«Черный Дракон на моей коже»

Рейвен напрягся рядом со мной, но я опередила его, позволив себе томно улыбнуться.

– Не извольте беспокоиться, леди Дарквейн, – мой голос прозвучал сладко и тихо, но его было слышно по всему залу. – Платье прошло огонь, воду и медные трубы. И даже несколько особенно скучных светских раутов. Оно выдержит и легкий укус древнего зла. В отличие от некоторых, куда более хрупких вещей, – я позволила своему взгляду скользнуть по ее идеальному, застывшему лицу, – которые трескаются от одной лишь капли правды.

Легкая дрожь пробежала по пальцам Лилии, сжимающим бокал. Но ее улыбка стала только слаще.

– О, какая находчивость! – она воскликнула с фальшивым восхищением. – И скажи, милая, эта ваша Тьма… она хоть разборчива в связях? Мне просто интересно, не сочтет ли она наше скромное общество… слишком скучным для своего визита? После такого яркого города, как твой Блэкстоун. Там же, я слышала, такие… живые улицы. И такие интересные люди в подворотнях.

Тихий, сдавленный смешок донесся откуда-то из-за спины Аликс. Я не стала удостаивать ее взглядом.

– Вы поразительно хорошо осведомлены о городском фольклоре, – парировала я, наклоняя голову. – Но не беспокойтесь. У Матери Тьмы безупречный вкус. Она ценит… аутентичность. А что может быть аутентичнее застывшего в вечной позе лицемерия и напудренного высокомерия? Уверена, она придет в восторг от здешних нравов. Возможно, даже оставит вас на десерт.

Наступила мертвая тишина. Даже слуги замерли. Лилия побледнела, а ее дочь, Аликс, смотрела на меня с таким нескрываемым ужасом, будто я уже призвала это самое зло прямо ей в тарелку с супом.

Рейвен поднес руку к губам, притворно покашляв, чтобы скрыть непроизвольную ухмылку.

Тарн Дарквейн медленно поднял взгляд от своих сомкнутых рук. Его голос, низкий и не терпящий возражений, разрезал напряжение.

– Довольно, – произнес он одно-единственное слово, но оно прозвучало как удар гонга. – Мы не на рыночной площади. Лили, прекрати это недостойное поведение. Леди Крафт, – его взгляд тяжело уперся в меня, – твоя острота ума впечатляет, но сейчас нам требуется мудрость, не словесные дуэли.

Он перевел взгляд на Рейвена.

– Ты говоришь о реальной угрозе. Я требую доказательств. Не сказок. Доказательств.

Рейвен встретил взгляд отца, холодный и непоколебимый.

– Доказательства, отец? – он произнес, и в его голосе не было и тени сомнения. – Конечно. Мы не стали бы тревожить покой нашего дома голословными заявлениями. Бьена, – он обернулся к младшему столу, где техноманка все еще пыталась прийти в себя от моего преображения. – Покажи им. Покажи всем.

Имя, произнесенное его властным тоном, подействовало на Бьену как удар тока. Она вздрогнула, ее глаза на мгновение потеряли ошеломленное выражение, и в них вспыхнул привычный азарт гения за работой. Все ее сомнения и замешательство испарились, уступив место миссии.

– Без проблем! – ее голос прозвучал чуть возбужденно. Она смахнула со стола опрокинутую вилку и одним движением руки активировала свой браслет. Голографический интерфейс вспыхнул в воздухе перед ней. Ее пальцы замелькали, набирая команды. – Подключаюсь к локальному энергопотоку… перенаправляю мощность… проецирую на центральную точку… И… немного света и магии, джентльмены!

Она щелкнула пальцами, и из центра ее браслета выпорхнула маленькая, мерцающая сфера чистого света. Она подлетела к потолку и зависла прямо над центром стола, между Тарном и нами.

Сфера взорвалась светом, и над столом возникла потрясающе детализированная голограмма.

Темный рынок Блэкстоуна, охваченный адским, багровым пламенем. В центре хаоса – они. Голографическая Мериана, в пропитанной дымом коже, с лицом, искаженным не яростью, а ледяной концентрацией. И Рейвен, его руки, покрытые чешуей, мечут снопы драконьего огня, выжигая фанатиков с горящими глазами. Они двигались в идеальном, смертоносном симбиозе, прикрывая друг другу спины.

И тогда из голографического дыма выползла Она. Тень, что отделилась от горящего храма. Фигура, от которой стыла кровь в жилах даже в виде проекции. Воздух над столом задрожал, и из голограммы повалил леденящий душу шепот – наложение записывающих заклятий Бьены.

В тот момент, когда тень ринулась на них, земля под ногами голографических Мери и Рейвена разверзлась. Но это была не земля. Это была сама Тьма. Живая, пульсирующая, извивающаяся. И из нее, с костяным скрежетом и булькающими воплями, полезли они.

Твари. Не фанатики, а нечто древнее и куда более ужасное. Скелеты, слепленные из костей разных существ, с неестественно длинными конечностями и когтями, скрежещущими по брусчатке. Бестелесные тени с горящими глазницами, вытягивающиеся из трещин. Нечто, напоминающее раздувшихся, полуразложившихся трупов, ползущее и хватающее все на своем пути.

Хаос достиг апогея. Голографический Рейвен, раненный ударом Тени, отшатнулся, заливая пространство вокруг себя очищающим пламенем, но твари были повсюду.

И тогда голографическая Мериана взмолилась. Но это была не молитва о пощаде. Она вскинула руки, и ее глаза затянуло пеленой абсолютной, молочной белизны. Из ее груди вырвался не крик, а низкий, сокрушающий волю гул, который заставил вибрировать даже реальные бокалы на столе.

Твари замерли на мгновение, их движения стали резкими, прерывистыми. Казалось, сама реальность сопротивлялась ее воле. На голографическом лице Мери выступили капли крови у носа, ее тело содрогалось от нечеловеческого напряжения.

И тогда по ее бледным щекам из распахнутых дымовых глаз медленно, словно черные слезы, потекли две струйки густой, почти черной крови. Зрелище было одновременно жутким и величественным. Она платила ужасную цену за каждый миг контроля.

Она издала низкий, сдавленный стон и рванула что-то невидимое к себе. И твари… повиновались.

Они развернулись. Из врагов превратились в жалкое, неуклюжее оружие. Скелеты, движимые ее волей, обрушились на тех, кто еще секунду назад был их собратьями. Это был жуткий, сюрреалистичный танец смерти, дирижируемый ею ценой ее собственной крови.

А потом, когда волна атаки была отбита, она сделала очередное движение руками – резкое, сбрасывающее, будто срезая невидимые нити. И щупальца Тьмы, твари, сама черная жижа – все это стало сжиматься, затягиваться обратно в трещину. Трещина сомкнулась с глухим, окончательным хлопком.

И в тот же миг голографическая Мериана пошатнулась. Ее руки бессильно упали, молочная пелена с глаз исчезла, обнажив закатившиеся зрачки. Ее тело обмякло и начало падать на окровавленную брусчатку.

Но она не рухнула. Голографический Рейвен, сам едва стоявший на ногах, метнулся вперед. Его движение было резким, инстинктивным. Он поймал ее на руки прежде, чем она коснулась земли, прижал к своей груди, заслоняя ее беззащитное тело от окружающего хаоса своим. Его окровавленная рука прижала ее голову к своему плечу, скрывая ее окровавленное лицо от чужих глаз. В его позе читалась не просто забота союзника – в ней была дикая, животная ярость защитника и щемящая нежность.

Голограмма погасла, зафиксировав этот последний, пронзительный кадр: дракон, держащий на руках обессиленную некромантку.

В зале стояла абсолютная, оглушительная тишина. Никто не дышал.

Рейвен медленно поднялся. Его собственное лицо было бледным, а в глазах стояла тень той самой ярости с голограммы.

– Вы видели не «силу» некроманта, – его голос прозвучал хрипло, но сокрушительно тихо в этой тишине. – Вы видели цену. Цену контроля над тем, что не должно существовать. То, что она сделала – не призыв. Это сдерживание. Так что да! Угроза более чем реальна! Нравится вам это или нет, но Мериана и вся ее семья – здесь почетные гости, а не враги. И вам придется с этим смириться до конца нашего визита. – Его голос набрал силу, стал звенящим и абсолютным, как удар стали. – И да. Оскорбление любого из моих гостей я буду воспринимать как личное оскорбление. Со всеми вытекающими последствиями.

Он обвел взглядом зал, и его глаза, горящие холодным золотым огнем, на мгновение остановились на бледном, как полотно, лице Лилии, на сжатых губах тети Леониды, на откровенно испуганном лице его сестры.

– Мы здесь не для того, чтобы нравиться. Мы здесь, чтобы не дать твари которая погубит все на своем пути выбраться наружу окончательно.

В наступившей тишине его слова висели в воздухе, тяжелые и неоспоримые. Даже Тарн Дарквейн молчал, его могущественная фигура была неподвижна, а взгляд был прикован к сыну с новым, непривычным выражением – в нем читалось не только потрясение, но и зарождающееся уважение к той силе воли и ответственности, что демонстрировал Рейвен.

Первой нарушила тишину Астра. Раздался низкий, хриплый смешок, больше похожий на скрежет камня. Все взгляды устремились на нее.

– Наконец-то в этом доме появился кто-то, у кого есть яйца, чтобы говорить правду в лицо, – прохрипела она, ее глаза-изумруды сверкали одобрением. Она посмотрела прямо на меня, и на ее морщинистом лице расплылась ухмылка. – И, надо признать, неплохой вкус на союзниц, внучек. Эта хоть с характером. Не то, что здешние выхолощенные курицы, – она бросила уничтожающий взгляд в сторону Лилии и Аликс, которые побледнели еще больше.

Ее слова словно сломали лед. Тарн медленно выдохнул и кивнул, всего один раз, коротко и четко.

– Принято, – прозвучало его слово, и оно прозвучало как приговор. – Обсуждение закрыто. Леди Крафт и ее люди – гости нашего дома. Их безопасность и комфорт – приоритет клана Дарквейн. – Его взгляд скользнул по лицам родственников, заставляя их опустить глаза. – Мы выслушаем отчет старейшины Илтерила об артефакте и затем определим дальнейшие действия.

Рейвен медленно опустился обратно в кресло, его плечо по-прежнему почти касалось моего. Напряжение спало, но не исчезло совсем – оно преобразовалось во что-то другое. В тяжелое, настороженное принятие.

Глава 9

Кошмар начался, как всегда, с тишины.

Не с тишины покоя, а с той, что наступает после взрыва – густой, давящей, звенящей в ушах. Я снова стояла на том самом причале. Багровая вода лизала окровавленные доски, а с неба, вместо луны, светило черное, мертвое солнце, высасывая из мира все краски и звуки.

Они вышли из тумана. Учитель с дырой в груди. Доминик с перерезанным горлом. Дети из приюта с обугленными ручками. Их лица были искажены немым укором, а глаза – пустые, темные дыры – смотрели сквозь меня.

– Ты забыла нас, – прошептал учитель, и его голос был скрипом ржавых петель. Его обугленные пальцы потянулись к моей груди.

– Ты бросила нас, – простонал Доминик, и кровь хлынула из раны на его шее, заливая его идеальный костюм.

– Почему ты не спасла? – зашептали детские голоса, сливаясь в жуткий хор. Они окружали меня, тесным, воняющим смертью кольцом.

Я пыталась отступить, но ноги приросли к месту. Я пыталась крикнуть, что сделала все, что могла, но из горла не выходило ни звука. Только беззвучный стон.

И тогда из-за их спин вышла Она. Матерь Тьмы. Ее фигура была изящной и ужасающей, а лицо скрывалось за вуалью из сплетенных теней. Она не шла – она плыла над досками, не касаясь их.

– Дитя мое, – прошептала Она, и ее голос был шелестом высохших листьев и скрежетом костей. – Ты устала. Перестань сопротивляться. Откройся мне. Я дам тебе покой.

Ее длинные, костлявые пальцы с острыми, как бритва, ногтями потянулись к моему лицу. Я чувствовала леденящий холод, исходящий от них.

– Нет… – наконец вырвалось у меня, хрипло и безнадежно. И тут я увидела свою маму которая горела заживо извиваясь в адских муках… неистовая душевная боль пронзила меня.

– Да, – настаивала Она, и ее пальцы уже почти коснулись моей кожи. – Ты будешь моим сосудом. Моим ключом. Мы станем едины…

Ее прикосновение обожгло ледяным огнем. Я закричала. Или мне показалось, что закричала. Это был беззвучный, разрывающий изнутри вопль ужаса и бессилия.

– МЕРИ!

Голос ворвался в кошмар, как обух топора. Резкий, настоящий, разрывающий пленку сна.

Я дернулась, пытаясь вырваться из ледяных объятий, и с трудом открыла глаза.

Комната была погружена в полумрак, но силуэт в дверном проеме был невозможно спутать ни с кем. Рейвен. Он стоял на коленях возле моей постели. Он был без верхней части одежды, лишь в простых штанах, и его грудь тяжело вздымалась, будто он бежал сюда.

– Ты кричала, – произнес он хрипло. Его голос был низким, невыспавшимся, но в нем не было ни капли насмешки. Только странная, грубая тревога.

Я попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сиплый звук. Я вся дрожала, как в лихорадке, простыни были мокрыми от пота и прилипли к коже. Я чувствовала на щеках влагу – слезы? Или это все еще была кровь из сна?

– Кошмар? – спросил он тише. – Расскажешь? – в его голосе была тревог… за меня…

Я мотнула головой, не в силах вымолвить ни слова, и сглотнула ком в горле. Стыд, дикий и жгучий, смешался с остатками ужаса. Он видел меня такой – слабой, рыдающей как ребенок.

Он молча протянул руку к графину с водой на прикроватной тумбе. Он налил воду в бокал и протянул его мне.

– Пей. Медленно. – он аккуратно придерживал меня за плечи Я сделала несколько мелких глотков, чувствуя, как холодная вода обжигает горло.

– Спасибо, – прошептала я, голос дрожал.

Он не уходил. Он смотрел на меня, его лицо в полумраке было серьезным и каким-то… усталым. Не физически. А так, будто он нес на себе тяжесть, которую я не могла видеть. Он прижал меня к себе будто пытался спрятать от всего мира, будто пытался забрать мою боль.

Меня все еще трясло, сон не отпускал я снова и снова видела пылающую маму, а в ушах застыл ее крик. Я никогда не видела ее во снах со дня ее смерти, я закрыла эту боль глубоко в себе.

Я зажмурилась, пытаясь вытереть предательские слезы тыльной стороной ладони, но они текли сами, смешиваясь с потом на щеках. Стыд сжигал изнутри жарче любого драконьего пламени.

– Уходи, – просипела я, отворачиваясь к стене. – Просто… уходи. Это ничего. Обычный кошмар.

Он не ушел. Вместо этого его рука, большая и невероятно теплая, легла мне на плечо. Касание было неожиданно бережным.

– Вранье, – тихо сказал он. Его голос потерял все следы привычного сарказма. Теперь он звучал глухо, как отдаленный гром. – Обычные кошмары не пахнут страхом до мозга костей. И не заставляют таких, как ты, кричать так, будто тебя режут.

Я сжалась в комок, но его рука не убиралась. Тепло от нее растекалось по моей ледяной коже, странным образом успокаивая.

– Я не могу… – голос снова подвел меня. – Я не могу это обсуждать. Не сейчас.

– Я и не прошу обсуждать, – он ответил мгновенно. – Но и оставлять тебя одну в таком состоянии – не вариант.

Он встал, и на мгновение я подумала, что он все-таки уходит. Но вместо этого он наклонился, его руки скользнули под меня, и прежде чем я успела понять, что происходит, он поднял меня на руки, как ребенка, прижимая к своей горячей, голой груди.

– Что ты делаешь? – выдохнула я, слишком слабая и ошеломленная, чтобы сопротивляться.

– Лекарство, – коротко бросил он и понес меня через спальню к огромным арочным окнам, выходившим в ночь.

Он распахнул тяжелую стеклянную дверь, и в комнату ворвался свежий, холодный ветер с высокогорий. Он пах снегом, хвоей и озоном – чистый, резкий запах, который смывал привкус кошмарной гари.

За дверью была узкая каменная терраса, висящая над абсолютной бездной. Внизу, в километрах под нами, туманы клубились, как призрачные моря, а над головой сиял хрустальный купол ночного неба, усыпанный миллиардами незнакомых, ярких звезд. Воздух звенел от абсолютной, оглушительной тишины.

Рейвен поставил меня на холодный камень, но не отпустил, продолжая придерживать, давая опору. Я стояла, дрожа, в тонкой шелковой ночной рубашке, чувствуя, как ледяной ветер обжигает кожу, но не могла оторвать взгляд от этого величия.

– Смотри, – его голос прозвучал прямо у уха, тихо и властно. – Просто смотри. И дыши.

Я делала глубокие, прерывистые вдохи. Высотный воздух обжигал легкие, но с каждым глотком туман ужаса в голове понемногу рассеивался. Звезды здесь были такими яркими, такими близкими, что казалось, можно протянуть руку и коснуться их.

И тогда он отошел от меня на шаг. Я обернулась, чтобы посмотреть на него, и застыла.

Он стоял на самом краю пропасти, спиной к бездне. Его лицо в лунном свете было суровым и прекрасным, как у горного духа. И тогда по его коже пробежала рябь. Тихое шипение, легкий треск ломающихся законов реальности.

– Ты боишься того, что внутри тебя, – сказал он, и его голос уже изменился, стал низким, сдвоенным, как эхо в пещере. – Боишься той тьмы, что зовет тебя. Так посмотри же на мою!

Он шагнул в бездну, я рванулась вперед, инстинктивно пытаясь схватить его за руку, но мои пальцы сомкнулись на пустоте. Сердце бешено заколотилось, предвосхищая удар о камень где-то в непроглядной тьме внизу.

Но падения не последовало.

Вместо этого воздух передо мной вздыбился, затрещал и воспламенился. Послышался звук, подобный ломающемуся дереву, смешанный с металлическим звоном и низким, гортанным рычанием, от которого задрожали камни под ногами.

Свет. Ослепительный, золотой, пронизанный голубыми всполохами, как молнии в ядре грозы. Он вырвался из самой сердцевины того места, где только что стоял Рейвен, и сформировал огромный, пульсирующий кокон напоминающий шаровую молнию.

Я зажмурилась, заслоняясь рукой от этого нестерпимого сияния. Сквозь прикрытые веки я видела, как в коконе двигается что-то огромное, вытягивается, обретает форму. Тени гигантских крыльев, изгиб мощной шеи, контур когтистой лапы, ударившей о камень террасы и оставившей на нем глубокие борозды.

Свет погас так же внезапно, как и появился. В глазах плавали багровые пятна, но постепенно зрение прояснилось.

И я застыла, забыв, как дышать.

Он заполнил собой все пространство передо мной, всю бездну, все небо. Это было невозможно, немыслимо, выше любого понимания. Громадный, величественный, сотканный из ночи, грозовых туч и сияния далеких звезд. Его чешуя была не просто черной. Она была глубже самой тьмы в моих кошмарах, она поглощала лунный свет и отбрасывала его обратно мерцающими серебристо-синими переливами, словно крылья гигантского жука-скарабея или полированный обсидиан. Каждая пластина была размером с мой щит, и на каждой играли отсветы нездешних созвездий.

Крылья. Боги, его крылья! Они были подобно парусу легендарного корабля, способного переплыть океан вечности. Кожа на них была тонкой, как пергамент, и пронизана тончайшей паутиной жилок, светящихся изнутри тусклым золотым светом, словно расплавленное железо.

Я медленно, почти против воли, подняла голову, чтобы увидеть его целиком. Его шея была длинной и изящной, увенчанной гордой головой с гребнем из острых, как кинжалы, черных шипов. Морда – не тупая и звериная, а острая, интеллигентная, с сильными челюстями, из-за которых виднелись ряды острых, как бритва, зубов. И глаза… Его глаза были все теми же – гроза в золоте, но теперь они были размером с мою голову, и в них бушевала целая вселенная. В них не было ни злобы, ни угрозы. Была лишь та же странная, суровая нежность, что была у него в человеческом облике, помноженная на древнюю, непостижимую мудрость.

Он был воплощением мощи. Абсолютной, первозданной, не оставляющей места для сомнений или страха. Он был Апокалипсисом и Творением в одном лице.

Мое сердце, что секунду назад бешено колотилось от ужаса, теперь замерло в благоговейном трепете. Дрожь, что сотрясала меня, сменилась иной – дрожью от осознания того, что я стою лицом к лицу с живым мифом. Со самой Силой.

Он медленно склонил свою огромную голову ко мне. Теплое дыхание, пахнущее грозой, раскаленным камнем и озоном после дождя, опалило мое лицо. Он был так близко, что я могла разглядеть каждую чешуйку на его морде, каждое мерцание в его бездонных глазах.

И тогда в моей голове прозвучал его Голос. Это был не звук, не вибрация воздуха. Это было чистое значение, вложенное прямо в сознание. Глубокое, как океанская впадина, вибрирующее силой, которая могла раскалывать континенты.

«Ты видишь теперь? Видишь, какой я? Не человек в маске. Не существо, прячущееся в обличье. Это – я. Та же тьма, что и в тебе. Только иная. Принятая. Обжитая. Не бойся ее. Посмотри на нее!»

Его мысленный голос был не командой, а… приглашением. Признанием. Он показывал мне самое сокровенное, свою истинную суть, чтобы я перестала бояться своей.

Прежде чем я успела что-то осознать, он двинулся. Его огромная голова мягко толкнула меня в грудь, заставляя сделать шаг назад от края. Это движение было не грубым, а скорее… настойчивым, как поступь огромной, но осторожной собаки.

«Забирайся.»

Мысль прозвучала четко и не допускала возражений.

«Куда?..» – едва выдавила я мысленно, все еще не в силах пошевелиться.

«На спину. К основанию шеи. Там, где шипы расходятся. Держись за них.»

Безумие. Абсолютное безумие. Но в том мире, где я только что видела кошмар, а теперь стояла перед древним драконом, не оставалось места для обыденной логики. Во мне сработал не разум, а инстинкт, то самое глубинное доверие, что родилось в Бездне.

Я сделала шаг вперед. Его бок был горячим, как нагретая солнцем скала. Я приложила ладонь к его чешуе – она была удивительно гладкой и прохладной на ощупь, но изнутри от нее исходил ровный, мощный жар. Найдя опору в складках между огромными пластинами, я, собрав всю свою силу и ловкость, подтянулась и взобралась ему на спину. Он был таким огромным, что это напоминало восхождение на черную, живую гору. Я устроилась в углублении между двумя крупными шипами у основания его могучей шеи, как он и велел, обхватив руками один из них. Он был твердым, как алмаз, и теплым.

«Крепче.»

Я вцепилась изо всех сил. В следующее мгновение мир опрокинулся.

Он не стал разбегаться. Он просто шагнул с края террасы. Мои внутренности ушли в пятки, горло перехватил немой крик. Мы падали в бездну, туман свистел в ушах, холод обжигал кожу.

И тогда он расправил крылья.

Громовой хлопок, от которого затрещали уши. Падение резко оборвалось, сменившись мощным, стремительным рывком вверх. Его крылья, как два гигантских паруса, поймали потоки воздуха, и он взмыл в небо с такой силой, что меня прижало к его шее. Ветер рвал волосы и одежду, вырывая из груди остатки воздуха, но чувство страха куда-то улетучилось. Его полет был невероятно плавным и мощным, в нем не было ни качки, ни неуверенности. Я чувствовала работу каждого мускула подо мной, каждое движение крыла, подчиняющее себе стихию.

Я рискнула открыть глаза. И задохнулась уже не от страха, а от восторга.

Мы парили над морем облаков, которые под нами клубились, как серебристая вата. Звезды были так близко, что, казалось, можно протянуть руку и собрать пригоршню алмазной пыли. Внизу проплывали заснеженные пики его родовых владений, похожие на зубья гигантского каменного зверя. Воздух был холодным и настолько чистым, что кружилась голова. Это был полет абсолютной свободы, силы, власти над миром.

Он летел не просто так. Он летел с определенной целью. Я чувствовала это по уверенности его движений. Он описывал широкие круги, набирая высоту, а затем ринулся вниз, к одному из горных пиков, скрытых в самом сердце владений Дарквейнов.

Мы пробили пелену облаков и понеслись над спящим лесом, над серебристой лентой реки, к небольшой, уединенной долине, окруженной со всех сторон неприступными скалами. В центре долины, словно слеза богини, лежало озеро невероятной, хрустальной чистоты. Его вода отражала луну и звезды с такой точностью, что казалось, мы летим над двумя небесами – одним над головой, другим под нами. Берега озера были покрыты изумрудной травой и диковинными цветами, которые светились в ночи мягким, фосфоресцирующим светом, наполняя воздух сладким, пьянящим ароматом.

Это место было совершенно нетронутым, священным. Здесь пахло магией – древней, дикой и доброй.

Рейвен плавно пошел на снижение. Его огромные крылья задевали верхушки светящихся деревьев, осыпая нас искрами. Он коснулся земли на берегу озера так мягко, что я едва почувствовала толчок. Воздух здесь был теплее, тихим и звенящим, как натянутая струна.

Он опустил голову, давая мне понять, что можно слезать. Мои ноги подкосились, едва я ступила на мягкую, пружинистую траву. Я обернулась, чтобы посмотреть на него.

Он все так же был огромен и величественен, но здесь, в этом месте, его громада не подавляла, а казалась… своей частью пейзажа. Хранителем. Он был таким же древним и прекрасным, как само это озеро.

И снова в моей голове прозвучал его голос, но теперь он был тише, мягче, полон чего-то неуловимого.