывались на кулак.

– Подожди, боже, – прошептала азиатка и протянула руку, чтобы открыть ближайшую кабинку. Они заперлись в ней, не обратив внимания на Веронику, брови которой так и застыли на самой высокой точке. Потом она задумчиво чпокнула губами, будто размазывала помаду, сложила карандаш в косметичку, а косметичку в клатч, приподняла тяжёлые пряди волос, вскинула их, и уверенно процокола на каблуках прочь из туалета.

На улице у чёрного входа она обливалась слезами и курила толстую сигарету, которую стрельнула по дороге у первого попавшегося парня.

Понимала, что это глупо. Ей казалось, она нравится Аарону. Ещё она понимала, что он пьян, и, возможно, уже обдолбан. Но… Тем не менее. Обида крепла, разочарование и… Ревность. Кипятком по груди. Той самой, что сейчас обдавало ледяным ветром, потому что Вероника даже не взяла шубу в гардеробе.

Дверь чёрного хода отворилась. Кто-то за спиной щëлкнул зажигалкой.

– С ума сошла? Минус восемь, – прошипел пьяный Дьюла. Голос его выдавал на предмет градуса. Вероника и головы повернуть не успела, как ей на плечи накинули тёплое мужское пальто. В нос ей сразу ударил запах его одеколона, смешанный с его собственным и алкоголем. Она была слишком пьяна и расстроена, чтобы разобрать эти запахи на волокна, но резко вдохнула и выдохнула, и сразу стала согреваться, смыкая края пальто на груди, утонула в нём. Дьюла встал перед ней, взял двумя пальцами за подбородок и заглянул в глаза. Между губ у него была зажата сигарета.

– Это что за слëзы? Ну-ка?

– Да так, ерунда. Ожидания столкнулись с реальностью, – всхлипнула она, но прозвучала уверенно.

Дьюла отпустил её и выдохнул дым.

– Как зовут ожидания?

Вероника почему-то усмехнулась.

– Да бросьте. Я сейчас успокоюсь и через пять минут уже забуду.

– Знаешь, как выглядит расстроенная женщина?

– Как? – Веронику уже отпускало. То ли от минус восемь, то ли от его присутствия, которое она ощущала физически.

– У неё в глазах видно трещину на душе, как будто зеркала разбиты. И она смотрит на тебя, и ты чувствуешь вину.

Вероника совсем рассмеялась.

– Вы пьяны!

– Ужасно пьян! – подтвердил он.

Ей было странно видеть его таким. До той степени странно, что казалось нереальным. Будто так не может быть, чтоб он просто надел на неё пальто, стоял рядом, курил, нëс чушь, смеялся.

А он почему-то достал из нагрудного кармана платок и вытер ей лицо от слез, не прекращая при этом курить.

– У вас рука пьяная-пьяная, – проговорила сквозь смех плохо слушающимся голосом. Он только улыбался. Стирал растекшуюся тушь и карандаш.

– Не только рука, – сказал он, убрав платок. – Предложение в силе, – проговорил он напоследок и быстро исчез в дверях. Опять. У Вероники были заторможены реакции, и она не понимала, как он так перемещается. Он вроде плавно идёт, а потом раз, и нет его.

А потом она услышала его смех. Громогласный, перекрывающий даже бит. Яростный смех. Ей чудилось, она слышит, как огромная птица хлопает крыльями. Он хохотал, скользя затылком по спинке кресла в будуаре.

Его длинные волосы растрепались, выбились на лицо. И пока он смеялся, ей виделось, будто ему вовсе не двадцать девять лет, а каких-нибудь шестнадцать. Как заливисто, раскатисто, честно, до слез в глазах. Какой-то его друг или… Знакомый, Вероника не знала, рассказывал про своих жену и тëщу с умением стенд-ап комика довести до истерики. Она и сама смеялась, но… Смех Дьюлы в этот вечер её поразил. Он очень долго смеялся, Вероника в какой-то момент стала смутно понимать, что…

Он перешёл грань истерики. Первым спохватился тот самый знакомец, что развеселил его до полусмерти. Обхватил его за плечи, и взволнованно проговорил:

– Всё, брат, всё. Чшш.. – и дал ему воды. Дьюла ещё посмеивался, но через пару глотков стал успокаиваться.

Это всё было неважно. Смех Дьюлы продолжал звенеть у неё в голове. Она влюбилась в его звучание… Чистого колокольного звона.

Глава 3

Вероника очнулась. Именно очнулась, потому что прежде существовала в какой-то чёрной бездне. Это даже сном сложно было назвать. Скорее «нигде». Там не было ничего. Мир ещё не родился. Не было дыхания, образов, движения – ничего. Замершее пространство плотнее толщи воды.

Очнулась с ощущением, будто нечто её крепко держало, обхватив всё тело. Затëкшее, не привыкшее к движению. Она чуть подрагивала всем телом, не торопясь открывать глаза. Постепенно заново возвращала себе ощущение тела, начиная с пальцев на ногах. О нет, лучше бы она не приходила в себя.

Случайное шевеление отдалось тяжёлой истомой, болью в каждой мышце. Во рту было сухо, будто она не пила неделю.

Первыми вернулись ощущения и вызвали болезненный тихий стон.

Не с первого раза получилось приподнять тяжёлые веки, и от этого движения боль опоясала весь череп. Даже прядь на губах ощущалась тяжёлой ношей.

Тусклый свет едва брезжил сквозь приоткрытую тëмную штору. Со вторым стоном, девушка повернулась на бок и тут же на живот. Шторы были не знакомые.

Вероника усилием воли открыла глаза и несколько раз медленно моргнула, силясь собраться с мыслями, а они выскальзывали как аквариумные рыбки из рук. Сейчас она некстати вспомнила, как в детстве опускала руки в огромный аквариум в фойе офиса отца и пыталась их поймать.

«Боже, Вероника, ну какие рыбки?!»

Ей было страшно повернуться на постели. Она продолжала изучать комнату. Нет, она здесь точно не бывала прежде. Постель с кипельно-белым бельём и сбитым на край плотным перламутровым покрывалом. Без каркаса, на небольшом подмостке с лампочками по всему периметру этого «бордюра». Тёмный паркет. В комнате ни одного растения. Из мебели только шкаф, встроенный в стену, почти незаметный. На полу раскрытый выключенный ноутбук. Её ажурные трусики на углу крышки добавляли ему некоторый антураж.

Она скосила глаза в сторону, её взгляд упал на платье, в котором вчера была в клубе.

Приняв сидячее положение, всё же повернулась к другой части постели: смятая простынь и пустота. Вероника запустила руки в волосы и болезненно выдохнула. Внутри было не то, что чуть больно или ощущалось давлением, нет, будто сожжено и стёрто в ноль. Внизу живота пульсировало тянущей болью. Она закрыла лицо руками, перед глазами уже скомканным фильмом проносились картинки вчерашней ночи.

Мелькали, как на быстрой перемотке.

Она сама к нему пошла. Она сама припала к его губам, когда они в очередной раз вышли покурить. Не настолько Вероника была пьяна, чтобы совсем не соображать, градус был ровно тем, что размывал привычные грани, усиливал желания и ощущения. Этого оказалось достаточно. Как они добрались до квартиры, толком не помнила. Помнила, как он гнал её по лестнице вверх, жаля поцелуями, кусая нижнюю губу, толкая собой по стене. Она нервно смеялась, что-то внутри неё противилось, но тяга была сильнее. Помнила, как он вставил ключ в замочную скважину, удерживая её одной рукой за талию. Вероника ещё удивилась, что при всём его пьяном кураже, он попал точно в цель с первого раза, даже не съехав ключом на несколько миллиметров.

Они не включали свет. Поэтому сейчас Вероника видела квартиру действительно в первый раз.

Ещё у двери она потеряла ориентацию в пространстве, ощутив силу его рук, а глубокие поцелуи с лёгким удушением от мягких пальцев на горле, окончательно её разметали. Всё, что происходило дальше, представлялось ожившей темнотой. Только блеск его синих глаз. Именно в темноте она снова увидела их яркий цвет, серебристые прожилки внутри радужки цвета глубокой синевы, хотя, может, это всё влияние алкоголя и выброса дофамина.

В содранном от криков горле першило. Всё тело ломило.

Это было неистово, долго, воспоминания обрывочны, смешаны в ком в бóльшей степени тактильных ощущений. Она практически не чувствовала постель, только его. Его запах пропитал её.

Прежде она не переживала ничего подобного. Её скромный половой опыт был ограничен по сути неумелыми мальчишками. Она успевала с ними заскучать и даже замёрзнуть, за исключением пары раз, когда было действительно горячо. Жаль, что недолго.

Такой Дьюла её и застал: красной от смущения, но ничуть не перепуганной. Слегка потрясëнной. У неё всё ещё были сомнения, что это был именно Дьюла. Мало ли, на что способно возбуждённое воображение, но подняла глаза. Он стоял в проёме спальни и просто смотрел на неё. Как на вещь.

Дьюла был одет в лёгкий шёлковый халат чëрного цвета и такие же штаны, в руках держал крошечную чашку с дымившимся кофе.

– Доброе утро, – проговорил он ровным голосом. Будто ничего из того, что ей транслировала память, не происходило. Будто в клубе был другой человек. По нему нельзя было сказать, что вчера он был в стельку пьян и хохотал во всё горло. Будто не он закутал её в своё пальто. Вероника замерла. Ощущения той встречи в кабинете отца – снова вернулись.

– Доброе, – сказала она чуть слышно, кивнув и подтянув к лицу колени, скрытые одеялом. В висках всë громче стучала кровь.

Дьюла приблизился к ней и сел на край постели. От него пахло гелем для душа и свежестью. Влажные волосы были стянуты в тугой хвост под затылком. Подув на кофе, он вдруг подмигнул ей, и его лицо смягчилось от улыбки. Вероника чуть осмелела.

– Будешь? – поднес чашку ближе к ней.

– Я сначала умоюсь.

– Давай. Душ по коридору налево. Полотенца на тумбе – для тебя. Жду в кухне, – проговорил он и практически молниеносно покинул спальню. Вероника в очередной раз удивилась скорости его движений.

В душе она рассмотрела все свои трофеи. Множество засосов по всему телу. Светлая нежная кожа от слишком сильных прикосновений местами наливалась синяками, просматривались полоски вспухшей розовой кожи на животе, на груди. Покрасневшие соски болезненно саднили и отдавались жгучей пульсацией от струй воды.

Надо было думать, но не думалось. В голове белоснежный лист и вой ветра.

Переодевшись в любезно предоставленный ей мужской махровый халат, она прошла в кухню.

Домработница уже разложила на столе яичницу с сосисками, блинчики с несколькими видами джема, крошечный кувшин со сливками, крынку молока, и покинула кухню, едва Вероника вошла. Дьюла наливал из турки кофе для неë.

– Не знаю, как теперь в глаза твоему отцу смотреть, – сказал он, когда шаги домработницы затихли в дальней части квартиры. Вероника успела понять, что здесь комнат пять.

– Я совершеннолетняя, Дьюла. Всё в порядке.

В августе ей исполнилось двадцать три.

Вероника почувствовала на себе его взгляд: на плечах, на затылке, и выдохнула через две ступени. Когда же он склонился рядом, ставя перед ней чашку на блюдце, его запах в очередной раз произвëл эффект кипятка, сместившегося сразу в пах, в промежность. Она сглотнула и поерзала на стуле.

– Это была потрясающая ночь, – прошептал он близко к лицу, обдав кожу дыханием, ласково мазнул губами по щеке, и тут же выпрямился, занял место за столом напротив неё. Поставив локти на стол, сложил пальцы «домиком». – Но я не хочу, чтобы ты придумывала лишнее.

– Я ничего не придумываю, – Вероника подтянула к себе яичницу. От запаха жареных сосисок рот наполнился слюной. Она была страшно голодна. – Конечно… Это не входило в мои планы, – собрав волю в кулак, – но… Это случилось.

– Хорошо.

– Дьюла, почему?..

– Не знаю. Нервотрёпка. Алкоголь расслабил сверх меры.

Веронику бесил этот разговор. Они говорили как два бесчувственных истукана, как роботы. Но Дьюла задавал тон, и съехать с него было непросто. Он снова стал закрыт для неë. Но Вероника видела его вечером и ночью, видела хмельным, видела… Настоящим, как она считала. Конечно, речь не шла о какой-то глубокой связи, о чувствах, но… Это был перебор. Хотелось дать по голове, чтоб он заговорил нормально.

Как иногда бывает с барахлящими телевизорами, стоит стукнуть по крышке, и вот он уже показывает нормальную картинку без шумов.

– Я отвезу тебя домой, – его взгляд был направлен на её шею, – сбоку красовался яркий засос, перетекающий в кровоподтëк. – Или отправлю с водителем, – задумчиво продолжил он.

– Дьюла, – Вероника прищурилась и пощëлкала пальцами у него перед лицом. – Я здесь. Я есть. Я существую. Я живая.

Он улыбнулся, чем разозлил ещё больше.

– Прости я… Наверное, веду себя неправильно.

– Не наверное. – и Вероника решила ударить первой. – Я тебя захотела, и я с тобой переспала. Не ты меня совратил, воспользовался моей слабостью, а я бедная разбитая целка, не знаю куда себя деть. Нет. Я захотела с тобой переспать, и я это сделала. По пьяни или нет, неважно. Не настолько я была и пьяна, – Вероника специально говорила именно в таких выражениях и смотрела на реакцию.

Он вытянул губы трубочкой и посмотрел на неё с явственным лукавством в тёмно-синих глазах. Не такой реакции она ожидала, но её снова пробирало желанием от одного его вида.

– Я так вовсе и не думал, малышка Фауст. Я лишь озадачен…

– А можно потом? Вот про политику, про папу моего, про всё вот это – потом? – Вероника откровенно давила взглядом и тоном.

– Про что бы ты хотела сейчас? – он отклонился от стола, поставив стул на две ножки, стал покачиваться, не замечая этого за собой.

– Про… Ночь. Про секс. Про меня.

– Про тебя, – повторил он за ней. – Ты очаровательная бестия, я хочу ещё, – сказал он, отрывая блеснувшими зубами вершину треугольного блинчика. Вероника пока была без понятия, что делать с этой огромной махиной в ментальном плане, но оторваться не было ни сил, ни желания. – Ты капризная. Мы ещё толком не знакомы, а ты уже повысила на меня голос, – заговорил он снова. – Судя по всему, строптива, умна, но, видимо, недостаточно. Иначе вела бы себя потише.

Вероника втянула носом воздух, отставив пустую тарелку от яичницы и подтянула блинчики, заранее сложенные треугольниками.

– Потише – когда? Ночью? У меня не было шансов, Дьюла, – парировала она. И по его очередному движению губ поняла, что ему понравилось, но блеск в глазах резко погас. Его будто выключило изнутри. Вероника нахмурилась.

– Просто я не считаю, что ты девочка на одну ночь, Вероника, пойми… – он мягко накрыл тёплой ладонью её запястье, лежащее на столе.

Кровь ударила девушке в лицо, но она не могла противостоять желанию произнести следующие слова:

– А ты… Не хочешь попробовать?… Мы… Из одного круга. Нам есть о чем. Я…

Он прижал указательный палец к её губам с такой нежностью, что девушка даже в плечах расслабилась, поразившись.

– Что я сказал в начале? Не придумывать, Вероника, а ты уже…

– Но, почему нет? Я не уговариваю, я не настаиваю, но у меня совершенно нет желания изображать из себя трепетную лань, которая не может слова сказать человеку, который ей нравится. Я хочу разобраться тогда. Для меня это не просто пьяный секс. Я признаюсь.

– Попробовать, говоришь…

– Мы не платье обсуждаем… Хотя… Если всё так, то вы правы. Мне лучше поехать домой прямо сейчас.

Дьюла потирал гладкий подбородок двумя пальцами, глядя в окно – в самую серость ноябрьского утра.

– Я не могу дать тебе то, что ты хочешь, чего ты заслуживаешь. Я могу лишь сказать, что мне было хорошо с тобой. И… Не более.

Ей казалось, он врёт. Закрывается, защищается. Но тут же начинали грызть сомнения.

«Вспомни, кто он. Не равняй его со своими мальчиками, он ни им, ни тебе не ровня», – говорила себе Вероника. – «Ты действительно начала придумывать…»

– Ты возмутилась, едва я об этом заговорил. Мне жаль, что так вышло, – но при этом не соответствуя своим словам, томно провёл ладонью по своим волосам, сняв резинку, тем самым освободив их.

– И ты сказал, что хочешь ещё.

– Сказал.

– Меня? – уточнила она.

– Тебя, – опять лукавый взгляд.

«Он издевается?!»

Вероника отодвинула чашки и тарелки на край стола и забралась на него, перекинув одну ногу так, чтоб касаться носком его предплечья. Никогда прежде не обнаруживала за собой такой прыти в отношении противоположного пола. Такой наглости… Возможно, после того, что он с ней делал ночью, она инстинктивно считала себя право имеющей, перешедшей границу.

Дьюла мягко обхватил её ступню и подтянул к лицу, прижался губами к той нежной части сгиба, где ступня переходит в голень. Вероника облизнула нижнюю губу. Зацелованные, истерзанные, они отдались пульсацией, как рой горячих точек по губам.