bannerbanner
Ост-фронт. Новый век русского сериала
Ост-фронт. Новый век русского сериала

Полная версия

Ост-фронт. Новый век русского сериала

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

В Госфильмофонде сохранилось кино, когда-то снятое у нас немецкой оккупационной администрацией – как падлы-большевики мучают трудовой народ. Народ мучился, терпел, брел по снегу в Сибирь, но под конец было ему счастье: пришли немецко-фашистские освободители. Единственным отличием этого шедевра от фильма про Зулейху было то, что в нем большевиками правили злые евреи.

В романе Яхиной, кстати, разночтений не нашлось. Уполномоченный ГПУ по Красноярску Кузнец носил имя Зиновий и относился к тому же этносу, что и все Зиновии, все Кузнецы и половина уполномоченных ГПУ. Но авторы, явив крайний размах в разжигании социальной розни, оказались много щепетильнее в национальном вопросе. Товарища Кузнеца играет Роман Мадянов – по всем статям уж никак не Зиновий. Толстый еврейский чекист, парящий ножки на палубе тюремного катера с зэками, – это был бы перебор. Улицкая бы не одобрила.

Геббельсовская пропаганда оказалась честнее. Это если кому-то уж так уж хочется всей правды.

Крылья Советов

«Чкалов», 2012. Реж. Игорь Зайцев

Качели в яблоневых садах.

Девичьи потягуси после ночных посиделок.

Воздушное лихачество за милую улыбку.

Задирательства, хохотушки, стежки да рожки, деланый гнев батьки-командира и комический номер учлетов с накладными крыльями и топотухой – идея стилизовать похождения Чкалова под курсантские комедии типа «Горячих денечков» и «Пятого океана», каких в середине 30-х снималось ровно половина от тогдашнего репертуара, была выдумкой на миллион. Ссора лучших друзей за девушек в беретке, не по адресу доставленная сердечная корреспонденция, букеты в урне и беготня за избранницами были идеальным событийным пунктиром для фильмов о солнечном советском пубертате. Конечно, всей этой любовной канители следовало предпослать жесткий титр, на который авторы не решились и в конце: «Треть героев картины – Чкалов, Анисимов, Леваневский – погибнет на испытаниях. Еще треть – Алкснис, Туполев, Гроховский, Поликарпов – попадет под Большой Террор. Остальных ждет Война. Но пока они строят самое счастливое и дерзкое общество на свете, и не надо мешать им дурачиться». Пусть шалят – драмы им история и так уже отвалила щедро, а припасла и того больше.

Все бы ничего, да режиссер Зайцев тяжеловат в легком жанре – видно это было еще на «Каникулах строгого режима». На мюзикл, комедию, просто водевильный переполох нет у него ни хорошего композитора, ни сценарного скетчиста, ни элементарного знания классики – синхронного закуривания и затаптывания бычков, надписи «СССР» на всех самолетах, портретов Ворошилова (обязательно Ворошилова!) и дебелых блондинок (непременно блондинок!) в мужских головных уборах. А на сплошном бенефисе годных для комедии артистов Дятлова и Мерзликина далеко не уедешь – хоть бы им и даны в усиление военлет Михалыч и зампотех Никодимыч (сам Герой Советского Союза М. М. Громов в исполнении Александра Коршунова и ветеран музкомедии Андрей Анкудинов). Зато налицо провал с предметом соперничьих воздыханий и будущей чкаловской женой: актрисе Светлане Фроловой на фильме 42 года и на искомое чудо в кудряшках она не тянет, сколько ни причесывается в первых сценах под Гурченко. Условный жанр, на который легко списать все неточности в одежде, несуразицы в диалогах и топорную бутафорию, не клеился никак, и в конце первой серии его бросили, как зайку хозяйка, а режиссер «Есенина», «Тобола» и «Диверсанта-2» Зайцев принялся за то, чем был занят всю жизнь – за кино о хулиганах. И Есенин у него был хулиган, и диверсанты хулиганы, и «Тобол» набит хулиганами от царя Петра до поручика Ваньки Демарина. И товарищу Чкалову на роду было написано в хулиганы, тем более что так его и представлял Сталину нарком Ворошилов.

Оставшиеся семь серий хулиган Чкалов только и делал, что приземлялся за столом. Пил со Сталиным, Козловским, экипажем, цыганами, другом Анисимовым и собственным отражением в зеркале. Уже за первые шестнадцать минут фильма ухитрился заработать семнадцать суток губы, а в последующих редко обходился без новых – если бы честно отсидел все, то наел бы ряху вдвое шире, чем у артиста Дятлова, у которого она и так немаленькая.

Прочее экранное время посвящено лихачеству, удали и борьбе с репрессивным государством. Как-то упускается из виду, что конструкторы тех лет гнали взагон, а летчики гробились насмерть не для рекордов, а для тестирования возможностей людей и машин перед зреющей с каждым годом войной. Реальный, а не водевильный Чкалов доказывал, что воздушный бой будет вестись на сверхмалых высотах, и пилоты обязаны готовиться к маневру в опасной близости к земле. Соратники позже говорили, что многие открытые им фигуры активно использовались в завтрашних боях. Ради этого было все – и Сталин с его свирепствами, и потери на испытаниях, и «сырые» модели, и сверхскоростные запуски в серию. В фильме же герой с побед, свершений и задорных осоавиахимовских блондинок уходит в штопор, декаданс, репрессии и развратных брюнеток, преподающих танго, – что для Есенина, может, и годится, а для Чкалова одно непотребство.

Многое объясняет тот факт, что фильм делался еще в дорубежном 2012-м, когда враг был неочевиден, армия в кино выглядела сборищем дебоширов, страна – заблудившимся переростком, а вопросы блондинок и брюнеток казались первостепенными. Уже через два года вернулся тонус 30-х, когда военлеты лихачили для дела, а не для баб, изобретатели роняли очки, но были любимы за порыв, а в конце все разлетались по дальним округам, где все было ясно с подругами, противником и нашим правым делом.

Вот тогда бы и запускать кино о Чкалове с песней «Мы парни бравые» и тройным проплевом через левое плечо.

На разводку в логово врага

«Черные бушлаты», 2018. Реж. Виталий Воробьев

Стоило отрасли воспрянуть, война снова стала житницей и автопоилкой для полчищ беспонтовых сценаристов. Финансирование приоритетное, благосклонность политорганов гарантирована, совсем уж невообразимый шлак всегда примет в отстойники канал «Звезда», им лишь бы про погоны.

Канон военного письма сложился еще в 60-х – не без помощи слывущего по недоразумению большим писателем Б. Л. Васильева. Все эти «брось меня, командир», «жив, чертяка!», «не нравится мне эта тишина» и «мы еще повоюем» были впервые произнесены и тотчас замусолены до блеска еще тогда, но и сегодня в ходу при разгоне хронометража, как кирпичики «Лего». За фразу «Это приказ» по три раза на серию авторшу какой-нибудь «Молодой гвардии» следует бить томом Большой Советской Энциклопедии по тому месту, где у других людей голова. На то и тайна слова «приказ», что право его отдавать присваивает лично министр обороны страны – подписывая все офицерские производства, начиная с лейтенантских. А когда приказами начинает сыпать самоназначенный комсомольский штаб, вспоминается крапивинское: «Приказ дуракам напоказ. Здесь не кадетский корпус».

Сверхзадачей военного фильма становится не победа, а массовое спаривание победителей. Впечатление, что сценарий про войну без скоростного сближения тел уже не принимается к запуску. Новым словом эпохи следует считать постепенное деклассирование военной и гражданской обслуги – всех этих медичек-связисток-поварих-регулировщиц. Нынче на охоту за господами гусарами выходит высший сорт – прокурорши, истребительки, снайперши и торпедистки. Для успешной случки сценарист Коротков в «Истребителях» придумывает не просто смешанные авиаполки, а даже смешанные эскадрильи. Странно, что в общих палатках не спят.

Досыта покуролесив, джентльмены с дамами идут на разведку. Голливуд еще в 60-х обнаружил, что мегасражения затратны и недухоподъемны из-за потерь, а разведчики валят немчуру батальонами – с тех пор вся американская война ведется исключительно диверсионными подразделениями: «Героями Келли», «Героями Телемарка», «Грязными дюжинами» и «Пушками Навароне». Наработки соседей пригодились и нам: со вселенского успеха и впрямь блестящего «Диверсанта» начался золотой век сил специального назначения.

В разведке не обойдешься без чукчи, который «белку в глаз бил» (встретите белку с фингалом, знайте: она встречалась с разведывательным чукчей).

Мода на уголовничков приводит к массовой инфильтрации условно-освобожденного элемента во все отрасли военного производства от флота до истребительной авиации. Освоившись, урки тут же начинают бить чечетку на бруствере.

Вот в таких кабальных условиях (без блатья, баб и разведки к делу не допускать) режиссер Воробьев приступает к съемкам «Черных бушлатов» и держится на очень высоком уровне серии полторы. Снайпершу у него исполняет Александра Тюфтей – живая реинкарнация Ниночки Ивановны Руслановой. Коронные ее амплуа светозарной простушки и хмурой диалектной буки пришлись девушке Александре совершенно впору, а конкуренции никакой, ибо основной спрос ныне на тип «красотулечка» (мерзкое словцо из тех же «Истребителей»). Артист Робак на главкома Северного флота Головко похож не слишком, зато умеет (как и Тюфтей) единолично держать кадр, а это главное. С формой, гражданской шмоткой, колером, диалогом все безукоризненно, и созданная режиссером атмосферность на долгое время заслоняет сюжет.

Но не до конца же.

Снайпершу берут в разведку приблудой – даже не сняв с нее присягу и не присвоив звание. В первом же выходе она от чувств начинает садить с винта по самолету, обнаруживая группу, – но ее не списывают, а берут снова «под мою ответственность», и она тут же хватает за горло захваченного «языка». Для колориту в группу включают охотника-помора и якута-пулеметчика. Для восполнения потерь – блатных из расформированных лично комфлотом (!!) лагпунктов. Морячки, которым надо скрытно подобраться и перерезать охрану, раздеваются в целях скрытности до тельняшек и бескозырок. И вся эта сводная банда истеричек, уркаганов, индейцев-промысловиков и декоративных матросов оказывается последней надеждой штаба флота. В разгар действий командир произносит священную фразу «Дура, я же люблю тебя», которую ленивый зритель слышал раз двенадцать, а профессиональный кинокритик все сто пятьдесят. От имени критического сообщества выношу сценаристам Смирнову и Спиридонову благодарность.

А ведь этот Смирнов когда-то писал «Тревожный месяц вересень» и «Обратной дороги нет». Вот что делает с людьми цеховая и тематическая расхлябанность. Бабы на корабле и блатьё во всех областях жизни.

Что же до режиссера Воробьева, то он давно заслуживает самых лучших сценаристов, которых мало, но на него должно хватить. Как в старом анекдоте: научишься в пустой бассейн прыгать – нальем воду.

Уже можно наливать.

Гимн зеленых человечков

«Диверсант. Крым», 2020. Реж. Дмитрий Иосифов. Третий сезон легендарной франшизы

Единственное число в названии сразу же мифологизировало предмет. Герой у повести А. Азольского был один, у фильма – трое, но имя решили оставить. Диверсант в России – символ веры, смысла и непреходящей дерзкой опасности. Титаны отливались в бронзу и высекались в камне – его металлом была ртуть, подвижная, токсичная, распадающаяся на живые капли и взрывная при скачке температур. Наглый, неуловимый, вездесущий ухарь, обманщик и хват, что любому Кощею сердце вырвет, заспиртует и к своим отнесет, а спирт по дороге выжрет и редиской заест, – таким его и играли самые любимые народные артисты Л. Быков («Разведчики»), Тихонов («Жажда»), Крючков («Звезда»), Бодров («Брат»), Серебряков («Девятая рота») и совсем-совсем безымянные арии в балаклавах из десятой серии «Бригады», дающие в эфир единственную команду «Закат», что означает вселенскую амбу и жирное зарево на горизонте.

«Где ты? Сердце ищет ответа», – выпоет ему сахарным голоском Татьяна Лазарева волшебные слова А. Макаревича[22]. «Встать! Ваше имя Рудольф Шнапс!» – будут орать козломордые особисты. «Ну что, опричники, навели порядок на Руси?» – похвалит сэнсэй Чех. Взвесь дурковатой инфернальщины придаст фильму обязательную для большого кино ауру дикой сказки – того, «чаво на свете вообще не может быть» и что роднит «Иронию судьбы» с «Белым солнцем пустыни», а «Бриллиантовую руку» с «Неуловимыми мстителями». Ровно в миг, когда Победа была осознана второй Пасхой с разговением, благовестом и крестным ходом Бессмертного полка, родился и свой пасхальный балаган с волхвами в камуфляже и ритуальным песнопением «Верю, быть разлуке недолгой, / Знаю, однажды кончится бой». «Диверсант» на десятилетия стал игровым сопровождением Победы, а Первый снова показал, кому по силам изобрести всенародную традицию.

За шестнадцать лет с первого эпизода отошли в мир иной сценарист Валуцкий, композитор Минков, артисты Галкин, Краско, Толубеев, Косых, Табаков, Корольков, Неведомский, Мгалоблишвили, поссорились вата с либердой – но в назначенный час шаркает старая пластинка и живые надевают защитное обмундирование[23]. Сказка начинается. «Снова по сигналу тревоги ты уходишь в далекий и трудный поход».

Будто в насмешку, в новом сезоне старлей-пехотинец велит включить систему распознавания «свой-чужой». На том и строилась интрига франшизы, что угадать своих и чужих в ней практически невозможно. Самые свойские парни в исполнении самых нужных артистов оказываются оборотнями, самые очевидные враги в черный час правильно отвечают на пароль. Чересчур бдительный комиссар после окружения сам подлежит проверке. Радистка слишком внимательно вслушивается в чужой треп. Добрый малый заначил перебежчицкую листовку. Геройский каперанг учился минному делу у Колчака (минера и впрямь знатного). Да и сам старлей-активист на деле является командиром диверсионной роты «Бранденбург» с отлично поставленным русским. «Верить в наши дни никому нельзя, – говорил Мюллер. – Мне можно».

В Крыму старлеям-чистоделам Бобрикову и Филатову надлежит найти и уничтожить того самого каперанга – человека честнейшего и патриота забубенного. Все как всегда. За неделю во всем разобраться, проникнуть, втереться, пресечь измену – но хотя бы в Крыму в сезон, а не в припятских болотах осенью. А под конец врубить на радость людям ниндзевские навыки – ибо рота «Бранденбург» следует морем в Туапсе в полевой форме РККА, а на борту от всей разведки Кавказского фронта – ты да я, да матрос-приблуда (Александр Обласов).

Отлаженная система в умелых руках работает даже с потерей узлов. Подозреваются все – что само по себе увлекательно. «Звезды играют в прятки с луной». Сменивший Андрея Малюкова Дмитрий Иосифов гонит темп, экстренные косяки и новые вводные, как в лучшие годы. Казалось бы, всех тузов старой школы уже заняли в предыдущих сезонах – ан старика-минера играет сам Колтаков, которому Иосифов год за годом дает по козырной роли (Панин в «Екатерине»).

Но всем и так же ясно, что от «Бранденбурга» останутся одни ворота, Крым наш, павшим слава, а лейтенанты в хорошей форме и есть у них еще дома дела.

В 70-х, под бесконечную «Ставку больше, чем жизнь», крепла уверенность: хребет фашистскому зверю поломал капитан Клосс и танкисты с собакой. Сегодня правда наконец торжествует: чистым небом и семьюдесятью пятью годами без бед мир обязан тройке капитана Колтыгина.

Ведь так же, славяне?

Как Зорге казнили за аморалку и членство в запрещенной в РФ организации

«Зорге», 2019. Реж. Сергей Гинзбург

Русский зритель перерос кино о разведке.

Разведка некиногенична. Это долгая и скрупулезная возня с цифрами, кодами и допусками, осторожный и невидимый постороннему зондаж собеседников, ежедневный риск без ощутимого результата. Чтоб увлечь публику, приходится расцвечивать сюжет ненужными ликвидациями, опереточной беготней, перетасовкой фотографий, торчащей напоказ слежкой, тоннами драматической музыки и закадровой речи. Русские единственные на планете влюбились в этот скользкий жанр, потому что проживали в мареве абсолютно мифологизированной надстройки. Десятилетиями их кормили сказками о войне, заводе, громком барабане, потерянном времени, школе и армии, милиции и революции, искренности в литературе и передовом сознании в родоплеменных социумах. Вымысел был искусно сплетен с реальностью и местами походил на нее, но нигде в России не было школ, заводов и воинских частей, хоть отдаленно похожих на экранные. Поэтому русский человек обладал повышенной терпимостью к чепухе, гону и абсурду, слова «кино» и «цирк» считал синонимами и сердился только в случаях особо вызывающего бесстыдства.

А теперь вопрос: кто сегодня в здравом уме поверит, что высшему офицеру рейха, пойманному с отпечатками на чужом передатчике, дадут отбрехаться рассказами про помощь беженцам? Или что в полицейском государстве клуша с грудничками сможет уйти от облавы? Или что шеф спецслужбы, зная, что перед ним русский агент, станет вести с ним беседы о ренессансе нацистской идеи?

Когда сегодня сетевые обвинители ставят кому-то в пример «Семнадцать мгновений весны» – они помнят лицо Тихонова и совершенно не помнят картину. Они бы ее сегодня съели с горчицей и хреном, за Родину и за Сталина. Уже появление серии абсурдистских анекдотов о Штирлице сигналило, что народ 70-х доумнел до опасной черты полного неприятия искусственных систем.

И вот нынче десятижды стреляным воробьям решили показать фильм о Зорге. И там резидент лично едет выручать спалившегося радиста. А полиция его отпускает на разыскиваемом мотоцикле с кровью на рукаве. А слежка скопом бежит за похитителем дамской сумочки, оставив связного без присмотра. А Сталин ежесерийно собирает Политбюро, чтоб осудить моральный облик товарища Рамзая.

Фильм объяснимо грозит стать провалом года. Рейтинги, как сказал бы Сурков, колеблются «околоноля». Сеть едина в гневе, кто-то из пользовательниц интересуется, одной ли ей кажется, что Зорге «сливают», рисуя откровенным мерзавцем.

Не одной.

Сценарист Новоселов параллельно с «Зорге» писал только что показанного «Подкидыша». Это был по-настоящему уровневый продукт, новый «Золотой теленок», с единственным изъяном – лютым, пещерным, клокочущим антикоммунизмом авторов. Все преступления в нэповском Ленинграде у них совершались либо красными матросами, либо ответработниками Смольного, начальник милиции прилюдно кукарекал под Медным всадником, а его отдел разнобойным пением запарывал даже такую беспроигрышную песню, как «Белая армия, черный барон». Разведчик, умерший со словами «Красная Армия, партия, Коминтерн!» должен был вызывать у драматурга очень недобрые чувства, и их видно.

Блестящий выпивоха, мотогонщик и альфа-самец, каким был Зорге в реальности, предстает на экране спитым волокитой, которого зря любят красивые девочки, ежесерийно прощая ему измены друг с другом (не иначе, за соловые глаза артиста Домогарова). Всемирно известные клоуны Сталин и Берия велят радисту отравить шефа за распутство, а чтоб не артачился, сажают его жену в лагерь. Радист все равно артачится, жену все равно отпускают, и она принимается работать на Советскую власть после полугода отсидки. Зная комплекцию артистки Ауг, в отсидку верится с трудом. Сразу двое членов группы валятся в обморок при виде жандармов – приходится врать, что оба беременные, хотя один из них мужчина. Но японцы лохи, всему верят. Японская полиция городит чушь, причем с пятиконечными звездами на фуражках (схожие атрибуты формы позволяют авторам ненавидеть всех действующих лиц без исключения). Режиссер Гинзбург, много больше похожий на Зорге, чем артист Домогаров, ходит по экрану в эсэсовской форме и произносит сокровенное: «Может, меня переведут куда-то из этой японской дыры? Надоели косоглазые!»

Это они ему, значит, в седьмой серии надоели, а всего их двенадцать, и четыре еще впереди.

Слава агента Рамзая когда-то началась в России с показа фильма «Кто вы, доктор Зорге?» лично Хрущеву. «Вот как надо снимать! – кипел генсек. – Знаешь, что все вранье, а ждешь, что ж дальше будет!» (тут-то ему глаза и открыли).

С новым фильмом получилось хуже. И что вранье, знаешь, и что дальше, совершенно неинтересно.

Опять «двойка»

«Начальник разведки», 2022. Реж. Кирилл Астахов

С первой же серии ясно, что фильм про советскую разведку снимали иностранные шпионы. Они всеми силами пытаются прикинуться своими и имитировать знание русской жизни 30-х, но палятся буквально на каждом шагу.

Портрет Сталина висит в кабинете за дверью. Младший лейтенант панибратски представляется наркому Павлом Фитиным и не менее дружески зовет его «товарищ Ежов». Это Сталину он «товарищ Ежов», а тебе – «товарищ генеральный комиссар», и никак иначе. Чекисты, назначаемые в должность, гаркают «Служу Советскому Союзу», будто им орден дают.

Малые дети ведут себя, как нынешние оборзевшие принцы крови. Хамят старшим. Сбегают по ночам дуться на весь мир. За спаленный сарай жопу им не изукрашивают до синюшных рубцов – как было бы в любой, даже номенклатурной семье.

Фашистки из наружного наблюдения ходят на слежку с автоматом в пеленках. Татарин в исполнении осетина притворяется китайцем, прищурившись и надев ермолку, – и японцы не распознают обмана. Руководство разведкой осуществляется криками «Результат где??» и «Идите и работайте».

Когда дипломатический резидент, скрываясь от своих, забегает в консульство за деньгами, безумие становится совсем концентрированным. Дипмиссии за рубежом являются территорией аккредитованной страны – его б там в секунду скрутили. Да, в жизни перебежчик Орлов прихватил с собой круглую сумму – но уж конечно, не в момент, когда у него на хвосте висела вся посольская резидентура.

Где нет косяков – там сплошная «Калинка-малинка» и «Очи черные». Если на улице что-то играют – то «Марш авиаторов». Если в столовой Лубянки – то «Танец маленьких лебедей». Другой музыки шпионы не знают. Если в рейхе на тумбе афиша – то непременно «Голубой свет» Лени Рифеншталь (на экране, меж тем, 1939-й, а фильм 1932-го). Американцы общаются в стилистике макулатуры Василия Ардаматского: «– Что нового в Китае, Билл? – Ничего, Гарри!»

Приличный артист в сериале враз опознается по скептической ухмылке. Игорю Петренко, Егору Бероеву, Дмитрию Куличкову настолько неловко заниматься чепухой, которую предлагает им сценарист и продюсер Чащихин-Тоидзе (типичная шпионская фамилия!), что они все время посмеиваются. Режиссеру Белевичу тоже неудобно, и он скрывается за псевдонимом Астахов.

Есть от чего. Кажется, авторы работают на какую-то третью страну, потому что о фашистской Германии тоже не знают ни бельмеса. Облаву на подпольщиков в рейхе устраивает армия. Немцы только тем и заняты, что говорят «шайсе» и пьют шнапс. Когда советский агент лейтенант Шульце-Бойзен начинает в 39 году (!!) заступаться за еврея, слышен запах очень плохого Голливуда. Он забыл еще «Интернационал» спеть.

Кепки – как из костюмерной «Мосфильма». Гуляющие в парке – вылитая «наружка»: уж больно скверно изображают непринужденность. У газеты «Правда» развернутые заголовки в стиле New York Times. Призывники идут на сборный пункт по Красной площади (куда ж без нее?).

В общем, стоит признать, что в нелегальной работе Первый канал смыслит ровно столько же, сколько во внутренней безопасности, – ни аза. Демарши всякой сволочи в прямом эфире, побеги ведущих новостей, каскадные речи первых лиц канала гг. Урганта, Галкина, Макаревича, Агалаковой, редакторши Овсянниковой, критика Долина[24], вокалиста Меладзе и прочих пригретых особ сделали Первый главным антироссийским змеюшником. Родные человечки, за денежку занимавшиеся мелкобуржуазной профанацией смыслов, вдруг задали себе вопрос, с кем они, мастера культуры, – ответ стал неожиданностью только для руководства ОРТ. Причем не из-за злого умысла, а, как говаривали в фитинскую старину, ввиду преступной утраты бдительности и мягкотелости к чуждому элементу. Фильм о разведке и национальном интересе на Первом после такого заходит хуже.

Какое-то неудобство возникает, как у вечно ухмыляющихся неглупых артистов.

Нет, кому все перечисленное пустяки, дело житейское, – тех с нетерпением ждут у голубых экранов.

Всем остальным пора сказать гнезду подлых перерожденцев и двурушников твердое пролетарское «нет».

Вы мне, гады, еще за Ленинград ответите

«Седьмая симфония», 2021. Реж. Александр Котт

В аннотациях пишут: Седьмая симфония давала надежду.

Что еще может сказать о музыке неуч, сроду не слышавший Шостаковича?

Никакой надежды Седьмая не давала, а будила лютую, клокочущую, вселенскую ненависть. Многоступенчатая тема нашествия, от первого, едва слышного, на кошачьих лапах подкрадывания до мощного лязга непобедимой армады, пришедшей убить страну и людей, рождала единственное чувство, близкое истерике блатной шалавы в «Мой друг Иван Лапшин»: «Рвать, рвать, рвать мразей!!» Всеми калибрами, всеми батареями, тоннами наличного боеприпаса – рвать в лоскуты, в ноль, в требуху, чтоб целого места не осталось. За пайку, за метроном, за Пулково и Синявино, за пять тысяч мертвых в сутки, истаявших до фитиля и угробленных бомбежкой, – под лед, под асфальт, под каток!

На страницу:
8 из 9