«Черный Дракон на моей коже»

Я закатила глаза, но внутри не могла не оценить его наглость. Он взял меня в кольцо, не оставив выбора. Окружил своей заботой, как крепостной стеной.

– Ладно, – сдалась я с театральным вздохом, будто делая одолжение. – Давайте посмотрим, что у вас там настолько сложное, что с этим нельзя справиться в одиночку.

Процесс облачения оказался сложнейшим ритуалом, достойным коронации. Платье было не просто красивым – оно было сложной инженерной конструкцией. Илва и Фрея работали с молчаливой, отточенной эффективностью. Они обращались со мной как с живой куклой – профессионально, уважительно, но без тени робости. Шнуровка корсажа, которая должна была идеально подчеркнуть талию и поддержать грудь, требовала недюжинной силы и сноровки. Сапфировые застежки на рукавах, стилизованные под драконьи глаза, были крошечными и капризными. А та самая чешуйчатая вставка… Она была не просто декоративной. Она была гибкой, как кольчуга, и удивительно теплой на ощупь, словно в ней все еще билась жизнь. Девушки закрепляли ее с такой точностью, что она стала моей второй кожей.

Я, привыкшая все делать сама, от лечебных отваров до вскрытия горл, вначале напряглась, чувствуя себя скованной. Но их абсолютная профессиональная сдержанность и немое, но очевидное восхищение самим платьем постепенно заставили меня расслабиться. Они не лезли с разговорами, не выказывали подобострастия – они просто делали свою работу блестяще.

Когда последняя шпилька из черного обсидиана была воткнута в мои сложные, уложенные в замысловатую прическу волосы, а Фрея поправила складку на моем плече, я наконец посмотрела в огромное зеркало в позолоченной раме.

И замерла.

В отражении смотрела не я. Вернее, это была я, но… другая. Не глава теней Блэкстоуна, не некромантка из подворотен. Это была правительница из древних легенд, сошедшая со страниц эпических поэм. Платье лежало безупречно, подчеркивая каждую линию, каждую кривую моего тела, делая меня одновременно уязвимой и абсолютно недосягаемой. Чешуя на корсаже мерцала тусклым, зловещим светом, словто доспех живого, дремлющего существа. Бархат поглощал свет, а серебристые нити вспыхивали, как звезды в ночном небе.

– Лорд Рейвен, как всегда, был безоговорочно прав, – тихо, почти про себя, произнесла Фрея, любуясь своим творением. – Эти цвета… они созданы для вас, леди. Они не просто украшают. Они говорят.

Внезапно раздался тот самый, уже знакомый, наглый стук в дверь.

– Ну что, трупоцветик? – донесся его голос, приглушенный массивной древесиной, но полный привычного сарказма и какой-то хищной нежности.

– Успеваешь переоблачиться из апельсиновой катастрофы во что-то человеческое? Или уже задушила моих бедных, ни в чем не повинных девушек и в отместку мне решила щегольнуть в перьях?

Я подошла к двери и прислонилась к ней ладонью, чувствуя под пальцами прохладу дерева и… словно бы легкую вибрацию с той стороны.

– Твои «ни в чем не повинные» девушки живы-здоровы и проявляют чудеса дипломатии, не комментируя мой якобы «дурной вкус», – парировала я. – А это твое «скромное предложение»… Оно чертовски тяжелое, Дарквейн. Ты что, приковал к подолу пару пушечных ядер для балласта? Чтобы я не сбежала с этого адского ужина раньше времени, не выдержав твоего семейства?

Его низкий, грудной смех прозвучал совсем рядом, словто он тоже стоял, прислонившись к двери.

– Мысль была, признаюсь! Но ограничился свинцовой подкладкой. Исключительно для благородной осанки и твоей же безопасности. Чтобы ветром не сдуло. Готовься, наши любезные зрители уже собираются в предвкушении зрелища. Не заставляй их скучать.

Я отступила от двери, последний раз окинув взглядом свое отражение. Первоначальная ярость утихла, сменившись холодной, собранной, острой как бритва решимостью. Он облачил меня не только в платье. Он дал мне доспехи, выкованные из насмешки и тьмы. Он вооружил меня своим сарказмом, своей поддержкой и своей безумной, непоколебимой верой в то, что я не просто выдержу этот ужин, а буду на нем королевой.

Дверь отворилась беззвучно, впуская поток света из моих покоев в сумрачный коридор. И там, в этой искусственной ночи, прислонившись к стене с видом человека, который ждал всего пару секунд, а не целую вечность, стоял Он.

Рейвен. Облаченный в костюм такого глубокого и дорогого оттенка серого, что он казался материализовавшейся тенью. Ткань идеально облегала его плечи, подчеркивая ту самую драконью мощь. Рубашка из черного шелка была расстегнута на две пуговицы, открывая ключицы и участок кожи с тонким, едва заметным узором драконьей чешуи, что переливалась приглушенным бронзовым светом. В его позе читалась расслабленная грация хищника. Но когда его взгляд упал на меня, вся эта показная небрежность испарилась.

Он замер. Буквально. Дыхание его застряло, золотые зрачки сузились в опасные щели, сжигая меня дотла жадностью своего взгляда. Он медленно, с преувеличенной, почти театральной церемониальностью, выпрямился во весь свой внушительный рост.

– Черт возьми, Крафт, – выдохнул он, и его голос звучал хрипло, почти благоговейно, без следов привычного сарказма. – Я знал, что это платье создано для тебя… Но я не знал, что ты создана для этого платья.

Он сделал шаг вперед, его глаза пожирали каждую деталь – мерцающую чешую на корсаже, игру света на бархате, саму мою позу.

– Ну что, – я подняла подбородок, стараясь, чтобы голос звучал сухо и насмешливо, хотя его взгляд заставлял кровь бежать быстрее. – Одобряешь? Или теперь будешь читать лекцию о том, как я неправильно застегнула эти чертовы сапфировые застежки?

– О, я определенно одобряю, – он парировал, и в его голос вернулась знакомая язвительная нотка, но теперь она была теплой, обволакивающей. – До такой степени, что мне почти жаль, что мы идем на этот званый ужин. Гораздо интереснее было бы остаться здесь и… подробнее изучить качество работы моих портных.

– Сохраню твое предложение на случай, если ужин окажется смертельно скучным, – огрызнулась я, проходя мимо него в коридор. Шелк платья зашелестел, а чешуя на корсаже тихо зазвенела, словно живая. – А пока что, не опозорь меня. Ты мой проводник в этом змеином гнезде, помнишь?

Он легко догнал меня, его шаг был бесшумным и мощным. Теперь он шел так близко, что тепло от его тела ощущалось сквозь прохладный бархат моего рукава.

– Не волнуйся, – он наклонился ко мне, его дыхание опалило ухо. – Я буду рядом все время. И чтобы ты не чувствовала себя как на выставке редких, но очень ядовитых рептилий, вот краткий путеводитель по моему личному зверинцу.

Он кивнул в сторону одной из огромных картин, мимо которых мы проходили. На ней был изображен суровый дракон в генеральском мундире с лицом, высеченным из гранита.

– Видишь этого бульдога с лицом помятого граната? Это дядя Марник. Глава семейного совета. Консерватор, ханжа, считает, что все проблемы решаются двумя способами: деньгами или грубой силой. Ненавидит все новое. Твой приезд для него – личное оскорбление. Не принимай близко к сердцу его взгляды, у него несварение уже лет двести.

Мы свернули за угол, и он указал едва заметным движением подбородка на группу молодых драконов, которые тут же сделали вид, что увлечены беседой.

– Вон те три павлина в шелках и с проборами, лоснящиеся от самодовольства – мои двоюродные братья, Каэл, Морван и Тиран. Идиоты позолоченные. Думают, что мир вращается вокруг их банковских счетов и коллекции спортивных ковшей. Главные сплетники в роду. Будут любезны до тошноты, будут делать комплименты, пытаться выведать все твои секреты, чтобы потом использовать против меня. Можешь смело посылать их на три буквы, они не опасны, просто надоедливы.

– Приняла к сведению, – кивнула я, с интересом изучая «павлинов». – А вон та дама с ледяным взглядом и шеей жирафа, которая смотрит на меня, как на насекомое?

– А, это тетя Леонида, – усмехнулся Рейвен. – Сестра отца. Холодная как айсберг и острая как бритва. Глава нашей службы безопасности. Именно она проверяет всю вашу бухгалтерию и прослушивает телефоны. Ее не купишь и не напугаешь. Уважает только силу и ум. Если она с тобой заговорит – будь начеку. Каждое ее слово имеет двойное дно.

– Звучит как моя вторая половинка, – фыркнула я.

– Не сомневаюсь, что вы найдете общий язык. А вот и главный приз, – его голос стал чуть тише, почти интимным. Мы приближались к огромным дверям в пиршественный зал. Из-за них доносился приглушенный гул голосов. – Там, за этими дверями, тебя ждет вся королевская рать. Запомни главное: все они играют в свои игры. Одни хотят заполучить мое расположение, другие – свалить меня, третьи – просто урвать свой кусок пирога. Твое появление перевернуло весь стол с картами. Так что будь готова ко всему.

Он сделал небольшую паузу, и в его глазах вдруг мелькнуло что-то теплое, почти нежное, что резко контрастировало с его предыдущим язвительным тоном.

– Хотя есть один человек здесь, на чью поддержку я, пожалуй, надеюсь, – он слегка усмехнулся. – Моя бабушка, Астра. Та самая, с украшениями, которые Северу запрещено трогать. Она… особенная. Воспитала меня после того, как мать ушла. Не ищи в ней сладкую старушку, пекущую печенье. Она язвительна, прямолинейна до хамства и ее совершенно не волнует, что о ней подумают. Считает большинство здешних обитателей, включая моего отца в его плохие дни, скучными идиотами.

Я подняла бровь, заинтересовавшись.

– Звучит как моя родственная душа.

– Я в этом не сомневаюсь, – он хмыкнул. – Она обожает все, что выбивается из общего ряда. Уверен, ты ей сразу понравишься. Готовься к самым бестактным вопросам в твоей жизни и к тому, что она будет открыто подкалывать всех остальных за их лицемерие. Если она появится – ищите друг друга взглядом. Вы составите прекрасный, смертоносный дуэт.

– Теперь я почти жду этого ужина, – призналась я, и это была чистая правда. Образ едкой, неуправляемой старухи-драконихи вызывал симпатию.

– Тогда пошли, моя грозная некромантка, – прошептал он, и его глаза вспыхнули азартом. Его рука легла мне на спину, чуть выше той самой чешуйчатой вставки. Прикосновение было легким, но оно жгло кожу даже сквозь плотную ткань. – Покажем им, как танцуют Тень и Гроза. И, если повезет, насладимся зрелищем, как моя бабушка уничтожает тетю Леониду одним лишь поднятием брови.

И двери распахнулись, впуская нас в свет, музыку и море враждебных, ожидающих взглядов.

Зал был не просто большим. Он был циклопическим. Сводчатый потолок терялся где-то в вышине, укутанный искусственной дымкой, подсвеченной так, что было похоже на самое настоящее ночное небо с ядовито-зеленой луной в обрамлении призрачных туманностей. Стены из полированного черного мрамора отражали бесконечные вереницы столов, как темные воды подземного озера, а вместо люстр с потолка свисали гигантские гроздья застывшей магмы, внутри которой плясали настоящие молнии, отбрасывая на лица гостей резкие, нервные тени.

Гул сотен голосов, доносившийся сюда секунду назад, оборвался на самой высокой ноте, словно у целого оркестра одновременно порвались струны. Воцарилась тишина, густая, звенящая, давящая. И в эту тишину ворвался шелест моего бархата и тихий, зловещий звон драконьей чешуи на корсаже. Каждый мой шаг отдавался гулким эхом в этой гробовой тишине. Я шла, выпрямив спину, подняв подбородок, позволяя платью работать – каждый перелив чешуи, каждый блик на бархате был вызовом.

И этот вызов был адресован не только драконам. Краем глаза я успела отметить свою собственную команду, свою семью, стоявшую чуть поодаль у одного из столов для младших родственников. И вот это зрелище было поистине бесценным.

Их лица, обычно являющие собой эталон криминальной невозмутимости, сейчас были масками чистого, неподдельного, абсолютного шока. Они видели меня ежедневно на протяжении лет. Они видели меня в залитой кровью кожанке после ночных разборок. Они видели меня в пропитанном дымом и порохом камуфляже. Они видели меня спящей в кресле с пистолетом на коленях.

Но они никогда не видели меня в бальном платье.

Их коллективный, немой шок был для меня лучшей наградой. Это было лицо семьи, которая увидела, что их суровый, вечно вооруженный до зубов капитан внезапно превратился в королеву из сказки – темной, опасной, но неоспоримо королеву. Они видели не просто новое платье. Они видели новую грань моей силы, и это повергло их в ступор.

Рейвен, чувствуя мое мимолетное удовольствие от всеобщего замешательства, наклонился ко мне.

– Кажется, твои головорезы не уверены, что им делать: аплодировать или искать спрятанное оружие под твоим подолом, – прошептал он, его голос звеняще-тихий.

– Даю им время на адаптацию, – так же тихо парировала я, – Обычно они привыкли к тому, что я бряцаю железом, а не шелещу бархатом. Для них это более шокирующе, чем если бы я вошла с окровавленным топором.

– Что ж, – он едва слышно фыркнул, – надеюсь, они оценят твой многогранный талант – устрашать врагов не только клинками, но и чувством стиля.

Мы продолжили двигаться вперед, оставляя позади свою ошеломленную, но неизменно преданную семью. Их растерянные лица придавали мне куда больше уверенности, чем любая похвала драконов. Это напоминало мне, ради кого все это затевалось. И ради кого я сейчас буду разыгрывать эту сложную, блестящую роль.

Сотни пар глаз. Бездонные, вертикальные зрачки, пылающие, как раскаленные угли, ледяные, как айсберги. Взгляды, полные холодного любопытства, откровенной ненависти, животного страха и циничной оценки. Я чувствовала их на своей коже, как прикосновение сотен насекомых.

Мой взгляд, холодный и методичный, как сканер, прошелся по главному столу на возвышении и мгновенно выхватил свою цель.

Лилия.

Она сидела по правую руку от Тарна, воплощение ледяной, отточенной элегантности в платье цвета лунной пыли. Но ее безупречный фасад дал трещину. Идеальные губы, обычно сложенные в сладкую улыбку, теперь были сжаты в тонкую, побледневшую ниточку. Легкая, едва заметная дрожь пробежала по ее изящно сложенным на столе рукам, заставив вздрогнуть хрустальный бокал с рубиновым вином. Но самое главное – ее глаза. Синие, бездонные озера, обычно полные томной усмешки, теперь метали молнии. В них бушевала чистая, неразбавленная ярость. Ярость от того, что ее утонченная жестокость не сработала. Что ее попытка одеть меня в клоунские лохмотья обернулась моим триумфом. Она видела власть в моем наряде, покровительство ее пасынка и свою собственную сокрушительную ошибку. Ее взгляд скользнул с меня на Рейвена, и в нем на мгновение мелькнуло что-то дикое, почти животное, прежде чем она снова натянула на себя маску холодной вежливости.

А рядом, как точная, но карикатурная копия, сидела ее дочь. Аликс. Вся в пастельно-розовых шелках и перламутровых переливах, с идеальной кукольной прической, в которой были вплетены настоящие жемчужины. Ее юное, точеное личико было искажено гримасой брезгливого презрения. Она смотрела на меня так, будто я была чем-то, что принесли на подошве сапога с улиц Блэкстоуна. Ее тонкие ноздри дрогнули, словно она учуяла дурной запах. Она что-то ядовито прошипела матери на ухо, но Лилия резко, почти грубо, схватила ее за запястье под столом, заставив вздрогнуть и замолчать. Материнский взгляд сказал все: «Сиди смирно и не позорь меня еще больше».

Рейвен, чувствуя мое внимание, наклонился ко мне. Его губы почти коснулись моей кожи, а горячее дыхание опалило ухо, пахнущее дымом и дорогим коньяком.

– Ну что, трупоцветик, – прошептал он, и в его голосе звучало торжествующее удовольствие охотника, видящего страх в глазах своей добычи. – Видишь, как наша милая Лили подавилась собственным ядом? Кажется, она только что осознала, что в ее идеальном мире завелась моль, которая пожирает ее самые дорогие шелка. А вот и ее прекрасное порождение, – он едва заметно кивнул в сторону Аликс. – Моя сводная сестренка, принцесса Аликс. Ее главные таланты – тратить деньги отца, злословить и поддерживать безупречный вид трупа в гробу. Не удостой ее своим вниманием. Оно того не стоит.

Я позволила себе едва заметную, холодную улыбку, которую видел только он.

– О, я обожаю зрелище чужой неудачи. Оно согревает душу куда лучше, чем этот ваш жалкий камин. А что до твоей сестрицы… Мне сразу становятся симпатичны люди, которые меня ненавидят. Это экономит кучу времени на пустые любезности.

Он тихо рассмеялся, низкий, грудной звук, который заставил вибрировать воздух вокруг нас. Его рука на моей спине, чуть выше чешуйчатой вставки, слегка сжала меня в ободряющем жесте – властном, собственническом, обжигающе теплом даже сквозь плотный бархат.

И именно в этот момент мой взгляд уловил движение на самом краю главного стола.

Пожилая дракониха. Она сидела вполоборота, будто наблюдая за спектаклем, а не участвуя в нем. Ее платье было простого, строгого кроя из темно-серого шелка, но на шее сверкало ожерелье из черных алмазов, каждый из которых был размером с голубиное яйцо и поглощал свет, вместо того чтобы отражать его. Ее лицо, испещренное сетью морщин, хранило следы былой, могучей красоты и острой, не угасшей с годами харизмы. Седая голова была гордо поднята. Но главное – ее глаза. Острые, ясные, цвета старого золота, они смотрели на меня с нескрываемым, живым, хищным интересом. В них не было ни ненависти, ни страха, ни подобострастия. Был лишь саркастический, всевидящий ум, оценивающий новую фигуру на шахматной доске. Один ее палец с длинным ногтем, окрашенным в тот же черный цвет, что и алмазы, лениво отбивал такт по столу – неторопливый, мерный, как биение сердца хищницы, высматривающей добычу. Прелестная старушка.

Рейвен провел меня к главному столу, к тому самому месту, что, казалось, пылало в эпицентре всеобщего внимания. Его движение было не просто вежливым – оно было ритуалом, полным скрытого смысла. Его пальцы, обхватившие мои, были обжигающе горячими даже сквозь бархат перчатки, а его ладонь на моей спине казалась не просто опорой, а заявлением. Моя. Под моей защитой.

Он остановился перед массивным резным креслом, которое казалось скорее троном. Оно было тяжелым, темным, с высокою спинкою, украшенной барельефами сражающихся драконов.

– Позволь, – его голос прозвучал громко и четко в звенящей тишине зала, предназначаясь не только мне, но и всем собравшимся.

Он не просто отодвинул стул. Он сделал это с такой жестокой, почти театральной грацией, что каждый скрип ножек по полу отдавался гулким эхом. Затем он повернулся ко мне, и в его грозовых глазах плясали искорки смеха и вызова. Он сделал легкий, почти незаметный полупоклон – не покорный, а скорее приветственный, как равный равного.

– Твое место за моим столом, леди Крафт, – произнес он, и в его голосе звучала не просто формальность, а глубокая, непоколебимая уверенность.

Его рука мягко, но властно сжала мою, помогая опуститься в кресло. Пока я устраивалась, сбирая складки бархатного подола, он наклонился ко мне так близко, что его губы почти коснулись моей щеки, а горячее дыхание снова опалило кожу.

– Приятного аппетита, соседка, – прошептал он так, чтобы слышала только я. – И постарайся не ткнуть вилкой в глаз моей милой сестренке, если она скажет что-то особо ядовитое. Хотя, черт возьми, если очень захочется – я сделаю вид, что не заметил.

Он выпрямился, и его рука на мгновение задержалась на спинке моего кресла – властный, собственнический жест, который не ускользнул ни от кого в зале. Он словно обозначал периметр своей территории, на которую я была допущена по высочайшему разрешению.

Только после этого он обрел свое собственное место справа от меня, с легкостью отодвинув свое кресло и опустившись в него с той же небрежной, хищной грацией, что была ему свойственна. Он откинулся на спинку, положил одну ногу на колено другой, и его взгляд, полный скрытой усмешки, скользнул по лицам родственников, будто говоря: «Ну что, впечатлены?»

Тишина в зале наконец сменилась сдержанным, натянутым гулом. Но все взгляды так и остались прикованы к нам. К нам. К этой немыслимой паре – наследнику клана Пепла и некромантке в платье из драконьей кожи, которую он только что с такой демонстративной почтительностью усадил рядом с собой, как свою личную королеву.

Я ощущала тепло его плеча всего в сантиметре от моего, слышала его ровное, спокойное дыхание. И понимала, что этот простой, казалось бы, жест – помочь даме сесть – был одним из самых мощных и провокационных поступков за весь вечер. Это был не просто этикет. Это была декларация войны правилам этого общества и безоговорочная демонстрация его поддержки.

Тишина за столом была густой, как смола. Даже звон хрусталя и приглушенные шаги слуг казались кощунственно громкими. Тарн Дарквейн, восседая во главе стола, как монолитная гора, медленно отпил из своего бокала. Его глаза, цвета грозового неба, тяжело уперлись сначала в Рейвена, потом в меня, и, наконец, обвели всех собравшихся.

– Сын, – его голос прозвучал низко и весомо, заставляя воздух вибрировать. – Твое возвращение окутано тайной, а твой спутник… неожиданен. Полагаю, у тебя есть объяснение, которое перевесит тот скандал, что ты принес в наш дом?

Все взгляды устремились на Рейвена. Он не стал торопиться с ответом. Спокойно отпил вина, поставил бокал и обвел стол медленным, оценивающим взглядом, будто давая каждому понять, что сейчас говорит не просто сын, а наследник, докладывающий о делах государственной важности.

– Отец, уважаемые родственники, – начал он, и его голос, обычно полный сарказма, теперь звучал холодно и четко, как удар стали. – Забудьте на время о скандалах и личных антипатиях. То, что я привез в наш дом – не гостья. Это союзник. Потому что то, что надвигается на наш мир, не различает драконов, людей или некромантов. Оно сожрет всех.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание.

– Вы все слышали сказки о Матери Тьмы. О той, что была до богов. Мы думали, это мифы, чтобы пустить детей. Мы ошибались. – Его взгляд стал жестким. – Она просыпается. Ее дыхание уже отравляет реальность. Вы видели аномалии на границах наших владений? Искажения пространства, безумных тварей из кошмаров, вылезающих из теней? Это не случайность. Это симптомы. Болезнь, которая пожирает саму ткань мироздания.

Наступила мертвая тишина. Даже Лилия перестала строить презрительную гримасу. Тетя Леонида, глава безопасности, сидела с каменным лицом, но ее пальцы сжали край стола до побеления костяшек.

– Недавно мы столкнулись с одним из ее проявлений лицом к лицу, – Рейвен кивнул в мою сторону. – То, что вы называете «пожаром на Темном рынке» в Блэкстоуне, было не случайностью. Это была попытка прорыва. Ритуал, проводимый одержимыми фанатиками Культа Света, которых сама же Тьма и свела с ума, чтобы использовать как инструмент. И это лишь цветочки.

Он обвел взглядом ошеломленных родственников.

– Архимаг Вальтазар, наш давний… оппонент, – он почти язвительно выделил это слово, – не просто так вышел из тени. Он не слепой фанатик. Он видит угрозу и пытается бороться с ней своими методами. Радикальными, жестокими и, я уверен, бесполезными. Он верит, что можно «прижечь» заражение, выжечь целые города, чтобы спасти мир. Он видит в некромантах – в леди Крафт – не союзников, а симптом болезни, который нужно уничтожить.

Рейвен откинулся на спинку стула, его лицо было суровым.

– Он ошибается. Мы не можем бороться с этим в одиночку. Ни драконы, ни маги, ни некроманты. Стены между нашими мирами, наши предрассудки и старые войны – это роскошь, которую мы больше не можем себе позволить. Матерь Тьмы не будет разбираться, кто из нас чистокровный, а кто – нет. Она сотрет всех.

Он посмотрел прямо на отца.

– Я привел сюда не просто гостью. Я привел специалиста по тому, с чем мы столкнулись. Того, кто чувствует эту угрозу на уровне своей крови и кто уже доказал, что может противостоять ей. Мы привезли сюда артефакт, связанный с этой угрозой, для изучения старейшиной Илтерилом. Это не визит вежливости. Это операция по спасению. И вопрос сейчас не в том, нравится ли вам ее присутствие. Вопрос в том, готовы ли вы выживать.

В зале повисла тягостная пауза. Даже самые надменные из родственников выглядели потрясенными. Тарн Дарквейн медленно сомкнул пальцы на столе, его лицо было непроницаемой маской, но в глазах бушевали молнии.

И в эту звенящую тишину, словно тонкое лезвие, вонзился сладкий, ядовитый голос Лилии.

– Какая захватывающая… сказка, дорогой Рейвен, – она произнесла, медленно вращая в пальцах бокал с рубиновым вином. Ее синие глаза, холодные, как глубины океана, устремились на меня, полные притворного любопытства. – Прямо как те мрачные романы, что так обожают смертные. О древнем зле, пробуждающемся ото сна… Очень драматично.

Она сделала маленький глоток, ее губы окрасились в цвет крови.

– Но прости моё невежество, милая дитя, – ее обращение ко мне прозвучало как открытое оскорбление, – эта ваша… Матерь Тьмы. Она случайно не питается дорогим бархатом? Я просто беспокоюсь о твоём восхитительном наряде. Было бы так досадно, если бы он пострадал в предстоящем… апокалипсисе.