Ост-фронт. Новый век русского сериала

Григорий же на фоне сородичей смотрится совершеннейшей белой вороной: бьется с насильниками, палит в убийцу пленного, тащит с боя раненого недруга и во всякой мути поступает по Божьему и человечьему закону – потому и первым к красным идет, и первым от них же валит. Вот только на такого исполина-противленца дельный артист Ткачук оказался калибром мелковат (вечная беда урсуляковского кастинга: домашние у него играют диких). Роль же Аксиньи досталась просто слабой актрисе Чернышевой – что выглядит явным авторским подыгрышем родной дочери в роли Натальи. Все ударные сцены григорьевой жены отыграны Дарьей Урсуляк на высшем градусе, а где жечь нужно ее сопернице (смерть второго ребенка, стычка со старым Пантелеем) – актрису даже и в кадр не берут, потому что она явно не тянет. Так сага о классовой буре в и без того недобром краю становится марафоном страданий отверженной жены, с наличниками, станичниками, сабельками и чубчиком кучерявым.

Дурам, что книгу и в руках не держали, очень даже любо. Дон, говорят, батюшка. Кони. Страсти. Закаты. Счастливые клинки.

Есаулы молоденькие.

Вот ты, оказывается, какой, великий романист Шолохов.

Вредная сионистская старушка

«Раневская», 2023. Реж. Дмитрий Петрунь

Раневская сразу родилась Тортиллой и всю оставшуюся жизнь матерно жаловалась на старость (даже и странно, что роль ушла к Рине Зеленой).

В театре ее из ныне живущих видели единицы, в кино она сыграла 12 эпизодических ролей и одну главную в фильме «Осторожно, бабушка!», признанном несусветной пошлятиной еще в год выпуска, в том числе и самой исполнительницей.

Так что главным содержанием неувядающего мифа Раневской стали передаваемые с особым придыханием в кругах российского еврейства высказывания Фаины Георгиевны про жопу. Ну, все это: «Меня надо сдать в музей. Я не великая актриса, я великая жопа». Или: «Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй».

Некоторая однобокость юмора компенсировалась прелестью старческой бесшабашности и диссонансом заслуг и поведения. Нынче бы сказали: «бапка жжот».

Всем было ясно, что на Муле и анекдотах про жопу восемь серий не вытянуть, а больше о народной артистке СССР никто ничего не знал и знать не стремился. Идея проехаться с ветерком на славе заслуженной матерщинницы была провальной с самого начала, но результат, как говорится, превзошел.

Не секрет, что все наши звездные байопики делаются с единственной задачей позлее куснуть Советскую власть, при которой те звезды зажглись, и народ хамов и шариковых, создавший о них легенду. Авторы с умом и тактом за такую работу не берутся, потому что мороки с источниками много, а зрителю важно только, похож артист или нет. Готовый сценарий Ларисы Жолобовой при участии Алины Семеряковой и Юрия Мороза более всего смахивает на плач беглого Цудечкиса в иммиграционной службе США с целью получения хлебного статуса беженца. И «Памятью» его, и погромом его, и Холокостом с большой буквы, и лично товарищем Сусловым по хребту.

Оказывается, Мулю, который нервировал Фаню в детстве, убили красные при погроме. Все знают, что армия Троцкого, ЧК Урицкого и ВЦИК Свердлова ночей не спали, как бы сделать побольше погромов и убить побольше Муль. А единственным спасением от палачей было христолюбивое белое воинство – помним-помним. Из истории, как богатенького фаниного папу комиссары поставили на счетчик, а он сидел на рельсах с часовым и хохотал, вышла чудная страшилка про антисемитизм прикладом по морде, поджог живьем в вагоне и обещание расстрелять через повешение с особым садизмом.

От нервов оскорбленная нация портных и кинокритиков (да-да, и мы тоже) совершенно выходит из берегов. Кажется, нет в СССР часовщика и театрального деятеля, который не желал бы возврата царизма, при котором и слов таких не было, как «жид» и «погром». И ворчат, и пыхтят, и злословят, и всем своим хамским поведением оправдывают Большой Террор: ведь выходит, правы были Ежов и Берия? Еще и недоработали, не вырвали до конца гадючье жало.

Для пущего совдепского упадка муз Раневская в роли шлюхи Зинки из «Патетической сонаты» дважды восклицает: «Царских холуев не обслуживаем!» – чем приводит зрительское быдло в неописуемый восторг. Слов таких в пьесе нет, в сети она только на украинском, а языка Жолобова не знает – вот и придумывает, что поглупее может ляпнуть шалава в пьесе на революционную тематику (на самом деле у Зинки была отличная реплика, что буржуй и пролетарий снимают штаны совершенно одинаково).

Качалов зовет Раневскую в «Арагви» за два года до появления этого ресторана.

Майорская жена обзывает шлюх «шалашовками» в 1931-м, когда и слова-то такого не было, не то что в лексиконе майорских жен[17].

В королевской Румынии, где за членство в компартии убивали (отца Киры Муратовой, например), показывают фильм «Подкидыш» из СССР, да еще и на русском – не иначе, чтобы порадовать фаниного папу-эмигранта, умершего за год до выхода фильма.

Среди всего этого ужаса с потерянным видом ходит хорошая актриса Цигаль-Полищук и нервно отзывается на имя Фаина. Кастинг-директора (все трое) поработали на славу. Домогаров – вполне Качалов, Александр Титоренко – Александров, Андрей Бутин – Меркурьев один в один, а что Ромм в исполнении Александра Безрукова смахивает на перетрусившего Эйхмана – так то ему месть за «Ленина в Октябре».

Свежая мысль, что социализм – худшее место для старой одинокой еврейки с фефектами фикции, доказана с исключительным усердием.

Все-то прочие места для нее просто рай и цветущая аркадия.

Кровь-любовь

«Мятеж», 2020. Реж. Сергей Пикалов

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Володе и Елизавете.

Да, герои фильма носят самые расхожие имена русской сентиментальной прозы Владимир и Лиза. Раз уж сегодня всякий исторический бум следует иллюстрировать любовной коллизией, раз кончится все романтически скверно (а как еще может кончиться барская любовь на фоне правоэсеровского мятежа в Ярославле, снесшего полгорода, – о чем там по сей день вспоминают с содроганием), – так пусть у них и будет настоящий книжный роман. Володя юн, беден, горяч, склонен к дуэли и суициду и постигает артиллерийскую науку, от которой городу одни неприятности. Лиза чиста и резва, чем сводит с ума испорченных взрослых мужчин на беду поиздержавшегося, но благородного семейства. Черные крыла простер над их чувством князь Крушинский, игрок, бретер, повеса и тоже артиллерист. На дворе июль 14-го, канун великих событий, которые навсегда изменят Россию, Лизу, Володю, князя, Ярославль, – да впрочем, и все в мире они изменят навсегда, к чему это волжское местничество. Орудия, пли. Судьба по следу шла за ними, как сумасшедший с фитилем в руке.

Сочинить образцовый дамский роман с неравным браком, потаенным биением сердец, самодельными колечками, выстрелами в сердце и побегами в дальние гарнизоны, а после накрыть все диким реализмом красного колеса – о таком мечтали все беллетристы столетия. Мешал неизбежный финал: концу по нормам жанра полагалось быть плохим, а революция без малого век считалась концом хорошим. На том погорело «Хождение по мукам», интерес к которому падал по мере счастливой развязки всех завязанных узлов.

Новые времена, когда минор и отчаянье вновь поднялись в цене, обнаружили крайнюю пошлость эмигрантских обидок: сам жанр велел изображать восставшую чернь как оспу-чуму и нашествие орков на эльфийский мир, заставляющий сплотиться вчерашних антагонистов с хорошими лицами, как в эпохальном и гнусном гриффитовском «Рождении нации». По законам дамской прозы, вся склизкая нечисть должна была уйти к красным: рвань шинельная, пьянь окопная, халдеи, лакеи, распутины – и мучить, и мучить прекрасных господ.

Ан шиш. Сценаристы Терехов с Бородачевым и продюсер Файзиев, исстари склонный к беллетризации истории, резонно сочли: если уж правим диснеевскую сказку реализмом – так характерам положено меняться, а абсолютной правды в гражданской сваре не бывает. Ангелы и бесы рассыпались по враждебным лагерям поровну – причем одинаковыми психами показаны командир безнадежного бунта полковник Перхуров и его подавитель краском Геккель. И если назвать их уродами вольно лишь вымышленным персонажам, их и следует выдумать – как выдумали авторы озверевшего на своих штабс-капитана Крушинского и в той же мере озверевшего на своих предВЧК Сычева (да-да, того самого юнкера Володю, каков оборот). Двух артиллеристов, чья затяжная распря за барышню повергнет в прах и город, и страну.

Славные и вечно юные артисты Бардуков (Володя), Чурсин (князь), Табаков (лизин брат Миша) и сама принцесса-греза Любовь Аксенова (Лиза), обреченные, казалось, до самой смерти воплощать инфантильный наив новых времен, в кои веки играют взрослые роли растущих, трезвеющих и тихо мрачнеющих людей – на глазах разматывающего историческую цепочку чекиста Воронова в исполнении с детских лет взрослого артиста Добронравова, чье имя причудливо рифмуется с первой жертвой ярославского мятежа предисполкома Доброхотовым. Вождю заведомо обреченной бучи Перхурову авторы поверх усов приделывают непропорционально длинный нос – возводя его генеалогию аж к самому Сирано де Бержераку (тоже убивец был знатный). Образ Прекрасной Дамы, которую рвут пополам белый и красный рыцари, слишком толсто намекает на Россию вообще – но избранный романтический жанр искони слаб до избыточной символики, а Аксенова в роли Родины чудо хороша и даже слегка комплиментарна.

Гражданская смута – тема слишком болезненная, чтоб доверять ее дуракам твердых политических убеждений, хоть красных, а хотя бы и белых. Сегодня убеждения клонятся к универсализму русского гражданского мира – и авторы «Мятежа» впервые за полвека (со «Служили два товарища») высказываются на эту тему человечно, глубоко и притом же так романтически увлекательно.

Как в романах, почти все умрут. Как в жизни, кое-кто выживет.

Потомки выживших сумеют сочетать трезвость взгляда с пылкостью изложения.

Все, чего нам сто лет не хватало.

Тамбовский волк тебе товарищ

«Жила-была одна баба», 2011. Реж. Андрей Смирнов

К 100-летию антоновского мятежа

Андрей Сергеевич Смирнов сильно не любил социализм.

Он и сейчас не любит, а тогда особенно.

Другие режиссеры, кто не любит социализм сегодня, с безопасного расстояния, убеждают себя, что и тогда занимали позицию. Многие верят. Хотя вся позиция сводилась к кислой мине при получении государственных наград. Твердый антисоветский фронт держал за всех один Андрей Сергеевич.

Советская власть его настроений сначала не опознала, а потом было поздно: Смирнов снял «Белорусский вокзал», на котором плакал Брежнев, а песня десятого десантного стала маршем почетного караула. К тому же поздняя Советская власть крайне почитала отца Андрея Сергеевича – первооткрывателя Брестской крепости Сергея Смирнова, и не хотела ссориться с семьей. У нее к старости уже был примиренческий настрой.

Успех «Вокзала» обещал многое, но фильм вышел в год съезда КПСС, и кому-то из умников захотелось побаловать делегатов новинкой. Дом кино закрыли для всех, кто не делегат, и объявили со сцены, что режиссер-де посвящает фильм съезду. Следом вышел сам режиссер и честно сказал, что видал в гробу и съезд, и партию, и светлое социалистическое завтра, а заодно и всех присутствующих, выгнавших кинематографистов из их лубяного домика. Так за все время социализма не мог и не смог никто (прописью: никто).

Он тотчас попал из триумфаторов в опалу, снял до конца строя всего два фильма – зато озлился лицом и стал отличным исполнителем ролей сердитых интеллигентных отшельников. Когда Глебу Панфилову на «В круге первом» понадобился артист играть заключенного инженера Бобынина, который перед министром Абакумовым не встал, потому что в плену сидел перед Герингом, и перед Абакумовым сидит, и разницы меж ними не видит, – Смирнов был стопроцентным попаданием в роль. «Я вам нужен, а вы мне нет», – это фактически было его кредо, и заявлял он это при СССР с той же желчной гримасой, что и после.

Поэтому фильм о стихийном сопротивлении въедливых мужиков социализму был для него программным, личным.

Конечно, под бабой, которую попеременно насилуют красные, зеленые и муж-долдон, понималась Россия, мужем битая, врагами стреляная и попами дуреная. И конечно, требовалось много чувства и умения режиссера и актрисы, чтобы столь расхожий образ не выглядел плоско. Актриса нашлась – простодушная и насупленная Дарья Екамасова, и добрая, и ухватистая, и чуть соловая от лихой жизни, и всяко усталая; устанешь тут.

Антоновский мятеж, как и любая крестьянская война, запомнился зверством с обеих сторон – но Смирнов решил ограничиться взаиморасстрелами, чтобы не множить самоигральные садистские сущности, на которых выезжают режиссеры-шарлатаны. Много ли умения надо, чтоб шокировать людей кадром сожжения живого человека? Поэтому лютостью сторон не злоупотребляли: и так в той истории хорошего мало, а если вглядеться, то и вовсе нет.

Жила, значит, была баба Варвара. Бедовала при царях, огребала плетей от свекра при земствах, валяли ее гулевые по овинам в смуту, детей от кого попало несла, радовалась мало и чаще песне. Раньше схожие роли играла Нонна Викторовна Мордюкова – но тут нужен был типаж пожиже и повиктимней, у мамы Нонны, если что, и на оглоблю налететь было недолго, и даже Шукшин в «Они сражались за Родину» с фингалом ходил.

Большевики, объявив себя защитниками труда, счастья деревне не принесли, а сорок лет грабили ее труд в пользу обороны. Деревня на их реквизиции взбрыкнула: возглавил мятеж разночинец поручик Антонов, а подавлял тамбовский предгубисполком прапорщик Антонов-Овсеенко. Два Антоновых, ведущих друг на друга народ за народное счастье – это и был наилучший образ гражданской войны, дикой и беспощадной. Допотопной песней «Трансвааль-Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне» в исполнении вселенского отшельника Юрия Шевчука закончил мятеж и Смирнов, носитель самой-разнаисамой распространенной в России фамилии.

Недруги наши считают, что фамилия эта – знак русского покорства, потворства, подчинения и раболепия.

Ага. Верим-верим.

Взять хоть Андрея Сергеевича – послушней да покладистей днем с огнем не сыщешь.

Кто сказал «мяу»?

«Мурка». 2016. Реж. Антон Розенберг, Ярослав Мочалов

Чекистское кино не бывает без граммофона.

Если товарищи заходят в шалман в коже и с наганом, то там сначала бахрома с граммофонной трубой, а потом зеркала от пуль трескаются. Это правило жанра, оно сто лет не нарушалось, к чему начинать. Граммофон будет в десятой серии, все останутся довольны.

Теперь, когда разобрались с главным, можно перейти к частностям. В те дивные годы, когда уже стал НЭП и наши немного задышали, в город каштанов и куплетистов зашла группа товарищей с заданием зашухерить всю нашу малину. Товарищей было 12, как в общеизвестной поэме и еще более известной толстой книжке, они красились под махновцев, и никто, представьте, не заметил разницы. С ними была уполномоченная ОГПУ Маруся Климова, которую только теперь знают все, а лучше было б знать сразу, больше было бы свободных мест в морге.

Мурка развила деятельность, и наши закашлялись. За пять серий по заявкам трудящихся народу ухлопали столько, что Гитлеру стало временно нечего делать, и он решил отложить до полного восстановления поголовья. Первой ушла в расход шайка «Бим-Бом»; они прыгали по ночам на пружинах в клоунском гриме, их боялись, им было весело – жаль, что недолго. Потом залетные анархисты в хибарке – там у Мурки кого-то подстрелили, и мадам начала обижаться. Святые угодники, вы видели хоть раз ураган в Марселе? – так лучше б вам и дальше его не видеть. Хлопцев везли на погост подводами, пули и крайняя плоть летели наперегонки по всей Одессе. Только в шестой серии эта шандарахнутая киса нашла себе тихое счастье, и город вздохнул свободно и даже включил прибой и скрипочку, как у нас любят.

По совести сказать, одесская тема сладкая, но она не для волосатых лап. После того, как Первый канал годами топил ее пимановской ламца-дрицей, там усовестились и дали зеленый свет настоящим людям. За Антона Розенберга и Ярослава Мочалова раньше никто не слышал, но теперь будут знать все: они фартовые, не фуфло. Завпроизводством Файзиева (это у них зовется «продюсер») люди помнили еще с подростковой кудлатостью на фильме по сценарию самого Тарковского «Берегись! Змеи!» – про змей и про как их беречься. Тогда его звали Джахонгир, и он был дитя, теперь он Джаник, и это серьезно. Кто помнит «Турецкий гамбит» – не даст соврать. Здесь он решил сам сыграть грека-ювелира с запонкой и тростью Ручечника – все были счастливы. Когда дети растут, у родителей тепло на сердце.

Рост налицо. Жанр кинокомикса соблюден чистенько, ни копейкой меньше. Твердые знаки, лаковые штиблеты, авто с клаксоном уйди-уйди, и все не отдает бутафорией, потому что в Одессу можно только играть, и только задорого, что авторам хорошо известно. Половина реплик на миллион, многие уйдут в народ, и без того разбалованный за последнее время хорошим русским языком. Образец речи: «– Я извиняюсь, но вы уверены, что все знаете за вашу новую барышню? Это Мурка. – Какой кошьмар. – Ну, я вас предупредила». Зачин с пальбой на бричке снят с фильма «Шестой», начальника Берга зовут Максим Оттович, как самого товарища Штирлица, а пароход «Глорией», как в «Короне Российской империи». Мурку играет гордая и смелая Марина Луговая – причем совершенно не теряется, крошечка, среди больших дядек вроде С. Л. Гармаша или М. Е. Пореченкова в роли геноссе Колыванова (уж не папа ли Маньки Облигации?). Картинка – как с винтажной открытки «Привет Муле с Приморского бульвара», долгое время так вообще не умели делать, а сейчас научились обратно (художник Денис Куприн, это важно). Так еще Бергу под конец приспичит всех уработать с «максима» из мансарды, а ему снизу ответит с такого ж «максима» начальник местной Губчека Соня-Комиссар. Когда два еврея в центре Одессы садят друг в дружку по диагонали со станкачей на треноге – это праздник души, какой вы не встретите ни в одном «Терминаторе». Ответим на мексиканскую дуэль Голливуда нашей семитской дуэлью с битыми стеклами – они проиграют, это не вопрос.

Буквально в то же самое время еще один одессит товарищ Корнейчуков написал стихи про Мурочку со словами:

Это бяка-закаляка кусачая,Я сама из головы ее выдумала.

Отличное резюме для отличной картины. Кто еще не видел – я не виноват, но торопитесь: в Новый год таких брать не будут.

Приключения яблочка в губЧК

«Подкидыш», 2018. Реж. Антон Борматов

«Ростов», 2019. Реж. Павел Дроздов

В отрасли натуральный кризис перепроизводства, а это ой.

С разницей в неделю на главканалах два фильма на один и тот же бойкий сюжет: гражданин мазурик выходит в звезды угро. Нет, затея разумная, подобное лечат подобным, похмеляются вчерашним, и нормального делового ждет на этом поприще успех. Кто спорит.

Но знание о 20-х куцее, задокументировано разве «Зеленым фургоном», и его не хватит на много серий в двух экземплярах. А ведь еще не сказал свое слово канал «Россия», а там тоже есть ретроманы, и у них тоже дети просят за наган и кожаную фуражку.

В итоге там и здесь имеем ушлых беспризорников, готовых за мильон разведать и донести, а что такое мильон в 26-м году, вам расскажет нарком Скворцов-Степанов, это же слезы. Там и здесь аидские барыги, поломавшись для виду, сдают людей буквально с потрошками. Там и здесь половые лебезят, шмары шлёндрают, и даже одичалый большевик в обоих фильмах похож на зомби с Донского кладбища. Идея хорошая, но лучше не повторяться.

Притом в одном месте Ленинград, в другом Ростов, а это ж на разных концах ойкумены, Север и Юг, вы что.

У «Подкидыша» отличный режиссер Борматов, отличный сценарист Новоселов и много отличных продюсеров, и у всех отличный вирус антикоммунизма. Во всем у них виноват Маркс, растление от народовластия, и Ленинграду лучше было Петербургом, хотя у Ф. М. Достоевского на этот счет свое мнение. Слушайте, гои, и пусть Борматов тоже слушает. Сейчас не время грызться красным и белым, этим излюбленным национальным спортом мы займемся, когда закатится Америка, ляжет под Африку Европа и вымрет маленькая, но злобная Литва, после смерти Баниониса я их тоже не люблю. В стране запрос на социальный мир, и классовая борьба в сети – полуграмотная у красных, нервно-обиженная у белых – пусть не обманет никого. К тому же человек, пришедший слушать байку, в гробу видал правду о зверствах Чеки, а у кого в сердце Соловецкий камень, не придут слушать байку. Тут надо решать, с кем ты, мастер культуры, – и регулярное наложение игривого мотивчика «Маэстро» на великий перелом дает веру в правильный выбор. Рампы свет нас, таки да, разлучает.

У «Ростова» отличный режиссер Дроздов, отличные сценаристы Ямалеев и Головенкин, и среди продюсеров замечен сам Дж. Файзиев, это марка. Жиган Козырь с лицом артиста Смольянинова[18] за заслуги в области красного колеса принимает ростовское угро и становится лютым врагом фармазонов-людоедов-маньяков-барышников, а также белого подполья, которое сдуру убило его жену, а могло бы жить и жить. Вселенское безобразие военного коммунизма позволяет ловко балансировать меж явью, жутью и охотничьими рассказами, что хорошо для жанра. Язык южный горячий, Ямалеев его знает давно, имя Головенкина прежде не встречалось, но теперь будем знать. Народные мудрости вроде «Дон глубокий, всех примет» стоит запомнить отдельно.

Простая мысль, что среди красных и белых дряни поровну, кому-то может показаться парадоксальной и даже шальной – но она первый шаг к гражданскому миру всех остальных, а чтоб не травмировать правдолюбцев, классовых антагонистов перебьют почти поголовно. Из четырех прекрасных дам в живых оставят одну, которая потолще, – хороший выбор, хотя я бы пожалел маленькую (да, вкусовщина). Только за товарища Буденного можно не беспокоиться, он вечен.

«Красиво не соврать – истории не рассказать», учил он в фильме «Неуловимые мстители», и с тем связана единственная жаль. Режиссер Дроздов ведет линию, держит и не отпускает, но мизинца не доворачивает в мистике. Если одноглазому чекисту с волшебной фамилией Юдиньш (помесь злого еврея со злым латышом) жгут пятки и вырезают второй глаз, а он в следующей серии как новенький – это уже прямой намек товарища Ямалеева, что в кадре суккуб, Терминатор, красный Голем, и инфернальным чудовищем его и надо снимать. Если от расстрела Козыря в последний момент спасает сам Буденный, то он же должен быть натуральным Ангелом Света, иначе одно неправдоподобие. А то ростовчане в сети принимают все за чистую монету и сердятся, что и говор не тот, и все было совсем не так, и Терминаторы с Буденными к ним в Ростов заезжают редко, так что где автор такое увидел.

Что в сказке-лжи совершенно не важно.

Больше ада, любят рекомендовать в сети – и ведь на этот раз ну ни чуточки не ошибаются.

Но все равно, люди сделали хорошее дело, даже два, несмотря на сходство. Скажем им наше пролетарское спасибо.

Как закалялся гриль

«Цыпленок жареный», 2022. Реж. Елена Николаева

Хроника передела спиртоводочного рынка времен НЭПа разволновала нацию сильнее Украины. Первый канал, будучи витринным, и так служит мишенью массовых проклятий – но коллективное панно чекистов, маньяков, профурсеток и аптекарей выбесило даже классовых антагонистов. Системно гневные вопросы подразделяются на три рукава.

Как с такими отборными кадрами, как Пегова, Сухоруков, Лавров и Яценко (и да, да, все та же Любовь Аксенова в кудряшках комсомольской богини!), удалось состряпать такое несъедобное ничто?

За 10 первых серий лиговский туз дядя Коля в исполнении В. И. Сухорукова пообедал 12 раз – является ли это обязательной приметой нэповского угара и сколько еще раз доведется лицезреть дядю Витю глодающим мозговую косточку?

Мы здесь на форуме одни будем маньяка искать или ЧК хоть под конец фильма почешется?

Постараюсь кратенько ответить на все три.

Взросление и становление креативного пула картины – сценариста Алейникова и продюсеров Дишдишяна и Мовсесяна – пришлись на золотой век безвластия 90-х, мало отличимый от НЭПа 20-х. Нация бедствовала и сбывала с рук семейное барахло. Молодое государство, дабы нормализовать финансы, отдало на откуп частнику торговлю, общепит, самогоноварение (паленая водка во все времена честно звалась самогоном), медиа и шоу-бизнес. Лица нетрадиционных национальностей тотчас объединились по национальному признаку в редакции, банки, оргпреступные группировки и прокатно-производственные конторы и принялись возмещать недополученную прибыль времен всеобщего равенства. Много ели, много плясали на столе, норовя почаще перенести банкет в царские покои. Цветные пальто сицилийских гангстеров, песни про цыпленка и шарабан, барская посуда и право безнаказанно пинать нестрашный коммунизм (как в 20-е – нестрашного Бога) волновали кровь радостных насекомых. «Нынче время антигероев пионерского кино, – говорила тогда Татьяна Москвина. – Тех, кто на тумбочки замок вешал и тайком от звена под одеялом жрал».