Золотой лепрекон

– Что ещё за книжный клуб? – спросил Щукин.

– Мы книги читаем и обсуждаем. – неопределённо ответил ему Кречетов.

– А почему это нельзя делать в институте?

– Потому что нельзя! – чуть ли не выкрикнул Кречетов и с подозрением посмотрел на Щукина. Казалось, он не особенно хотел вдаваться в подробности.

Щукин обалдело уставился на него, а Кречетов между тем продолжал:

– И ты вот ещё что – во-первых, никому ни о чём не говори. Ни про клуб, ни про что. Не говори никому куда идёшь.

– И матери?

– И матери. Ей можешь сказать, что на студенческую вечеринку идёшь, или что-то в этом роде. И во-вторых – телефон дома оставь.

– Так мать же волноваться будет! Что ещё за конспирация?! – насупился Щукин. Ему всё меньше и меньше хотелось идти в этот «книжный клуб». Он подозревал, что тут что-то кроется.

Кречетов рассвирепел и казалось, готов был заорать на всю Ивановскую. Судя по всему – эта беседа раздражала его не меньше, чем Щукина, словно Щукин для него сейчас – был каким-то деревенским дурачком, не понимавшим элементарных вещей, а потому – раздражавшим своей глупостью.

Но Кречетов сдержал себя, не сорвался на крик. Он заговорил тихим голосом, но в каждом его слове сквозили злость и раздражение:

– Послушай, Щукин! Это всё не шутки. Всё очень серьёзно. Гораздо серьёзнее, чем ты думаешь. Ты парень вроде свойский, себя ничем не запятнал. Да и толковый, читаешь много. Вот мне и поручили тебя пригласить в клуб. А ты артачишься и на рожон лезешь, элементарных вещей не понимаешь и не хочешь понять! Короче – была бы честь предложена. Не хочешь приходить – не приходи, без тебя обойдёмся.

Но тут Щукин тоже вышел из себя, и решил дать отпор. А потому он заговорил так же тихо и зло:

– А теперь ты меня послушай, Кречетов! Ты подходишь ко мне, и приглашаешь на какое-то собрание какого-то клуба. При этом говоришь – никому не говорить – раз. И телефон дома оставить – два. А телефон видимо дома оставить – чтобы моё местоположение по нему определить нельзя было, да? И чтобы я, случись что – связаться ни с кем не мог? Думал не догадаюсь, за дурака меня держишь? Ты, Кречетов, в какое-то тёмное дело меня впутать хочешь, а мне это не надо. Поэтому никуда я не пойду!

Кречетов понял, что слегка перегнул палку. А потому, чтобы замять спор, он хлопнул Щукина по плечу и сказал:

– Да ладно, Щукин, хорош. Что-то мы действительно раздухарились. Не боись ты, всё нормально будет. Сейчас напишу тебе адрес, по нему и приходи.

С этими словами, не давая собеседнику опомниться, он схватил ручку и листок бумаги, быстро черканул там адрес, отдал листок и поспешил ретироваться. Уходя, он ещё раз сказал:

– Смотри же, Щукин! Как мы с тобой договорились, никому ни слова! Ты обещал!

С этими словами он быстро ушёл, а Фёдор продолжал стоять на том же месте, держа листок в руке. Хотя он и решительно не помнил, чтобы что-то обещал Кречетову, или о чём-то с ним договаривался, тем не менее – решил пока никому ни о чём не говорить.

Когда занятия закончились – Щукин пошёл домой и всю дорогу думал о том, что делать дальше. Главным был вопрос – идти или не идти. Скомканная бумажка с адресом лежала у него в кармане.

Сначала он не хотел идти. Слишком уж тёмным было это дело, слишком непонятным. Вдруг его и в самом деле втравят в какую-нибудь историю? Однако какой-то внутренний голос подсказывал ему, что пойти всё-таки стоит и что ничего плохого с ним не случится.

Дома Фёдор наскоро пообедал, а потом лёг на диван и стал дальше думать о том, как ему поступить. Надежда Сергеевна ещё не вернулась с работы, а Света была уже дома и смотрела в соседней комнате телевизор.

Время близилось к вечеру. Наконец Фёдор понял, что если он всё-таки решит пойти – то уйти из дома надо непременно до прихода матери. Надежда Сергеевна забросала бы его вопросами, на которые пришлось бы отвечать, а вопросы сестры – можно было оставить без ответа. Ушёл – и ушёл.

До прихода Надежды Сергеевны оставалось менее получаса, надо было срочно что-то решать. Именно эта нехватка времени, и подстегнула Фёдора принять решение, ставшее для него поистине судьбоносным. Он решил – ИДТИ!

Приняв решение, он быстро пошёл в соседнюю комнату и окликнул сестру:

– Свет!

– Чего? – сестра оторвалась от телевизора и посмотрела на него.

– Скажи матери, я сегодня поздно, я пошёл. – сумбурно сказал Фёдор и сразу же пошёл в комнату и стал собираться.

Сестра же его, как и всякая девушка, подумала о том, что идёт он, скорее всего на вечеринку, или на свидание. Впрочем, её это волновало мало. «Идёт – и пусть идёт, Мне то что» – подумала она, и продолжала смотреть телевизор.

Фёдор между тем собрался и ещё раз зашёл к сестре:

– Свет!

– Ну чего ещё?

– Ты только не забудь матери передать, хорошо? Обязательно чтобы. Если вдруг что – пусть мне звонит. Хорошо?

– Ладно.

– Ну я пошёл. Ты сиди, я сам дверь закрою. – сказал Фёдор, и пошёл в коридор. А Света – снова уткнулась в телевизор.

Фёдор зашёл второй раз к сестре специально – и специально же сказал о том, чтобы в случае чего ему звонили. Выглядеть должно всё максимально правдоподобно, чтобы не возникло ни малейших сомнений в том, что телефон он забыл совершенно случайно.

Он надел куртку, ботинки, положил в карман листок с адресом, открыл дверь. После этого достал из кармана телефон, положил его на тумбочку возле двери и вышел из квартиры. Быстро закрыв дверь на ключ, он бегом побежал по лестнице вниз, вышел из подъезда и пошёл по улице.

Времени до встречи оставалось ещё много. Правда, и дорога была неблизкой – пешком идти пришлось бы около полутора часов. Идти больше было некуда, и потому – Фёдор неспешным шагом двинулся в сторону указанного дома. Так как он никуда не торопился, дорога вместо полутора – заняла у него два с лишним часа. Но до встречи всё равно ещё оставался целый час. Делать было нечего – пришлось этот час Фёдору блуждать вокруг дома, дожидаясь, когда увидит знакомые лица.

Наконец он увидел, что к нужному подъезду идёт один из его однокурсников – Игорь Герасимов. Фёдор даже удивился, увидев его здесь. В институте, Герасимов слыл за молчуна и нелюдима, ни с кем из группы особо не общался и смотрел на людей как-то угрюмо и исподлобья. Надо ли говорить, что тем удивительнее было для Фёдора увидеть Герасимова (с его-то характером!) на каком-то собрании. Да к тому же, судя по тому, как Герасимов уверенно направлялся к подъезду – было видно, что он тут явно не в первый раз.

Фёдор вышел из-за водосточной трубы и окликнул однокурсника:

– Эй, Герасимов!

Тот вздрогнул и с быстротой молнии обернулся. Казалось, он готов был пуститься бежать без оглядки. Однако увидев однокурсника, он чуть успокоился, хотя и посмотрел на Фёдора явно неодобрительно и как всегда – исподлобья.

– Щукин? Ты чего это здесь делаешь?

– На собрание пришёл.

– На какое такое собрание? – спросил Герасимов прищурившись.

– «Книжного клуба». Оно же здесь проходит, да?

– А кто тебя позвал? – вопросом на вопрос ответил Герасимов.

– Кречетов позвал. Так это здесь, или нет?

– Кречетов стало быть? Хм… Нда… Значит наверно они решили… Угу…

Герасимов что-то бормотал, словно про себя, и казалось – что-то прикидывал в уме. Наконец он ещё раз осмотрел с ног да головы своего однокурсника и сказал:

– Ладно, Щукин, пошли.

Он зашёл в подъезд, Фёдор последовал за ним. Они поднялись по лестнице на третий этаж, и подошли к одной из дверей. Дверь была старая, ветхая, деревянная. Дверного звонка рядом не было, а на двери был нарисовал чёрной краской номер квартиры – 50. Дом этот, судя по всему – был построен в конце XXI века, перед Второй Холодной Войной, а значит – дому этому было уже больше двух веков. Герасимов что было силы затарабанил кулаком в дверь. Щукин с удивлением отметил для себя, что тарабанил Герасимов не абы как, а словно отстукивал какой-то ритм.

Когда дверь открыли – у Фёдора аж глаза на лоб полезли от изумления. Он был готов к чему угодно – готов был встретить хмурых подозрительных личностей, готов был встретить наркоманов со шприцами в руках, готов был встретить прямо-таки уголовников или бандитов, обвешанных оружием с ног до головы.

Дверь, однако, открыли отнюдь не все вышеперечисленные. На пороге стояло самое красивое существо, которое Фёдор когда-либо видел в жизни. Это была девушка лет двадцати. У девушки были длинные белые волосы, огромные глаза и великолепная улыбка, демонстрирующая ряды белоснежных зубов. Казалось, улыбка девушки могла мгновенно обезоружить кого угодно, и девушка не преминула этим воспользоваться. Она сразу же широко улыбнулась Герасимову и Фёдору. Герасимов, который явно видел девушку не в первый раз – в ответ кое-как ухмыльнулся, а Фёдор же – продолжал ошалело таращиться на девушку.

Девушка решила нарушить молчание первой. Она согнула руку в локте, сжала ладонь в кулак и сказала:

– Рот фронт, товарищи! Проходите!

Герасимов так же согнул руку в локте, и тоже сказал в ответ:

– Рот фронт! – затем обернулся к Фёдору и кивнул на дверь. – Ну что стоишь? Пошли!

Герасимов зашёл в квартиру и стал разуваться в маленькой прихожей. Фёдор последовал за ним и тоже стал машинально разуваться, при этом не переставая смотреть на девушку.

Девушка стояла недалеко от них и не переставала улыбаться. С той же обезоруживающей улыбкой она сказала:

– Берите тапочки любые!

Фёдор посмотрел на пол и увидел, что на полу стоят в большом количестве самые разные тапочки. Герасимов уже успел надеть какие-то, Фёдор тоже надел первые попавшиеся.

После этого, Герасимов, решил наконец-то представить Фёдора:

– Вот, познакомься, товарищ Ермолова – это Щукин, мой однокурсник.

Ермолова снова широко улыбнулась, подала Фёдору руку и представилась:

– Катя.

– Щ…эээ…Щукин. – кое-как выдавил из себя Фёдор, не переставая таращиться на девушку.

– Как зовут-то тебя, товарищ Щукин?

– Зовут?…эээ… л….м…в…эээ…ф… Ффффёдор. – сказал Щукин. Он смотрел на девушку так заворожено, будто увидел какое-то чудо. Казалось, что он забыл не только, зачем сюда явился, но и своё собственное имя начал забывать.

Девушка заливисто расхохоталась:

– Неужели собственное имя забыл? Прямо как в кино – « – Лида. – Петя…эээ…Саша».

– Чего? – не понял Фёдор.

– Ну в кино советском сцена похожая была. – объяснила Ермолова. – «Операция Ы» называется.

– Ы? – тупо переспросил Фёдор.

– Ну да, «Операция Ы». – объясняла Ермолова не переставая хохотать. – Советский фильм такой двадцатого века. Неужели не смотрел?

– Я… гм…эээ…нет, честно говоря, не смотрел. – снова сказал Щукин в замешательстве.

Он чувствовал себя полнейшим дураком. У него было такое ощущение, будто он маленький ребёнок, которого забрали из песочницы и привели в НИИ, где учёные пытаются ему, ребёнку – рассказать о новом научном открытии простым языком. То есть – с точки зрения учёных они рассказывают вещи элементарные, но для него – совершенно неясные.

В этой квартире – определённо творилось что-то непонятное. Ни с чем подобным Фёдору не приходилось сталкиваться до сих пор – и это странное приветствие – согнутая в локте рука и сжатый кулак, и не менее странные слова – «рот фронт» и «товарищ», которых он никогда прежде не слышал. Теперь ещё и про кино какое-то говорят, причём говорят так, будто об этом фильме обязан знать каждый уважающий себя человек.

– Ну ладно, проходите в комнату, скоро все уже должны собраться. – сказала девушка и упорхнула на кухню.

Герасимов уже было направился в комнату, но Фёдор его остановил и шёпотом спросил:

– Слушай, Герасимов – а что означает слово «товарищ»?

– Мы так обращаемся друг к другу. – начал растолковывать Герасимов. – В общем и целом, слово обозначает – «друг, приятель», но мы его используем скорее в значении «соратник, единомышленник». Привыкни сразу, что к тебе тут будут обращаться – «Товарищ Щукин».

– Хмм…– неопределённо сказал Фёдор. И повторил про себя несколько раз – «Товарищ Щукин, Товарищ Щукин, Товарищ Щукин».

Звучало это как минимум – необычно и непривычно. Но чтобы что-нибудь всё же сказать, он снова задал вопрос:

– А что означает – «Рот фронт»?

– Это приветствие такое, обозначает – «Красный фронт».

– А… – снова начал Фёдор, решив спросить и про фильм.

Но Герасимову, видимо – уже надоело отвечать на вопросы Фёдора, и потому он пошёл в комнату, бросив через плечо:

– Ладно, пошли. Тебе всё объяснят.

Фёдору ничего не оставалось, как последовать за ним. В комнате тускло горела лампочка, шторы были задёрнуты и стоял полумрак. За столом сидел незнакомый Фёдору парень в очках.

Герасимову снова пришлось представлять их друг другу:

– Познакомься, Щукин – это товарищ Ермолов.

«Ермолов! – сразу же молнией пронеслось в голове у Фёдора. И она тоже Ермолова! Муж? Неужели она замужем?!».

Парень между тем встал, и подал Щукину руку:

– Николай.

– Фёдор. – недовольно пробурчал Щукин.

– С моей сестрой ты видимо уже познакомился? – спросил Николай.

«С сестрой! Значит она его сестра!» – в один миг у Фёдора упал камень с души, навалившийся на него всего секунду назад. Во-первых – он ей не муж. Во-вторых – у Кати одна фамилия с братом, то есть – девичью фамилию она не меняла, а значит – скорее всего не замужем.

– Фуууух… – с облегчением выдохнул Фёдор, вытер рукой пот со лба. Но тут же, заметив странный взгляд Николая, быстро взял себя в руки и сказал:

– Фух, жарковато тут у вас. А сестрой-то? Да, познакомился только что.

Ермолов снова посмотрел на него как-то странно, и в некоторой степени даже подозрительно. В комнате вообще-то было довольно-таки холодно. Фёдору показалось, что его видят насквозь, и он почувствовал себя неуютно. Надо было срочно что-нибудь сказать, чтобы увести разговор в сторону.

– А что, больше никого нет? Кто-нибудь ещё придёт? – спросил он первое, что пришло в голову.

– Придут-придут. Рано ещё, подождать надо. – ответил Герасимов.

На том разговор и кончился. Они сели за стол и стали ждать. Герасимов о чём-то переговаривался с Николаем, но Щукин не слушал. Все его мысли были только о Кате. Фёдор понял – что бы дальше здесь не произошло, даже если произойдёт что-то плохое – он всё равно будет продолжать ходить в эту квартиру лишь для того, чтобы увидеться с ней.

Однако, чем дальше – тем больше опасения Фёдора развеивались. Ему решительно не верилось, что такая девушка, как Катя – может быть замешана в чём-то плохом.

Скоро и впрямь в комнату стали приходить люди. Практически все они были одного возраста с Фёдором, однако были и те – кому явно уже было за тридцать. Но основной костяк составляла молодёжь, и были среди них как парни, так и девушки. Всех вновь прибывших – представляли Фёдору, а его представляли им. Причём неизменно перед тем, как сказать фамилию человека, говорили всё то же необычное слово «товарищ».

– Вот, познакомься. Это – товарищ Измайлов – говорил Фёдору Герасимов. – Это – товарищ Соболев, это – товарищ Кучумов, это – товарищ Лебедева, это – товарищ Ялова, это – товарищ Рубанов, это товарищ Максимов.

Фёдор жал всем руки, а Герасимов представлял его, называя «товарищ Щукин».

Последним в комнату зашёл Кречетов.

– Ну а с товарищем Кречетовым ты уже, я думаю ты уже знаком, товарищ Щукин. – закончил Герасимов с саркастической ухмылкой.

Фёдор пожал Кречетову руку и снова сел. Все кое-как разместились за столом. Хоть стол и был огромный и занимал чуть ли не пол комнаты, всё равно места было впритык, ибо слишком уж много набилось в комнату людей.

Когда все кое-как расселись, в комнату с кухни впорхнула Катя, принесла чай и стала разливать его по стоящим на столе чашкам.

Когда через пару минут все сидели и прихлёбывали ароматный горячий напиток, со стула поднялся Ермолов и сказал:

– Рот фронт, товарищи! Открывается очередное собрание нашего книжного клуба. Сегодня с нами наш новый товарищ – Фёдор Щукин.

Все посмотрели на Фёдора. Фёдор решил, что лучше будет встать. Вслед за ним встал и Ермолов, и сказал:

– Пока что товарищ Щукин, многого от тебя мы требовать не будем. Пока нам нужно только одно – чтобы ты поклялся, что не расскажешь ни одному человеку о том, что видел в этой квартире, не расскажешь никому, где был сегодня, не расскажешь ни про кого из нас и про наш клуб. Клянёшься ли ты, что ни одна живая душа об этом не узнает?

– И маме тоже не рассказывать? – спросил Фёдор, так как очень доверял Надежде Сергеевне.

– И маме тоже. Никому.

– «Никто не должен знать. – И Надя? – НИК-ТО.» – сказала Ермолова и засмеялась.

Фёдор удивлённо посмотрел на неё. «Откуда она знает, как зовут мою маму?» – подумал он. Ермолова же, увидев его удивлённое лицо, сказала ему:

– Это тоже цитата из фильма. – и снова засмеялась.

А её брат тем временем снова спросил:

– Ну так что же, товарищ Щукин, клянёшься ли ты, что ни одна живая душа не узнает о нас?

Фёдор между тем взял себя в руки, и с крайним воодушевлением сказал:

– Клянусь! – и словно бы на всякий случай повторил ещё раз. – Да, клянусь!

– Ну что ж, пока этого вполне достаточно. – сказал Ермолов и обратился ко всем собравшимся. – Теперь, товарищи, не откладывая в долгий ящик, мы с вами продолжим чтение замечательного романа советского писателя, моего тёзки, Николая Островского – «Как закалялась сталь».

Он подошёл к шкафу, достал оттуда книгу и положил на стол.

Фёдор сидел ближе всех, а потому, сумел хорошо рассмотреть книгу. Книга была старая-престарая, вся потрёпанная и с выцветшими жёлтыми страницами. Обложка книги была тёмно-зелёной, и на ней был нарисован человек в довольно странном одеянии.

Это было какое-то длинное пальто с довольно нелепыми полосками ткани посередине. На голове у человека был удивительный, никогда прежде не виданный Фёдором конусообразный головной убор. В руках человек держал какое-то древнее оружие, коим пользовались в далёкие века, и именно по этому оружию Фёдор догадался, что человек этот – скорее всего военный, а странная одежда его – это ни что иное, как военная форма предыдущих веков.

Но это были лишь догадки. Фёдор решил до поры до времени ни о чём не спрашивать и просто слушать. Так же, на обложке книги, помимо вооружённого человека имелась и надпись – «Н. Островский – Как закалялась сталь». Ни имя автора, ни название книги – ни о чём не говорили Фёдору, но и об этом он тоже решил не спрашивать.

Всё-таки тут происходило что-то удивительное. У Фёдора было ощущение, будто данная квартира находится вне пространства и времени, и будто он сейчас находится не в Иркутске XXIV века, а в каком-то совершенно другом месте. Но как ни странно – Фёдор понемногу уже начал к этому привыкать.

Ермолов же спросил у собравшихся:

– Чья сегодня очередь читать?

– Товарища Измайлова. – ответил Герасимов.

«Значит тут читают по очереди» – снова пронеслось в голове у Фёдора.

Ермолов отдал книгу Измайлову. Тот пролистал книгу примерно на треть, и начал читать:

«

Глава седьмая

Целую неделю городок, опоясанный окопами и опутанный паутиной колючих заграждений, просыпался и засыпал под оханье орудий и клекот ружейной перестрелки. Лишь глубокой ночью становилось тихо. Изредка срывали тишину испуганные залпы: щупали друг друга секреты. А на заре на вокзале у батарей начинали копошиться люди. Черная пасть орудия злобно и страшно кашляла. Люди спешили накормить его новой порцией свинца. Бомбардир дергал за шнур, земля вздрагивала. В трех верстах от города, над деревней, занятой красными, снаряды неслись с воем и свистом, заглушая все, и падая, взметали вверх разорванные глыбы земли. …»

Измайлов читал и читал. А все остальные сидели и слушали. Фёдор тоже слушал и пытался вникнуть в суть книги. Было очевидно, что речь в ней шла о какой-то далёкой войне прошлого. Главный герой её – был некто Павел Корчагин, сражавшийся за одну из воюющих сторон. Кстати, в книге часто употреблялось то самое, впервые сегодня услышанное им слово – «товарищ». Но так как слушать Фёдор начал книгу не с начала – он ещё не совсем понимал, что там к чему и кто есть кто.

Чтение продолжалось около часа. Измайлов читал вслух, а остальные сидели и слушали. Наконец, прочитав две или три главы, Измайлов остановился.

Тогда Ермолов сказал:

– Ну что же, товарищи, теперь перейдём к исторической части. – и достал из того же шкафа кипу старых бумаг.

Бумаги Ермолов зачитывал уже сам, но и из них Фёдор не очень много вынес для себя. Главное, что было понятно – речь в книге шла о некой Гражданской Войне, которая происходила на территории России в далёком прошлом, и в которой воевали какие-то «красные» против каких-то «белых». Но кто были такие эти «красные» и «белые», почему они воевали друг против друга и за что конкретно каждый из них воевал – этого Фёдор пока не понял.

Зато Фёдор вдруг, посмотрев за окно ясно понял другую, очень неприятную вещь. За окном давно уже стемнело, а надо было ещё как-то добираться до дома. А учитывая ночной разгул преступности «золотого века» – выйти на улицу в это время – было практически смерти подобно.

«А завтра с утра идти в институт! Ну и ну! Что же теперь делать?» – промелькнуло в голове у Фёдора. Тут он вспомнил и те слова, которые просил сестру передать матери – «Сегодня поздно приду». Только сейчас Фёдор представил, что должна сейчас чувствовать Надежда Сергеевна – на дворе темно, сына дома нет, телефон тоже дома лежит, связаться с ним никак нельзя. Ему же самому при этом – ещё каким-то образом надо возвращаться домой.

Как только эта мысль пришла ему в голову – Фёдор сидел как на иголках. Спрашивать, однако же – ничего не стал, решив посмотреть, что будет дальше.

Собрание между тебя подходило к концу. Темноту за окном – постепенно заметили и все остальные, но никто кроме Фёдора, казалось – по этому поводу не волновался.

Герасимов, однако же, недовольно нахмурился и пробурчал:

– Да уж, опять до темноты закончить не успели… Опять ночевать тут придётся.

Фёдор по-прежнему молчал и ничего не говорил. Из слов Герасимова ему стало ясно, что видимо – ему придётся провести ночь в этой квартире. Впрочем, и вариантов-то особых тут не было. Таков уж был «золотой век» во всей его красе, что простая темнота на улицах – загоняла людей в свои дома получше любого комендантского часа. Казалось даже, в «золотом веке» существовал некий негласный договор, по которому днём улицы принадлежали обычным людям, которые шли на работу и с работы, а под покровом ночи – на улицы выползала всякая шушера, начинался разгул организованной преступности и весь город на всю ночь словно превращался в один большой адский котёл с беснующимися в нём адскими же тварями. Но ночь постепенно подходила к своему концу, наступал день – и все преступные элементы как по волшебству испарялись с улиц, снова уступая место закону и порядку. Но испарялись они – лишь до следующего наступления темноты.

Сейчас же за окном была темнота, и наступило время, когда обычные люди должны сидеть в своих домах и квартирах, не высовывая носа на улицу. Вот под окнами квартиры, где находился Фёдор – послышалась стрельба, вот кто-то закричал, моля о пощаде, вот снова стрельба. На несколько минут всё затихало, а потом снова и снова слышались крики, ругань, стрельба.

– Убили, видать кого-то. – равнодушно заметил Герасимов и спросил, обращаясь ко всем. – Ну что, может спать уже будем? Поздно, а завтра в институт идти с утра пораньше.

– Да, пора спать. – сказал Ермолов. – Собрание закончено, товарищи!

Все поднялись из-за стола. И тут Фёдор увидел, что вместо того, чтобы идти из комнаты к входной двери – все один за другим устремились на балкон. Фёдор пошёл следом, и увидел, что на балконе лежит целая гора скатанных матрасов. Каждый брал себе один матрас, шёл назад и расстилал матрас на полу, где было свободное место. Фёдор тоже взял один матрас и раскатал его недалеко от балкона. В матрасе оказалась подушка. Фёдор лёг на матрас и решил попытаться уснуть как можно скорее. Но день сегодня был слишком насыщенный, слишком много надо было переварить. Он вспомнил всё до мельчайших подробностей – и как к нему днём подошёл Кречетов и как рассказал про собрание, и как он шёл к этому дому, и как с Гарасимовым зашёл в квартиру, и как встретился с Катей. Потом познакомился со всеми остальными, потом это собрание, а теперь ещё ко всему прочему – ему предстоит ночёвка в этой странной квартире.

Наконец все кое-как улеглись. Кому не хватило места в комнате – расстелили матрасы на кухне и в коридоре. После этого Катя достала из шкафа пледы и покрывала – и стала раздавать их всем. Фёдору тоже достался плед, он поблагодарил Катю и сразу накрылся им, решив побыстрее уснуть.

Но уснуть никак не удавалось. Не давали покоя мысли. И мысли о матери, которая сейчас понятия не имеет, где он, и мысли об этом собрании, и мысли о Кате. Забылся Фёдор только под утро и спал всего часа три. Проснулся он только когда уже рассвело и почти все проснулись. Фёдор решил побыстрее уходить. Надо было идти в институт, но перед этим – он решил во что бы то ни стало забежать домой и успокоить мать.