
Полная версия
Сергей Давыдов. Трудно быть всадником
– Айда в бассейн, – предложил Тим, когда мультики кончились.
И мы пошли к школе.
Слева из-за ёлок показались дома. Дорога уходила к пруду, а с берега летели звонкие ребячьи голоса, значит не все ребята ушли домой после школы. Ёлки, которые росли вдоль дороги рвались в небесную синь.
– Мальчики! – к нам шли Владька и Лизавета. Девочка, ведя за руку упирающегося и разозлённого Даньку. – Идите сюда!
Данька недовольно и сердито смотрел на вожатую.
– Что случилось, Лиз? – с тревогой спросил вожатую Тим.
– Вот, веду его в отряд, – демонстративно бросив взгляд на Даньку, сообщила нам Лизавета. – Подрался с мальчишкой.
– Он первый начал! – сердито дёрнул плечом Данька.
– Мало ли что первый! Надо было не связываться.
– Не свяжешься, как же!
– Ну ты меня достал, Вьюжанин! – рассердилась Лиза. – Пойдём в отряд! Пусть на тебя ребята поглядят!
И мы пошли в отряд, гадая, здорово ли нам достанется от ребят…
4
Улица по-вечернему шумела, никто не хотел идти домой. Солнце бросало оранжевые отсветы на изрисованную мелками бетонку. Во дворе возле пожарного пруда играли в коли мальчишки из нашего отряда и мне никак не хотелось заниматься нудными сборами, а хотелось остаться на улице и побегать с мальчишками, пока не начались вечерние мультики.
– А с кем ты подрался? – спросил я Даню. – Лиз да отпусти ты его, злюка!
Лизавета неохотно отпустила моего братишку.
– Ну я иду мимо дома, играю, – неохотно признался Данька, и показал самолёт, который держал в руке, – тут из-за угла Резинкин. Говорит: разделаю тебя за прошлый раз… – тут Даня умолк и испуганно посмотрел на меня, и я сразу понял, что он проговорился. – А Лиза нас увидела и разняла.
– И правильно я сделала, – ввернула Лиза, ничего не заметив. – А то бы вы друг друга просто поубивали!
– Мы-ы-ы… – я и Тим растерянно переглянулись. О том, как мы излупили членов школьного совета дружины пока никто не знал. Да и те не ябедничали.
И я знал почему. Хоть и хотелось им наверно наябедничать, а за такое все ребята в школе и во дворе засмеют!
Мы проходили мимо пятиэтажки и вдруг увидели четверых мальков, которые что-то кидали на землю.
– Славка! – узнал я ребят. – Митька!
– О, привет! – откликнулся весёлый Митька. – Смотри, как я сейчас кину.
Мальчишки кидали в землю ножик.
Митька кинул с переворотом. У него ловко получилось. Ножик воткнулся в голую землю. Мальчик тут же прочертил полосу и снова кинул.
– В ножички играете? – с одобрением спросил я, подойдя к ребятам.
– Ага! – похвастался Славка. – Здорово! Нас Гурька научил!
– Гурька? – подняла брови Лизавета. – Всё ясно! Вот кто наших ребят таким играм учит! Давай к нему, он сейчас дома сидит. А ножик я ваш заберу.
– Эй! – возмутились мальчишки.
– Ладно тебе Лиза! – взял сестру за руку Влад.
– Это не игрушка!
– Серёня, ну скажи ты ей! – с отчаянием попросил Митька.
Малыши с такой надеждой посмотрели на меня, что я не мог их бросить.
– Не надо, пусть играют, – остановил я Лизу, взяв за другую руку. – Мы тоже в ножички играем и никто до сих пор не порезался.
Лизавета дулась на нас до самых гаражей. Там, где кончалась последняя трёхэтажка, вожатая поправила свой берет и вошла в подъезд. Оттуда донеслись её требовательный голос и вялые Гурькины оправдания.
Гурька вышел из подъезда, ёжась на холоде. Лиза вышла следом.
– Ну чего ты меня как маленького? – возмущался Гурька.
Он был в синей майке и голубых шортиках, в шлёпанцах, почти не загорелый в отличии от нас с ребятами. Лиза вытащила его из квартиры и не дала даже одеться. Гурька то и дело посматривал на свой балкон, где он обычно и занимался своими ракетами вне кружка.
– Ничего, пусть на тебя твои друзья посмотрят! – раздражённо сказала Лиза, тащя упирающегося Гурьку за руку.
– Привет, – улыбнулся я. – Ты чего не выходишь?
– Занят, – уклончиво ответил Гурька.
Гурька в последнюю неделю вообще не выходил к нам во двор. Нам он как-то сказал, что делает новую ракету. Испытывал он их на пустырях, но иногда они залетали кому-нибудь в форточку…
– Ты научил мальков в ножички играть? – набросилась на Гурьку Лизавета.
– Ну я, а что?
– Зачем?
– Ну Лиза, чё ты привязалась, а? – вступился за Гурьку Влад.
– Ну я играл, – уклонсчиво сказал Гурька, – а они попросили научить. Что я, помочь ребятам не могу?
– Завтра сбор пионерских отрядов, – объявила Лизавета. – Обсуждать будем тебя, и таких, как ты. И только посмей не явиться!
Лиза зашагала по улице, щёлкая сандалетками. Гурька показал ей язык.
– Только орать и умеет, – раздражённо буркнул Гурька. – Как ты Владька только терпишь эту вредину…
– И не говори! – невесело хихикнул Владик. – Меня она просто достала, приходится у Вьюжаниных иногда ночевать.
– Вредина! – сердито дёрнул плечом Гурька.
– Ничего, – небрежно отмахнулся я, – нам от неё больше достаётся.
Гурька сердито засопел, разглядывая свои зябнущие ноги.
– Ну как ракета? – спросил я у друга.
– Уже почти готова. На выходных запускать будем.
– Нас позовёшь? – спросил я.
– Позову, – улыбнулся Гурька.
– Ладно, мы пойдём. Если что, мы тут, рядом.
– Ага.
Гурька ушёл строить ракету, мы же прошли под идущими над дорогой ржавыми трубами и зашли за гаражи.
– Мальчики, я долго вас ждать буду? – окликнула нас Лизавета.
– Опять она будет нас воспитывать! – фыркнул я и мы пошли за вожатой.
– Гурька, выходи! – крикнули какие-то мальчишки.
Я обернулся назад. Гурька вышел на улицу и заговорил с хулиганами из наших дворов, с которыми я дрался. Потом они все вместе свернули за угол…
5
Солнечный день медленно клонился к вечеру. Мы пришли на линейку, на которой снова говорили о нашем плохом поведении и пеняли нам, что мы ни одной лужи не пропустим и каждый раз нас хоть выжимай. А через неделю мы с отрядом уходим в поход сразу после уроков! С линейки я убежал гулять. Солнце спряталось за хмурые тучи. Ветер носил клейкие тополиные почки. Ребят, которые играли на улице загоняли ужинать.
У кого-то играла музыка на балконе. Как раз подстать погоде:
"Просвистела, и упала на столе,
Чуть поела, да скатилась по золе
Убитых песен, да мне нечего терять.
Мир так тесен, дай-ка брат тебя обнять!"
Я вернулся во двор и пошёл играть с ребятими в земельки.
Лиза опять как-то нашла нас, когда мы пили газировку и напомнила, что сегодня вечером будет отрядный сбор, на котором займутся нашим поведением.
Еле от неё отделались!
Я показал вожатой язык и решил пойти с ребятами погонять мяч. Я выглянул во двор, но ребята ещё не собрались, потому, что сегодня играть было рано. Мяч был у Павлика, а он играть мне не даст.
Сунув за ремень жёлтую пластмассовую шашку, я убежал звать Гурьку гулять. Но Гурька убежал на кружок космонавтики, а я двинулся босиком по улице и стал думать, чем заняться до пионерского сбора.
– Серёня! – догнал меня Костик. – Ты куда?
– Да так… гуляю, – пожал плечами я. – А ты?
– Да я тоже…
Мы пошли вместе, рубя моей шашкой сухие сорняки.
– А давай с бойлерной спрыгнем? – подал идею Костя. – С зонтом!
Мы погляделим на бойлерную. Она была выше, чем подстанция…
– Высоко… – озабоченно заметил я.
– Ты же с подстанции прыгал! – напомнил мне Костя.
– Ага, знаешь, как я тогда испугался?! – вздрогнул я.
– И чуть в крапиву не залетел, – сказала подошедшая к нам Светка.
– А сама бы не прыгнула!
– Я не такая дура.
– Вот и молчи!
Мы обошли бойлерную. Прыгать можно было, если только попасть в тот бурьян возле балкона пятиэтажки…
– А чё, давай! – покусав губу, наконец согласился я и надел кроссовки.
Костик убежал и вернулся с зонтом. Мы влезли на крышу и двор сразу стал маленьким. Снова подступил тот страх, как тогда, на крыше подстанции.
– Ну же, тут низко! – отрывисто крикнул Костя, слезая вниз.
Я раскрыл зонт.
– Вьюжанин, не смей! – попыталась остановить меня Светка.
– Да ну тебя, – раздражённо отмахнулся я, – вредная, как крапива!
– Вьюжанин! – взвизгнула Светка, но я уже летел вниз, в порывах ветра.
Вдруг что-то ухватило зонт и чуть не выдернуло его из моих рук.
– Серёнька! – в испуге крикнул Костик.
– Костя, что это?
– Ты на проводах застрял!
Я поднял голову вверх. Да, провода, а рядом качался бетонный столб.
– Прыгай!
– Высоко!
– Да здесь трава! Здесь мягко!
Я зажмурился и прыгнул. Приземление было жёстким, я разбил коленку и оцарапал локоть. Провода зазвенели, и зонтик упал на землю.
Костя поднял его и полез наверх.
– Вы что, опять прыгаете?! – крикнул набегу вожатый Илька Громов.
– Бежи-и-им! – быстро сориентировался Костя.
Он спланировал с зонтом вниз с крыши и мы бросились прочь, остановившись только возле подстанции.
– Вы, мальчишки только хулиганить и умеете! – прозвучал рядом укоризненный голос. Мы аж подскочили на месте. Это была вожатая Лизавета.
– А мы… – промямлил Костик. – Мы ничего… А что мы сделали?!
– Я пыталась их отговорить! – выросла рядом со мной Светка.
Лизавета стала копаться в своей медицинской сумке. Сколько боли и мучений мне пришлось вытерпеть! Сколько нравоучений обрушилось на меня и на испуганного Костика, пока мы шли в отряд.
Вожатая выдохлась, заявив напоследок, что мы просто несносные и пропащие люди, что мальчишек хуже нас, она ещё никогда не видела…
6
А в отряде за нас взялись воспитатели. Об игре в парашютистов они уже знали и провели с нами целую лекцию, как опасно играть в такие игры. Зато среди ребят мы с Костей ходили в героях. Всем хотелось так прыгнуть. Костя потом достал из крапивы зонт и побежал домой прятать его от вожатых.
Я вышел гулять в шесть часов после занятий. Гурька уже сидел на трубе во дворе и ждал меня. Другие мальчишки смотрели сейчас мультики.
– Серёнь, может мяч погоняем? – беззаботно предложил Гурька.
Прибежали ребята и мы стали играть в четыре угла.
– Серёня! – нас догнала мама. – Сходи за молоком.
– Ну мам, мы же играем! – зныл я.
– Я что ли должна за ним идти? – с укором спросила меня мама. – Совесть-то у тебя есть? У меня и без того дел по горло…
– Ладно, я сейчас, – повернулся я к ребятам.
Мама дала мне авоську с пустыми бутылками из-под молока. Я побежал в наш продмаг, но тот был закрыт на учёт. Меня подмывало вернуться и сказать маме, что молока нет, но тогда мама сама пойдёт за ним неизвестно в какую даль и я побежал к аэробусной остановке.
Проспект гудел и дышал зноем и запахом тополиных почек. Я вошёл в гастроном. Играло радио, по кафельному полу, зелёным стенам и подоконнику плясали световые пятна. Жужжала, стукаясь о стекло муха…
Крикливая продавщица наливала в бутылки молоко.
В продмаг въехал на скейтборде рыжий мальчишка лет десяти.
– Совсем стыд потеряли! – закудахтали какие-то бабки с бидонами. – Гоняют, как бешеные по улице, теперь в магазине хулиганят!
Мальчишка встал за мной и я слышал, как шумно и жарко он дышит.
– Со скейтами не пускаем! – визгливо крикнула уборщица мальчику.
Очередь зашумела. Все взрослые начали возмущённо поглядывать на нас и говорить, какое у современных мальчишек плохое поведение.
А рыжий мальчишка не мог устоять на месте. Он стоял одной ногой на скейте, другой на полу и катался туда-сюда, и вдруг загремел вниз.
– Ты что, совсем очумел? – никанулись на мальчишку взрослые. – Здесь гастроном, а не твой детский сад!
– Это вы очумели! – накалённо воскликнул я. – Вам бы так треснуться!
И я помог мальчишке подняться.
– Какой нахал! – понеслось по очереди возмущение.
– Извините… – смущённо попросил мальчик.
Наконец настала моя очередь. Продавщица налила мне молоко и я зашагал к окну, чтобы застегнуть кроссовку. А мальчишка подкатил на скейте к продавщице. Та увидела скейт и подняла крик.
– Ты что хулиганишь?! – кричала она, как дурная. – А ну выметаяся отсюда!
– Мне же только молоко налить!
– Я тебе что сказала? Выметайся, малолетний хулиган!
И схватив мальчика за волосы повела его к выходу. Мальчик отчаянно закричал и заревел, а взрослые не пришли напомощь мальчишке, две бабки одобрительно закудахтали словно так и надо…
– Мама! – отчаянно закричал мальчишка.
– Не трогать! – громко, на весь магазин сказал я, хватая продавщицу за мясистую руку и вырывая из её цепкой хватки зарёванного мальчишку.
– А ты наха-а-ал… – взбеленилась тётка. – Да я тебя…
И захлебнулась от собственной злобы.
– Справилась с маленьким, да? – разозлённо крикнул я, заслоняя от тётки зарёванного мальчишку. – Говорящая ветчина!
На миг в продмаге воцарилась тишина. Все смотрели на меня с кислым видом и такими глазами, будто я прилетел сюда с другой планеты.
Глава VII
Жорик хулиганит
1
А на улице смеялось весеннее солнце, отражаясь в окнах домов, играя на белой плитке и искрясь на мозаичных панно. Зеленели первые листочки на деревьях, пахло опавшими почками, качали головами тополя…
Светлый город радовался солнцу и весне, не замечая, что случилась беда.
На горячем асфальте пузырилась кем-то разлитая газировка, ветер гонял по пустынной улице тополиные почки. Белели бумажные кругляшки от мороженного, и мы сами с мальчишкой шли по улице и лизали одно на двоих.
– А я тебя знаю… – мальчик вытер последние слёзы и за слезами показались красивые карии глаза. – Ты тот мальчик из пионерского отряда.
– И я тебя знаю, – ласково улыбнулся я мальчишке. – Ты в школьном кружке юннатов занимаешься!
– Ага! – лучисто заулыбался мальчишка.
О вредной продавщице мы почти забыли, но смутная досада не уходила и я в который раз мучительно думал, откуда берутся такие горластые тётки, наглые, вредные, которым мы, дети поперёк горла?
Сегодня всадники успели прийти навыручку, но сколько вот таких же мальчишек сейчас где-нибудь плачут и зовут напомощь?
– А как тебя зовут? – спросил меня мальчик.
– Серёня, – глазея на белые высотки проспекта, ответил я.
– А я Родька… – улыбнулся мальчик. – А я знаю, ты Серёжа Каховский!
– Да ну брось, – рассмеялся я. – Слышал бы, что обо мне говорят в школе, а уж как называют в отряде!
– Как?
– Ну… Дитя улицы, бедствие, уличный пират…
Родька заулыбался. Хорошая это была улыбка, весёлая, честная. Я лизнул мороженное и отдал его мальчишке:
– На, лопай.
– А ты? – искоса посмотрел на меня Родька.
– Мне больше нельзя. Мне к зубному надо.
Мы остановились возле мальчишкиного подъезда.
– На, держи молоко, – протянул я Родьке две бутылки.
– А как же ты? – поднял на меня растерянные глаза Родька.
– Да я обойдусь, – небрежно махнул я рукой Родьке.
– А всё равно ты на него похож, – убеждённо и серьёзно сказал Родька.
– На уличное бедствие? – с дружеской иронией рассмеяляс я.
– На Серёжу Каховского! – сказал Родька и помахав мне, побежал домой.
Я тоже помахал ему и помчался в поликлинику, к зубному, который вырвал мне очередной шатающийся молочный зуб. Я даже не ойкнул, а когда врач выпустила меня, подарив резиновую змейку, я со всех ног бросился на улицу, чтоб ещё успеть поиграть с ребятами, пока в отряде не начались занятия.
– Где тебя так долго носило, моя радость? – с ласковым упрёком спросила меня мама.
– Да так, мороженное лопал, – улыбаясь, неопределённо пожал я плечами.
– А где молоко? – прищурилась мама.
– Мне не хватило, – соврал я, виновато опустив глаза.
А после мультиков я вышел гулять. Мама не хотела меня отпускать, но я всё равно вырвался во двор, где меня ждали ребята.
– Куда ты сейчас побежишь? – с лёгким беспокойством спросила меня мама, как всегда убеждённая в том, что отпуская меня на улицу, я непременно что-нибудь натворю, подерусь или влипну в историю. – Уже поздно.
– Ну мам, все ребята сейчас гуляют! – с отчаянной мольбой возразил я. – Меня в отряде ждут…
И убежал в отряд, потому, что начиналась моя вахта.
Я мыл полы в физкультурном зале. Жорик скакал рядом и пытался отнять у меня половую тряпку и всячески мешал убираться.
– Будешь пиратничать-на шкаф засуну! – строго пригрозил я индикатору.
– Это он у малышей научился, – весело заметил Ваня Спицын, который дежурил вместе со мной. – Видел бы ты, что он утром творил!
– А мне одни мучения, – обиженно проворчал я.
Мы вымыли полы, потом я пошёл во двор, собирать мусор. По улице шли две тёти из уличного комитета и тут они как подскочут, как завизжат!
Из окна вылетел индикатор, гремя ведром, размахивая шваброй и половой тряпкой и тёти мигом оказались на лазалке.
– Жорик, ты чего хулиганишь? – бежал за ним командир знамённой группы Ваня Спицын.
– Уберите его, уберите! – визжала длинная тётка.
– Это безобразие! – вопила, как испорченная труба толстая. – Хулиганство!
Жорик скакал, как дикарь, пел хулиганские песни и тётки сбежали от нас еле живые, да ещё толстая села в лужу.
– Ес! – воскликнул я. – Молодец Жорик!
Жорика мы с Ваней еле загнали в отряд, а скоро вахта кончилась и я пошёл показаться маме и рассказать ребятам, что натворил индикатор.
– О, привет, куда бежишь? – раздался сверху голос Лёнчика.
– Привет, – обрадовался я. Лёнчик с сестрой сидели на крыше гаража и рассматривал вклыдыши от жвачек. Алёна ёрзала и болтала ногами.
– Гурьку видели? – спросил я друзей.
– Его мама домой загнала, – небрежно махнул рукой Лёнчик. – Лодька тоже дома сидит…
– А чё они гулять не выходят? – удивился я. – Рань какая, гулять надо!
– Гурька теперь по ночам гуляют, – всё так же небрежно заметил Лёня. – Мы сами видели из окна. Докань, Алён?
– Он с какими-то ребятами всё время у гаражей встречается, – насупясь, пояснила Алёна. – Вчера камнями стекло магазина высадили…
– Ага, – кивнул Лёня. – Тёмычу вчера влетело, а его приятели сбежали…
– И Лодька с ними тоже, – печально добавила Алёна.
– Лодька? – ещё больше удивился я. – Он тоже с ними дружит?
– А чего тут такого? – развела руками Алёна и улыбнулась. – Они же с Гурькой лучшие друзья. Их квартиры рядом.
Я влез в лужу и поплёлся к себе во двор, и шёл словно в воду опущенный. Двое наших ребят из отряда связались с хулиганами!
"Что же дальше будет? – мучительно думал я. – Что с ними станет?"
А дальше неизбежное, если связался с хулиганами…
Они начнут прятать свои пионерские галстуки в карман, словно в душе стыдясь их показывать, когда начнут бить лампочки и лупить ребят во дворе…
Ночные прогулки, джинсы-клёш, карты украдкой на заднем дворе или под партой. Или чем ещё занимаются всякие хулиганы и стиляги?
Меня ругали учителя за то, что я читаю книги под партой во время уроков. У этих отбирают карты, которые они не успели сунуть в карман, и жвачку, которую вовремя не прилепили под парту.
С нагловатыми ухмылками такие спорят и ругаются с учителями. И всё им не интересно, на всех они плюют, бьют стёкла, обижают малышей…
И на душе у меня стало так муторно, словно это я сам дружу с такими типами, словно это я ломаю игрушки и луплю малышей в песочнице.
Но я не мог связаться с хулиганами! Не мог и всё, потому, что противно!
"А они почему связались с ними? – упрямо спросил меня внутренний голос. – Они ведь тоже присягу давали в отряде! Что с ними случилось?"
Этого я не знал, и всё ещё машинально, думая о Гурьке и Лодьке, как о друзьях, мысленно старался их оправдать, найти объяснения их поступку.
Случилась беда, но всадники не смогли прийти напомошь…
В глазах защипало. Я потёр их кулаками. Мне непреодолимо захотелось зайти за гаражи и зреветь, только чтобы никто из ребят не увидел…
2
А утром у нас неожиданно устроили контрошку по арифметике. Это уже вторая за эти две недели. Вытерпеть её было не возможно! Я то и дело смотрел в окно, за которым светило солнце и бесились малыши. Я смотрел на озеро. В окно виднелся мир, где было куда интереснее, чем в школе. Таня ходила по классу выискивая тех, у кого шпаргалки, чтобы влепить двойку. Наконец прозвенел звонок и мы вылетели из класса.
– Вьюжанин, что у тебя с рукой? – остановила меня дежурная Катя.
– Ничего, – ответил я, спрятав заляпанную чернилами руку в карман.
– Опять измазался! – всплестнула руками Катя, всё-таки увидевшая чернильные пятна на моих пальцах. – А что ты сделал со своим лицом?!
– А чего? – ощетинился я.
– Видел бы ты, как измазался! – бушевала Катя и повела меня умываться.
Катя мучила меня пять минут. Сначала она тёрла мне руки, потом тёрла лицо, а кусачее мыло лезло мне в глаза. Я отчаянно вырывался, да куда там! Катя была сильная, хоть и девчонка.
– Ай, отпусти меня паразитка! – выл я, отбиваясь от Кати. – Злюка-колюка!
– А ты бы руки чаще мыл и умывался! – огрызнулась Катя. – Устала я с вами воевать! Половина ребят приходят на занятия с немытыми руками. Ещё больше ребят не только не моет руки, но даже не умывается по утрам, и не чистит зубы! Да ещё в школе пачкаетесь и микробов хватаете!
– Сама ты микроб!
– Я тебе пообзываюсь! Ещё раз придёшь в школу не почистив зубы…
– Я чищу, честное пионерское!
– Вижу я, как ты чистишь! А потом зубной тебе зубы сверлит!
– Вредина! – выпалил я и ушёл от Катьки помятым, мокрым, но чистым и побежал в класс. У нас сегодня ещё были два урока окружающего мира.
Но окружающего мира в этот день не было. И замены не нашлось. Нас отпустили по домам. И другие классы тоже отпустили на улицу. Школа стояла непривычно тихая. С улицы долетал ребячий гомон и смех.
Гурька в эти дни ко мне ни разу не подошёл. Мы поссорились из-за машины "Бархан", которую он хотел раскурочить и опять здорово подрались. Нас разнимала какая-то большая и толстая девчонка с торчавшими из-под берета рыжими косичками. И наябедничала на нас в совет дружины…
Я вышел из школы и полез на паутинку. Верхушки домов горели белезной на солнце. Во дворе лежала тень. Гудела бойлерная…
– Вьюжанин! – остановила меня во дворе Катя.
– Чего?
– Радуйся! Совет решил принять твоего Митьку в пионеры.
– Чё, правда? – оживился я. – А когда?
– В мае, после экзаменов, – сообщмла Катя. – Сам ему галстук повяжешь. Ты ребятам скажи, чтоб приходили.
– Скажу! – мигом повеселев, ответил я.
Митька молодец! Вот уж кого надо принять в пионеры! Жаль только маленький, учится в третьем классе. Но Митька уж точно галстук будет носить гордо, а не прятать его в карман, чтоб не застукали с ним за игрой в карты…
"Митька не станет, как эти! – с чувством подумал я. Но меня тут же кольнула тревога. – Или станет? Эти ведь тоже были маленькими, как Митька…"