Полная версия
Золотой лепрекон
Святослав Атаманов
Золотой лепрекон
Посвящается памяти Николая Алексеевича Островского
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим —
Кто был ничем, тот станет всем.
«Интернационал»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ДЖЕК О’ДОННЕЛЛ
Глава первая. Съезд
Зал был полон до отказа. Выглядел он как огромная студенческая аудитория, где места располагались «амфитеатром». Впереди – на месте преподавательской кафедры, была трибуна для выступлений, а за ней – президиум.
На стене висел большой красный флаг. На флаге, был изображён всем знакомый с детства, любимый и почитаемый всеми людьми планеты Земля символ – «Серп и Молот», символ рабочих и крестьян, символ труда, символ созидания.
На самом верху висел большой экран. Над экраном красивыми неоновыми буквами светилась надпись – «Приветствуем участников CXXXV съезда КПСС».
На трибуну вышел человек в строгом чёрном костюме. В зале наступила тишина. Человек согнул в локте руку со сжатым кулаком (приветствие, которое в XX веке носило название «Рот фронт») и сказал:
– Товарищи! Рад приветствовать всех на сто тридцать пятом съезде Коммунистической Партии Советского Союза! Сегодня, 20 января 2526 года…
Да, это была чистая правда. На дворе был не двадцатый, а далёкий двадцать шестой век. И именно в этом, 2526 году исполнялось ровно 200 лет со дня революции, которую официально было принято называть «Великая Апрельская Социалистическая Революция». Именно празднование юбилея этой великой даты – и должно было стать сегодня одной из главных тем для обсуждения.
На этот съезд, как и на любой другой съезд КПСС – в Москву приезжали коммунисты со всех уголков Земного шара. Например, приезжали из тех мест, которые когда-то носили названия Бразилии, Японии, Австралии или Эфиопии, а теперь назывались по первой букве старого названия с добавлением – «ССР», например БССР – Бразильская Советская Социалистическая Республика, ЯССР – Японская Советская Социалистическая Республика и так далее.
Та же территория, на которой находился город Москва, и которая после развала СССР в конце XX века, стала называться Российской Федерацией – сейчас называлась точно так же, как во времена Советского Союза – РСФСР.
На текущий, 2526 год, в Москве проживало около 70 миллионов человек, в РСФСР – около 900 миллионов, а всё население земного шара составляло 98 миллиардов, и неуклонно приближалось к «юбилейной» цифре в 100 миллиардов человек.
Человек на трибуне, между тем продолжал:
– В апреле этого года, товарищи, вся наша планета будет отмечать великий юбилей! Мы всегда будем помнить и чтить память людей, память коммунистов XX и XXIV веков! Мы никогда не забудем тех, кто почти 200 лет назад, в героическом 2326 году, проливая свою кровь и рискуя своими жизнями – поднял красный флаг над Московским Кремлём! Именно благодаря героям XXIV века, красный флаг вот уже почти 200 лет развевается надо всей нашей планетой! Будем же достойны наших великих предков, товарищи! Будем же с честью нести красное коммунистическое знамя! Останемся же навсегда верны принципам Марксизма-Ленинизма-Щукинизма! Ура, товарищи!
Зал взорвался бурными овациями. У многих из присутствующих на глазах блестели слёзы.
Глава вторая. Гном
На съезде, один за другим выступали докладчики из различных социалистических республик. Вот закончил доклад представитель Канадской ССР, и объявили следующего докладчика:
– Слово предоставляется нашему гостю из Восточных Саян – товарищу Алексею Петрову!
И тут, с одного из мест в зале поднялся гном, и пошёл на трибуну. Сразу было видно, что это не человек небольшого роста, а именно – гном, или как как их называли в литературе жанра «фэнтези», популярной в древние века – «дварф» или «дворф». Гном был невысок, крепок, коренаст и с большой окладистой бородой. При взгляде на этого гнома – сразу же в воображении всплывали какие-то древние битвы, волшебники, эльфы и драконы. Сам же гном – представлялся закованным в доспехи, со шлемом на голове и с большой секирой.
Однако в действительности – всё было не так. Ни шлема, ни секиры у гнома не было, а одет он был не в доспехи, а в строгий чёрный костюм с галстуком.
Гном поднялся на трибуну, как и предыдущие докладчики, он согнул руку в локте, сжал кулак и начал говорить:
– Рот фронт, товарищи! Шлют вам горячий пролетарский привет все трудящиеся коммунистические гномы Восточных Саян! – и начал свой доклад.
В докладе, гном рассказал об успехах, достигнутых в Восточных Саянах за последнюю пятилетку, об успехах в горнодобывающей промышленности и металлургии, в частности, рассказал о новом, невиданном доселе минерале, который был обнаружен в этом году в Саянах:
– Как вы все знаете, товарищи, до сих пор самым прочным сплавом на Земле считался, изобретённый ещё в прошлом, XXV веке, так называемый «Сплав Семёнова-Джонса». В этом году, нашими геологами найден в Саянах минерал, который судя по всем лабораторным исследованиям, в два раза превосходит по своим характеристикам «сплав Семёнова-Джонса»! Мы назвали этот минерал, в честь нашего великого вождя товарища Щукина – «щукинит».
В зале зааплодировали. Но когда аплодисменты стихли, какой-то скептик спросил:
– Открытие нового минерала – это замечательно, товарищ Петров. Но не могли бы вы более подробно описать, какие перспективы несёт всему коммунистическому человечеству открытие «щукинита»?
– Перспективы огромные, можно даже сказать – гигантские! Космического масштаба! – с жаром заговорил гном. – Именно что космического! Как вы знаете, среди всех известных до сих пор на Земле материалов – не было ни одного настолько прочного, чтобы построить из него корабль, способный летать на скорости света. Вы все прекрасно помните, товарищи, чем заканчивались все случаи пробных запусков кораблей на сверхзвуковой скорости – корабль сминало в лепёшку, а экипаж – трагически погибал. Но если мы сможем строить космические корабли из щукинита – то очень и очень может быть, что нам, наконец, удастся разгонять при полёте наши ракеты до скорости света!
В зале раздались громогласные аплодисменты. Когда они отзвучали, гном продолжил:
– Однако, минерал этот найден совсем недавно, и его характеристики ещё недостаточно изучены. Поэтому, мне не хотелось бы делать далеко идущие прогнозы. Но как бы там ни было – я очень надеюсь, что щукинит действительно совершит революцию в строительстве космических кораблей! Для исследований, я привёз в Москву несколько образцов этого минерала, и очень надеюсь и на то, что выводы, которые сделают учёные, подтвердят мои догадки. Вперёд, товарищи! Вперёд к звёздам! Благодарю за внимание!
Гном сошёл с трибуны и пошёл на своё место. Зал оглушительно ему аплодировал.
Вперёд снова вышел человек, объявлявший докладчиков, и сказал:
– Благодарим Вас, товарищ Петров! Слово предоставляется нашему гостю из Тибета. Товарищ Чжан Хань, прошу Вас!
Если бы на этот съезд прибыл человек посторонний, ничего не знающий об обществе XXVI века, то услышав про Тибет, и услышав китайские имя и фамилию – он наверняка подумал бы, что следующим докладчиком будет китаец.
Китайцы в зале и вправду были, на съезде КПСС было достаточно много представителей Китайской ССР. Однако, сейчас к трибуне прошёл вовсе не китаец.
Из зала на трибуну снова вышел гном, довольно сильно похожий на выступавшего только что гнома. Оба были одинаковы по росту и телосложению, у обоих были длинные густые бороды. И снова всплывали в сознании какие-то средневековые битвы, шлемы, секиры, пышущие огнём драконы. Однако и этот гном – вместо доспехов был одет в строгий чёрный костюм.
Гном встал за кафедру, как и предыдущий – согнул в локте кулак, и заговорил на чистейшем русском языке:
– Товарищи! Приветствую вас, от имени пролетарских гномов и всех трудящихся Тибета!
В зале зааплодировали.
– Благодарю вас. В текущей пятилетке, трудящиеся Тибета достигли следующих показателей…
Гном рассказал, как, чего и сколько было добыто в горных тибетских штольнях, какие были совершены достижения, рассказал о передовиках производства.
Наконец, гном закончил свой доклад, и в зале, как и раньше, послышались аплодисменты.
После гнома, выступали двое людей, два последних докладчика, из Монгольской ССР и Американской ССР. Когда все доклады были зачитаны, председатель вышел на трибуну и сказал.
– Ну что же, а теперь, товарищи, перейдём к обсуждению. Первый вопрос – организация торжеств, по случаю годовщины Великой Апрельской Социалистической Революции во всех социалистических республиках нашей планеты.
Началось обсуждение различных праздничных мероприятий, концертов, демонстраций. Когда вопрос с праздником был более-менее решён, председатель сказал:
– А теперь второй вопрос, товарищи. Нам предстоит обсудить, как наконец в полной мере интегрировать в наше коммунистическое общество лепреконов.
Глава третья.
Джек О’Доннелл
Джек О’Доннелл проснулся в своей однокомнатной московской квартире – и стал собираться на работу. Он принял душ, позавтракал, и оделся в свою повседневную одежду. Надел зелёные штаны, рубашку, зелёный пиджак, зелёный цилиндр и башмаки с золочёными пряжками. То есть оделся так, как одевались все лепреконы.
После этого – О’Доннелл подошёл к сейфу, стоящему у него в квартире, открыл его, и достал свою главную драгоценность – горшок с золотом. Потом открыл большой рюкзак, положил в него горшок и закинул рюкзак себе за плечи.
Ни один лепрекон – не расставался со своим золотом никогда. Во время работы – рядом с каждым лепреконом стоял его рюкзак с горшком золота, и каждый лепрекон – не реже, чем раз в 15 минут проверял – на месте ли его золото.
Потом он вышел из квартиры – и поехал на работу. Работал О’Доннелл на консервном заводе. Работа не казалась Джеку тяжёлой. Так как всё производство давным-давно было автоматизировано, то на работе ему только и оставалось – что нажимать на кнопки. Кроме того – рабочая смена на заводе длилась всего четыре часа.
После положенной четырёхчасовой рабочей смены – он, как всегда, шёл в один и тот же паб, посетителями которого – были в основном рабочие лепреконы. Там он съедал ирландское рагу или коддл – и ехал домой. Раньше, он выпивал ещё в пабе и несколько кружек эля.
Действительно, раньше каждый день после работы – О’Доннелл пил пиво в пабе, а потом, по пути домой – он шёл в ближайшую продуктовую лавку, набирал там ещё полный рюкзак пивных бутылок, расплачивался – и только потом шёл домой. Дома – он обычно пил пиво, смотря в интернете различные каналы для лепреконов, или слушая ирландскую музыку. Так проходил каждый его день. В выходные же дни – он занимался тем же, чем и в будни после работы – пил пиво и сидел в интернете.
Но даже в те времена, когда он был весьма невоздержан в возлияниях, а досуг проводил примитивно – своих коллег, да и вообще всех других лепреконов О’Доннелл сторонился. Что-то в представителях своего народа – отталкивало его. Он сам долгое время не мог понять – что именно. Попивая свой эль, он размышлял об этом с утра до вечера и с вечера до утра. Но никак не мог понять – что же всё-таки отталкивало его в лепреконах?
Тогда, О’Доннелл начал мало-помалу прислушиваться, о чём говорили его коллеги. Так он понял, что абсолютно все разговоры, абсолютно у всех лепреконов, крутились только вокруг четырёх тем. Этими четырьмя темами были – золото, лепреконши, алкоголь и гэльский футбол.
Вообще говоря, обязательных неписанных правил, для каждого лепрекона было только два – одеваться в зелёный костюм с цилиндром и таскать с собой всегда и везде свой горшок с золотом.
Однако, кроме них существовали и другие неписанные правила поведения, что называется – «помельче». Их лепрекону было исполнять не обязательно, но желательно, и даже – очень желательно, чтобы сойти за «своего парня», чтобы было, о чём поболтать с приятелями и коллегами.
Всякий, уважающий себя лепрекон, должен был не только таскать с собой золото, но и болеть за какую-либо команду гэльского футбола, заливать в себя литрами ирландский эль, и до, во время или после работы – обжиматься по углам с лепреконшами, которые работали с ним на одном предприятии. Все лепреконы, коллеги О’Доннелла – всё время расхаживали по заводу с папиросами в зубах, стряхивая пепел прямо на пол. На пол же кидали бычки, даже не затаптывая их ногой, в обеденный перерыв заливались ирландским элем, матерились, отпуская грубые шутки, а когда мимо них проходила лепреконша – непременно старались шлёпнуть её по упругому заду. Лепреконши, которые тоже все курили папиросы – жеманно вскрикивали, словно бы обижаясь, а потом – оборачивались, и с улыбкой стреляли глазами в лепреконов. К чему это приводило – догадаться было нетрудно. Свальный грех – был среди лепреконов обычным делом, даже на рабочем месте.
О’Доннелл же, судя по всему – был единственным лепреконом на заводе, который смутно угадывал во всём этом порядке нечто предосудительное.
Нет, конечно, лепреконши ему нравились, даже очень. Особенно нравилась ему Мэри Келли – чудесная рыжеволосая девушка, самая красивая лепреконша на всём заводе. Но О’Доннелл – не мог подойти к ней просто так. Ему было стыдно и неловко. Более того – он не понимал, почему среди лепреконов – всё устроено таким примитивным, звериным образом?
Ежедневно, на улицах Москвы О’Доннелл видел гуляющие парочки, видел мужчин, которые дарили цветы своим женщинам, видел тех, кто гуляет под ручку в парке, обнимается и нежно целуется. И какая-то смутная обида поднималась в душе Джека, и обида даже не столько на людей, сколько на самих лепреконов. Невольно он задавался раз за разом вопросом – «А почему у нас всё не так?».
Однажды, О’Доннелл набрался смелости, и решил сделать так, как делают люди. Перед работой он заскочил в цветочную лавку, взял там самый большой букет, и как только рабочий день начался – подошёл к Мэри и подарил ей цветы.
Он хорошо запомнил выражение её лица. Мэри стояла с выпученными глазами, смотрела на протянутый ей букет, и в глазах её читалось такое непомерное удивление, будто она только что столкнулась с чем-то невиданным, выходящим из ряда вон. Казалось, что если бы на консервный завод прямо сейчас залетел птеродактиль из Юрского Периода – она и то удивилась бы меньше. А кроме этого – в глазах у Мэри читался страх.
Продолжалась эта немая сцена никак не меньше минуты. Джек стоял с протянутым букетом, а Мэри, словно находясь в ступоре, смотрела на него, полными неподдельного изумления глазами. Наконец, она взяла у него букет, и не сказав ни слова пошла по коридору.
Вдруг отовсюду послышался хохот. Джек оглянулся и увидел, что все лепреконы, находившиеся в тот момент в цеху – смеялись над ним. Особенно зубоскалил О’Брайан, местный шутник и балагур:
– Ну О’Доннелл, ха-ха-ха, ну ты даёшь! – гоготал О’Брайан. – Может ты ещё и жениться на Мэри надумал? Жених!
Хохот достиг своего апогея. Лепреконы хохотали так, что казалось – стены цеха от хохота сейчас рухнут, подобно стене Иерихона. Со всех сторон доносилось – «Жених! И впрямь – жених!».
Джек был довольно высокого роста для лепрекона, и крепко сложен. А потому он без лишних слов, сжал кулаки – и двинулся на О’Брайана.
– Эй! Ты чё это? Ты чё? – крикнул тут же прекративший смеяться О’Брайан¸ и поспешил ретироваться.
А смех между тем нарастал. Любившие позубоскалить (особенно в рабочее время) лепреконы – стали смеяться теперь уже над струсившим О’Брайаном. О’Доннелл же, увидев, что его больше никто не трогает – развернулся, и не сказав ни единого слова, пошёл на своё рабочее место.
Где-то неделю после этого, О’Доннелл на заводе называли женихом. Но он неизменно, каждый раз кидался в драку – и в конце концов от него отстали. Однако же прозвище «Жених», осталось за Джеком навсегда. В глаза называть его так опасались, зато за глаза, лепреконы всегда говорили друг другу – «Жених вчера был?» или «Жених – то где? Заболел что ли?». Лепреконы вообще любили давать друг другу различные прозвища, которые называли «погоняла».
С Мэри Келли – О’Доннелл больше не общался. Пару раз он пытался поговорить с ней, но она старалась всячески его избегать. Да и зоркие глаза коллег – не давали им поговорить, и ни на секунду не оставляли их наедине.
Однако же, чтобы совсем не отрываться от коллектива и не быть белой вороной – О’Доннелл решил перенять привычки своих коллег. Начал нагло клеиться к лепреконшам, курить папиросы и пить эль уже не один, а в компании. Пить в компании, однако – он старался не допьяна. Однажды, его попробовали напоить на корпоративе, но О’Доннелл сымитировал рвоту – и от него отстали. Дескать – «Ладно, пусть хоть понемногу пьёт, главное – чтобы хоть как-то пил».
Так же, О’Доннелл объявил всем на заводе, что болеет в гэльском футболе за московский «Спартак», и даже пару раз ходил с другими лепреконами на матчи. Хотя на самом деле к гэльскому футболу, равно как и к любому другому виду спорта – он был абсолютно равнодушен.
Гэльский футбол – считался чисто лепреконским видом спорта. А потому – для гэльского футбола были созданы отдельные команды и построены отдельные стадионы. В футбольных командах там играли одни лепреконы, и болели за них тоже одни лепреконы. В принципе – люди и гномы тоже могли бы смотреть гэльский футбол, быть его болельщиками и даже ходить на стадионы – но так уж получилось, что на трибунах никого кроме лепреконов не было, и в глазах так и рябило от ярко-зелёных пиджаков и цилиндров.
Специально для лепреконов и был создан чемпионат по гэльскому футболу. Команды в нём, так же, как и команды в обычном футболе – традиционно носили названия советских команд из XX века – «Спартак», «Локомотив», «Торпедо», «Динамо», «ЦСКА» и другие.
Те из коллег О’Доннелла, которые так же болели за «Спартак» – восприняли это известие с энтузиазмом, дескать «наш человек», и в выходные позвали его на матч. О’Доннелл пошёл, и даже выучил несколько кричалок, но всё же, после матча, когда лепреконы отправились в паб пить пиво – он, чтобы не слишком часто ходить на стадионы – сказал, что предпочитает смотреть футбол дома. Лепреконы усмехнулись, назвали его «кузьмичом», но мало-помалу отстали и тут. И дома он действительно стал время от времени смотреть гэльский футбол, хотя болельщиком так и не стал. Делал он это только для того, чтобы было что обсудить с коллегами на заводе после выходных, и чтобы его не заподозрили в том, что на самом деле он не является болельщиком.
Так, О’Доннелл с горем пополам, но всё же стал на работе «своим парнем». Лепреконы считали его несколько странноватым, но в общем и целом – вполне нормальным, таким же, как все.
А вот Джек О’Доннелл – не считал лепреконов нормальными. И хотя постепенно – курить папиросы и пить эль вошло у него в привычку, однако же он всё равно не считал, что ведёт правильный, нормальный образ жизни, равно как и не считал, что нормальный образ жизни ведут другие лепреконы. Но тем не менее, как именно надо жить – он не знал.
О’Доннелл видел, что окружающие его люди, ведут совершенно иной образ жизни, нежели лепреконы. Он видел, как люди общаются на улицах города, как гуляют парках, как занимаются любимым делом – читают книги, в парках играют в шахматы, настольный теннис или бадминтон, гуляют с детьми, а некоторые – устраивают настоящие интеллектуальные игры или диспуты. Словом, О’Доннелл видел, что большинство людей – саморазвиваются, не курят, не употребляют алкоголь и не сквернословят.
Разумеется, видел О’Доннелл и других людей – например тех, кто пил пиво в беседках во дворах. Но даже эти люди – казались ему верхом интеллигентности и здравого смысла, так как поведение пьяных людей – ни шло ни в какое сравнение с поведением пьяных лепреконов.
И вот однажды в выходной, когда Джек О’Доннелл, как обычно валялся на диване и пил ирландский эль – он вдруг, неожиданно даже для самого себя – решил почитать книгу. Решение это так удивило его – что он не смог ему противиться. Джек поставил пивную бутылку в холодильник, и зашёл в интернет на литературный сайт. Так как, все книги в XXVI веке были давным-давно оцифрованы и абсолютно бесплатны – то с чтением проблем не было никаких.
С какой книги начать – О’Доннелл не имел ни малейшего представления. Он не читал в своей жизни, ни одной книги кроме букваря, благодаря которому, собственно, и научился читать и писать.
На литературном сайте – О’Доннелл увидел огромный список авторов, и названий книг. Ни авторы, ни названия эти – ни о чём О’Доннеллу не говорили. Поэтому он закрыл глаза, и наугад ткнул в первую попавшуюся книгу.
Книга эта называлась – «Мёртвые души», и автором был, некий Николай Васильевич Гоголь. Кто такой этот Гоголь, и что это за «Мёртвые души» такие – О’Доннелл не имел ни малейшего представления, поэтому для начала, решил прочитать о нём в энциклопедии. Оказалось, что Гоголь – это такой классик русской литературы, живший 700 с лишним лет назад. Такая древняя, можно даже сказать архаичная книга, сначала не слишком заинтересовала О’Доннелла. Но его заинтересовало словосочетание «классическая литература», и он решил прочитать, что же это за литература такая.
В энциклопедии же, он наткнулся и на другое выражение – «золотой век русской литературы». Словосочетание «золотой век», заинтересовало О’Доннелла ещё больше. Как всякий лепрекон – он любил золото, а потому, при выражении «золотой век» – сразу представил себе огромный город из золота, где все здания сверкали и переливались золотом на солнце, а все жители города – были обвешаны золотыми украшениями с ног до головы.
Джек слышал о том, что «золотым веком» был прозван в уничижительном смысле какой-то из предыдущих веков, кажется, это был век двадцать третий. Однако тут словосочетание «золотой век» – явно обозначало что-то другое.
О’Доннелл так размечтался, представляя себе золотой город, что совсем почти позабыл о своей первоначальной цели. Однако, наконец он вспомнил, что собирался делать в начале, и стал читать в энциклопедии про русскую классическую литературу. Так он узнал про Пушкина, Некрасова, Достоевского, Тургенева и многих других писателей и поэтов.
Но начать он решил всё-таки с Гоголя, так как именно Гоголь попался ему первым на глаза. И О’Доннелл начал читать «Мёртвые души». После «Мёртвых душ» – он уже не мог остановиться, пока не прочитал всего Гоголя «от» и «до». За «Мёртвыми душами» последовали все повести из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», за ними – «Миргород», потом – «Петербургские повести», потом – драматургия.
О’Доннелл был в восхищении. Он сразу же увидел, насколько отличается язык классической литературы от того грубого и примитивного языка, на котором говорили он и другие лепреконы.
Прочитав всего Гоголя – Джек не собирался останавливаться. За Гоголем последовал Пушкин, за ним – Лев Толстой, потом – Достоевский, потом – Чехов.
Именно за книгами теперь проводил все выходные дни Джек О’Доннелл. Он больше не пил дома эль, не играл в видеоигры и вообще не занимался ерундой – он только читал, читал и читал.
Постепенно он стал замечать, что от чтения книг его речь стала меняться. Из неё практически исчезла матершина, словарный запас увеличился в несколько раз. О’Доннелл заметил, что разговаривает теперь примерно так же, как люди, которых он видел гуляющими в парках.
К сожалению, изменения в речи О’Доннелла заметил не только он один, но и другие лепреконы. Мало-помалу, он начал замечать, что лепреконы сторонятся его, но пока что не понимал почему.
Но в один прекрасный момент, когда он пытался объяснить что-то нарядчику, тот сказал Джеку:
– Ты чё, самый умный что ли, О’Доннелл? Разговаривай попроще, а то на человека похож, а не на лепрекона!
Джек тут же смекнул, что его речь, его манера выражать свои мысли – становятся слишком подозрительными. Ещё немного – и его тайна будет раскрыта. А потому, чтобы не допустить этого – он стал на работе материться с утроенной силой. Тогда все подозрения – как по волшебству испарились, и Джек снова превратился в этакого «нашенского рубаху-парня».
Так он и жил, работая на консервном заводе, читая книги и пытаясь мимикрировать под общество, которое его окружало. Всё шло по накатанной. Но пришёл день, который полностью изменил жизнь Джека О’Доннелла.
Начинался тот день, как все прочие, и на первый взгляд – ничем от них не отличался. Был обычный вторник, похожий на все другие. Джек пришёл на своё рабочее место, и спокойно проработал два часа до обеда.
Но в обеденный перерыв к нему подошёл О’Брайан (тот самый зубоскал, который прозвал Джека «женихом»), и сказал:
