Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти

– Думаю, да, – вежливо ответил Хемфилл. – Он сам хотел выхватить оружие.

Бросив на бумаги еще один взгляд, Карлсен принял решение.

– Командор Хемфилл, я хочу, чтобы вы взяли четыре корабля и разведали дальний край туманности Каменная Россыпь. Не стоит продвигаться дальше, не зная, где затаился враг, и тем самым предоставив ему возможность вклиниться между нами и Солнцем. Проявляйте осторожность: достаточно выяснить лишь ориентировочное местоположение основных сил противника.

– Очень хорошо, – кивнул Хемфилл. Рекогносцировка действительно была необходима, и если Карлсен хотел убрать Хемфилла с дороги, чтобы разобраться со своими противниками-людьми собственными методами, – что ж, пускай. Самому Хемфиллу эти методы зачастую казались чересчур мягкосердечными, но у Карлсена они всегда работали. Если треклятые машины почему-то считали Карлсена невыносимым, то Хемфилл готов был последовать за ним куда угодно, до смертного порога и даже дальше.

Разве есть во Вселенной что-нибудь важнее разгрома треклятых машин?

Митч каждый день проводил с Крис наедине целые часы, но не посвящал ее в дикие слухи, распространившиеся по флоту. Все шепотом обсуждали насильственную смерть Сальвадора, а перед кабинетом Карлсена поставили вооруженную охрану. Поговаривали, что адмирал Кемаль того и гляди открыто взбунтуется.

И вот теперь перед флотом выросла Каменная Россыпь, заслонив половину звезд, – угольно-черная пыль и несметное множество обломков, будто от миллиона разбитых планет. Ни один корабль не в состоянии путешествовать в пределах Каменной Россыпи: каждый ее кубический километр содержит достаточно материи, чтобы помешать «Эс-плюс» – перемещению и даже полету в нормальном пространстве на более или менее приличной скорости.

Флот направился к четко очерченному краю облака, за которым уже скрылась разведывательная эскадра Хемфилла.

– С каждым днем она становится чуть более вменяемой и спокойной, – сказал Митч, входя в тесный кабинет главнокомандующего. Карлсен поднял голову от листов бумаги, исписанных венерианским почерком, – похоже, там были какие-то списки.

– Спасибо за добрую весть, поэт. Говорит ли она обо мне?

– Нет.

Они встретились глазами – нищий, уродливый циник и венценосный, красивый Верующий.

– Поэт, – вдруг спросил Карлсен, – как вы поступаете со смертельными врагами, если они оказываются в вашей власти?

– Нас, марсиан, считают горячими и скорыми на расправу. Вы хотите, чтобы я вынес приговор самому себе?

Карлсен даже не сразу понял, что́ он имеет в виду.

– А-а! Нет. Я говорил не… не о вас со мной и Крис. Речь не о личных делах. Полагаю, я лишь раздумывал вслух, просил о знамении.

– Тогда спрашивайте не меня, а своего Бога. Но разве Он не велел вам прощать своих врагов?

– Велел, – медленно, задумчиво кивнул Карлсен. – Знаете, Он хочет от нас очень многого. Чертовски многого.

Редкостное ощущение – внезапно проникнуться уверенностью, что лицезришь того, кто верует совершенно искренне, без ханжества. Словно на свете действительно существует некая Цель, пребывающая вне закоулков рассудка человека и вдохновляющая его. Митч задумался об этом. Если…

Впрочем, все это – мистический вздор.

Коммуникатор Карлсена подал сигнал. Митч не расслышал, что говорили на том конце, зато видел, как сказанное отразилось на главнокомандующем. К нему вернулись энергия и решимость, он вновь преисполнился силой, потрясающей убежденностью в собственной правоте. Словно Митч наблюдал за слабым свечением – и вдруг включили дуговую лампу.

– Да, – отозвался Карлсен, – да, отличная работа.

Затем поднял со стола венерианские бумаги – так, словно сделал это одним усилием воли, а пальцы лишь подхватили листки.

– Новости от Хемфилла, – чуть ли не рассеянно сообщил он Митчу. – До берсеркеров рукой подать, они прямо за краем Каменной Россыпи. Хемфилл оценивает их численность в две сотни и считает, что нас они пока не обнаружили. Атакуем немедленно. На боевой пост, поэт, и да пребудет с вами Бог. – Он повернулся к коммуникатору. – Попросите адмирала Кемаля сейчас же явиться в мой кабинет. Велите привести офицеров своего штаба. В частности…

Бросив взгляд на венерианские списки, он зачитал несколько фамилий.

– Удачи, сэр.

Митч мешкал только для того, чтобы сказать это. Уже спеша прочь, он увидел, как Карлсен сует венерианские бумаги в дезинтегратор.

Митч даже не успел добежать до своей каюты, когда взвыли сирены тревоги. Облачившись в скафандр и вооружившись, он начал прокладывать путь через коридоры, внезапно ставшие необычайно людными, к мостику, когда громкоговорители вдруг ожили и по всему кораблю разнесся голос Карлсена:

– …Прошу прощения за все зло, причиненное вам словом, делом или бездействием. И от имени каждого, кто называет меня другом или вождем, заверяю вас, что все обиды на вас отныне стерты из нашей памяти.

Запрудившие коридоры люди, спешившие на боевые посты, замедлили шаг. Митч обнаружил, что смотрит прямо в глаза рослому, до зубов вооруженному полицейскому с венерианского корабля – должно быть, телохранителю какого-то офицера на флагмане.

Послышалось усиленное динамиками покашливание, а затем голос адмирала Кемаля:

– Мы… мы – братья, эстильцы и венериане, все мы, до единого. Теперь мы все заодно, живые против берсеркеров. – Голос Кемаля вознесся до крика. – Конец проклятым машинам и смерть их строителям! Пусть каждый помнит Эцог!

– Помните Эцог! – прогрохотал голос Карлсена.

В коридоре на миг воцарилось молчание – так замирает океанский вал, прежде чем обрушиться на берег. Затем раздался оглушительный рев. Митч обнаружил, что со слезами на глазах вопит что-то.

– Помни генерала Брадина! – орал рослый венерианин; сжав Митча в объятьях, он поднял его в воздух, прямо в тяжеленном боевом скафандре. – Смерть замучившим его живодерам!

– Смерть живодерам! – катился по коридору крик, будто пламя пожара. Нечего и говорить, что то же самое происходило в этот миг на всех кораблях флота. Внезапно в душах людей не осталось места ни для чего, кроме чувства всеобщего братства, не осталось времени ни для чего, кроме триумфа.

– Конец проклятым машинам!

Мостик находился у центра масс корабля – не более чем возвышение с кольцом противоперегрузочных боевых кресел и вмонтированными в них пультами управления и индикаторами.

– Абордажный координатор готов, – доложил Митч, пристегивая ремни.

Сферический дисплей в центре мостика показывал продвижение человеческих кораблей – две скачущие боевые линии, по сотне кораблей в той и другой. Каждый корабль отображался в виде зеленой точки, и бортовые компьютеры старались разместить ее на сфере как можно достовернее. Неровная поверхность Каменной Россыпи двигалась мимо боевых линий рывками – флагман перемещался в пространстве посредством тахионных микроскачков, так что в сфере дисплея каждые полсекунды возникало новое статическое изображение. За ним спешили шесть зеленых символов – венерианские дредноуты, продвижение которых тормозил вес тахионных орудий.

В наушниках Митча кто-то заговорил:

– По нашим расчетам, минут через десять мы подойдем…

Голос внезапно смолк. На сфере вспыхнула красная точка, за ней – другая, потом еще дюжина: они поднимались из темной массы туманности, будто крохотные солнца. Долгие секунды люди на мостике хранили молчание, пока не показалась армада берсеркеров. Должно быть, разведывательный отряд все-таки заметили, потому что берсеркеры не шли в походном строю, образовав боевой порядок. На дисплее засветилась багровая сеть из сотни точек или более, за ней – еще одна, и обе стали совершать короткие скачки в гиперпространство и обратно, точь-в-точь как человеческие корабли. А красные берсеркеры все появлялись и появлялись, число их соединений все росло, боевые порядки разворачивались: они рассчитывали окружить и сокрушить уступавший им по размерам флот.

– Я насчитал около трехсот машин, – произнес педантичный, несколько женоподобный голос, с хладнокровной точностью нарушив молчание. Когда-то одна лишь мысль о том, что берсеркеров целых три сотни, могла бы перечеркнуть все человеческие надежды. Но в этом месте, в это время сама квинтэссенция страха не напугала бы никого.

В наушниках Митча снова послышались голоса – налаживалось боевое взаимодействие. Но для него дела пока не было, оставалось лишь смотреть и слушать.

Шесть массивных зеленых точек отставали все больше; Карлсен без колебаний бросил весь свой флот в центр вражеской армады. Силы противника недооценили, но, судя по всему, командование берсеркеров допустило ту же ошибку, потому что врагу тоже пришлось перестраивать свои порядки, разворачиваться еще шире.

Расстояние между флотами пока было чересчур велико, чтобы пускать в ход обычное оружие, но тихоходные дредноуты уже подошли на дистанцию, соответствовавшую эффективной дальности тахионных орудий, и без труда открыли огонь сквозь строй соотечественников. Они дали залп, и Митчу показалось, что само пространство содрогнулось вокруг него; этот побочный эффект, воспринимаемый человеческим мозгом, по сути, заключался лишь в потере энергии. Каждый снаряд, снабженный тахионным двигателем, разгоняется на химической тяге, пока не уйдет на безопасное расстояние от корабля, после чего достигает скорости «Эс-плюс», появляясь в реальности и вновь исчезая из нее на микроскопически малое время.

Громадные снаряды, чудовищная масса которых была невероятно приумножена скоростью, заскакали по физическому пространству, как камни по воде, призраками проскользнув сквозь ряды кораблей живых и полностью выйдя в нормальное пространство только на подходе к цели. Дальше они двигались, как волны де Бройля, внутри клокотала материя – из-за того, что фазовая скорость превышала скорость света.

Почти тотчас же вслед за тем, как Митч ощутил призрачный пролет снарядов, одна алая точка расширилась, превратившись в тонкое облачко – все еще совсем крохотное. Кто-то охнул. А еще через пару секунд в ход пошли собственные ракеты и лучевое оружие флагмана.

Корабли в центре вражеского построения остановились, но фланги продолжали смыкаться – плавно, будто шнек чудовищной мясорубки, – угрожая окружить первую линию людских судов.

Карлсен не колебался, и важнейшая точка, где еще не поздно было повернуть, через секунду осталась позади. Флот жизни несся вперед, намеренно устремляясь в западню, нацелившись прямо в место соединения циклопических челюстей.

Пространство вокруг Митчелла Спейна содрогалось и искривлялось. Огонь открыли все корабли флота, каждый враг палил в ответ, и выбросы энергии вонзались в Митча сквозь броню, будто призрачные пальцы. С дисплея исчезали и зеленые, и красные точки, но пока лишь немногие.

Перекличка голосов в наушниках Митча стала не такой интенсивной: события развивались чересчур стремительно, чтобы человеческое мышление могло поспеть за ними. На время руководство боем полностью перешло в руки машин – компьютер против компьютера, преданный слуга жизни против изгоя; оба бесчувственны, оба не осознают своего существования.

Изображения буквально замельтешили по сфере дисплея, сменяя друг друга с головокружительной скоростью. Разрастающаяся красная точка – всего в миллионе миль, вдвое ближе, еще вдвое ближе. И вот уже флагман вышел в нормальное пространство для последнего броска в атаку, выстрелив собой во врага, будто пулей.

Дисплей переключился на более близкий диапазон, избранный враг стал уже не красной точкой, а громадным отвратительным за́мком, зависшим под немыслимым углом на фоне звезд. Всего сто миль, и вот уже вдвое меньше. Скорость сближения упала до какой-нибудь мили в секунду. Как и предполагалось, враг разгонялся, пытаясь улизнуть от якобы самоубийственного броска. Митч в последний раз проверил кресло, скафандр, оружие. «Крис, не покидай кокон, он защитит тебя». Берсеркер разросся и стал сферическим, его стальное брюхо озарилось вспышками выстрелов. Мелкий, всего раз в десять длиннее флагмана. Слабое место всегда найдется, у каждого из них есть старые раны, таящиеся под древней скорлупой. Попробуй-ка удери, чудовищная мерзость, драпай, все без толку!

Ближе, ближе, еще капельку. Пора!

Все огни погасли; бесконечная секунда падения во тьму…

Удар. Кресло Митча тряхнуло так, что мягкие прокладки внутри скафандра ударили его, как гранит. Сменный носовой таран испарялся, плавился и ломался, снижая энергию соударения до уровня, который способен был выдержать корабль.

Но даже когда грохот смолк, тишина не наступила; его сменила симфония воя и скрежета терзаемого металла, смешивавшаяся со всхлипами и пыхтением вытекающего воздуха. Громадные машины сцепились в смертельной схватке, флагманский корабль проник в берсеркера до половины.

Таран прошел не гладко, но на мостике никто не пострадал. Аварийно-контрольная служба сообщила, что утечки воздуха находятся в пределах нормы и уже устраняются. Канониры доложили, что пока не могут выдвинуть в пролом орудийную башню. Машинное отделение рапортовало, что готово к максимальной тяге.

Полный ход!

Корабль заворочался в пробитом им проломе. Это могло обернуться победой, надо было лишь вспороть брюхо врага, выпустить его стальные кишки в космос. Мостик изгибался вместе с конструкциями корабля, чуть ли не целиком состоявшего из металла. Митчу на миг показалось, что он вот-вот ощутит мощь двигателей, построенных человеком.

– Без толку, командир. Нас заклинило.

Враг выстоял. Берсеркер наверняка уже обшаривал свою память, строил планы, замышлял контратаку против корабля, без страха и жалости.

Командир корабля повернул голову, чтобы поглядеть на Иоганна Карлсена. Главнокомандующий предвидел, что, когда дойдет до рукопашной, ему будет нечего делать. Флагманский корабль наполовину вошел в корпус врага, но, главное, все окружавшее их пространство представляло собой адскую оргию разрушения, и наладить сколько-нибудь внятную связь было попросту невозможно. Но если Карлсен был беспомощен, значит и компьютеры берсеркеров не могли связаться между собой, чтобы слиться в единый мозг.

– Командуйте своим кораблем, сэр, – распорядился Карлсен. Потом подался вперед, сжав ладонями подлокотники кресла и вглядываясь в затуманенный дисплей, будто пытался разобраться в мерцавших там неясных образах.

Командир тотчас же приказал своим десантникам идти на абордаж.

Митч наблюдал за тем, как они высаживаются через десантные люки. Все-таки лучше делать хоть что-нибудь, чем сидеть сложа руки.

– Сэр, прошу вашего разрешения присоединиться к абордажной команде.

Карлсен, казалось, не слыхал его, решив пока не применять своей власти, тем более для того, чтобы послать Митчелла Спейна в гущу боя или удержать его на месте.

Командир корабля поразмыслил над просьбой Митча. Ему хотелось, чтобы абордажный координатор оставался на мостике, но опытные воины были отчаянно нужны в бою.

– Ладно, ступайте. Постарайтесь помочь в обороне десантных люков.

Этот берсеркер оборонялся изо всех сил, бросив в бой роботов-солдат. Десант едва успел отойти, когда началась контратака, отрезавшая большинство десантников от корабля.

В тесном извилистом коридоре, что вел к месту самого горячего боя, его встретил человек в бронескафандре.

– Капитан Спейн? Я сержант Брум, командир тутошней охраны люков. С мостика передали, что вы принимаете командование. Туговато приходится. Канониры не могут развернуть башню в проломе. У жестянок масса места для маневра, и все они наступают.

– Что ж, пошли туда.

Они поспешили вперед по коридору, сузившемуся до искривленной щели. Флагманский корабль изогнулся, будто клинок, вонзенный в кусок брони.

– Тут никакой ржавчины, – заметил Митч, выбравшись из люка. Вдали сверкали вспышки света, а поблизости тускло рдел раскаленный металл, освещая балочные фермы, напоминавшие небоскребы, среди которых и застрял корабль.

– А? Нет, – не без недоумения отозвался Брум, сосредоточенный на деле, и указал туда, где среди рваного металла и плавающих осколков разместились около ста человек. – Жестянки огнестрельным оружием не пользуются. Просто подплывают украдкой или волной идут на приступ, стараясь сцепиться с нами врукопашную. Во время прошлой атаки мы потеряли шесть человек.

Из стальных недр с воем вырывались струи газов и вылетали капли жидкостей, по металлу шли конвульсии. Проклятая машина то ли издыхала, то ли готовилась к битве – сказать было трудно.

– Ни одна абордажная партия еще не вернулась? – осведомился Митч.

– Нет. Похоже, у них не все ладно.

– Охрана люков, говорит артиллерия, – произнес жизнерадостный радиоголос. – Мы готовим восьмидесятиградусную носовую башню.

– Ладно, тогда пускайте ее в ход! – раздраженно бросил Митч. – Мы внутри, так что не промажете даже при желании.

Минуту спустя в корпусе корабля открылись специальные лючки, и появившиеся оттуда прожекторы вонзили лучи света в хаотические недра.

– Снова идут! – крикнул Брум. В сотнях метров впереди, за оплавленным обрубком корабельного тарана, летела вереница фигур. Прожекторы обследовали их и не выявили людей. Митч открыл было рот, чтобы вызвать канониров, когда башня повела огонь; беспорядочно рвавшиеся снаряды сеяли опустошение в ряду наступавших машин.

Но за первой шеренгой двигались другие. Люди стреляли во все стороны, в сотни роботов, которые ползли, летели на реактивной тяге и дрейфовали по инерции.

Митч покинул десантный люк, перемещаясь в невесомости короткими бросками от опоры к опоре, обходя аванпосты и в случае надобности перекидывая людей с места на место.

– Отходите, когда припрет! – приказал он на командирской частоте. – Не подпускайте их к люкам!

Его люди столкнулись не с роботами-водопроводчиками или самоходными сварщиками, поставленными под ружье; эти устройства изначально были рассчитаны на тот или иной вид боя.

Пока Митч перелетал от аванпоста к аванпосту, вокруг него обвилось нечто вроде массивной цепи; ему удалось перебить ее со второго выстрела. К нему метнулась металлическая бабочка на ракетной тяге, устремившаяся прочь, когда Митч потратил на нее четыре выстрела.

Он обнаружил оставленные позиции и двинулся обратно к люку, осведомившись по радио:

– Брум, как там дела?

– Трудно сказать, капитан. Командиры отделений, доложите снова, командиры отделений…

Летающая штуковина метнулась обратно; Митч рассек ее надвое лазерным пистолетом. Когда он приближался к люку, стреляли уже со всех сторон. Бой внутри берсеркера стал миниатюрным отражением хаотичной битвы между флотами. Митч знал, что сражение продолжается, потому что призрачные щупальца тяжелого оружия то и дело пронзали его броню.

– Опять идут… Дуглас, Европа, девять часов.

Координаты, говорившие об атаке прямо на десантный люк. Найдя место, чтобы закрепиться, Митч снова поднял карабин. В этой волне многие атакующие машины несли перед собой металлические щиты. Митч стрелял и перезаряжал, снова и снова.

Единственная орудийная башня флагмана, сохранившая боеспособность, стреляла без перерыва, и по рядам машин волной катились беззвучные – из-за вакуума – взрывы, раздававшиеся там, куда попадал луч прожектора. Автоматические пушки башни были куда мощнее ручного оружия десантников; почти каждый выстрел вызывал град осколков. Внезапно роботы оказались на корпусе корабля, напав на башню со стороны слепого сектора.

Выкрикнув предупреждение, Митч бросился туда. И вдруг враги окружили его со всех сторон. Неподалеку две машины, ухватив человека своими крабьими клешнями, тянули его в разные стороны, пытаясь разорвать. Митч быстро выстрелил в движущиеся фигуры и попал в человека. Разрывная пуля оторвала ему ногу.

Мгновение спустя шквал пуль отбросил и сломал одну машину-краба. Вторая методично избивала защищенного броней человека об иззубренную ферму, пока не изодрала его в клочья, и обернулась в поисках нового объекта для работы.

Ее покрывала толстая броня, вроде корабельной. Заметив Митча, машина устремилась к нему, маневрируя среди летавших повсюду обломков; разрывные и бронебойные пули раскачивали ее, но вреда причинить не могли. Сверкая в огнях прожектора Митча, она тянула к нему блестящие клещи, а он выпускал пулю за пулей в короб, защищавший электронику машины.

Опорожнив магазин карабина, Митч выхватил пистолет и метнулся прочь, но машина повернулась к нему, как падающий кот, схватив за левую руку и шлем. Послышался скрежет металла. Прижав пистолет к мозговому коробу машины, Митч нажал на курок и не стал отпускать его. Они плыли в пространстве, и машине не во что было упереться, чтобы использовать свою силу. Но она продолжала удерживать человека, обрабатывая его бронированную рукавицу и шлем.

Мозговой короб, пистолет и пальцы правой перчатки раскалились докрасна. Что-то расплавленное расплескалось по забралу шлема, ослепив Митча своим сиянием. Лазер выгорел дотла, его ствол приварился к врагу в конце рубиново светящейся проплавленной борозды.

Левая рукавица, все еще стиснутая в клешнях робота, не выдержала…

…Рука!..

В тот самый миг, когда шприцы скафандра и турникет впились в раненую руку, Митч выпустил из обожженной ладони рукоятку лазера и нашарил на поясе пластиковую гранату.

Левая рука одеревенела еще до того, как клешня выпустила изувеченную ладонь и медленно поднялась выше, к запястью. Машина тряслась, будто человек в агонии. Митч охватил ее правой рукой, чтобы прилепить гранату с противоположной стороны мозгового короба. Затем уперся руками и ногами в сокрушительные клешни. Серводвигатели скафандра выли от перегрузки, понемногу сдавая, две секунды, зажмуриться, три…

Взрыв оглушил его. Митч обнаружил, что свободно плывет в пространстве. Вокруг полыхали огни. Где-то там, знал он, есть люк; надо добраться дотуда и начать оборонять его.

В голове мало-помалу прояснялось. Казалось, в грудь уткнулись два твердых пальца. Митч надеялся, что это побочный эффект болевого шока. Заляпанное металлом забрало мешало ориентироваться, но в конце концов он заметил корпус флагманского корабля. Под руку подвернулся какой-то обломок, Митч швырнул его назад и, толкаемый силой инерции, поплыл к люку, медленно вращаясь. Затем вытащил новую обойму и только тогда сообразил, что карабин исчез.

Вокруг десантного люка во множестве плавали обломки разбитых механизмов. Люди все еще держались здесь, стреляя в темные недра берсеркера. В свете прожекторов Митч узнал Брума по скафандру. Тот приветственно помахал ему:

– Капитан! Жестянки снесли башню и большинство прожекторов. Но мы переломали уйму ихнего брата… Как ваша рука?

– Будто деревяшка. Есть карабин?

– Что?

Брум его не слышал. Ну конечно, проклятая машина сдавила шлем и, должно быть, повредила передатчик. Прижавшись шлемом к шлему сержанта, Митч проговорил:

– Принимайте командование. Я пошел внутрь. Если смогу, вернусь.

Брум кивнул и проводил его до люка, глядя по сторонам. Вокруг снова замельтешили вспышки выстрелов, но Митч ничего не мог сделать – два пальца тупо давили на грудь. Голова кружится. Вернуться? Кого он надеется одурачить? Повезет, если удастся пробраться в корабль без посторонней помощи.

Он протиснулся в люк, мимо ниш внутренней охраны, прошел шлюз. Бросив на него всего один взгляд, санитар поспешил на помощь.

«Жив пока», – сказал про себя Митч, увидев людей и свет. От забинтованной левой руки уцелела даже часть ладони. Он тотчас же заметил еще кое-что: призрачные тычки оружия, искривлявшего пространство, прекратились. Затем осознал, что его везут из операционной, а лица спешащих мимо людей озарены радостью. Чувствуя ужасную слабость, Митч еще не мог сформулировать внятный вопрос, но доносившиеся до его слуха слова вроде бы означали, что на подмогу пришел еще один корабль, который атаковал берсеркера с другой стороны. Добрый знак; значит, в распоряжении людей еще имелись лишние корабли.

Носилки опустили неподалеку от мостика, где устроили покой для выздоравливающих; там лежало множество раненых, пристегнутых к койкам ремнями, с дыхательными трубками на случай отказа гравитации или утечки воздуха. Повсюду виднелись боевые повреждения. Откуда они здесь, в самом сердце корабля? Ведь защитники десантных люков выстояли.

По кораблю пробежала долгая гравитационная судорога.

– Отцепились от берсеркера, – прокомментировал кто-то неподалеку от него.

Митч ненадолго потерял сознание. Очнувшись вновь, он увидел, что к мостику со всех сторон стекаются люди. На лице каждого было счастливое, чуточку недоуменное выражение, будто их призвал сюда какой-то радостный сигнал. Многие несли диковиннейшие вещи: здесь были оружие, книги, шлемы, бинты, подносы с пищей, бутылки и даже ошарашенные дети, должно быть спасенные из казематов берсеркера.

Митч приподнялся на правом локте, не обращая внимания на ноющую боль в забинтованной груди и покрытых волдырями пальцах правой руки. И все равно не разглядел кресла мостика, потому что поле зрения то и дело перекрывали сновавшие туда-сюда люди.