Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти

Собственное спокойствие перед лицом подобной перспективы немного удивило Ногару. Двенадцать – пятнадцать лет назад он до предела напрягал свой интеллект и свою волю, чтобы выдвинуться. Но мало-помалу начал совершать ходы в игре сугубо автоматически. В этот день появился шанс на то, что его могут признать правителем все мыслящие существа, – но это значило для него куда меньше, чем первые выигранные выборы.

Конечно, дело в уменьшении эффекта. Чем большим владеешь, тем больше надо обрести, чтобы получить такое же удовольствие. Если советники сейчас видят этот прогноз, они наверняка придут в восторг и это настроение передастся самому Ногаре.

Но пока что, оставаясь в одиночестве, он лишь вздохнул. Флот берсеркеров не исчезнет по мановению руки. С Земли прибыла, наверное, последняя просьба о помощи. Беда в том, что, предоставив Солнечной системе более обширную помощь, Ногара будет вынужден отвлечь корабли, людей и деньги от собственных честолюбивых проектов. А уже отданное он намеревался со временем вытянуть из других. Земле придется пережить грядущее нападение без поддержки со стороны Эстила.

В этот миг Ногара осознал, смутно удивившись самому себе, что лучше погубить Эстил, чем лишиться власти. С чего бы это? Конечно, особой любви ни к родной планете, ни к собственному народу он не питал, но, вообще-то, был хорошим правителем, отнюдь не тираном. Ведь хорошее управление, как ни крути, – лучшая политика.

Письменный стол пропел мелодичную трель, означавшую, что поступил новый материал для его забав. Ногара решил ответить.

– Сэр, – произнес женский голос, – две новые возможности находятся в душевой. – Скрытые камеры передали сцену, представленную в объемном виде над столом Ногары: блестящие тела в окружении водных струй. – Они из тюрьмы, сэр, и рады любой поблажке.

Наблюдая за ними, Ногара ощутил только усталость и – ну да, именно так – что-то сродни презрению к себе. И задался вопросом: «А почему бы мне не предаваться тем удовольствиям, которых мне захочется? Что во Вселенной может мне помешать?» И еще: «Не потянет ли меня потом на садизм? А если и потянет – что с того?»

Да, но дальше-то что?

Выдержав уважительную паузу, голос поинтересовался:

– Быть может, сегодня вечером вы предпочтете что-нибудь другое?

– Позже, – откликнулся Ногара. Изображение угасло. «Быть может, мне для разнообразия стоит побыть Верующим, – подумал он. – Какой, должно быть, бурный восторг испытывает Иоганн, когда грешит. Если вообще грешит».

Какое неподдельное удовольствие – видеть Иоганна во главе флота Солнечной системы, видеть, как кипятятся венериане. Но это порождает новую проблему. Одержав победу над берсеркерами, Иоганн станет величайшим героем в истории человечества. Не пробудится ли в его душе опасное честолюбие? Надо бы убрать его подальше от общественности, дать высокую должность, честную, но грязную и бесславную работу. К примеру, послать куда-нибудь для охоты за преступниками. Но если Иоганн заявит права на галактическую власть, Ногара не станет испытывать судьбу. Любую пешку можно убрать с доски.

Ногара тряхнул головой. Предположим, Иоганн проиграет грядущую битву, а вместе с ней и Солнечную систему. Победа берсеркеров перестанет быть расплывчатой вероятностью, и нечего предаваться приятному самообману. Победа берсеркеров будет означать истребление человечества во всей Галактике, – вероятно, все случится лет за пять. Чтобы понять это, не нужен компьютер.

Ногара извлек из ящика письменного стола лежавший там флакон и взглянул на него. Внутри помещался конец шахматной партии, конец всем радостям, скуке и боли. Вид флакона не пробудил в душе Ногары ни малейших эмоций. То был мощнейший наркотик, приводивший человека в своеобразный экстаз – трансцендентный восторг, за пару минут вызывавший разрыв сердца или сосудов головного мозга. Когда-нибудь, когда все прочие средства утратят свою силу, когда Вселенная будет целиком принадлежать берсеркерам…

Он отложил флакон, а вместе с ним и просьбу землян. Какая разница? Ведь Вселенная и сама – берсеркер, где все определяется случайным коловращением конденсирующихся газов, до того, как рождаются звезды.

Откинувшись на спинку кресла, Фелипе Ногара углубился в созерцание галактической шахматной партии, разыгрываемой его компьютерами.

По кораблям флота пополз слух, что Карлсен специально тянет резину, потому что осаде подверглась венерианская колония. Но на «Солнечном пятне» Митч не обнаружил ни малейших признаков проволочек. Наоборот, у него не оставалось времени ни на что, кроме работы, с короткими перерывами на еду и сон. Когда же закончилась последняя тренировка по абордажу с тарана и были погружены последние боеприпасы, он был чересчур изнеможен, чтобы почувствовать хоть что-то, помимо облегчения. Пока «Пятно» занимало свое место в строю, рядом с сорока другими стреловидными кораблями, и совершало вместе с ними тахионный скачок, чтобы начать поиск берсеркеров в глубоком космосе и охоту на них, Митч отсыпался и отдыхал, не чувствуя ни страха, ни воодушевления.

Прошел не один день, прежде чем унылый распорядок был нарушен трезвоном боевой тревоги, разбудившим Митча. Не успев толком продрать глаза, он втиснулся в бронескафандр, лежавший под койкой. Кто-то из десантников ворчливо сетовал на учебные тревоги, однако ни один из них не мешкал.

– Говорит главнокомандующий Карлсен, – раздалось из потолочных громкоговорителей. – Это не учебная тревога, повторяю, не учебная. Только что обнаружены два берсеркера. Один находится на предельной дальности. Вероятно, ему удастся уйти, хотя Девятая эскадра преследует его. Второму ускользнуть не удастся. Через считаные минуты мы окружим его в нормальном пространстве. Мы не станем уничтожать его с помощью бомбардировки, только немного ослабим, а потом поглядим, насколько хорошо мы освоили абордаж с тарана. Если в нашей тактике имеются недочеты, лучше обнаружить их сейчас. Вторая, Четвертая и Седьмая эскадры вышлют для тарана по одному кораблю. Командиры эскадр, внимание, перехожу на командный канал.

– Четвертая эскадра, – вздохнул сержант Маккендрик. – В нашей роте больше эстильцев, чем в любой другой. Разве мимо нас пройдут?

Десантники лежали во тьме, будто посеянные драконьи зубы, пристегнутые к противоперегрузочным койкам и убаюкиваемые психомузыкой, а Верующие молились. Митч во мраке прислушивался к переговорам по интеркому, пересказывая подчиненным лаконичные рапорты о ходе боя, поступавшие к нему как к командиру корабельного десанта.

Ему было страшно. Что есть смерть, почему человек так боится ее? Это всего лишь окончание всякого существования. Неотвратимость и невообразимость конца рождала в душе Митча страх.

Артподготовка не потребовала много времени. Двести тридцать кораблей живых держали пойманного врага в центре своего сферического строя. Прислушиваясь во тьме к лаконичным репликам, Митч слышал, как берсеркер отбивался, проявляя чуть ли не человеческую отвагу и презрение к судьбе. Да разве можно вообще сражаться с машинами, если ты никак не заставишь их ощутить боль или страх?

Но одолеть машины можно. И на сей раз, в виде исключения, у людей оказалось очень много пушек. Было бы проще простого обратить этого берсеркера в пар. Может, так и сделать? При абордаже потери среди десантников неизбежны, как бы благоприятно ни складывались обстоятельства. Но тактику абордажа надо испытать любой ценой, пока дело не дошло до решающей битвы. Кроме того, в брюхе берсеркера могут оказаться живые пленные, и тогда абордажные команды спасут их. Хорошо, что главнокомандующий неколебимо уверен в собственной правоте.

Прозвучал приказ. «Пятно» и два других избранных корабля устремились к изувеченному врагу, увязшему в центре сферы.

Ремни крепко держали Митча, но для тарана гравитацию отключили, и ему казалось, что при столкновении он будет летать и трястись, как дробинка в бутылке. Безмолвная тьма, мягкая обивка, баюкающая музыка; но вот в шлеме прозвучало несколько слов, и тело съежилось – он знал, что снаружи вот-вот схлестнутся черные холодные пушки, стремительно несущиеся машины, невообразимые силы. Сейчас…

Несмотря на все средства защиты и противоперегрузочную койку, реальность раскололась на тысячи осколков. Направленный атомный взрыв на острие тарана вспорол шкуру берсеркера. За пять секунд сокрушительного столкновения таран испарился, расплавился и изломался, но следом за ним в пробоину скользнул корпус корабля, будто стрела, вонзившаяся в тело врага.

Пока десантники в невесомости проносились мимо Митча, сверкая огнями скафандров, он в последний раз переговорил с мостиком «Солнечного пятна».

– Мой пульт показывает, что свободен только десантный люк номер три, – доложил он. – Мы все пойдем через него.

– Помните, – произнес голос с венерианским акцентом, – ваша первая задача – защитить корабль от контратаки.

– Вас понял.

Пусть делают свои оскорбительные и излишние напоминания: сейчас не время для споров. Отключив канал связи с мостиком, Митч ринулся следом за остальными.

Два других корабля были посланы на уничтожение стратегического ядра, скрытого глубоко в центре берсеркера. Десантникам с «Солнечного пятна» поручили отыскать и освободить пленников, если те были на берсеркере. Обычно берсеркеры держали пленных близ поверхности, так что во время первичного поиска десантникам предстояло обследовать сотни квадратных миль обшивки.

Перед десантным люком виднелся темный хаос исковерканных механизмов – и никаких признаков контратаки. Считалось, что берсеркеры не рассчитаны на ведение боев внутри собственной стальной шкуры – это и подпитывало надежды на успех флота в грядущей битве.

Оставив сорок человек охранять корпус «Солнечного пятна», Митч повел десятерых солдат в лабиринт. Устраивать тут командный пункт было бессмысленно: связь действовала только в пределах прямой видимости.

Первым в каждом поисковом отряде шел человек с масс-спектрометром – инструментом для обнаружения следов атомов кислорода, просачивавшихся из отсеков, где содержались дышащие воздухом существа. А у замыкающего к одной руке было пристегнуто приспособление, при помощи люминесцентной краски помечавшее пройденный путь стрелками: заблудиться в этом трехмерном лабиринте было проще простого.

– Поймал запах, капитан, – доложил спектрометрист Митча после пятиминутных блужданий по сектору издыхающего берсеркера, порученному его отряду.

– Не упусти его.

Митч двигался в колонне вторым, держа карабин наготове.

Спектрометрист вел их все дальше, сквозь невесомость и темноту механической вселенной. Несколько раз он останавливался, подкручивая прибор и махая датчиком туда-сюда. В остальном продвижение шло быстро; благодаря обилию выступов, дававших возможность отталкиваться и менять направление полета, десантники, прошедшие выучку в невесомости, перемещались быстрее бегунов.

Перед спектрометристом выросло громадное существо с суставчатыми конечностями, размахивавшее голубовато-белыми дугами электросварки, словно мечами. Прежде чем Митч успел осознать, что целится, его карабин выстрелил дважды. Вспоров автомату брюхо, пули отшвырнули его прочь; этот полуробот предназначался для ремонтных работ, а вовсе не для боя.

Спектрометрист, не моргнув глазом, невозмутимо продолжал движение. Отряд следовал за ним; лучи прожекторов обшаривали незнакомые очертания и пространства, отбрасывая в вакууме острые, будто срезанные ножом тени. Сумятицу света и тьмы смягчали лишь отблески.

– Приближаемся!

Они вышли к чему-то, похожему на сухой колодец. Рядом находился овоид наподобие корабельной шлюпки, покрытый очень толстой броней. Очевидно, его подняли по колодцу из глубин берсеркера и закрепили у причала.

– Это шлюпка, кислород из нее так и течет.

– Капитан, тут сбоку вроде как воздушный шлюз. Наружный люк открыт.

Все это очень смахивало на гладкий, удобный путь в западню.

– Держите глаза нараспашку. – Митч двинулся в шлюз. – Если я не объявлюсь через минуту, будьте готовы вытащить меня оттуда.

Шлюз оказался совершенно обычным, – видимо, его вырезали из человеческого корабля. Закрывшись изнутри, Митч распахнул второй люк.

Почти весь внутренний объем шлюпки занимало одно помещение. В центре находилось противоперегрузочное кресло с обнаженным манекеном – женщиной. Митч подплыл поближе и увидел на обритом наголо скальпе капельки крови, будто оттуда только что извлекли зонды.

Едва свет прожектора коснулся лица, как женщина открыла невидящие мертвенно-голубые глаза и механически заморгала. Все еще не уверенный, что видит перед собой человека, Митч подплыл к креслу и коснулся ее руки металлической перчаткой. И тут ее лицо вдруг стало вполне человеческим, во взгляде вместо смерти отразился ужас, за ним – осознание реальности. Увидев Митча, женщина вскрикнула. Прежде чем он успел ее отпустить, по воздуху в невесомости поплыли хрустальные шарики слез.

Слушая его торопливые приказания, пленница стыдливо прикрылась одной рукой, а вторую поднесла к саднящей голове. Затем кивнула и взяла в рот загубник дыхательной трубки, которая должна была подавать воздух из баллона Митча. Еще через пару секунд Митч завернул ее в липкое, плотное спасательное одеяло, призванное на время защитить спасенную от вакуума и холода.

Спектрометрист не нашел ни одного источника кислорода, кроме шлюпки, и Митч приказал отряду трогаться в обратный путь, следуя по светящейся тропе.

Вернувшись к десантному люку, он узнал, что атака прошла не так уж гладко. Стратегическое ядро защищали настоящие боевые роботы; там погибло не меньше восьми человек. Еще два корабля приготовились к абордажу.

Митч пронес девушку через десантный люк и три шлюзовые камеры. Чудовищно толстый корпус корабля со звоном содрогался – завершив миссию и забрав десантников, «Солнечное пятно» дало задний ход. Вернулся полный вес, а с ним и свет.

– Сюда, капитан.

Табличка на двери гласила: «КАРАНТИН». Берсеркер мог намеренно сделать пленницу носительницей какой-нибудь заразной болезни; люди уже научились справляться с подобными уловками.

Уложив девушку в лазарете, где ее обступили врачи и медсестры, Митч открыл лицо спасенной, не забыв укутать одеялом обритую голову, и откинул забрало своего шлема. Потом хрипло сказал:

– Теперь можете выплюнуть трубку.

Она послушно выплюнула трубку и открыла глаза.

– Ой, так вы настоящий? – прошептала девушка, выпутала из складок одеяла одну руку и провела ею по броне скафандра. – Ой, дайте мне снова прикоснуться к человеку!

Она прижала ладонь к его открытой щеке и шее.

– Я довольно-таки настоящий. Вам больше ничто не угрожает.

Один из суетившихся докторов внезапно оцепенел, уставившись на девушку, затем развернулся и ринулся прочь. Что стряслось?

Остальные не теряли хладнокровия, заверяя девушку, что помогут ей. Она все не отпускала Митча и чуть ли не забилась в истерике, когда медики попытались вежливо оттеснить его прочь.

– Пожалуй, вам лучше остаться, – решил доктор.

Он так и сидел рядом с ней, держа за руку, только снял шлем и рукавицы. Во время медицинских процедур он глядел в сторону. Врачи по-прежнему переговаривались спокойно и негромко, очевидно не находя ничего опасного.

– Как вас зовут? – спросила девушка, когда медики на время оставили ее в покое, забинтовав голову. Ее изящная ладонь выскользнула из-под простыней, чтобы, как и прежде, касаться руки Митча.

– Митчелл Спейн. – Приглядевшись к молодой женщине, он больше не рвался прочь. – А вас?

На ее лицо набежала тень.

– Я… я не знаю.

Внезапно у дверей лазарета поднялась суматоха; главнокомандующий Карлсен протиснулся мимо протестующих докторов в зону карантина. Он остановился только рядом с Митчем, но смотрел при этом не на него.

– Крис! – сказал он девушке. – Слава богу!

В его глазах стояли слезы.

Леди Кристина де Дульсин перевела взгляд с Митча на Иоганна Карлсена и завизжала от невыразимого ужаса.

– Итак, капитан, поведайте, как вы нашли и вынесли ее.

Митч начал свой рассказ. Они сидели вдвоем с Карлсеном в его кабинете рядом с мостиком флагмана, смахивавшим на монашескую келью. Бой окончился, берсеркер превратился в изувеченный, безвредный остов. Ни одного пленного больше не обнаружили.

– Они собирались отправить ее ко мне, – промолвил Карлсен, устремив взор в пространство, когда Митч окончил свой рассказ. – Мы атаковали до того, как он успел запустить шлюпку в нашу сторону. Он держал ее подальше от места боя и все-таки послал ко мне.

Митч не отозвался ни словом.

Взгляд покрасневших глаз Карлсена был прикован к нему.

– Поэт, ей сделали промывание мозгов. Оно может быть довольно эффективным, если воспользоваться естественными склонностями индивидуума. Полагаю, она никогда не питала ко мне особых чувств. Она согласилась на брак по политическим соображениям… и кричит, даже если доктор просто-напросто упоминает мое имя. Говорят, с ней могли сделать что-то жуткое человекообразные машины, которым придали сходство со мной. Других людей она более или менее терпит. Но оставаться наедине хочет только с вами, нуждается только в вас.

– Она и вправду плакала, когда я ушел, но… почему я?

– Естественная тенденция, видите ли. Она… любит… человека, спасшего ей жизнь. Машины настроили ее рассудок так, чтобы вся радость от спасения для нее сосредоточилась в первом же увиденном мужчине. Врачи уверяют меня, что этого можно добиться. Ей дают лекарства, но даже во время ее сна приборы регистрируют кошмары, боль, она плачет, призывая вас. Что вы чувствуете по отношению к ней?

– Сэр, я сделаю все, что от меня понадобится. Чего вы хотите от меня?

– Хочу, чтобы она перестала страдать, чего же еще? – Карлсен сорвался на крик. – Останьтесь с ней наедине, утихомирьте ее боль, если сумеете! – Он тут же взял себя в руки. – Ступайте. Врачи отведут вас к ней. Ваши вещи доставят сюда с «Солнечного пятна».

Митч встал. Он не находил слов, которые не казались бы мерзкой пародией на шутку. Молча кивнув, он поспешил прочь.

– Это ваш последний шанс присоединиться к нам, – заявил венерианин Сальвадор, окидывая взглядом полутемный коридор дальнего закоулка корабля. – Наше терпение на пределе, и скоро мы нанесем удар. При нынешнем состоянии этой дамочки де Дульсин брат Ногары вдвойне не пригоден к командованию.

Для разговора венерианин запасся карманным подавителем подслушивающих устройств. От его многотонального писка у Хемфилла ныли зубы; у венерианина, судя по всему, тоже.

– Карлсен необходим человечеству, нравится он нам или нет, – ответил Хемфилл; его терпение было на исходе, но голос оставался спокойным и рассудительным. – Разве вы не видите, что берсеркеры пускаются во все тяжкие, только бы уязвить его? Они пожертвовали совершенно исправным кораблем, чтобы доставить сюда зомбированную женщину, чтобы нанести удар по его психике.

– Что ж, если это так, они добились своего. Если Карлсен и стоил чего-нибудь прежде, то сейчас не думает ни о чем, кроме своей бабы и марсианина.

Хемфилл вздохнул:

– Не забывайте, он отказался погнать флот к Эцогу ради ее спасения. До сих пор он не допустил ни одной оплошности. И пока он не сплоховал, вы с остальными не должны злоумышлять против него.

Попятившись на шаг, Сальвадор в ярости плюнул на палубу. «Сознательная демонстрация», – отметил про себя Хемфилл.

– Поостерегись, землянин! – прошипел Сальвадор. – Дни Карлсена сочтены, а вместе с ним – и дни тех, кто чересчур рьяно поддерживает его!

Развернувшись, он зашагал прочь.

– Погодите! – негромко окликнул его Хемфилл. Венерианин остановился и неохотно повернулся, храня высокомерный вид. Хемфилл выстрелил из лазерного пистолета ему в сердце. В атмосфере оружие издало хлесткий треск.

Хемфилл легонько потыкал умирающего носком ботинка, желая убедиться, что второй выстрел не понадобится, и рассуждая вслух:

– Болтал ты хорошо, но был чересчур коварным, чтобы возглавить борьбу против треклятых машин.

Потом наклонился, обыскал покойника и торжествующе выпрямился, обнаружив список офицеров. Кое-какие фамилии были подчеркнуты, против некоторых – в том числе и его собственной – стояли вопросительные знаки. Еще на одном листке были перечислены подразделения, находившиеся под командованием венерианских офицеров; здесь же нашлись и другие пометки. Словом, улик, дававших основание для ареста зачинщиков заговора, хватало с лихвой. Это могло привести к расколу флота, но…

Хемфилл резко вскинул голову, но тут же расслабился. Подошедший солдат оказался его собственным подчиненным; Хемфилл сам оставил его на часах поблизости от себя.

– Это нужно доставить главнокомандующему сейчас же, – помахал Хемфилл листками. – Битва начнется со дня на день, самое время избавиться от предателей и реорганизовать командование.

И все же он помедлил еще немного, глядя на труп Сальвадора. Заговорщик был чересчур уверенным в себе и нерасторопным, но все равно опасным. Неужели Карлсена опекает судьба? Сам Хемфилл считал, что Карлсен не очень-то годится на роль идеального полководца – не так безжалостен, как машины, и не так холоден, как металл. И все же треклятые машины пошли на большие жертвы, чтобы нанести ему удар.

Пожав плечами, Хемфилл поспешил по своим делам.

– Митч, я люблю тебя. Я знаю, что доктора говорят по этому поводу, но что им на самом деле известно обо мне?

Кристина де Дульсин, одетая в простенький голубой халатик, с чем-то вроде тюрбана на голове, покоилась в роскошном противоперегрузочном кресле, в помещении, считавшемся спальней внутри апартаментов главнокомандующего, хотя Карлсен ни разу не переступил их порога, довольствуясь тесным кабинетом.

Митчелл Спейн сидел в трех футах от девушки, боясь даже дотронуться до ее руки, боясь того, что может совершить он сам, и того, что может совершить она. Их оставили одних, и Митч пребывал в полнейшей уверенности, что за ними никто не следит. Леди Кристина даже потребовала от Карлсена гарантий того, что в помещении не будет устройств скрытого наблюдения, и главнокомандующий прислал письменные заверения. Кроме того, кто же станет встраивать аппаратуру для слежки в апартаменты высшего офицера флота?

Ситуация фарсовая, но только не для тех, кто в нее попал. На плечах отвергнутого мужчины сейчас лежит непосильное бремя, от него зависят более двухсот кораблей, а если грядущая битва будет проиграна, через пять лет большинство человеческих планет превратятся в безжизненные пустыни.

– Что тебе по-настоящему известно обо мне, Крис? – спросил Митч.

– Я знаю, что для меня ты воплощаешь саму жизнь. О Митч, у меня нет времени, чтобы скромничать, манерничать и быть леди до кончиков ногтей. Я прошла через все это. И – когда-то – вышла бы замуж за человека вроде Карлсена, по политическим соображениям. Но все это было до Эцога…

Голос ее осекся, пальцы непроизвольно впились в складки халата. Митчу пришлось податься вперед и разжать ее руки.

– Крис, Эцог уже позади.

– Эцог никогда не уйдет в прошлое окончательно, во всяком случае для меня. Я все чаще вспоминаю о случившемся. Митч, машины заставили нас смотреть, как они живьем снимают кожу с генерала Брадина. Я видела это. Я больше не способна забивать себе голову чепухой вроде политики, жизнь чересчур коротка для этого. И больше ничего не боюсь, кроме того, что лишусь тебя…

В душе его бурлили жалость, вожделение и дюжина других чувств, сводящих с ума.

– Карлсен – хороший человек, – в конце концов проронил он.

– Наверное, – сдержанно проговорила она, подавив дрожь. – Но, Митч, как ты относишься ко мне? Скажи правду. Если ты не любишь меня сейчас, я буду надеяться, что со временем это случится. – Слабо улыбнувшись, она подняла руку. – Когда мои дурацкие волосы отрастут.

– Твои дурацкие волосы… – Его голос едва не сорвался. Митч протянул руку, чтобы коснуться ее лица, но тут же отдернул, будто обжегся. – Крис, ты его девушка, а от него зависит слишком многое.

– Я никогда не принадлежала ему.

– И все же… я не могу лгать тебе, Крис, и, быть может, не могу сказать тебе правду о своих чувствах. Грядет бой, все зависло в воздухе, все замерло. Никто не может строить планы…

Он неопределенно махнул рукой; вышло неуклюже.

– Митч. – В ее голосе звучало понимание. – Все это ужасает тебя, правда? Не волнуйся, я не буду делать так, чтобы стало еще хуже. Не позовешь ли доктора? Думаю, я смогу отдохнуть, если буду знать, что ты неподалеку.

Карлсен несколько минут молча изучал бумаги Сальвадора, будто раздумывал над шахматной позицией. Казалось, он даже не очень удивился.

– У меня наготове несколько человек, на которых можно положиться, – наконец предложил Хемфилл. – Мы можем быстро арестовать главарей заговора.

Карлсен устремил на него изучающий взгляд голубых глаз.

– Командор, а так ли уж необходимо было убивать Сальвадора?