Хранители Елецкой тайны

Бунин остановился перед образом святого Георгия. В лунном свете в узорах фрески проявились бледные буквы:

«Страж грядущего хранит корень тайны под знаком Знамения…»

Слова обрывались. Но и этого было достаточно. Под покровом иконы Богородицы «Знамение», в монастыре на Каменной горе, таится разгадка.

Он прикоснулся к краю фрески – и крохотный осколок штукатурки откололся. Внутри поблёскивал медный ключ с символом ветвей и меча. Иван бережно взял его – и в этот миг за спиной послышался шорох.

В храм вошли трое в плащах с капюшонами. Ещё один стоял у выхода. Культисты.

Они действовали слаженно, перекрывая пути. Бунин бросился в ризницу, захлопнул дверь. Снаружи удары – дверь пытались выломать. В отчаянии он вылез в окно, рухнул на землю, едва не угодив под нож, брошенный вслед. Он рванулся бежать.

По улицам, переулкам, через заборы. Голоса и шаги преследовали его. Вдруг впереди возник четвёртый – с клинком в руке. Ловушка.

– Отдайте ключ, Иван Алексеевич, – хрипло сказал он.

Бунин понял: выхода нет. Он швырнул им платок с ключом и в тот же миг сбил водосточную трубу. Металл с грохотом рухнул, сбив двоих. Он столкнул бак на главаря и, воспользовавшись замешательством, вырвался наружу.

– Лови его! – разнеслось позади.

Иван бежал, пока не добрался до реки. Низкий берег принял его, кусты укрыли. Шаги стихли.

Он стоял, тяжело дыша. В груди горело отчаяние: ключ утерян. Но память сохранила слова пророчества. «Страж грядущего хранит корень тайны под знаком Знамения…»

Он поднял глаза к тёмному силуэту Знаменского монастыря. Там – разгадка. Там – истина.

– Я узнаю правду. Во что бы то ни стало, – прошептал он.

Слова растворились в шуме реки. Бунин шагнул вдоль берега, скрытый в тени. Позади осталась ночь преследований, впереди – новый день и новые тайны.

Глава 5. Возвращение из Тьмы

Ночь опустилась на Елец тяжелым покрывалом. Узкие улицы старого города тонули в густых тенях; лишь слабый отсвет луны цеплялся за резные наличники купеческих домов. Иван Бунин брёл по брусчатке, крепче прижимая к груди старый кожаный портфель – там лежали клочок пророчества и странный символ, найденные им накануне в подземном архиве братства. Тишина вокруг казалась неестественной. Ни шороха, ни шагов – словно город затаил дыхание в ожидании. Бунин чувствовал: что-то приближается. Неведомая тень, нарастающая угроза – предчувствие беды стучало в висках. Но идти вперёд заставляли обрывки пророчества. Они привели его сюда, в самое сердце Ельца, где переплелись прошлое и настоящее.

Впереди открылось просторное тёмное поле – Красная площадь. На ней громада Вознесенского собора вырастала из мрака, пятиглавое чёрное силуэтное здание, устремлённое куполами в ночное небо. Именно здесь, знал Бунин, когда-то стояла древняя крепость Ельца. Здесь проливалась кровь его жителей, когда в 1395 году полчища хана Тамерлана стерли город с лица земли. Возле северной стены собора белела крошечная часовня– памятник над братской могилой ельчан, погибших во время того нашествия. Иван остановился. Леденящий ветерок внезапно скользнул по площади, шевеля пожухлую траву меж камней, и Бунину почудилось, будто в этом порыве сквозит далёкий стон. Здесь покоятся жертвы древней бойни – или не покоятся? Тревожное чувство говорило ему: прошлое по-прежнему живо под этими плитами.

Он обошёл часовню. Лунный свет мазком высветил ее старый кирпич и потускневший крест на куполе. Тени от собора сгустились по углам. Где-то за алтарной частью, среди высоких бурьянов, Бунин отыскал полузакрытый лаз, о котором упоминалось в расшифрованных им записях братства. Низкий арочный вход вёл под землю, туда, где когда-то мог быть тайник – тот самый подземный архив, связанный с пророчеством. Иван зажёг фонарь и медленно шагнул внутрь.

Сводчатый коридор встретил его затхлым холодом. Стены из ветхого камня сходились над головой полукруглым потолком. Каждый шаг отзывался гулким эхом, нарушая вековое молчание. Портфель на плече оттягивал руку – внутри него тяжёлым грузом лежали находки: обрывок пергамента с древним пророчеством и медный медальон с выгравированным символом, который Иван отыскал внизу, в катакомбах, чуть днём ранее. Тогда ему мерещилось, будто в темноте за ним кто-то наблюдает. Теперь же, в глубокой ночи, чувство слежки стало почти невыносимым. Луч фонаря выхватывал из мрака лишь пыльные кирпичи да собственную тень Бунина. Но внутренний взгляд подсказывал: рядом кто-то есть.

Коридор вывел к развилке. Иван остановился, стараясь вспомнить схему: по преданию, от центра города вела сеть подземных ходов, и один из них тянулся от Вознесенского собора далеко за пределы Ельца, чуть ли не к самым Воргольским скалам. Местные легенды твердили, будто старинный Елец весь пронизан тайными туннелями. Бунин провёл фонарём – вправо тянулась осыпавшаяся галерея, заваленная мусором и землёй, а влево – более узкий проход, где под ногами виднелись следы чьих-то давних шагов. Он вспомнил, как в расшифрованном им послании братства упоминалось: «Искать ключ под знаком трёх колец – там, где мрак хранит знание». Неужели речь об этих катакомбах? В полу у развилки тускло поблёскивал знакомый узор: три переплетённых круга, выбитых в камне, еле заметных под слоем пыли. Тот самый символ, который теперь лежал у него в портфеле на медальоне! Затаив дыхание, Иван наклонился, проводя пальцами по выемкам. Камень был влажный и холодный, но под пальцами ощущалась чёткая форма знака. Сердце забилось чаще – пророчество снова вывело его в нужное место.

Вдруг за спиной послышалось шороховое эхо. Бунин резко выпрямился, свет фонаря метнулся назад. «Кто здесь?!» – голос его разнёсся под сводами, разбившись на множество шёпотов. Никто не ответил. Лишь тьма дрогнула впереди. Иван медленно двинулся по левому коридору, туда, где скрылся шорох. Стены тут сближались, образуя узкий лаз. Бунин пригнулся, чувствуя, как сердце стучит в горле. Проход вывел в круглое подземное помещение – старый склеп или хранилище. В центре, под низким купольным потолком, стоял массивный каменный стол или алтарь, покрытый толстым слоем пыли. По стенам кругом тянулись ниши с прогнившими деревянными полками, заваленными полуистлевшими книгами, свитками, чернильницами. Запах сырости, воска и чего-то прелого висел в воздухе. Луч фонаря скользнул по стенам – и Иван задрожал.

На стенах проступали бледные силуэты людей. Сначала ему показалось, что это тени, игра света и воображения. Но фигуры были недвижны и слишком отчётливы: словно отпечатки человеческих тел на камне, выцветшие фрески или обугленные тени. Вот один – высокий монах в капюшоне, склонённый над книгой. Другой – несколько людей, стоящих плечом к плечу в кругу, точно совершают таинственный обряд. Бунин медленно подошёл ближе к стене, подняв фонарь. Фигуры растворились в неровностях кладки. Нет, это лишь грязь, успокоил он себя, игра света. Но кожа покрылась мурашками: воздух здесь казался гуще, чем обычно, точно наполнен чужим присутствием.

Иван осторожно поставил фонарь на каменный стол и вынул из портфеля пергамент с пророчеством. Развернув дрожащими пальцами ломкую от древности бумагу, он пробормотал вслух несколько строк, пытаясь связать обрывки смысла. Слова были полустёрты и витиеваты: «…когда сойдутся времена и города станут одним, пробудится тьма, заточённая под старым крестом… ключ хранится у тех, кто в тени… братство хранит знание до часа…» – дальше текст обрывался. Бунин сжал лоб. “Под старым крестом”… Возможно, речь о той часовне на площади, под крестом которой и нашли архив? Или о самом соборе?

Внезапно пламя фонаря дрогнуло и потухло. Тьма хлынула со всех сторон, мгновенно поглотив подземелье. Иван охнул, мгновенно ослепнув. Рука лихорадочно нащупала спички. В непроглядном мраке, который казался почти осязаемым, как густой дым, он чиркнул одной – вспыхнул крошечный огонёк. На секунду комната озарилась мерцающим светом, и Бунин увидел человека, стоящего напротив, по другую сторону каменного стола.

Незнакомец появился бесшумно, будто сам материализовался из тьмы. Высокий, сутулый, в длиннополом сюртуке старого покроя или в пальто. Лицо поблёскивало белизной – точнее, кожа была бледна, с заострёнными чертами, высокой залысиной. Глаза блеснули странным отражённым огнём спички. Иван отшатнулся, выронив горящую щепку. На миг снова стало черным-черно. Затем в темноте вспыхнуло мягкое синеватое свечение – загадочный гость держал в руке старинный фонарь с тусклым голубым пламенем внутри. Тот не давал настоящего света, скорее лишь очерчивал бледным сиянием фигуру незнакомца. Иван машинально шагнул назад, спиной чувствуя холод сырой стены.

– Не бойтесь… – раздался тихий голос, хрипловатый, словно забытый эхо. – Простите, если напугал вас.

Бунин молчал, пытаясь разглядеть лицо незнакомца. Тот шагнул ближе, держа фонарь перед собой. Теперь черты обозначились яснее: длинное худое лицо, короткая бородка клинышком, глубокие тени под глазами. Возраст определить было трудно – кажется, около пятидесяти. Одет же он был вовсе не по-нынешнему: сюртук старомодного покроя, жилет, воротничок рубашки стоячий, будто из начала прошлого века. Бунин сглотнул. Сердце колотилось. Это видение или реальность? Он стоял в забытом подземелье лицом к лицу с человеком из прошлого, и лишь холод камней под ладонью убеждал, что он не спит наяву.

– Кто вы? – наконец выдавил Иван, дрогнувшим голосом. – Как вы здесь оказались?

Незнакомец слегка улыбнулся краем рта. В тусклом свете фонаря улыбка вышла печальной.

– Можно сказать, я хранитель этого места, – ответил он уклончиво. – Или призрак знания… А вы, Иван Алексеевич, должно быть, искатель правды. Потомок по духу нашего братства.

При звуке своего имени Бунин вздрогнул: незнакомец знал его. Да ещё и назвал «потомком братства»… Иван невольно перевёл взгляд на символ на полу, потом на свои находки. Лист пророчества всё ещё был зажат в руке.

– Вы… состояли в братстве? – осторожно спросил он.

– Давным-давно, – мужчина прикрыл глаза, словно вспоминая. – Мы назвались “Единым трудовым братством”. Горькая ирония: единство наше длилось недолго. Мы стремились к свету знания, а нашли тьму…

Бунин всмотрелся пристальнее. Что-то в облике незнакомца начинало казаться знакомым. Елец – да, в чертах этого человека было что-то елецкое, родное из юности: может, разрез глаз или выговор. Вдруг перед мысленным взором всплыло забытое: старый дом с колоннами на улице Покровской (ныне 9-го Декабря), гостинная, где когда-то юный Иван бывал с родителями… В том доме жил известный в Ельце юрист Василий Барченко и его пасынок Александр. Александр Барченко!Тот самый странный гимназист, что увлекался наукой и таинственными теориями… Годы обучения в Елецкой гимназии вернулись к Бунину обрывочными образами: классная комната, за партой – серьёзный мальчик с пронзительными глазами, всегда погружённый в книги не по программе. Сын местного нотариуса… Позже о нём говорили, что он стал учёным и мистиком, искал Шамбалу, проводил опыты с гипнозом и телепатией. Бунин перевёл дух, не смея поверить собственной догадке.

– Александр… Васильевич? – прошептал он. – Барченко?

Незнакомец с удивлением поднял брови, затем тихо рассмеялся – смех вышел сухим, шелестящим, будто шаг по осенним листьям.

– Я уже и не надеялся, что кто-то вспомнит моё имя… Да, когда-то меня звали Александром. Здесь, в Ельце, я родился и впервые окунулся в тайны. – Он провёл ладонью по пыльному столу, оставляя извилистый след. – С юных лет я знал: этот город – не простой. Под его улицами спрятано больше, чем кажется.

Бунин сделал робкий шаг навстречу, забыв о страхе. Перед ним стоял реальный человек из прошлого – или дух? – готовый открыть свои секреты.

– Вы… вы ведь исчезли, – проговорил Иван несмело. – Я читал, что вас настигли… репрессии. Говорили, что расстреляли… в 1938-м…

Фигура Александра дрогнула, фонарь в его руке скрипнул железным кольцом. Тень от него всполохнула по стенам.

– Тело моего, возможно, и не стало, – негромко ответил он. – Но разве в этом дело? Знание – вот что живёт и после смерти. Я искал истину, нашёл её частички – а когда попытался поделиться, тьма поглотила меня. Всех нас… – Его глаза потемнели, зрачки расширились болезненно. – Наше братство исчезло в одночасье, будто и не существовало никогда. Думали – политические репрессии, а на самом деле… Скажу тебе, Иван, там, на Лубянке, меня спрашивали совсем не про заговоры. Они требовали тайны, которые мы здесь раскопали. И когда я отказался дать ключ, меня просто вычеркнули из жизни.

Бунин почувствовал, как холод пробрался ему под одежду. Комиссары, следователи… КГБ? Нет, в те годы – НКВД, ГПУ… Он смутно помнил: Барченко действительно работал при каком-то секретном отделе ОГПУ, изучал паранормальное. Говорили даже – масонская ложа, которую он создал, готовила покушение на власть, взрыв Кремля… Правда ли? Или выдумки? Сейчас все эти детали вихрем кружились у него в голове, пока сам Барченко – если это был он живой или мёртвый – говорил о тьме.

– Так пророчество верно, – кивнул Иван на пергамент. – Тьма пробудилась? Вы об этом?

Барченко опустил голову, ухватившись костлявыми пальцами за переносицу в жесте усталости.

– Пророчество… Ах да, это же мы его нашли когда-то, в старых монастырских книгах. Не полностью, фрагменты… И пытались понять, предотвратить зло. – Он посмотрел на Бунина почти с мольбой. – Но знание обернулось проклятием. Тьма, что дремала под этим крестом, начала просачиваться наружу. Ты, должно быть, уже видел знаки её присутствия.

Иван вспомнил сегодняшние странности: внезапный ветер со стоном на площади, шорохи в пустых тоннелях, тени на стенах… Ранее, в предыдущих днях, случались и другие явления – ночью городские фонари гасли сами собой, в музее Бунин чувствовал запах горелого воска там, где стоял старый образ, связанный с легендой. Всё сходилось.

– Что это за тьма? – спросил он, стараясь не выдать голоса дрожью. – Демон? Проклятие Тамерланово? Или… что-то, пробудившееся из глубин земли?

Барченко печально усмехнулся уголком губ. Его бледное лицо в мерцании фонаря напоминало лик монаха из иконописной темперы – светящийся изнутри бледно-голубым.

– Возможно, всего понемногу. Старый Елец видел столько крови и горя… Неудивительно, если здесь поселилось нечто потустороннее. – Он кивнул в сторону часовни, которая была где-то над ними. – Души тех, кто пал от мечей Тимура, не знали покоя. Говорят, после нашествия женщины собрали обгорелые кости и сложили в общую могилу там, где мы сейчас стоим, под храмом. Место намоленное, но печать вечного упокоения так и не легла. К тому же, через сотни лет новое зло плеснуло масла в огонь…

– Новое зло? – переспросил Бунин.

– Революция, война гражданская… Люди убивали друг друга и бросали тела в те же ямы, куда столетия назад бросали погибших от татар. – Барченко взмахнул рукой, отчего тени снова закружились. – Кровь на крови… Тьма накопилась. И когда мы с товарищами пытались провести свой маленький «эксперимент» – разбудили то, что спало.

Он вдруг замолчал, прислушавшись. В тишине подземелья послышался гул – глухой, далёкий, будто бы стонущий звук, шедший откуда-то снизу, из-под пола. Бунин напряг слух: звук напоминал раскат далёкого грома, только монотонный, вибрирующий. Пол под ногами едва ощутимо дрожал.

– Что это? – хрипло спросил он.

Барченко медленно обошёл стол, став ближе к Ивану. Теперь Бунин различал даже тонкие морщины у него на лбу, дрожащие тени ресниц на впалых щеках.

– Здесь, в Ельце, есть место, где земля распахнулась бездонной пастью, – прошептал Александр, глядя Бунину прямо в глаза. – Знающие люди рассказывали: за старым кладбищем открылась яма, дыра в преисподнюю. Бездонная. Когда хотели засыпать её мусором – она исторгала весь хлам обратно, не принимала жертвы. Даже плиты бетонные сверху двигались, будто отброшенные чьей-то невидимой рукой. Называли её Талдыкинским провалом, в честь купцов Талдыкиных, чьи тела не приняла земля. Там творилось благоуханное чудо и погибель вперемешку. Один смельчак-журналист спускался в ту яму – едва вырвался, весь светился и пах горелым, как свеча…

Бунин слушал, затаив дыхание. Он краем уха слыхал городские легенды, но сейчас, произнесённая шёпотом в этом склепе, история о бездонной пропасти звучала особенно зловеще. Казалось, будто гул снизу – это дыхание той самой бездны под ними.

– Хочешь знать, что там, внизу? – Барченко кивнул на пол. На пыльном полу виднелась узкая трещина, и из неё сочился едва заметный сероватый пар. – Там зреет древняя тьма. Возможно, разлом в саму преисподнюю. Или аномалия – как назвал бы я это при жизни, будучи учёным. Не важно название. Мы пытались понять природу этого явления. Тайно изучали, спускались в пещеры близ Аргамач-пальны, собирали легенды… И нашли пророчество, предупреждение из старых лет. Но было поздно. Одно из двух: либо мы разбудили то, что спало под землёй, либо оно само пробудилось, а нас просто использовало.

– Использовало? – Бунин невольно шагнул ещё ближе, почти касаясь призрачной фигуры Барченко.

– Да. Разве ты не чувствуешь, Иван? Оно водит тебя за ниточки. Дало найти символ, манит по ходам, шепчет через страницы древних книг… – Александр поднял тонкий палец и чуть коснулся груди Бунина, ровно там, где под одеждой в кармане лежал медный медальон. Иван ощутил удар током – символ будто откликнулся жаром на чужое прикосновение. – Думаешь, ты сам на это вышел? Нет. Мы тоже думали, будто мы – искатели, добровольно идущие в тайну. А оказались просто проводниками зла в этот мир.

– Нет… – выдохнул Бунин, пряча медальон глубже. – Я не верю. Пророчество говорило, что знания хранит братство, чтобы предотвратитьтьму!

– Предотвратить или исполнить – смотря как прочесть, – горько усмехнулся Барченко. – Мы надеялись победить, но тьма обернула пророчество по-своему.

В глазах его блеснуло безумие или боль. Иван в отчаянии покачал головой. Неужели всё напрасно? Неужели и он – пешка тьмы?

Вдруг по камере пробежал треск – высокий, напряжённый звук, как будто массивный камень раскалывался. Пол под ногами дернулся. Бунин едва удержался, схватившись за край стола. Барченко тоже качнулся, глянув вниз под ноги. Трещина в полу пошла шире, оттуда повалил сизый туман. Запахло сыростью и чем-то сладковатым, тошнотворным. Гул снизу стал громче, превратившись в рёв. Стены задрожали. С полок посыпались истлевшие книги, одна упала прямо на стол перед Буниным, распахнув обожжённые страницы. Фонарь Ивана валялся на полу, и он судорожно шарил ногой, пытаясь его нащупать.

– Она просыпается… – выкрикнул Барченко, и голос его исказился, будто говорил уже не он один, а хор иных голосов, рвущихся из его глотки. – Слышишь? Это тьмаидёт!

Иван поднял с пола фонарь, отчаянно крутанул вентиль – слабый огонёк чудом вспыхнул опять, выхватывая хаос: пыль в вихре, падающие тома, раскачивающийся на цепи мистический светильник Барченко. Сам Барченко переменился: лицо его исказилось гримасой – рот приоткрыт, глаза закатились, как у мученика. От груди его исходил тот самый сизый туман, струился, переплетаясь с его фигурой. Казалось, он растворяется в нём, теряя очертания.

– Александр Васильевич! – закричал Бунин, пытаясь подойти сквозь бешено клубящийся воздух. – Стойте! Что нам делать? Как остановить это?!

Призрачный ученый вскинул руку в прощальном жесте. Его силуэт уже почти расплывался на фоне выбивающегося из трещины мрака.

– Ищи… меня… – раздалось глухо. – Там, где свет… во тьме…

Последние слова потонули в оглушительном треске. Пол под Буниным провалился – вернее, ощущение было такое, что он летит вниз вместе с рушащимся камнем. Перед глазами мелькнул синий всполох, затем его накрыла темнота.

…

Иван открыл глаза от собственного крика. Он судорожно сел – вокруг была ночь, но обычная, тёплая. Лунный свет лился в широкое окно. Он узнал тесную комнату гостиницы, где остановился: обшарпанные обои, на стуле – пальто. Бунин оступился с постели, не сразу осознавая, что произошло. Сон? Видение? Он был здесь, на кровати, вспотевший, с колотящимся сердцем. В висках стучало. Он огляделся – никаких следов подземелья, пыли или книг. Только его собственные вещи. На прикроватном столике лежал раскрытый дневник – в нём Иван накануне записывал перевод пророчества. Строчки плясали перед глазами, но одна фраза бросилась в глаза: «Кто пройдёт сквозь мрак, тому откроется истина».

Он дрожащей рукой коснулся кармана рубашки – там нащупался холодный металл. Медальон-символ. Значит, артефакт реален. А вот лист пергамента? Иван лихорадочно порылся в портфеле – пророчество было на месте, старый пергамент с неразборчивыми строками. Выходит, всё, что произошло до провала в бесчувствие, было явью… или сном наяву? Он не помнил, как выбрался из подземелья. Вероятно, потерял сознание и… чудом вышел? Или его вынесло наружу той самой силой?

В любом случае, новые знания он вынес. Иван теперь знал, кого видел: Александр Барченко – реальный исторический персонаж, елецкий ученый-мистик. Дух или мираж, он поведал Бунину о природе надвигающейся угрозы. И хотя многое осталось загадкой, теперь ясно: пророчество сбывается, тьма пробуждена. И возможно, где-то в ней, во тьме, заключена подсказка – «где свет во тьме», как сказал Барченко на прощание. Может, он имел в виду тот колодец, где даже фонарь не светил? Или мистический светильник, что горел у него в руках?

Бунин судорожно выдохнул, понимая одно: угроза гораздо ближе и реальнее, чем он думал. Если раньше это были намёки – теперь тьма едва не схватила его. Город вокруг спал вповалку, ничего не зная, что под его древними улицами шевелится что-то ужасное. А он – единственный, кто может распутать эту тайну. Но теперь Иван чувствовал и другое: он уже не один. Где-то рядом, пусть из иного времени, с ним брат по духу – Александр. Пусть погибший, но не смирившийся, он стал частью этой тьмы, чтобы дать потомкам шанс. Иван твёрдо сжал медный медальон в руке. Хватит ли у него мужества спуститься в бездну вновь? Сможет ли он закончить дело братства? Неизвестность и страх вязкой тенью легли на сердце.

За окном ни звука – лишь бледная луна над тихим Ельцом. Бунин опустился на подоконник, распахнув форточку. В лицо дохнуло прохладой предрассветья. Где-то вдалеке, на холме, чернел силуэт Вознесенского собора. Иван всмотрелся пристально: или ему только кажется, но возле собора, вокруг часовни, клубился призрачный туман. И мерцал огонёк – будто маленький синий фонарик.

Бунину почудилось, что оттуда, сквозь ночную тишину, доносится шёпот. Едва различимый, похожий на шорох ветра в траве, но в нём явственно слышалось тревожное: «Иди…». Иван прикрыл глаза, чувствуя озноб. Грядущий день принесёт новые испытания. Неясно, было ли видение реальностью или сном, но оно оставило в нём отпечаток – знание и ещё более гнетущее предчувствие. Впереди – путь сквозь тьму, и время не ждёт. Бунин на мгновение представил бледное лицо Александра в темноте склепа и кивнул самому себе. Что ж, он пойдёт дальше по следу пророчества – даже если сама тьма будет стоять у него на пути.

Глава 6. Тень Тамерлана

Ночь опустилась на город Елец. Холодный ветер скользил по пустынным улицам, терзая окраины старинной крепости. Иван Бунин медленно шел вдоль кромки рва, где вал обессилен временем. Лунный свет вырывал из темноты силуэты разбитых ворот и куполов храмов – так казались призрачными видения былых лет. Каждый его шаг отзывался глухим эхом – даже собачий лай на соседней улице звучал, как далекий призыв предков.

Глубоко в груди Бунина проснулась тревога: сердце начало пульсировать все громче, дыхание неровно ускорилось. Стены древней Преображенской церкви высились над ним холодными глыбами, поросшими мхом и временем. На их фасаде странные барельефы чередовались с выбитыми рунами – словно хранители иных тайн. В успокоительном полумраке лампады он почувствовал присутствие чего-то древнего, словно воздух вокруг пропитался шепотом неведомых обрядов.

Беззвучно на небесах трепетали звезды, и мир вокруг казался замершим. Вдруг под ногами заскрипел гравий – сработал затянувшийся временем люк, старый ход к реке. Бунин споткнулся о забытую крышку и опустил руку на холодный металл. Холод и возбуждение пронзили его пальцы одновременно.

Мир поплыл. Эхо прошлого настигло его: он оказался на вершине древней стены Ельца, где ветер бил по щекам дикими воплями. Внизу, в темной долине, раскинулся город, мерцая искрами пожаров. Копыта тяжело грохотали по булыжнику – впереди неслись походные обозы Тамерлана, чёрный дым тянулся за ними колпаком тлетворной тьмы.

Все пространство померкло – и лишь одна фигура вырисовалась на фоне погибшего неба. Всадник в чёрной броне безмолвно всходил по старой лестнице крепости, держа в руках тяжёлое копьё. Лицо было скрыто забралом, но жёсткий взгляд словно светился сквозь сталь; даже без имени было ясно – перед ним сам Тамерлан, великий завоеватель Востока.