«Черный Дракон на моей коже»

Я выдержала паузу, заставляя его ледяной, безразличный взгляд упереться в мой собственный, полный тьмы и воли.

– Скверна, Старейшина, уже стучится в ворота вашего дома, и всего мира, – мой голос прозвучал удивительно четко и громко в этой давящей, ледяной тишине. – Мы принесли вам не скверну, а вопрос. И надеемся, что ваше знание поможет нам найти на него ответ.

Рейвен шагнул вперед, его тень легла на кристаллический пол.

– Старейшина, мы просим совета. Этот артефакт… – он сделал едва заметный взглядом жест, и двое слуг, стоявших в нишах у стены, молча и плавно вышли вперед. Они несли на расшитом серебром покрывале тот самый чёрный ларец и поставили его на низкий столик из чёрного камня, стоявший между нами.

Ларец лежал безмолвно, но я чувствовала кожей, как от него исходит низкая, настойчивая вибрация, дисонанс в идеальной симфонии башни. Казалось, будто черное, больное сердце, заточённое в дереве, начало биться вразнобой с мерным пульсом этого места.

Илтерил медленно, с тихим, сухим скрипом, словно ветви старого дерева, склонил голову. Его пустой, ледяной взгляд упал на ларец. Он не проявлял ни страха, ни интереса. Лишь констатировал факт, как учёный – наличие препарата под стеклом.

– Ключ, – произнёс он, и слово повисло в воздухе, обрастая инеем. – Один из многих. Испорчен. Осквернён. Наполнен иной, чужеродной волей. Той, что старше ваших родов, дракон. Старше её некромантских игр с тенями. – Он медленно поднял глаза на меня. – Зачем вы принесли это сюда? Вы хотите, чтобы я открыл его? Выпустил то, что пульсирует внутри, жаждя свободы?

– Мы хотим понять, как его уничтожить, – твёрдо, без колебаний, сказал Рейвен. Его руки были сжаты в кулаки за спиной. – Или обезвредить.

Старейшина смотрел на него, не мигая.

– Огонь не испепелит его. Сила не сломит. Молот лишь уплотнит тьму внутри. То, что внутри, питается попытками уничтожения. Оно пьёт страх и растёт на приложенной силе. Ты, дитя грозы, должен знать это лучше многих.

Он перевёл свой бездонный, холодный взгляд на меня.

– А ты… маленькая смерть, последний сосуд. Ты носишь в себе семя той же тьмы. Разве ты не чувствуешь, как оно отзывается на зов этого дерева? Как оно шевелится в твоей крови, жаждая слиться с ним, вырваться на свободу через тебя?

Его слова впивались в меня, как ледяные иглы, достигая самых потаенных, самых больных уголков души. Он не угрожал. Он не осуждал. Он просто констатировал факт, и от этой неумолимой правды становилось в тысячу раз страшнее.

– Я не сосуд, – выдохнула я, с силой впиваясь ногтями в ладони, чувствуя, как под кожей беспокойно задвигался мой дракон. – Я – замок. И я не намерена ломаться.

В уголках бескровных, тонких губ Старейшины дрогнуло нечто, отдалённо напоминающее улыбку – трещина на ледниковой поверхности.

– Замки ломаются. Двери открываются. Сила, что вы пытаетесь удержать, не предназначена для удержания смертными. Ты выбрала опасный путь, дитя. Но раз уж ты пришла сюда за знанием… знание ты получишь.

Он медленно, будто с огромным усилием, поднял руку – высохшую, почти прозрачную, с длинными тонкими пальцами, похожими на скелетированные ветви. И указал на ларец.

– Чтобы уничтожить ключ, нужно найти того, кто его выковал. Или того, кто может переделать запоры, изменить саму его суть. Тот, кто наполнил его своей волей… он силён. Силен, как сама пустота между мирами. Но его сила имеет начало. Найдите это начало. Перекройте его. Отравите родник. И тогда… тогда эта вещь станет просто куском мёртвого дерева. Безвредным и немым.

Он опустил руку, и она бессильно упала на колено.

– А теперь заберите свою скверну и уйдите. Воздух здесь стал тяжёлым, густым от её дыхания. Мне нужно очищать пространство. Ваше присутствие нарушило равновесие.

Рейвен кивнул, его лицо оставалось высеченной из камня маской, но в глазах я увидела вспышку того самого, знакомого хищного огня.

– Мы благодарим вас за совет, Старейшина. Мы не забудем оказанную честь.

Слуги вновь, молча и плавно, подняли ларец на покрывале. Я почувствовала, как с его удалением воздух в зале действительно стал чуть легче, мерцание кристаллов – ровнее.

Мы развернулись и направились к выходу. Спина у меня горела под пристальным, безразличным взглядом Старейшины, который, казалось, проникал сквозь плоть прямо в душу. Он сказал нам ровно ничего и всё сразу. «Найдите начало». Как будто найти иглу в стоге сена вселенной – это просто.

Переступив порог башни, я вдохнула полной грудью влажный, прохладный, пахнущий озерной водой и дымом воздух. Он показался мне невероятно сладким и живым после ледяной, мёртвой чистоты зала.

Доминик тут же подошёл ко мне, его взгляд сканировал мое лицо в поисках ответов.

– Всё в порядке? Что он сказал? – прошептал он, бросая настороженный взгляд на спину Рейвена.

Я лишь покачала головой: «Позже. Не здесь».

Рейвен остановился на краю уступа, глядя на город, раскинувшийся внизу, в предрассветной дымке и тумане.

– Начало, – произнёс он тихо, так, что слышала только я. Его голос потерял официальную холодность, в нем вновь зазвучали знакомые стальные нотки. – Он говорит о Матери Тьмы. О её сердцевине.

– Или о Вальтазаре, – так же тихо ответила я, подходя ближе. – Он сказал «тот, кто наполнил его своей волей». Вальтазар мог быть лишь рукой, молотом в её руке. Но чтобы найти кузнеца… нужно сначала найти кузницу.

Рейвен повернулся ко мне. В его глазах горел тот самый, знакомый огонь – острая, хищная, почти радостная решимость.

– Неважно. Найдём и руку, и голову, и самое чёрное сердце этой истории. И отрубим всё разом.

В его низком, уверенном голосе звучала такая безжалостная уверенность, что по моей спине снова пробежали мурашки. Но на этот раз не от страха или холода. От предвкушения.

И в этот самый момент из-за поворота коридора, ведущего в жилые крылья, как вихрь, появилась высокая, поджарая фигура.

– Рейвен! Чёрт возьми, я тебя по всему дворцу ищу! – раздался громкий, насмешливый голос, и прежде чем кто-либо успел среагировать, незнакомец уже был рядом, хватая дракона в объятия с товарищескими похлопываниями по спине. – Твой дворецкий сказал, что ты где-то тут с какими-то темными личностями. Я сразу понял – начинается что-то веселое!

Это был мужчина лет тридцати, с беззаботной ухмылкой до ушей и озорными зелеными глазами. Его темные волосы были небрежно растрепаны, а с лицом воина странно контрастировали ямочки на щеках. Он был одет в дорогой камзол, но носил его с небрежностью наемника, а за спиной у него болтался изящный, но явно боевой клинок.

Рейвен отшатнулся, сглаживая помятый шелк на рукаве. На его лице мелькнуло искреннее изумление, быстро сменившееся на привычную маску сдержанности.

– Каэл? – он произнес имя с плохо скрытым раздражением. – Что ты здесь забыл? Снова проиграл в кости фамильные реликвии или твоя новая пассия оказалась женой кого-то из Совета Старейшин? Опять нужен мой кров, чтобы пересидеть гнев родни?

Каэл лишь рассмеялся, отпуская его и оглядывая богатый коридор.

– Вечно ты в меня веришь, дружище! Нет, я принес тебе гораздо больше проблем. Слухи! До меня дошло, что ты затеял какую-то авантюру прямо в родовом гнезде. Как я мог пропустить такое веселье? Бросил всё и примчался. Считай меня своим новым, самым очаровательным бременем.

Его взгляд скользнул по Доминику, Север и Бьене, оценивающе и быстро, а затем остановился на мне. Его улыбка стала еще шире, а в зеленых глазах вспыхнул неподдельный, живой интерес.

– А это, должно быть, и есть источник всех слухов? – Он сделал изящный, чуть насмешливый поклон, ни на секунду не отводя от меня глаз. – Каэл Вандер. Непутёвый друг этого угрюмого буки, несостоявшийся наследник соседнего удела и по совместительству гроза сердец. Позвольте сказать, леди, слухи о вашей… смертоносности, явно недооценили вашу красоту. Они должны были предупредить, что встреча с вами опасна для сердца.

Он взял мою руку и поднес к губам, но поцеловал не кожу, а воздух в сантиметре от нее. Жест был полон дерзкого обаяния, здесь, среди портретов чопорных предков, выглядевшим вызывающе нелепо.

Я приподняла бровь, чувствуя, как уголки губ сами собой тянутся вверх.

– Мистер Вандер. Судя по тому, как вы ворвались в частные апартаменты, опасность для сердца – это ваша специализация.

Каэл рассмеялся – звонко и искренне, и его смех гулко разнесся по высокому коридору.

– О, она еще и остроумна! Рейвен, дружище, ты, как всегда, скрываешь самое интересное! – Он отпустил мою руку, но его взгляд продолжал играть. – Скажите, леди, а что нужно сделать, чтобы получить экскурсию по вашим… владениям? Желательно без участия этого ворчуна. Ваш вкус, я вижу, куда тоньше, чем интерьер его спальни.

Рейвен, до этого молча наблюдавший с каменным лицом, наконец издал короткий, саркастический смешок.

– Обычно для этого нужно умереть, Каэл, – его голос был сладок, как яд, и идеально гармонировал с утонченной обстановкой. – Но для тебя, старый друг, она, возможно, сделает исключение и устроит экскурсию по своему склепу. Там как раз есть свободная ниша. С твоим гербом.

Каэл приложил руку к сердцу с преувеличенной болью, чуть не задев вазу с цветами.

– Ой, жестоко! Я всего лишь проявляю вежливость к нашей гостеприимной хозяйке! Или тебе не нравится, когда кто-то проявляет к ней внимание в твоих родовых стенах, а? Ревнуешь? Может, ты уже присмотрел ту нишу для себя?

– Нет, – парировал Рейвен, его глаза сузились. В воздухе запахло легким дымком и гарью. – Я просто знаю, чем обычно заканчиваются твои «вежливости». Разбитыми сердцами, разоренными кошельками и, очень часто, подожженными гобеленами. Я просто экономлю время леди Крафт на реставрации семейных ценностей.

– Неправда! – возмутился Каэл, но в его глазах танцевали чертики. – Гобелен горел всего один раз! И то, это была романтическая жестикуляция!

– Ты поджег шпалеру XV века с изображением бракосочетания моего прапрадеда, пытаясь впечатлить герцогиню импровизированным факелом из её же собственного букета, – мертвым тоном констатировал Рейвен. – Это выходит за рамки «жестикуляции». Это называется «вандализм».

Я наблюдала за их перепалкой, с трудом сдерживая улыбку. Сарказм Рейвена, звучавший в этих стенах, был отточенным, аристократичным и оттого еще более беспощадным. Но Каэл, казалось, только наслаждался этим.

– Мелочи! – отмахнулся он, грациозно избегая взгляда появившегося в дальнем конце коридора неодобрительного дворецкого. – Герцогиня простила. А вот леди Крафт… я надеюсь, она более снисходительна к маленьким проступкам во имя великой красоты?

Он снова посмотрел на меня, а Рейвен издал низкое, предупреждающее ворчание, от которого по стеклу витража побежала тонкая трещинка. Каэл немедленно повернулся к нему, ухмыляясь.

– О, прости! Я забыл, что ты теперь официальный хозяин и защитник. Не волнуйся, дружище, я не украду твою некромантку. Я только… одолжу ненадолго. Для светской беседы в саду. Уверен, розы цветут восхитительно.

Лицо Рейвена стало абсолютно невозмутимым, но воздух вокруг него заколебался от жары.

– Единственное, что ты можешь одолжить, Каэл, – это проблемы. И сейчас не время для твоих игр. У нас есть работа. Настоящая.

– Всегда не время для игр, – вздохнул Каэл с преувеличенной печалью, оглядывая роскошные интерьеры. – Ладно, ладно, я понял. Но я не уйду. Где ты, там всегда веселье. В конце концов, кто еще спасет тебя от твоей собственной серьезности и этих унылых портретов?

Рейвен посмотрел на него с убийственным сарказмом.

– О, да. Потому что в последний раз, когда ты «спасал» меня от серьезности, мы оба оказались в темнице герцога из-за твоей же «романтической жестикуляции» с его дочерью. Спасибо, я прекрасно справлюсь и без твоих спасательных операций. Особенно в моем же доме.

– Я конечно рада знакомству и встрече друзей, но предлагаю вернуться каждому в апартаменты и встретится через час в моих комнатах для обсуждения дальнейших действий. – Возвращая серьезность голосу парировала я. После чего развернулась и направилась в свои покои.