Дон Кихот Ламанчский. Том 2

– Тяжкая, трудовая жизнь – вот в чём мы спускаем время и чем живём, мы – оруженосцы странствующих рыцарей: воистину, мы добываем хлеб в поте лица своего, что доказывает, насколько бог не любит нас, и как он предал наших праотцов!

– Можно также сказать и так, да ещё круче, – подхватил Санчо, – что мы едим его в хладе наших тел; ибо вокруг кого больше стужи и невыносимого зноя, чем вокруг несчастных оруженосцев странствующих рыцарей? И ещё хуже, если бы мы только этот хлеб преламывали, потому что ежели ты с хлебом – горя нет, но, часто случается, что нам приходится проводить день и два только с завтраком в виде перелётного ветра.

– Всё это ещё можно сносить и вынести, – сказал Лесной Житель, – в надежде, что мы рано или поздно получим за это хороший трофей, потому что, если странствующий рыцарь, которому служит оруженосец, не слишком большой лошара, по крайней мере, несколько копейщиков будут замечены, а он награжден прекрасным губернаторством какой-либо страны или какое-нибудь графство с терпимой репутацией.

– Мёд в твоих устах! – сказал Санчо, – Я уже говорил своему хозяину, что я удовлетворюсь каким-нибудь мелким губернаторством, что он был бы так благороден и столь либерален, миллион раз давая мне эти обещания!

– А я, – сказал Лесной, – был бы доволен, кабы меня за непорочную мою службу возвели в каноники и там оставили, и, не буду скрывать, мой хозяин уже гарантировал мне приход, да ещё какой!

– Должно быть, – сказал Санчо, – ваш господин как видно кабальеро церковной части, и таким образом он вправе оказывать подобные благодеяния своим верным слугам, в то время, как мой хозяин – простой смертный светский., хотя я припоминаю, когда я хотел, чтобы он проявлял осторожность и не якшался с одной, на мой взгляд, кампанией с дурными намерениями, которые пообещали ему сделать его архиепископом, но он хотел стать только императором, и не меньше, и я тогда содрогнулся, увидев, как он колеблется в желании присобачиться к Церкви, потому что лично я не нахожу себя достаточно способным приносить ей пользу, потому что я, осмелюсь признаться вам, хотя я и выгляжу как человек мужского пола, церкви пользы от меня, как от пятой ноги корове!

– Ну, на самом деле, ваша милость, тут вы ошибаетесь, – сказал слуга, – потому что не все губернаторства на Островах обладают хорошими репутациями. Некоторые из них кривые, некоторые косые, кое-какие бедные, как церковные крысы, некоторые злые, как черти, и, наконец, более или менее приемлемые из них наверняка содержать в себе такое количество проблем, что даже самый умный человек, взвалив эту тяжесть на плечи, сломает с ними голову и потеряет разум! Так что тут не вполне ясно, насколько удачна такая удача в виде губернаторства на неведомом острове! Надоело всё это, что лучше бы нам, тем, кто исповедует это проклятое рабство, бросить это безнадёжное дело, это проклятое оруженосничество, и разойтись по домам, где уж наверняка нас ждут более приятные и более нужные дела, не говоря уж об охоте и рыбалке, при воспоминании о которых у меня слёзы брыжжут из глаз, как-никак, даже у самого обносившегося и обедневшего оруженосца дома найдётся худо-бедно лошадёнка, пара борзых и удочки в сарае, чтобы найти развлечение по себе!

– Мне ничего не нужно! – ответил Санчо, – У меня всё это есть! Правда, у меня нет, как вы говорите, лошадёнки, но зато у меня есть осёл, который стоит в два раза дороже кобылы моего хозяина. Плохая Пасха мне достанется, Боже мой, если я когда-нибудь рёхнусь головой и обменяю моего любимого ослика на этого коня, и будь я проклят, если соглашусь обменять, прельстившись добавкой целой фанеги ячменя. Вы не смейтесь, сударь мой, вы сами видите, какой у меня замечательный Серый, он у меня на самом деле серый, мой ослик! Ну, а в борзых, в моей деревне недостатка не предвидится, и тем более, что тогда охота более приятна, когда она ведётся за чужой счет!

– По-настоящему и по чести говоря, – ответил Тот, что Из-Лесу, – как битому жизнью оруженосцу, мне давно приходит в голову мысль оставить эти рыцарские забавы и удалиться в свою деревню, чтобы растить там моих маленьких детей, которых у меня трое, как три восточных жемчужины на небесах!

– У меня только двое! – сказал Санчо, – Но зато такие, какие, что хоть лично на приём к Папе представь, особенно девчушка, которую я сделаю графиней, если Богу будет угодно, несмотря на её мать!

– Где? Что? В таком возрасте она считается графиней? – спросил Тот, что Из-Лесу.

– Ей пятнадцать лет, на два младше второй, – ответил Санчо, – но она такая же большая, как копьё, и такая же свеженькая, как апрельская заря, и помимо того сильна, как работяга!

– С такими показателями ей впору не то что быть графиней, ей самое дело быть нимфой лесной! О, черт возьми, какая, должно быть, шлюшка-разнюшка, и какой, должно быть, у нее красивый торец!

На что ответил Санчо, едва не поперхнувшись:

– Ни она не шлюха, ни её мать никогда не была шлюхой, и кем бы она ни была, они ни была ни тем, ни другим, упаси Боже, пока я жив и сыт сурепкой И уж тем более смешно сознавать, что для того, чтобы заслужить ваше благоволение среди странствующих рыцарей, коими являются сами придворные, мне приходится выслушивать всё это, нельзя ли быть повежливее, а?

– Эти слова кажутся мне не слишком невежливыми, синьор оруженосец! – воскликнуд другой слуга, – Пошто вы не знаете, что когда какой-нибудь кабальеро дает хороший удар быку на площади или когда кто-нибудь делает что-то хорошо и ловко, он обычно говорит вульгарно: «О, чёрт возьми, потаскун ты эдакий, и как же хорошо, что ты это пропердолил!?» И то, что в таком случае кажется поношением, на самом деле является замечательной похвалой; можете спорить, сколько угодно и отвергать, чтоугодно, а сыновей или дочерей, будьте уверены, которые не совершают поступков, достойных того, чтобы их отцам было даровано нечто подобное, я бы выгнал пинком и отрёкся бы от них!

– Так я и отрёкся! – не полез за словом в карман Санчо, – и, пожалуйста, если желаете по этой же причине, вы можете протаскушить меня, и моих детей, и мою жену, сколь вам будет угодно – всё это сплошная чушь собачья, потому что всё, что они делают и говорят, – это слёзы, достойные такой похвалы, и я молю Бога, чтобы снова и снова увидеть их избавить меня от смертного греха, то есть избавит меня и их от этого опасного занятия оруженосца, которым я занялся во второй раз в чаянье и оттого, что меня бес попутал в надежде, что я наживу и получу деньги из мешка со ста дукатами, которые мне обещаны в горах Сьерра-Морены, и дьявол не перестаёт вращать у меня перед глазами мешком, набитым дублонами, который, как мне чудится, я на каждом шагу трогаю рукой, обнимаю и несу к себе домой, и провожу пересчёт, и собираю ренту, и живу как хозяин; и до тех пор, пока в я думаю, что это приносит мне удовольствие и пользу, и я забываю о муках, которые я поимел на службе моего хозяина, которого я почитаю скорее сумасшедшим, чем рыцарем.

– Именно поэтому, – ответил Тот, что в Лесу, – говорят, что от жадности глаза на лоб лезут. А от зависти разбегаются, и если вести речи о сумасшедших и сумасбродах, то в мире нет никого лучшего сумасброда, чем мой хозяин, потому что он из тех, про кого говорит: «Чужие заботы и осла укокошат»; поскольку для того, чтобы образумить другого рыцаря, он сам впал в полное сумасшествие и с того времени колесит по миру, ища лиха, которое только длявиду лежит тихо и ищет того, что неминуемо выйдет ему боком, как шило из мешка!

– И что, он влюблен, что ли, по уши?

– Да, – сказал Лесной Житель, – из одной только вандальской капусты могла появиться такая крутая и такая и прожжённейшая во всём особа; каких за сто веков свет не видывал, но его на этой мякине не провести, и в животе у него такой круговорот каверз, что скрыть это не удасться.

– Нет такой ровной дороги, – возразил Санчо, – чтобы на ней не было ни бугорка, ни рытвинки; в других домах варят фасоль, а у меня котлы дымятся; как бы то ни было, сумасшествие сопровождается таким количеством спутников и собутыльников, каким мудрость ни в жизнь не похвалится! Но если то, что обычно говорят, правда, то, что если у тебя есть товарищ по несчастью, то и жизнь гораздо более легка и терпима, так что тогда и твоя милость послужит мне утешением, не так ли? Ты несказанно утешил меня, потому что ты служишь другому хозяину, но такому же глупому, как мой!

– Глупец, всех смельцов смелец! – ответил другой слуга Того, что в Лесу, – этот глупец и удалец на деле просто хитрец!

– Мой не таков! – ответил Санчо, – Я утверждаю, что в нём нет ничего хитрого; у него, прежде всего, душа, как у деревенщины: он не умеет никому делать зла, но и всем хорошо, и у него нет никакой злобы: ни один ребенок не причинит ему вреда и поверит любому ребёнку, что сейчас ночь в середине дня; и за эту простоту я люблю его, как подкладку своей робы, и он не хочет, чтобы я покидал его, какие бы глупости я ни совершал.

– При всем том, брат мой и мой повелитель, – сказал Лесной Житель, – если слепой ведёт слепого, то всем грозит опасность свалиться в яму. Лучше всего было в перкрасном настроении поворотить в свои края; те, кто ищет приключений, должны знать, что не всегда эти приключения кончаются хорошо!

Санчо часто сплевывал, по-видимому, какой-то комок липкой и сухой слюны скопился у него в глотке, что было замечено милосердным Лесным Оруженосцем, который сказал:

– Мне кажется, что оттого, что мы тут наговорили, у нас в глотке пересохло и уж языки слипаются, но у меня на луке моей кобылки привязано такое великолепное всесмочительное средство, что вы просто оближитесь!

И, сказав такое, он встал и пошёл куда-то, и вскоре вернулся с большой бутылью вина и пирогом в пол-локтя величиною; и это не моё преувеличение, потому что это был огромный пирожище из кролика, такой большой, что Санчо, прикоснувшись к нему, понял, что это не альгинский козлик, а истинный козлище, и тогда Санчо заметил:

– Неужто вы такие чудеса, милостивый государь, с собой возите?

– Ну, и что? Почему вы считаете, – отвечай другой, – что если я из-под Вентуры, то я лошара и самый захудалый оруженосишка по сравнению совсеми вами? В бауле на передке моей лошадки столько снеди и выпивки, сколько не бывает в довольстве генерала, я беру всё с собой, когда генералы едут на войну с подтянутым брюхом, вот так!

– О как? – сказал Санчо и с пылу – с жару сразу, не переставая, стал жадно глотать куски, размером не меньше мельничных жерновов.

И потом сказал:

– Ваша милость, вот уж не думал, что вы такой верный и преданный оруженосец, взаправдашний и уж куда всамделишный, такой незаурядный, великий и могучий, как показывает этот банкет, который выявили нам словно по волшебству, по крайней мере, и не так, как я, мелочный незадачливый и злобный оруженосишко, у которого в седельных сумках нет ничего, кроме куска сыра, настолько твёрдого, что им можно снести голову любому заплутавшему андрияку, с которым встретишься по пути, да в придачу четыре дюжины сладких стручков и столько же лесных орехов и грецких орехов, так что примите во внимание, что мой хозяин беден, как церковная крыса и он, как и я ограничен в возможностях, не говоря уж о том, что он неукоснительно следует святому правилу, что странствующих рыцарей следует содержать только духом божьим и поддерживать только сухофруктами и полевыми травами.

– Честно говоря, братец, – объявил слуга Того, Что в Лесу, – хочу отринуть враки, что я маг и волшебник, я не был магом ни в Тагарнине, ни на пиру, ни в горах! Переваривать чертополох, стрючки и дикие груши, не говоря о корневищах луговых растений – дело стрёмное, и явно не моё! Все понятно? Пусть наши хозяева со всеми своими рыцарскими взглядами, мнениями, заморочками и законами идут к чертям собачьим, или вы всерьёз будете есть то, что они прикажут? Пусть они сами посмакуют то, что приказывают есть вам! Все ветры им в спину! Я давно раскусив их меню и сделал выводы – сам везу с собой коробки с ланчем, а на луке седла у меня привязан большой бурдюк, и помимо там ещё холодное мясо, но главное мой бурдючок, который я боготворю не меньше святых книг под подушкой, пожалуй, и минуты свободного времени не могу, чтобы не обнять его, братишку, и не прильнуть к бурдючку жадными устами!

И, сказав это, он сунул бурдючок в руки Санчо, который, крепко зажмурившись от грядущего наслаждения, поднес его к к клокочущему рту, и четверть часа выпученными глазами смотрел на звезды, изучая их и, допив, ушёл. он склонив голову набок, чтобы в итоге, глубоко вздохнув, сказать :

– Ах, распетушь тебя отродье! И какой же он милый!

– Видишь, а? – сказал дель Боске, выслушав тираду Санчо о вине «Распетушь Тебя отродье», – Видишь, как ты нахваливаешь моё винцо вино, а, распетушь тебя комар? Подлая, сногсшибательная, пользительная вантуза, чуешь, кудрила чурбаноголовая?

– Я говорю, да уж, – ответил Санчо, вытирая рот, – теперь я понимаю, почему иное совсем не зазорно, признаюсь, не понимаю, как обзывать такое винцо распетушиным отродьем, если имеют в виду похвалу и блезир! Но давайте определимся, к столетию чего вы больше всего хотите его забродить, ради всего святого: это вино из Сьюдад-Реаль?

– Молодец! Да ты знаток, мать твою! – отвечал Тот, Что в Лесу, – По правде говоря, оно и не могло быть из другого места и хочу сказать, бочонок был весьма преклонного возраста!

– Как мне не быть знатоком? Вот с этим! – сказал Санчо, ударив себя рукою в грудь, – Я не буду хвастаться, и попутно предпочёл бы не распространяться также о ваших знаниях, сеньор.. но на это тьфу! Честно говоря, вы не найдёте в радиусе уж не знаю каком лучшего знатока старых, выдержаных вин и сусел-мусел! Не мне быть? Что ж, я говорю, как истинный оруженосец, что у меня такой большой и такой крутой инстинкт и опыт в употреблении классных вин, что, научившись нюхать любое вино, я правильно определяю место происхождения, даже ферму, вкус и цвет, и крепость, и какие обертоны оно должно принимать, и чего с ним будет, и всё такое прочее, и остальное в этой сфере, включая достоинства и упущения? Ну, нет ничего такого, о чем бы я не мог заявить по существу и так? Удивляйтесь, не удивляйтесь, а были, что скрывать, в моей родословной от моего отца два самых прекрасных знатока вин, с которыми кто-либо когда-либо встречался в Луэнгосе, лизнут – и всё уже знают, всю подноготную, мать их, в доказательство могу привести, чего с ними случилось? Что теперь сказать?: «Скажите им обоим попробовать вино с одной бочки, спросите их мнение о состоянии, качестве, вкусности или вредности вина, и… трах-тибитох-тих-тох? Один пробовал… кончиком языка, сусло, другой чует запах кожи… Вот так! Первый сказал, что сусло отдаёт вкусом железа, ха-ха, второй сказал, что вкуснее кордовского, и всё остальное враки, тьфу. Хозяин сказал, что чан чистый и что в таком вине нет маринада, из-за которого оно имело бы привкус железа или кожи. При всем этом два знаменитых знатока пойла подтвердили то, что было сказано. Прошло время, они продали вино, и когда они мыли чан, они нашли в нем маленький ключик с кусочяком кожи, подвешенный на верё, ик, вочном ремешке! Вот так оно так! А теперь, все – сюда, и посмотрите, ваша милость, сможет ли тот, кто придёт такого же роду-племени, как и я высказать свое мнение по подобным делам?

– Вот почему я и говорю, – сказал Лесной Житель, – давайте прекратим бродить в поисках приключений; чего клянчить добра от добра, и, поскольку у нас есть буханки хлеба, давайте не будем искать халявных лепёшек, а вернемся в наши хижины, и всё. кирдык! Дома всё пучком! И там господь найдёт нас скорее, чем здесь, там он найдёт нас, боже, если, конечно, захочет…

– Пока мой господин не прибудет в Сарагосу, я буду верно служить ему, а потом как бог на душу положит! Договоримся, как-нибудь!

И ещё невесть сколько времени оба славных оруженосца болтали, говорили, куролесили, и так много выпили, что Бахусу пришлось скрутить им языки винтом и залить жажду, хотя утолить её было совершенно невозможно; и поэтому, усевшись по обе стороны уже почти пустого бурдюка, с наполовину пережеванными кусочками пищи, торчащими изо рта, они заснули, где мы их сейчас и оставим, чтобы рассказать, что случилось с Лесным Рыцарем, и о чём он там болтал с Рыцарем Печального Образа.

Глава XIV

Где продолжается приключение Лесного Рыцаря

Среди многих историй, по которым Дон Кихот и Рыцарь Джунглей сошлись во вкусах, была история, которую дель Боске рассказал Дон Кихоту:

– Наконец, когда я знаю вас, как истинного джентльмена, я хочу, чтобы вы знали, что моя судьба, или, лучше сказать, мой выбор, заключался в том, что я влюбился в несравненную Касильдею де Вандалия. Она была просто великолепна, потому что не было в округе той, которая могла бы сравниться с ней в красоте тела, в том, как она была сложена, да и во всём другом, включая высокое происхождение и родовитость. Это та самая Касильдея, на которую я положил глаз, и котораяза все мои добрые помыслы и сердечные пожелания ответила тем, что повелела, чтобы я, по примеру мачехи Геркулеса, подвергся многим и разнообразным испытаниям и опасностям, пообещав мне в конце каждого, что я, пройдя их успешно, достигну цели моей мечты! Но как? Между тем матырства мои одно за другим нанизывались друг на друга, одна канитель следовала одна за другой, о всём это рассказывать долго и не нужно? Однажды она приказала, чтобы я бросил вызов той знаменитой севильской великанше по имени Ла Хиральда, которая была так храбра и сильна, как будто отлита из бронзы, и, не двигаясь с места, могла размозжить кого угодно, являясь самой сильной и волевой женщиной в мире. Я прибыл в Виллу и победил её, велел сидеть на месте и не высовываться, и мне пришлось оставаться там, потому что больше недели дул только северный ветер, который не позволял отправиться в путь. Потом она удумала, чтобы я взвесил древние камни отважных быков Гисандо – предприятие, которое скорее можно было бы поручить тысяче грузчиков, чем одному рыцарю. Мало того, стоило мне сбросить эти камни, как поступил новый приказ – броситься и погрузиться в Козлиную Пропасть, этот адский притон, дело неслыханное и ужасающее, дело, в котором опасность была непредставимой, с тем, чтобы в дальнейшем я доложил ей о том, что видел и испытал во время снисхождения в эту пучину. Я остановил вращение Хиральды, стащил с подстамента Быков Гисандо, ринулся по первому желанию её в пропасть и испытал всё на её дне, и вдруг стал понимать, что что бы я ни делал, это ни на йоту не приближает меня к воплощению моей мечты, когда как приказы, один губительнее и страшнее другого, следуют один за другим, подвергая мою жизнь страшной опасности. Ещё совсем недавно приказывала она мне отправиться в путь и объехать все провинции, с тем, чтобы встретиться со всеми тамошними рыцарями и добиться признания всех странствующих рыцарей, которые там шляются, я не забыл, что красотою своею она выше всех женщин на свете, в то время, как я был самым отважным и любящим рыцарем на свете, объехавшим по её распоряжению всю Испанию и обрушившим многих рыцарей, которые вставали на моём пути и осмеливались мне перечить. Но чего я больше всего я ценю и ценю по существу, так это то, что я победил в единственном честном сражении столь знаменитого рыцаря Дон Кихота из ла Манчи, и я должен открыто признаться, что моя Касильдея много прекраснее, чем его Дульсинея Тобосская; и только теперь я сознаю, чтов этом поединке победил всех рыцарей, всех рыцарей мира, потому что некий Дон Кихот, о котором я говорю, победил их всех; и, поскольку я победил его, его слава, его слава и его честь перешли и перешли к моей чести; и чем больше чести у победителя, тем больше репутации у побежденного!

Тем боле знаменит, кто проиграл,Тем ярче слава, что герой снискал!

И таким образом, неслыханные подвиги Дон Кихота уже действуют сами по себе и являются теперь не более, чем моими личными приобретениями!

Ещё много ранее отвалилась челюсть у славного Дон Кихота, когда он внимал речам Рыцаря Леса, не раз порываясь рвануться и закричать, сколь много лжёт тот, кого он только что почитал рыцарем. И по мере, как тот говорил, развивая свою теорию, челюсть Дон Кихота отваливалась всё ниже и ниже. Слово «Ложь» так и вертелось у него на языке, однако же сколь это возможно, Дон Кихот сдерживал себя, полагая, что нужно предоставить лжи полную свободу действий, дабы она окончательно запуталась в постулатах и леммах, обосновывающих всякую кривду и неправду, поэтому он нехотя заметил ледяным тоном:

– О том, что ваша милость, господин рыцарь, победила всех лучших странствующих рыцарей Испании и даже всего мира, я ничего не могу сказать, но в том, что она победила Дон Кихота де ла Манча, я нисколько не сомневаюсь. Возможно, это был кто-то другой, похожий на него, хотя мало кто схож с ним!

– Какой-такой другой? – заёрзал Тот, что в Лесу, – Ради святогог неба, послушайте, клянусь которое наснебесами, которые над нами, я победил Дон Кихота ти обрушил его, а был он мужчина высокого телосложения, сухощавый, с вытянутыми и потрескавшимися конечностями, морщинистый, с острым носом и при этом несколько курносый, с большими, чёрными, густыми усами. Он выступал в поход под именем Рыцаря Печального Образа и при нём в качестве оруженосца шустрил лабрадор по имени Санчо Панса, он почти продавил поясницу и правил уздечкой знаменитой лошади по имени Росинант, и, наконец, его волей распоряжалась некая Дульсинея Тобосская, которую когда-то звали Альдонса Лоренцо, как и та женщина, которую зовут Касильда и которая родом из Андалусии, я называю её Касильдея де Вандалия. Если всего этого недостаточно, чтобы подтвердить мою правоту, то вот здесь, пустьвидит восток, вот мой меч, тогда только ему под силу исправить чужое недоверие!

– Успокойтесь, господин рыцарь! – сказал Дон Кихот, – И послушайте, что я вам скажу. Я должен понять, что это был именно тот Дон Кихот, которого я встретил, – ибо он – мой самый большой друг в этом мире, и настолько, что всегда помогаем и поддреживаем друг друга, и даже более того, уже как бы представляем из себя единое целое, отчасти благодаря знаниям, которые он мне дал, таким точным и верным, и в этом смысле я могу думать только о том, что если побеждён он, то следовательно, в таком случае вместе с ним побеждён и распластан и я. С другой стороны, я то, что я слышал своими ушами, как вы описывали мне его приметы, и ваше описание было настолько верным, полноценным и живописным, что мне остаётся только согласиться и признать, что вы победили и распластали именно его! С другой стороны, я вижу своими глазами и прнялся уже ощупывать себя руками, видя что всё рассказанное вами совершенно невозможно, если у него на тот момент уже не было много очаровательных врагов и замороченных магов и волшебников, особенно вреди тех тех, которые обычно преследуют его, хотя ни одному из них он не дал ни малейшего шанса одолеть его, лишить его славы, которую его высокие покровители принесли ему на блюдечке с высокими почестями, и если один из этих мерзких, злокозненных волшебников не принял благодаря колдовству и магии его облика, а потом на виду у всех не дал себя одолеть, чтобы лишить славного рыцаря славы и чести, которые он стяжал в разныхстранах. И, чтобы окончательно подтвердить это, я также хочу довести до вашего сведения, что такие-сякие помянутые волшебники, завистники и враги, не более чем за два дня превратили фигуру и лицо прекрасной Дульсинеи Тобосской в пародию на красоту, в самую невзрачную и хилую деревенскую жительницу, и таким образом они превратили Дона дель Тобосо, или Дон Кихота в настоящего мужчину. Дон Кихот, если что, если всего этого вам недостаточно, чтобы вы узнали правду, я вам её открою, так вот, перед вами тот самый Дон Кихот, который поддерживал её оружием, неважно, на коне ли, или пешим или вообще как вам заблагорассудится.

И, сказав это, он встал, и замер в ожидании, как на его слова отреагирует Рыцарь Леса, не забывая опереться на верный меч, а тот не менее спокойно обратиться к Дон Кихоту и сказал:

– Хорошему плательщику залог не повредит. Тот, кто однажды, будь то Дон Кихот, или ещё кто, смог победить вас, преображённого, вполне может иметь надежду на то, что победит вас в вашем настоящем виде. Более того, поскольку рыцарям нехорошо совершать свои подвиги с оружием в руках, подобно разбойникам и бандитам, в потёмках, давайте дождёмся дня, чтобы Солнце увидело наши дела. И условием нашей битвы должно быть то, что побеждённый должен подчиниться воле победителя, чтобы он мог делать все, что пожелает, при условии, что то, что ему прикажут, будет прилично кабальеро.

– Я более чем удовлетворён условиями соглашения! – ответил Дон Кихот.

И, сказав это, они пошли туда, где были их оруженосцы, и нашли их храпящими и в том же виде, храпящими и посвистывающими, в каком они были, когда их настиг морфей? Фьюить!

Рыцари быстро разбудили и повелели снаряжать лошадей, потому-де что с восходом Солнца им предстоит кровопролитная, уникальная и неравная битва, из которой не все выйдёт целыми? При этих словах Санчо встревожился не на шутку и был всё время взволнован, опасаясь за здоровье своего хозяина, в частности, из-за того, что ему пришлось рассказать о нЁм Лесному Оруженосцу; но, как бы то ни было, не говоря ни слова, два оруженосца отправились за своим скотом, который уже перезнакомился со всех сторон, и все три лошади и осёл давно снюхались, и все тусили вместе.