«Черный Дракон на моей коже»

Лицо Рейвена начало меняться. Медленно, как в кошмарном сне. Сперва простое непонимание, смешанное с раздражением от крика. Потом – нарастающая, ползучая тревога. Его взгляд метнулся ко мне, ища подтверждения, опровержения, чего угодно. Но я стояла, не в силах вымолвить ни слова, и моё молчание было громче любого крика.

И тогда его накрыло. Волна осознания. Страх, неподдельный, всесокрушающий шок, мгновенно сменившийся бешеной, всепоглощающей яростью.

– НЕТ! – его рык потряс стены. Он отшатнулся от косяка, выпрямился во весь свой рост, и по его телу пробежала дрожь неконтролируемого гнева. – ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Его глаза, полные ярости и неверия, впились в меня. В них не было больше ни усталости, ни недоумения. Только нарастающая, бешеная буря.

– Ты… – его рука дрогнула, сжалась в кулак. – Ты знала? Знала, что за это…? – Его голос был низким, опасным рыком.

Я молча кивнула. Один раз. Медленно.

Всё его могучее тело содрогнулось от ярости. Он отпрянул от меня, его лицо исказила гримаса такого невыразимого гнева, что казалось – он вот-вот превратится в дракона прямо здесь и сейчас.

– ПОЧЕМУ? – он орал, и в его голосе звенела сталь и боль. – ПОЧЕМУ ТЫ НЕ СКАЗАЛА? Я бы никогда… Я бы НИКОГДА не позволил… – Его дыхание перехватило от ярости. – Лучше бы я УМЕР! Лучше бы он растерзал меня на куски! Лучше бы я сгорел в аду! Чем так….

Он не мог договорить. Слова застряли у него в горле, задушенные бешенством. Он просто стоял, тяжело дыша, и смотрел на меня. Смотрел с такой ненавистью, таким неистовым, яростным непониманием, что мне стало физически больно.

– Твою мать Крафт! Ты должна была оставить меня, – прошипел он, и каждый звук был как удар хлыста. – Ты должна была бросить меня и спасти себя. Ты… ты совершила самоубийство спасая меня… Какого черта ты вообще стала меня спасать? Ты меня знаешь несколько дней! – Последние слова он выговорил с таким презрением, с такой яростью…

– Ох извини, я не знала что для сохранения жизни нужен определенный срок знакомства. Ты рожден с золотой ложкой во рту и тебя воспитывали, что твоя жизнь ценней остальных. У меня немного иначе детство проходило!!! – зло выпалила я.

В библиотеке стояла могильная тишина. Все замерли, затаив дыхание, наблюдая, как этот гордый, несокрушимый дракон разрывается от ярости и ужаса.

Он снова посмотрел на меня, и теперь в его глазах, помимо гнева, было нечто ещё – ледяное, беспощадное осознание.

– Они придут за тобой, – сказал он тихо, и это прозвучало как обещание и как приговор одновременно.

– Они уже приходили, – так же тихо ответила я. – Через свою слугу. Они взяли плату.

Его рука непроизвольно потянулась к груди, к тому месту, где Хранительница забрала каплю его пламени. Его глаза вспыхнули новым, ещё более яростным огнём.

– Это… это была не плата за проход, – его голос осекся, стал опасным шёпотом. – Это было… искупление. За тебя. За то что ты отдала свою жизнь взамен моей. – Он понял. Понял всё до конца. И его ярость не удвоилась – она исчезла, испарилась, оставив после себя пустоту, страшнее любой злости.

Он отступил на шаг, будто отшатываясь от меня. Его взгляд, ещё секунду назад полный огня, стал пустым и отстранённым, словно он смотрел не на меня, а сквозь меня, на какую-то ужасную, неизбежную перспективу.

– Взамен… – он повторил слова, и они прозвучали плоским, лишённым всяких эмоций эхом. – Ты отдала свою жизнь. Взамен моей.

Он медленно покачал головой, и в этом движении была такая бесконечная усталость, что стало страшно.

– Я… – он попытался что-то сказать, но голос сорвался. Он снова попробовал, заставив себя выговорить слова. – Я не просил этого. Я не хотел этого. Я не… не нуждался в твоём… самопожертвовании.

Его слова висели в воздухе, холодные и тяжёлые, как камни. В них не было благодарности. Была лишь горькая, неприкрытая правда.

– Ты не знаешь меня, – продолжил он, и его голос приобрёл странную, отстранённую чёткость. – Ты не знаешь, чего я стою. Ты не знаешь, что я сделал. И что готов сделать. Ты рискнула всем… ради призрака. Ради того, кто, возможно, этого не заслуживает.

Он посмотрел на свои руки, будто впервые видя их.

– Моя жизнь… – он произнёс это с горькой усмешкой, – …не стоит твоей. Ни одна жизнь не стоит твоей. Особенно сейчас.

Он поднял на меня взгляд, и в его глазах уже не было ни ярости, ни шока. Только ледяное, беспощадное принятие.

– Ты совершила ошибку, Крафт. Не из-за законов. Не из-за богов. Из-за меня. Ты совершила ошибку, выбрав меня, решив что моя жизнь важней твоей…

Он повернулся, чтобы уйти, его движения были механическими, лишёнными привычной драконьей грации.

– Рейвен, – мой голос прозвучал громче, наливаясь сталью. Я не позволю ему просто уйти. Не после всего.

Он замер у двери, его спина – сплошной напряжённый мускул.

– Ты прав, – я выпрямилась, сбрасывая с себя остатки слабости. Мои слова зазвучали чётко, режу воздух. – Я не знаю тебя. И мне плевать на твоё прошлое! Я видела, кто ты сейчас! Здесь! Ты не предал меня там, заслонил собой в аду Вальтазара! А это для меня уже о чём-то говорит!

Я видела, как сжались его кулаки. Хорошо. Пусть злится.

– Я не выбирала, чья жизнь круче! – я сделала шаг вперёд. – Я выбирала между тем, чтобы дать ему сломать нас обоих, или вытащить наши шкуры из этой мясорубки! Да, я нарушила их дурацкие законы! Но это был МОЙ выбор!

Он резко развернулся. Его лицо исказила холодная ярость.

– Твой выбор был идиотским! Ты…

– ДА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! ОНА ДОЛЖНА БЫЛА ОСТАВИТЬ ТЕБЯ! – оглушительный крик Доминика перекрыл его. Мой названый брат вскочил с кресла, его лицо было багровым от гнева. – Была ДОЛЖНА! Это был бы единственный разумный поступок! – Он ткнул пальцем в меня, его рука дрожала. – Ты обязана была думать о нас! О городе! О себе, в конце концов! А не бросаться в авантюру ради какого-то…

– А по-моему, она сделала всё абсолютно верно, – спокойно, с нарочитой небрежностью парировал Крис, не поднимаясь со стола. Он дожевывал свой бутерброд. – Стратегически безупречно. Сохранила ценного союзника. Продемонстрировала силу. Получила артефакт. – Он посмотрел на Доминика с лёгкой усмешкой. – Или ты предлагал ей оставить его Вальтазару? Чтобы тот выудил из него все драконьи секреты и стал ещё сильнее? Очень дальновидно, Дом. Очень.

– Это не значит, что нужно было лезть в самое пекло! – взорвался Доминик, переключая гнев на Криса. – Можно было найти другой способ!

– Какой? – вмешалась Бьена, её голос всё ещё дрожал, но в нём появились нотки задора. – Попросить с приоткрытым декольте? «Милый архимаг, не могли бы вы отпустить дракончика, а мы вам конфетку дадим»? Она поступила как лидер! Жёстко, рискованно, но эффективно! Я бы на её месте сделала то же самое!

– Я бы просто всех убила, – безразлично заметила Север, осматривая свой нож. – И Вальтазара, и дракона, для симметрии. Но её способ тоже имеет право на жизнь.

В этот момент Серафина, до этого молча наблюдавшая, метнула на меня взгляд, полный такой незамутнённой ненависти и ревности, что по коже побежали мурашки.

– Лидер? – она прошипела, её голос звенел, как натянутая струна. – Это не лидерство. Это… это истерика ущербной женщины, которая решила поразить наповал любого, кто обратит на неё внимание! – Она бросила взгляд на Рейвена, в котором читалось настоящее отчаяние. – И ты… ты купился на это? На этот дешёвый трюк с самопожертвованием?

Не дожидаясь ответа, она резко развернулась и выбежала из библиотеки, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.

Неловкое молчание повисло в комнате. Даже Доминик на мгновение смолк, ошарашенный её вспышкой.

Рейвен стоял, окружённый со всех сторон этим хаосом эмоций. Его собственный гнев, казалось, угас, сменившись глубочайшим, всепоглощающим изумлением. Он смотрел то на Доминика, рвущего и мечущего, то на спокойного Криса, то на дверь, в которую убежала Серафина, то на меня.

– Почему? – наконец выдохнул он, и это был уже не упрёк, а искренний, сбитый с толку вопрос, обращённый ко всем сразу. – Почему вы все…? Вы же… вы только что готовы были рвать друг друга на части из-за этого!

– Welcome to the family, чешуйчатый, – хрипло рассмеялся Доминик, снова плюхаясь в кресло и проводя рукой по лицу. – У нас тут так принято. Ругаемся, спорим, угрожаем убить друг друга… а в итоге всё равно остаёмся за одним столом.

– Это называется «команда», – пояснил Крис, наливая себе кофе из стоявшего на столе термоса. – Непривычно, да? У драконов, я слышал, с этим строго. Иерархия, кланы, всё такое. А у нас… – он широко улыбнулся, – …семья, с кучей тараканов и психоза. Но это наша семья.

Рейвен покачал головой, и на его губах появилось что-то похожее на очень усталую, очень сбитую с толку улыбку.

– Семья. – Он произнёс это слово так, будто пробовал его на вкус. – Хорошо. – Он посмотрел на меня, и в его взгляде было странное сочетание остаточной ярости, изумления и… принятия. – Значит, так. Ошибка так ошибка. – Он сделал паузу. – Но в следующий раз, прежде чем тащить меня во тьму, пожалуйста, предупреди. Я хоть приоденусь. – пытаясь разбавить излишнее напряжение он улыбнулся.

– Приоденусь? – я фыркнула, смотря на его разодранную в клочья рубашку и покрытые сажей джинсы. – Дорогой, тебе бы для начала научиться одеваться для обычного выхода в город, а уж потом планировать гардероб для прыжков между мирами.

– О, не учи меня стилю, трупоцветик, – парировал Рейвен, с достоинством проводя рукой по уцелевшему краю рубашки. – Этот вид называется «боевые шрамы». Это вам, смертным, не понять.

Доминик громко рассмеялся, развалившись в кресле:

– Боевые шрамы? Боже, да ты выглядишь как помятый голубь после драки с котом! – Он с наслаждением указал на торчащую нитку на плече Рейвена. – Смотри-ка! Даже ниточка плачет от стыда!

– Зато я не ношу костюмы, которые кричат «пожалуйста, ограбьте меня, я богатый и беспомощный», – огрызнулся Рейвен, кивая на идеальный трёхчастный костюм Доминика.

– Это называется «статус», ящер! – Доминик притворно возмутился. – В отличие от твоего «стиля», который кричит «я только что из помойного бака и мне там понравилось»!

– Ребята, ребята, – вмешался Крис, поднимая руки в примиряющем жесте. – Давайте без драк. Мери, может, объявишь конкурс «Лучший наряд для конца света»? Я голосую за дракона – у него хотя бы настоящий вид!

Бьена оторвалась от планшета с сияющими глазами:

– О, я уже создала опрос в нашем чате! «Кто лучше пережил Сумеречную Тьму: готичная некромантка или помятый дракон?» – Она повернула экран, показывая два наших с Рейвеном фото – моё злое и покрытое сажей, и его – изумлённое и с торчащими в разные стороны волосами. – Пока лидируешь ты, Мери! 67% за «ярость и стиль»!

– Эй! – возмутился Рейвен. – Это нечестно! Меня снимали без предупреждения! Я не успел принять героическую позу!

– Милый, твоя героическая поза была «ой, всё», – не удержалась я, и библиотека огласилась общим хохотом.

Даже Север, обычно невозмутимая, издала негромкий звук, похожий на шипение перегретого чайника – это было её подобие смеха.

– Его поза была эффективной, – безразлично заметила она. – Минимальная площадь для поражения. Я одобряю.

Рейвен смотрел на нас всех с выражением человека, который неожиданно попал в сумасшедший дом и… постепенно начинает понимать его правила.

– Вы… вы все совершенно ненормальные, – констатировал он, но на его губах играла улыбка.

– Спасибо за комплимент! – Доминик сделал изящный реверанс с своего кресла. – Мы стараемся. Особенно по пятницам, когда Крис пытается приготовить ужин.

– Эй, моё фирменное блюдо «спагетти с тенью и отчаянием» имеет своих поклонников! – обиделся Крис.

– Да, у городского морга, – парировала Бьена. – Они просят рецепт для бальзамирования.

В этот момент дверь приоткрылась, и показалась взъерошенная голова одного из младших «теней».

– Эм, босс? – парень нервно посмотрел на меня. – Там ваша… э-э-э… гостья из драконьего клана… она… э-э-э… подожгла восточное крыло. Немножко.

Все замолчали, а затем снова рассмеялись.

– О, просто мило! – воскликнул Доминик. – Вечером – путешествие между мирами, ночью – небольшой поджог! Какая многогранная личность!

– Не волнуйся, – Рейвен тяжело вздохнул, но в его глазах читалось скорее веселье, чем злость. – Я заплачу за ремонт. У нас в клане есть скидка у пиромантов.

– Вот видишь! – я широко улыбнулась. – Уже становишься частью семьи – принимаешь на себя финансовую ответственность за истерики родственников!

Рейвен покачал головой, но улыбка не сходила с его лица.

– Ладно, ладно, вы меня убедили. – Он поднял руки в шутливой капитуляции. – Ваша банда психопатов официально меня приняла. Я чувствую себя как дома. То есть, в месте, где постоянно что-то горит, взрывается и требует страховых выплат.

– Тогда добро пожаловать домой, чешуйчатый! – Доминик вскочил и хлопнул его по плечу. – Теперь ты обязан присутствовать на всех наших безумных сборищах! Завтра, например, у нас запланирован налёт на склад Культа Света. Берёшь с собой зажигалку?

– Думаю, справлюсь и без, – фыркнул Рейвен. – У меня есть врождённая функция.

Мы ещё немного пошутили и поболтали, постепенно чувствуя, как накал спадает и наступает приятная усталость. Ларец тем временем благополучно упокоился в потайной комнате за стеной, защищённый таким количеством заклятий, что даже у меня глаза разбегались.

– Ну всё, – наконец объявил Крис, громко зевая. – Я пойду, а то уже начинаю видеть двойные смыслы в ваших шутках. А это верный признак, что пора спать.

– Ага, – согласилась Бьена, закрывая свой планшет. – Мне ещё нужно стереть историю поиска после запроса «как ухаживать за драконьей чешуёй». Рекомендации были… странные.

Один за другим они стали расходиться, бросая на прощание шутки и напутствия. Рейвен задержался у двери, его взгляд снова стал серьёзным, но уже без прежней тяжести.

– Мери, – он произнёс моё имя, и в его голосе звучала лёгкая, почти невесомая нота благодарности. – Это было… незабываемо.

– О, это только начало, – я устало улыбнулась. – Завтра будет ещё веселее. Спокойной ночи, дракон. Не поджигай во сне свой матрас.

– Постараюсь, – он кивнул с той самой надменной ухмылкой, что сводила меня с ума с первой встречи, и вышел.

Я осталась одна в тихой библиотеке, погасила свет и побрела к себе, прислушиваясь к привычным ночным звукам особняка – скрипу половиц, дальнему храпу Доминика, щелчку закрывающихся замков.

Безумцы. Идиоты. Моя семья.

И, кажется, у нас новый член клуба. С драконьей чешуёй и внезапно появившимся чувством юмора.

Завтра будет интересно.

Глава 7

Рейвен

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно сквозь густой туман. Первым пришло чувство пустоты – не физической, а глубокой, под самой грудной клеткой, там, где раньше пылало неугасимое пламя моего сердца. Его вырвали. Часть меня была украдена. Потом – запахи. Не знакомый аромат вулканического пепла и раскалённого камня моих покоев в горах, а тяжёлый, сладковатый дух старого красного дерева, воска от бесчисленных свечей и едва уловимой, горьковатой магии, пропитавшей каждый камень этого особняка.

Резкий, отрывистый стук в дверь вырвал меня из полудрёмы. Не громкий и насмешливый, как обычно у Доминика, а твёрдый, металлический, как удар клинка о клинок.

– Дракон. Выходи. – Голос Доминика был лишён всякой привычной насмешки. В нём звучала закалённая сталь и что-то ещё… что-то тяжёлое и неизбежное. – Библиотека. Немедленно.

Я поднялся с кровати, мышцы ныли и гудели, как после долгого боя. Натянул первые попавшиеся под руку штаны и рубашку, не застёгивая её. В коридорах особняка царила предрассветная тишина, нарушаемая лишь далёким, мерным потрескиванием дров в камине и скрипом половиц под моими босыми ногами.

Он ждал меня в библиотеке. Не у стола с виски и картами, а у камина, спиной ко мне, его фигура была напряжена, как тетива лука.

– Закрой дверь, – сказал он, не оборачиваясь. Его голос был низким и безжалостным.

Я так и сделал, щёлкнул замком. Воздух в комнате стал густым, спёртым, наполненным запахом старой кожи переплётов и тлеющих углей.

Доминик медленно повернулся. Его лицо было бледным и жёстким, как высеченное из мрамора, но в глазах бушевала настоящая буря – боль, ярость и та неизбывная тяжесть, что появляется у людей, несущих на своих плечах слишком тяжкий груз.

– Ты видел её силу, – начал он, и каждый его звук падал на пол между нами, как камень, отдаваясь глухим эхом в тишине. – Видел её ярость. Её готовность сгореть дотла за тех, кого она считает своими. Возможно она выпотрошит меня узнав, что я все это тебе рассказал, но сейчас ты узнаешь, какую цену она заплатила за каждую каплю этой силы. Сядь.

Я опустился в кресло у камина, не сводя с него взгляда. Инстинкт дракона кричал об опасности, но это была не физическая угроза. Это было нечто куда более глубокое и страшное.

– Ей было шесть лет, – его голос стал тише, но приобрёл смертоносную чёткость, – когда на её глазах убили ее мать, сжигая ее заживо боясь ее мертвой силы. Она видела, как мать умирает в муках, пытаясь создать щит вокруг своей дочери. Видела пустоту в её глазах в последний миг.

Он сделал паузу, давая мне осознать всю тяжесть этих слов. Я не дышал.

– Отец… – Доминик с силой сжал кулак, его костяшки побелели, – …был пустым местом. Ничтожеством без намёка на силу. И он ненавидел её. Ненавидел за каждый взгляд, напоминавший о матери на которой он женился лишь ради выгоды. За силу, которую боялся и которой желал. За сам факт её существования. Он видел в ней лишь напоминание о своей неполноценности.

Я молчал, сжимая подлокотники кресла так, что дерево затрещало под моими пальцами. Под кожей зашевелилась чешуя.

– Издевался как мог, – продолжил Доминик, и его глаза стали стеклянными от сдерживаемой ярости. – Избивал ремнём с серебряной пряжкой, оставлявшим жгучие раны. Запирал в ледяном подвале на сутки, где она сидела в темноте, прижавшись к стене, слушая скребущихся за ней крыс. Говорил, что она – ошибка природы, чудовище, которое нужно стереть. А потом… – он сглотнул, его горло сжалось, – …продал. Мерзавцу, богатому торговцу, который коллекционировал… юных девочек с даром. Для своих утех.

Тишина в библиотеке стала абсолютной, давящей. Я перестал дышать, чувствуя, как по спине побежали ледяные мурашки.

– Она не позволила, – голос Доминика стал тише, но приобрёл остроту отточенной бритвы. – Мэри, очнулась, когда тот жирный, потный скот, пахнущий дешёвым табаком и дорогим одеколоном, уже рвал на ней рубашку. Его слюни капали ей на лицо. Он что-то бормотал о том, какая она «редкая, диковинная вещичка». Она вырвала нож у него из-за пояса – длинный, с перламутровой ручкой, видимо, для «забавы». И всадила. В пах. По самую рукоятку. И провернула.

Я представил это. Яркую кровь на бледной коже. Дикий, животный вопль. И маленькую девочку с глазами, полными не детского страха, а древней, беспощадной ярости.

– Отец вбежал на крик, – Доминик продолжил, его лицо исказилось от отвращения, – увидел это… и вместо того чтобы помочь, он набросился на неё. Избил её кулаками и ногами, крича, что она «опозорила» его, «испортила товар». Вышвырнул на улицу, в метель, в одном рваном платье. Сказал, чтобы сдохла, как её мать.

Я встал, не в силах больше сидеть. Моё тело дрожало от сдерживаемой, бессильной ярости. Яркие вспышки драконьего огня плясали у меня перед глазами.

– Я нашёл её, – голос Доминика дрогнул, впервые за весь рассказ. Он отвернулся, смотря в огонь, как будто вновь видя ту картину. – Просто шёл мимо по своим делам. Мелкий воришка, которого только-только приняли в банду. Кучу окровавленных тряпок в сугробе. Я уже прошёл мимо, но… что-то заставило обернуться. Она была ещё жива. Едва. Дышала прерывисто, мелкими, хриплыми вздохами. Я поднял её на руки – она была легче пуха. Принёс в логово клана. – Он с силой сжал веки, как будто пытаясь стереть воспоминание. – Наш тогдашний главарь, старый отморозок по кличке Мрамор, узрел в ней не ребёнка. Инструмент. Оружие. Он сказал: «Она либо сдохнет, либо станет самым страшным нашим оружием». Он запирал её в комнате без окон, с голыми мраморными стенами. Морил голодом, давая лишь воду и черствый хлеб. Избивал плёткой, чтобы «закалить дух». Заставлял смотреть, как пытают и убивают провинившихся, чтобы «воспитать верность через страх». Чтобы выжечь из неё всё человеческое.

Я закрыл глаза. Мне было физически плохо. Желудок сжимался в комок.

– Она выжила, – продолжил он, и в его голосе зазвучала горькая, неистовая гордость. – И начала тренироваться. Сама. По ночам, пока все спали. Доводила себя до изнеможения, до кровавых мозолей на руках и сломанных костяшек. Училась стрелять без промаха из краденого пистолета. Метать ножи, пока не стала попадать в цель с закрытыми глазами. Изучала болевые точки, чтобы убивать одним прикосновением. Она решила, что больше никогда, НИКОГДА не будет беспомощной.

Он повернулся ко мне, его лицо было искажено гримасой боли и гнева.

– А потом Мрамор, ради потехи, на спор, убил одного из наших. Молодого пацана, Лисёнка, который тайком подкармливал её, просовывая под дверь куски хлеба и сыра, когда её морили голодом. Она вошла в зал совета. Ей было шестнадцать. Вся в синяках, худая, как тень, но с прямой спиной. Посмотрела на него… и бросилась. Не с магией, которой уже тогда владела. С ножом, что я ей когда-то подарил. Зарезала. Как свинью. На глазах у всего клана. Молча, методично, хладнокровно.

Я представил эту картину во всех ужасающих подробностях. Молчаливый зал, полный ошарашенных, закалённых бандитов. И хрупкая, измождённая девочка, стоящая над телом своего мучителя, вся в крови, с ножом в руке.

– Она вытерла клинок о его одежду, подняла голову и сказала: «Отныне здесь больше не будет беспредела, здесь будет сильный клан перед которым будут трепетать. Вы можете пойти за мной, а можете попытаться оспорить мою правоту!». – Доминик выдохнул, и его плечи на мгновение обвисли. – Против не был никто. Не из страха. Из… уважения. Из признания. Она… заслужила это право. Своей кровью. Своим упрямством. Своей волей. Она не стала мстить тем, кто стоял в стороне. Не стала чинить расправу. Она начала строить.

Он подошёл ко мне вплотную, его глаза пылали.

– Она сделала из кровавой, мелкой банды воров и наёмников – клан. Силу, которую уважают и боятся. Свод правил. Защиту для слабых. Смерть для тех, кто этого заслуживает. Она построила всё это, – он обвёл рукой комнату, – из пепла своего прошлого. Никогда не прося о пощаде. Никогда не показывая боли. Никогда не доверяя никому. До меня. До них. – Он кивнул в сторону двери, имея в виду остальных.

Он замолчал, давая мне переварить услышанное. Воздух звенел от напряжения.

– А по ночам, – его голос стал низким, почти шёпотом, полным невыразимой боли, – её до сих пор мучают кошмары. Она просыпается в холодном поту, и её трясёт так, что слышен стук зубов. И она… она запивает эту боль виски. Пока не отключится. Чтобы забыть. Чтобы хоть на несколько часов заглушить тот ужас, что живёт в ней с шести лет. Чтобы уснуть без криков мёртвой матери в ушах.

Я отшатнулся и прислонился к стеллажу, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Вся моя драконья надменность, всё моё многовековое высокомерие рассыпались в прах перед этой леденящей душу правдой. Я увидел ее боль словно свою…

– И вот эта девушка, моя сестра пусть и не по крови, с которой я прошел кучу всякого дерьма, – Доминик впился в меня взглядом, в котором смешались ярость, боль и отчаянная мольба, – которая прошла через ад и не сломалась… которая никогда никому не доверяла… рискнула всем. Своей силой. Своей душой. Своим будущим. Ради тебя. Зная, что Тёмные Боги могут стереть её за это нарушение. – Его голос сорвался, стал хриплым. – Так что, когда я спрашиваю, достоин ли ты её жертвы… это не пустые слова. Это вопрос, от которого у меня сжимается сердце каждый раз, когда я на тебя смотрю. – Он подошёл ко мне вплотную. – Так кто ты, дракон? Тот, ради кого она совершит свою следующую ошибку? Или тот, кто наконец-то окажется того стоит?

Он не стал ждать ответа. Он развернулся и вышел, хлопнув дверью с такой силой, что с полки слетела старая книга.

Я остался стоять там, один, в центре тихой, тёмной библиотеки, и груз услышанного давил на плечи тяжелее любой горы. Я смотрел в потухший камин, но видел лишь образ маленькой девочки с ножом в руке и глазами, полными вечной тьмы.

И впервые за всю свою долгую жизнь я не знал, что делать дальше.

Я стоял, прислонившись к холодному мрамору камина, но не чувствовал его холода. Внутри меня бушевал пожар, куда более страшный, чем любое драконье пламя. Слова Доминика вонзались в сознание снова и снова, как раскалённые клинки, выжигая всё, что я знал о себе, о ней, о мире.