Сергей Давыдов. Засекреченный город

Мы изумлённо глядели на это странное явление.

– Идём посмотрим, что там? – наконец решился я.

– Может ребят позовём? – неуверенно топчась на месте, предложил Влад.

– Не бойся, мы только посмотрим…

И всё ещё не веря в то, что случилось, мы шагнули в лес. Наши шаги отзывались каким-то странным эхом, которого никогда здесь не было, а под ногами громко скрипели обломки мозаики и стекляшки.

У леса стояли заросшие мхом дома с битой мозаикой и окнами.

– Куда исчезла наша улица?! – поразился Даня. – Что мы натворили…

– Странно… – оторопело вымолвил я. – Всё вроде похоже… Только это не у нас будто…

Дома неприветливо таращились на нас тёмными глазами окон.

– Пойдёим отсюда… – неуверенно сказал Тим, взяв меня и Даню за руки.

Вскоре показался ельник, за которым начиналась улица, по которой шли башни высоковольток и белые девятиэтажные дома. Но вместо улицы мы увидели обрыв, весь заросший сорными травами.

– Ух ты, где мы очутились?! – оторопело воскликнул Даня.

– Сам не знаю… – испуганно выдавил Тим.

– Давай спустимся, посмотрим… – предложил Влад, но его голос звучал неуверенно. Я взял друга за руку.

И мы стали спускаться вниз. Трава шуршала у нас под ногами. Внизу из травы торчали какие-то замшелые бетонные столбы с круглыми дырками и обрывками проводов, плиты, покрытые мозаикой, ржавые железяки, которые были какими-то механизмами. Среди трав белела подстанция…

Неожиданно мы заметили, что мы здесь были не одни. Откуда-то справа, из-за подстанции до нас доносились странные звуки. Что-то скрипело и скрежетало, но не мерно, а с перерывами. Мы пошли на звуки.

– Тише! – предостерёг я ребят.

Выглянули за угол и тут же увидели первого жителя этого странного и пугающего места. Он был похож на человека, но по вытянутому лицу с выступавшей вперёд нижней челюстью, из которой торчали ржавые болты вместо зубов и искажённой фигуре мы поняли, что это не человек.

– Тише! – в испуге ахнул я. – Прячемся! Это гмох!

– Кто?! – в недоумении спросил Даня.

– Гмох, – с тревогой повторил я. – Житель зоны!

Верх лица жителя зоны был в старом противогазе с порванным хоботом дыхательного шланга. Стёкла были выбиты, вместо глаз светились маленькие лампочки, как от фонарей, которыми пользуются сталкеры. На голове ржавый шлем. Одет он был в старую, порванную резину химзащиты, сбоку болталась противогазная сумка, из-под химзы виднелись лохмотья формы гражданской обороны. Тело при каждом движении скрипело и звякало, как набитая хабаром сумка сталкера. Сквозь дыры в химке и одежде проглядывало ржавое железо.

– Тише, не шевелитесь, может мимо пройдёт! – горячо зашептал я.

– Серёня, а кто это? – спросил перепуганный Влад.

– Это гмох, дух ядерной войны! – вместо меня ответил Тим. – Их по зонам отчуждения много бродит…

– И прячут хабар от сталкеров, – кивнул я. – Вредные-е-е!

А руки и ноги существа! Руки были из каких-то ржавых труб, железных шлангов, переплетены проводами. Вместо суставов на пальцах виднелись гайки и болты, а кончики пальцев были ржавыми патронами. Ноги тоже были из шлангов и каких-то железных труб и проводов и обуты были в резиновые сапоги ликвидаторов техногенных аварий. Из одной ноги торчал столбик со знаком радиационной угрозы, вместо колена на другой ноге скрипел фильтр противогаза, а на поясе потрескивал дозиметр. Одно плечо было опутано колючей проволокой, на другом скрипели какие-то непонятные железяки.

– Здесь раньше ничего этого не было! – тревожно зашептал Тим. – Откуда оно взялось?

– Мы запустили какой-то механизм… – догадался Влад, нервно сжав мою руку. – Может из-за этого, а?

– Не знаю, может быть…

– Тише! Слышите?

Оно нас заметило. Но не гмох был самым страшным в этом странном месте. Вдруг заскрипели и закачались столбы. Что-то шло к нам из небытия…

7

Вдали раздавались уже знакомые нам глухие удары. В воздухе висел таинственный звон, будто где-то рядом работала какая-то электроника. И тут в воздухе раздались новые звуки. Стук колёс о рельсы и гул, с какими приближается поезд. Они становились всё ближе и чётче, двигаясь на нас, словно навстречу и впрямь щёл по невидимым путям поезд…

– Поезд… – заметил Влад и обеспокоенно завертелся.

– Откуда здесь поезд? – в недоумении всплестнул руками я. – Здесь и железной дороги-то нету…

А невидимый поезд всё приближался. Но звуки были странными, они словно растягивались, а эхо запаздывало.

– Пойдём отсюда! – потянул меня за руку испуганный Тим.

– Смотрите, там наши гаражи! – обрадованно воскликнул Данька.

– Врёшь!

– Да вон они, не видишь, чтоль? Вон и забор…

Я повернулся туда, куда указывал брат и увидел и гаражи, и забр.

– Ага… – только и выдавил я.

Мы добрались до забора и замерли. За забором тянулись сверкающие плиткой и стёклами окон дома нашей улицы. Под балконом стеклянно блестела вода прудика, и убегала вверх по улице бетонка.

– Лезем скорей, и за ребятами! – предложил я.

Мы перелезли забор и сразу очутились в привычном мире. Оглянувшись назад, мы едва не потеряли дар речи.

Зона в которой мы очутились исчезла, а вместо неё шумели высоченные ели, а за ними проглядывали дома и высоковольтки.

– Как мы здесь очутились? – удивлялся Данька, когда мы шли обратно, к водонапорной станции. – Мы же совсем в другом месте шли…

– Зря мы эту железяку запустили… – сокрушался Влад.

– Давайте выключим? – предложил я. – Вчетвером справимся!

– Побежали! – согласился Тим.

Трубы, которые на наших глазах рассыпались в ржавую труху стояли на месте и свиду будто ничего не произошло…

– Ничего себе… – хлопнул себя по лбу Владик.

– И не говори… – моргая от изумления, согласился я.

– Ребятам скажем? – в нерешительности закусил губу Тим.

– Ага, а они нам поверят?

– А давай ещё раз туда пойдём…

– Ты спятил?! – всплестнул руками Тим. – А вдруг оно ещё там?!

– А чего, надо же убедиться… – пожал плечами Даня.

Я прошёл под трубами и мы вновь пошли к высоковольткам. Наши шаги больше не отдавались эхом, а под ногами не скрипели мозаика и стекляшки.

Свернув направо мы замерли от изумления. Мы оказались на знакомой с детства улице. Дома с выбитыми окнами исчезли, и только чуть колыхалась радиоактивная крапива. Ржавые железяки тоже исчезли. Изумлённые и напуганные, мы вышли к высоковольткам. Гмох и мусор пропали.

За поросшей радиоактивными сорняками улицей гудел проспект. А где-то за ними, в зелени неведомого мира исчез поезд-призрак…

Глава IV

Тихий омут

1

Битая мозаика и стекло скрипели при каждом моём шаге по заросшему радиоактивным мхом кафелю, и искрились в воде, которая лёгкими струйками бежала по нему. Из сорняков торчал знак радиационного заражения. Мои шаги и скрип мусора рождали эхо в этом тихом странном месте. И вот я наконец до неё добрался. Заброшенная станция белела среди зелени. Здесь пропадают люди. Здесь часто видят какой-то странный поезд, который увозит вникуда, в зону тех, кто в него войдёт. И больше они не возвращаюлись назад. Но здесь была и стрелка. Мне нужно найти её и перевести пути…

Вдруг за моей спиной раздался стук и скрежет. Что-то лязгнуло и затихло. Я обернулся и замер от страха. На меня смотрели тёмные тамбуры, а в темноте недобро горели чьи-то жёлтые глаза…

Я проснулся и побежал умываться, а за тем выбежал во двор.

Мальчишки разговаривали о зоне…

Я вспомнил и сталкерскую байку о создании в тумане, которое проникает в сознание живых существ и создаёт обманчивые илллюзии о своём облике и местонахождении. Опасная биологическая дрянь… Говорят это некая желеобразная масса с пси-излучением, которое порабощает сознание живых существ. Результат неудавшихся эксперементов по созданию пси-оружия, за основу которой взяли биоотходы из заброшенных лабораторий зоны, но создание в тумане вышло из-под контроля и зомбировало учёных…

Были байки и о какой-то радиоактивной дряни, паразите, который заражает тело сталкера, собаки или ещё какого-нибудь мутанта спорами и эта зараза захватыает мозг, а вместо головы появляется нарост с щупальцами, уходящими в тело. Сталкер сам становится разносчиком заразы, а она может использовать некоторые навыки поглощённой жертвы…

Но ещё опаснее их была мимикрия… Эта дрянь может имитировать голоса, манипулирует мёртвыми сталкерами, считывает информацию из мёртвого мозга, заставляет труп ходить, жестикулировать и говорить, заманивая живого сталкера в ловушку. Марионетка жалобным голосом просит жертву о помощи, уговаривает, умоляет его пройти с ним, в логово мимикрии…

Сыграв два кона в сотки, мы с мальчишками побежали в отряд.

Из отряда мы вышли только в четыре часа вечера. У нас было каратэ, и игра в пионербол. Эту игру я терпеть не мог, зато она нравилась девчонкам. А через час нас повели в бассейн сдавать нормативы по плаванию. Из бассейна мы разошлись по дворам. Я зашёл за ребятами, мы сделали самолёт и полезли на крышу запускать. Самель улетел на пустырь и перелетел грязный канал. Мы побежали за ним и остановились на выложенной из бетонных плит набережной.

Дальше тянулись высоковольтки.

– Ну что, слезаем вниз? – предложил Владик, посмотрев с гаража на трубы. – Я видел, как он к высоковольткам летел…

– А может он где-то здесь, во дворах? – заметил я, задумчиво глядя на высившиеся над нами балконы двух домов.

– Да не мог он туда улететь! – небрежно отмахнулся Тим.

– А помнишь, как один раз он залетел тому бармалею на балкон? – напомнил я брату и встал на мысочки, чтобы лучше видеть.

– Это которого мы дразнили?

– Он самый! Он на водонапорной станции работает.

– Суётся везде… – раздражённо проворчал Тим. – Ребята змея запускают, а он на них орёт, чтоб слезали!

– Мы играли на гараже сегодня, – вспомнил Лёнчик, – ну вас ещё не было, так он хотел нас и оттуда согнать! Наябедничать председателю грозился!

– Ябеда! – в сердцах сказал я.

– На него самого надо!..

– Угу!

Мы помолчали, огляделись по сторонам. Самолётик мы так и не нашли, и вернулись с пустыря во дворы, влезли на гаражи и поиграли в коли. Я спрыгнул с гаража, и пошёл к осушенному бассейну. Ветер качал крапиву, которая росла по кафельным бортикам. Солнце золотило бурьян.

Я стукнулся коленкой о поржавевший знак радиационного загрязнения, потёр её, и где-то заиграла музыка:

"Мир встал на колени,

Встал на колени после удара.

Этот мир тает под снегом,

Тает под снегом, плачет дождями слабыми…"

Мне всегда делалось грустно, когда я её слышал. Это была песня о ядерной войне, которая выжгла, отравила радиацией всю планету, а радиация породила монстров, обитавших в зоне… Ведь это мы, люди, за один только двадцатый век устроили четыре ядерные войны! Мы были виновниками гибели старого цветущего мира, мы убили планету… И мы породили ту зловещую радиоактивную дрянь, которая расползлась по всему свету…

– Пацаны, я ужинать, – объявил Саша Жариков, вылезая из лужи и сунул мокрые ноги в кроссовки. – А то мамка потом гулять не пустит…

– Я тоже пойду, – сказал Костик Раскатов. – Встретимся здесь через час?

– Ага! – кивнул Данька. – Вы знаете что? Принесите самолётики. Ну из авиационного конструктора. Запустим!

– Принесём! – откликнулись Саша и Костя и разбежались по домам.

Я проводил их взглядом, потом перевёл взгляд на крапиву и вздохнул.

– Вот и остались мы одни, во дворе… – с лёгкой грустью вздохнул Тим.

– А нам ещё родителей ждать, – невесело вздохнул Владик.

– У тебя же сеструха старшая есть, – весело пихнул я Влада коленкой.

– Ага, – насупленно хмыкнул Влад, – она когда из отряда ещё прибежит.

Мы поиграли в ножички, потом сжевали одну на четверых жвачку. Влада скоро позвала вернувшаяся с работы мама и мы остались сидеть на трубах одни.

– Я через час выйду! – махнул рукой из окна Владик.

Во дворе сейчас было скучно.

– Айда купаться! – слез вниз Данька.

Мы окунулись на озере, влезли на ржавые трубы, спрыгнули, и пошли босиком по нагретой солнцем пустынной бетонке куда глаза глядят…

4

Улица кончилась и за забором открылся большой пустырь. Весь он желтел от одуванчиков. Стрекотали кузнечики. Сайва зелёной стеной встала над ним и дышала на нас вечерней свежестью. Солнце садилось за высотки.

Мальчишки гоняли мяч, пинали его в стену дома. Другая стайка ребят играла в заразки, которые у нас во дворе иногда называли крысами.

– Кирик, не ходи, он тебя за углом пасёт! – крикнул какой-то стриженый босоногий мальчишка в жёлтых шориках и футболочке, спасаясь от гали.

Вытянув руки со скрюченными пальцами, мальчишка в зелёной кофте с капюшоном, в старом противогазе на лице выскочил из-за угла следом за ним и погнался за весело визжащими приятелями. Мы тоже побежали играть.

– У-у-у-у! – показал я язык гале, ловко ускользнув от его рук.

Из-за леса донёсся гудок вечерней электрички.

– А слабо сейчас на откос, когда темно? – спросил меня и Тиму Данька, после третьего кона игры в крысы.

– Спорим я не испугаюсь?! – с вызовом ответил Тим.

– А махнём опять на заброшенную станцию? – подал идею я.

Спустившись в канаву под балконами пятиэтажки, мы зашагали по замшелым плитам. Солнце висело над чёрными верхушками леса, когда мы втроём спустились в кювет и пошли вдоль забора, по берегу ручья к станции.

Идти туда было боязно. Всё-таки станция "Гмохово" заброшена. И там останавливается тот странный поезд…

– Ну её… – вздрогнул Тим. – Вдруг там привидения?

– Это же станция, – резонно заметил Даня, потирая оцарапаный локоть. – Мы же не в город-призрак идём…

– А вдруг там этот странный поезд? – забеспокоился Тим.

– Да чё ты трусишь, – уговаривал Даня. – Подумаешь железяка ржавая!

И всё равно, после вчерашней встречи с невидимым поездом идти на заброшенную станцию "Гмохово" было страшновато.

Но в город-призрак конечно же было идти куда страшнее. А они кое-где ещё стояли, свиду пустынные, заросшие, смотрели неприветливо тёмными и пустыми глазницами выбитых окон. И что-то нехорошее ждёт тебя там, прячется в сорных травах и пустых квартирах, ведь хоть в этих мёртвых городах нет жителей, они всё равно не пустуют…

– Катя тоже этой станции боится, – вспомнил я, поглядывая на лес.

– Чего ей бояться? – удивился Тим. – Она же самая старшая у нас в отряде.

– Но она же девчонка… Она меня за малышами просила смотреть, чтоб на этой станции не играли. Я слышал, там пропадают люди. Там что-то странное, случается. Двое больших мальчишек пропали…

– Станция, как станция…

– А на самом деле она, как тихий омут, – возразил я, прислушиваясь к окружающим звукам. – Что-то затягивает туда людей и они не возвращаются, а те, кто возвращались-сходили с ума…

– Лезем, – решительно сказал Тим и первым влез на перрон.

На станции было непривычно тихо. Поезда не ходили и наши шаги отдавались звучным, чуть запоздалым эхом. Здесь было зябко. То и дело с путей налетал ветер и зной здесь не ощущался.

Вечером станция становилась местом таинственным, населённым привидениями, когда солнце тонуло в багряных облаках на закате. Неясными тенями они бродят по шпалам, проносятся на ржавой электричке в бледном, призрачном тусклом мерцании. А окна горят ярким жёлтым светом…

Вдруг что-то ржаво заскрипело и грохнулось в канаву.

– Что это было? – испугался Тим.

– Кажется что-то загремело в крапиву… – заметил я, оглядываясь по сторонам.

– Без тебя знаю!

Я пнул какую-то гайку.

Данька тоже пнул ногой гайку и та полетела на пути, глухо с металлическим звуком, стукнувшись о жестяной знак на столбике рядом со станцией. Эхо повторило этот стук, а гайка упала на бетон. Но эхо было какое-то странное. Оно запаздывало, как бывает в грозу, когда видишь молнию и уже потом слышишь гром. И оно было звучное, гулкое, словно в туннеле.

– Странное тут эхо, – обеспокоенно сказал Даня и снова пнул ногой валявшуюся на пустынном перроне железку. – Может здесь искажение?

Железки летели во все стороны, и в крапиву, и в сетку забора. Эхо отвечало нам, но почему-то запаздывало.

– Слушайте, а давай кто дальше? – предложил я братьям.

– Давай! – согласился Тима.

Мы набрали в канаве на кафельном дне ручья гаек и болтов и стали кидать на соседний перрон и в забор.

Данька кинул болт и тот угодил в крапиву. И тут же что-то заскрипело, словно кто-то дёргал ржавую железяку, загромыхало, раздался гул и с громким стуком, отдавая эхом оно ухнуло на землю.

– Что это? – испуганно схватил Данька за плечи Тиму.

– Не знаю… – насторожился Тима.

– Смотрите, сюда идёт какой-то поезд! – удивлённо протянул Данька, подходя к краю платформы.

– Вижу… – откликнулся Тима, подходя к брату.

– Не может бы-ы-ыть! – протянул я, зная, что на станции никогда не останавливался ни один поезд.

Это была электричка. Она медленно двигалась к нам, громыхая ржавыми зелёными вагонами. Электричка была настолько неухоженной, что казалась, пришла со свалки и мы невольно вздрогнули.

– Ух ты какая она жуткая! – с удивлением и испугом воскликнул я.

– И ржавая… – оторопело заметил Тим.

– Ага, – согласился с нами Данька.

Поезд был очень странный. Он шёл медленно и мы сумели различить заклёпки на вагонах, ржавые двери, ржавые потдёки и помутневшие стёкла окон вагонов. Окна кабины машиниста тоже помутнели.

"А вдруг в поезде никого нет? – вдруг пришло мне в голову. – Неужели он едет сам по себе? Странно…"

Кабина и вагоны были тёмные, зелёная краска во многих местах слезла, обнажая ржавчину. На нас слепо глядели окна.

– Ну и жуть! – озабоченно заметил я.

– Может это поезд-призрак? – неуверенно предположил Тим.

– Какой призрак! Призраки по-моему совсем другие…

– Откуда ты знаешь?

Поезд замедлял ход, отстукивая колёсами на стыках рельс, и эхо отдавалось гулко, запаздывая. И во все стороны разносился гул, больше напоминавший жутковатую музыку из какого-то другого мира…

Стукались друг о друга провода, звенели, словно натянутые струны.

Поезд двигался к концу платформы станции. Сверкнуло на солнце мутное окно кабины машиниста…

Косые лучи солнца просвечивали кабину. Я уже ждал, что высунется машинист и спросит, что мы тут делаем и тут мне стало страшно, ведь машиниста-то в кабине не было! Поезд шёл медленно и нам удалось разглядеть кабину. Ни машиниста, ни его помощника!

– А где же машинист? – в недоумении ахнул я. – Он что, идёт сам по себе?!

– Не знаю… – растерянно сглотнул Тим. – Может на автономке идёт?

– Как? – непонимающе спросил Данька.

– Ну-у, – протянул Тим, – роботизированный. Как системы в бойлерных.

– Нет, это не системы… – замотал я головой, чувствуя неприятный холодок. – Старый же поезд. Видите? Такие сейчас нигде не ездят!

– А этот тогда откуда взялся?

– Кто его знает… Может со свалки…

Странный поезд медленно шёл мимо заброшенной станции. Раздался душераздирающий скрежет, лязг и громыхание, но призрак не остановился у платформы. Мы смотрели на него несколько минут, но тут на него и на нас налетел мусорный ветер, швырявший в нас позеленевшими рваными пакетами, разбитые фонари засветились и призрак медленно прошёл мимо нас. Вечернее солнце заливало зелёные вагоны, от чего поезд казался оранжевым. Оно сверкало в окне последнего вагона. У окна стоял мальчик и махал нам кепкой.

– Алька! – воскликнул я, узнав мальчишку.

– Какой ещё Алька? – удивлённо спросил Тим.

– Это мальчик из моего сна… – объяснил я. – Он был в сумеречной зоне…

А поезд подал гудок и исчез, растворился в воздухе!

Мусорный ветер утих. Мы полезли в канаву и зашагали к притихшим домам, а на станции что-то глухо грохнуло и раздались стуки.

– Что это?! – испуганно ахнул Тим.

– На станци водятся призраки, – значительно заметил я. – Там собираются все, кто погиб на железной дороге…

– Айда к ребятам, – поёжился Тим.

И, с опаской поглядывая в сторону станции, мы шли назад. И пока мы не выбрались на пустырь, нас преследовали скрежет и гул, а издали, со станции долетел чей-то искажённый голос, как из испорченного динамика…

Во дворы мы вернулись уже в сумерках, и пошли смотроеть мультики.

5

Солнце садилось за лес и белые дома нашей улицы налились янтарём от бьющих в них лучей заката. Низина под дамбой окунулась в тень, но было ещё довольно светло, а розовая луна одиноко светила в сирениво-синем вечернем небе и зависла розовым блюдцем над телебашней.

– Бежим купаться? – предложил я мальчишкам.

– Холодно! – заныл Данька. – И комары!

– И позжно уже, – вторил брату Тим, – от мамы попадёт…

– Да ладно тебе, рань ещё какая! – возразил я. – Побежали к ребятам!

– Ты вода! – осалил меня Тим и мы побежали наперегонки.

Добежав до плотины, где уже купались наши дворовые мальчишки, мы полезли в воду, попрыгали с труб на глубину и побежали играть во дворы.

На бетонной площадке у гаражей ребята играли в пробки. В мае, перед каникулами, мы облазали все дворы в поисках пробок. Но на улице пробок было мало и мы свинчивали их с разных кремов, флаконов и пузырьков.

Игра захватила все дворы и была подобна эпидемии. Взрослые были в ужасе и прятали от нас духи и крема. Они нас и ругали, и наказывали, но сделать ничего не могли. В пробки резались даже малыши и девчонки.

У каждого мальчишки обязательно в кармане лежала горсть различных пробок. Их меняли на другие, на них меняли жвачку, вкладыши, наклейки с монстрами, чтобы вечером, после занятий резаться на какой-нибудь площадке во дворе. Взрослые отнимали их у нас, но потом вздыхали и опускали руки. Это потому, что некоторые ребята набивали в них пластилин, который соскабливали с оконных рам, или жвачку. Пробки лежали и у меня в кармане. Всегда.

– Ребята, можно с вами? – попросился я к мальчишкам.

– А у тебя пробки есть? – ревниво спросил Павлик.

– Есть, – с вызовом ответил я, сунул руку в карман и показал их ребятам.

– Ну, такие не считаются! – заныл Кирилл Смирнов.

– Ага, – поддакнул Андрюха Квакин

– Да вы чё, классные пробки! – возразил Павлик. – Докань ребята?

– А вот и нет! Ванька, докань они фиговые!

Игра была позабыта. Все спорили о пробках. Одни ребята уверяли, что они фиговые и играть с ними нельзя. Другие встали на защиту моих пробок, которых ни у кого во дворе не было. Спор чуть не кончился дракой.

– Да ладно, пусть играет! – заступился за меня Серёнька Зуев, загорелый мальчишка в синих шортиках и старой комсомольской штормовке.

Серёня сидел возле труб, босиком в траве.

– Не, мы уже играем, – насупился Киря. – Жди следующего кона.

– Угу, – сказал я и сел рядом с Серёней.

Серёнька мне нравился, он не был задирой, и не дразнился. Мы играли с ним в сталкеров. Он жил в доме рядом с водонпорной станцией и целыми днями пропадал где-то на пустырях, что-то искал, а по слухам лазал по разным зонам.

– Мы с вами, – догнали меня Тима и Даня.

Делать было всё равно нечего и мы уселись на трубе и стали ждать, наблюдая за игрой. Наконец игра пошла по новой и мы выставили свои пробки.

Игра окончилась вничью. Мы собрали свои пробки и зашагали к клубу.

6

На улице темнело. С откоса до нас долетел протяжный гудок, простучали колёса, затихал вдали воющий гул. Мы даже вздрогнули. Серёня спрыгнул с паутинки в лопухи, и влез в лужу. Мы тоже полезли в неё и стали и брызгаться, и чуть не бултыхнулись в лужу. Мимо прошли девчонки и мы забрызгали их.

– Вьюжанин, бандит! – обиженно вскрикнула Светка, когда я её обрызгал.

– Серый! – позвали Серёню большие ребята на великах.

– Зуя, айда с нами! – ребята замахали другу.