Как выйти замуж за друида

Лисетта, кстати, продолжала сиять энтузиазмом, как ночной фонарь на складе зелий. Она радовалась каждой новой лекции, знакомилась с однокурсниками и даже начала коллекционировать амулеты «на удачу». Я же коллекционировала тетрадки с почти пустыми страницами – иногда писала в них цитаты из модных журналов. Особенно мне понравилась фраза: «Настоящая ведьма никогда не повторяет макияж – она повторяет мужчин».

Тем не менее, как истинная оптимистка (в смысле: не сдаюсь, пока не найду мужа), я решила дать шанс новому знакомству. Ведь если оказалась в академии, полной молодых и (теоретически) амбициозных магов, почему бы не попробовать хоть раз сходить на свидание?

Выбор пал на Арвена Ланцера. Второкурсник с факультета стихийников. Высокий, в меру задумчивый, в меру загорелый – даже уши, что редкость. Как-то раз мы вместе оказались в теплице, пересаживая гремучие луковицы. Он заметил, как ловко я с ними обращаюсь, и сказал, что «у меня руки как будто для балета», что было довольно мило, учитывая, что в тот момент у меня под ногтем застрял кусочек земли.

На следующий день он подошел ко мне после лекции:

– Слушай, в эти выходные в амфитеатре будет концерт Броси Мосейнова. Пойдешь?

Я даже на секунду зависла.

– Ну можно, – пожала плечами.

Броси Мосейнов – певец, икона, ходячий фейерверк. Его клипы сопровождались заклинаниями, от которых у бабушек расцветали фикусы, а у девушек – фантазия. Его коронное «Голубое солнце. Голубое!» стало крылатым, как и я, повторяющая свою фамилию.

Свидание, как ни странно, началось неплохо. Арвен пришел вовремя, в сером жакете с вышивкой в виде огненного вихря – скромно, но с намеком. Я выбрала легкое платье с декоративной брошью в виде цветка.

Мы шли по аллее к амфитеатру, под светом фонарей, вокруг парочки, листва, аромат осеннего воздуха и чуть-чуть моего парфюма «Прелесть ночной нимфы». Красота, в общем.

И тут начался концерт.

Я надеялась услышать что-то вроде «Поцелуя под заклятьем» или хотя бы «Моя душа – артефакт твоей любви». Но Броси, видимо, решил, что публика жаждет чего-то нового. Сцена вспыхнула зеленым пламенем, и из дыма появился он – в плаще, усыпанном звездами (в прямом смысле – магические искры летели зрителям в лицо).

– Вы готовы?! – заорал он. – ГОЛУБОЕ СОЛНЦЕ!!!

Я с сомнением подняла ресницы, глядя на исполнителя. Нет, я ничего не имела против Броси, но пасть до уровня оров на площади не собиралась. Особенно когда взрослый мужчина в сверкающем плаще из, простите, светящихся амулетов, заикаясь в рифму, пытается ритуально соблазнить толпу песней под названием «Огонь в сердце, вода в руке».

– ЭТО МОЙ ЛЮБИМЫЙ КУПЛЕТ! – завопил Арвен вместе с ним с выражением лица фанатика, увидевшего свою секту.

Я медленно повернулась к спутнику, как стрелка часов во время зачарованной медитации, чтобы убедиться, что он не шутит.

Он не шутил.

– Ты серьезно?

– Конечно! – Арвен уже подпрыгивал на месте, хлопая в ладоши. – Брось, это же легенда! Слушай, сейчас он скажет свое коронное «Молния – это ты, а я – заземление»! Это шедевр!

О нет. Только не это.

– М-О-Л-Н-И-Я! ЭТО ТЫ! – заорал Броси со сцены, одновременно бросая в толпу горсть искрящихся лепестков, которые, видимо, должны были символизировать что-то романтичное, хотя пахли они скорее дешевой ванилью вперемешку с перегаром от эльфийского сидра.

Толпа визжала. Кто-то в заднем ряду уже упал в обморок. А Арвен… Арвен в этот момент хлопал в такт и подпевал так вдохновенно, словно его одухотворяли десять муз сразу. Я же стояла рядом, чувствуя себя ученым на шабаше ведьм: наблюдать интересно, но участвовать категорически противопоказано.

– Слушай, – крикнула я Арвену, пытаясь перекрыть звуки чего-то, что, возможно, было магическим диджей-сетом на базе артефакта. – А что это за жанр?

– Это же магический поп-фолк! Он просто переосмысливает традиции ментального транса через призму архетипов! – восторженно объяснил парень.

Я моргнула.

– Это ты сейчас пошутил?

Он засмеялся, хлопнул меня по плечу, и я чуть не свалилась от крепкой мужской силы в вечное разочарование.

– Давай, расслабься! Это весело! Хочешь, покажу фирменный танец фанатов Броси?

Нет. Нет. Нет.

Я стояла и думала, что либо он влюблен в Броси, либо переживает острую фазу последствий недоедания. Причем, судя по страсти, второй вариант был более гуманным.

– Ниатта! Да ладно тебе!

Я натянула на лицо нечто, похожее на улыбку, но, честно говоря, изнутри это больше походило на «мне только что подали жабью лапку вместо десерта».

– Просто… впитываю атмосферу, – ответила я.

– Вот! Вот это правильно! – Арвен был доволен, как кастелянша, поймавшая студента, вернувшегося после комендантского часа. – Не все же по книжкам. Жизнь – это вот это! Ритм, энергия, свобода! Голубое солнце, понимаешь?

– Вообще-то я думала, что солнце желтое, – буркнула я. – Или, в плохую погоду, серое.

Он громко рассмеялся, не заметив моей иронии, и хлопнул меня по спине:

– Ну ты даешь! С тобой не соскучишься!

О да. Особенно если окружить меня кричащими подростками, музыкой с амнезией и певцом, который сейчас, кажется, начал летать над сценой с помощью заклинания «Парение-Отчаяние-Улыбайся».

Я осторожно посмотрела в сторону выхода. Может, если я…

– О! Сейчас будет «Заклинание твоего бедра»! Потрясающая композиция! – Арвен хлопал в ладоши, как завороженный дирижер, и сиял так, будто сам ее написал.

Я уставилась на сцену, где Броси, расставив ноги и вращая бедрами, читал что-то среднее между рэпом и приворотным заговором. Фонари мигали. Магия потрескивала. Одна девушка в первом ряду расплакалась от счастья.

– Помоги мне, великий дух эстетики, – прошептала я вслух и подняла глаза к небу.

Свидание, говорите? Вот скажите, как мне теперь воспринимать Арвена всерьез? Парень, который искренне наслаждается строчкой «Ты – мой артефакт, я – твой драконий флакон», не может быть моим женихом. Разве что в параллельной вселенной, где чувства измеряются в децибелах, а интеллект – количеством блесток на мантии.

Концерт закончился (спустя вечность и одну бессмертную душу), и Арвен повернулся ко мне, сияя так, будто съел радугу.

– Ну как тебе?

Я вздохнула, собрав в кулак всю свою внутреннюю благородную сдержанность.

– Незабываемо.

– Правда? Я знал, что тебе понравится! Ты только представь – через неделю у него выступление с новым циклом «Любовь и Лаванда». Обязательно пойдем, да?

Я кивнула. Или, возможно, это просто моя голова кивнула сама по себе в попытке сохранить покой во Вселенной.

Что ж, теперь я точно знала: если Арвен и был потенциальным женихом, то только в жанре «трагикомедия в трех действиях». А я… я просто сделаю вид, что это было культурное исследование. Или урок терпения. Главное – не допустить, чтобы следующая встреча включала в себя световые шоу, пляски с приворотами и человека в звездном плаще, который кричит «Ты – моя метафора!» под минорный аккорд и фейерверк.

Вернулась я поздно и утром проснулась с ощущением легкой тошноты после концерта. Не в физическом, а в эстетическом смысле. Такое бывает, когда душа еще не оправилась от фразы «Я твой маноаккорд, зазвеневший в ритуале любви», а в голове эхом отдаются крики фанатов, похожие на массовое проклятие пятого уровня.

Лисетта выглядела подозрительно бодрой, как обычно. Уже при полном параде, с аккуратной косой, заправленным воротником и лицом, на котором светилось святое желание жить. Я бы даже полюбила ее, если бы не хотела убивать каждое утро.

– Как прошло свидание? – воскликнула она, едва я подняла голову с подушки.

– Как встреча с другой цивилизацией, – пробормотала я, вяло доставая расческу. – Они пели. Они верили. Я выживала.

– Он тебе не понравился?

– Если бы я хотела отношений с человеком, который под музыку бросает в воздух искры и кричит «ты мой цветочный вызов», я бы влюбилась в этот… как ее… банатэя обыкновенная ваша…

– А ведь у нас в оранжерее есть такая, с пушистыми усиками и…

– Это была метафора, Лисетта, – перебила я.

Я перевела дух и села на кровати. За окном нежно пищали утренние птицы. Наверное, обсуждали новую песню Броси.

– Знаешь, что самое страшное? – спросила, глядя в никуда. – Он хочет пойти со мной на следующий концерт.

– А ты?

– Лисетта, я девушка, а не палочка для сжигания достоинства. Конечно, нет. Я скажу, что у меня факультатив по травничеству.

Она осторожно кивнула.

– Ну, может, он просто… слишком эмоционален? – предположила она с доброй улыбкой. – А ты, Ниатта, все-таки… тоньше.

– Тоньше? – прищурилась я. – Милая, я тоньше межпространственной грани. Если я еще раз услышу песню про «голубое солнце», моя душа отделится от тела и подаст в отставку.

На утренние пары я решила не пойти, но зато к обеду ползла в столовую почти в отличном настроении. Я даже подумывала о том, чтобы дать Арвену второй шанс, если бы он вдруг перестал быть самим собой. Но судьба, как обычно, преподнесла мне сюрприз.

Он сидел за дальним столиком, сияя, как заколдованный рубин, и… пел. Не громко, нет. Он тихо, но с чувством напевал строчку из «Поцелуя под заклятьем», отбивая ритм ложкой по краю тарелки. И самое ужасное – две девушки напротив слушали, зачарованные, как музыкальные жертвы.

Я развернулась на каблуках и направилась обратно, туда, где можно притвориться, что я просто зашла за водой. За столом сидела Фарелия, ковыряясь вилкой в чем-то подозрительно похожем на окаменевший хлеб. Рядом примостилась Лисетта.

– Видела Арвена? – спросила Фарелия, даже не поднимая глаз.

– Видела. И слышала. К сожалению, звук распространяется.

– Теперь он поет везде. Говорят, он вдохновился. Что-то про «девушку, сияющую, как стихия».

Я фыркнула.

– Если я и стихия, то только торнадо, уносящее музыкальные вкусы.

– Он всем рассказывает, как вы вместе «чувствовали ритм солнца», – добавила моя соседка по комнате. – Он даже пытался написать песню.

Я потеряла дар речи, потом снова обрела его и решительно произнесла:

– Все. На сегодня хватит. Я иду на факультатив по травничеству. Там, по крайней мере, магистр Мерван.

В тот момент я поняла одну важную вещь: в академии романтика – штука опасная. Она может быть внезапной, громкой, с эффектами и заклинаниями, но почти всегда оставляет привкус стыда, как овсянка с чесноком.

Я шла по коридору, размышляя о женихах, списках и о том, что пора бы пересмотреть свои критерии. Например, пункт «высокий, с волосами и чувством юмора» явно недостаточен. Нужно добавить: «не поет на публике», «не поклоняется Броси» и «не пишет баллады о тебе».

И тут я вспомнила магистра Мервана.

Холодный, недоступный, молчаливый. Ни единого стиха. Ни намека на песню. Только лекции, взгляд и этот легкий ледяной шлейф, как будто он дышит северным ветром.

Да… Пожалуй, стоит вернуться к исходной цели. Жених №1 по-прежнему оставался вне конкуренции. И если уж кто-то и напишет балладу о моей походке, то пусть это будет как минимум эпическая сага с налетом трагедии и героической гибелью в его объятиях, а не поп-ода про «манящие флюиды и шелковую мантию».

Факультатив по травничеству все еще был не вычеркнут из личного плана по «спасению собственного достоинства». Во-первых, звучит безопасно. Во-вторых, зелень успокаивает. В-третьих, магистр Мерван иногда консультирует преподавателей по редким растениям. Я это знаю. Я это проверила. Я даже тайком подслушала, как одна старшекурсница упомянула, что он «раз в неделю заходит в теплицу проверить симбиотические лианы». То есть факультатив сам он не ведет уже, а значит – собеседование для новеньких отпадает.

А симбиотические лианы – это почти как романтический интерес, только между двумя растениями. По сути, мы говорим на одном языке. Заскочив в комнату после пары, я нацепила на талию тонкий пояс с вышивкой в виде плюща (намек на то, что я, как плющ, способна оплетать сердца) и, конечно же, немного аромата «Тропическая мерцающая нимфа». Эффект: легкое головокружение у окружающих и стойкое ощущение, что ты – главная героиня ботанической драмы.

– Ты снова идешь в теплицу? – угадала Лисетта, глядя на мои серьги в форме капелек росы. – Но ведь в прошлый раз ты сказала, что больше никогда…

– Да. Но любовь – это как фотосинтез. Иногда нужно снова подставить себя солнцу, чтобы все зацвело.

Теплица встретила меня привычным запахом сырости, мха и легкой опасности. Где-то за витиеватым кустом послышался сдавленный крик – видимо, кто-то неудачно повстречался с лианой.

Я уверенно вошла внутрь и, как ни в чем не бывало, направилась к полке с аралюсом искристым, словно всегда сюда приходила.

– Ниатта? – раздался голос позади меня. Я обернулась и увидела… магистра Сайрона.

Честно? Отличный парень. Милый. Добрый. Пахнет вереском и чистотой. Но мне нужен не он. У него слишком добрые глаза. Он из тех, кто пишет «Уважаемая Ниатта» даже в записках с напоминанием не есть ягоды с третьей грядки.

– О, магистр Сайрон! – я улыбнулась так, чтобы это было одновременно радушно и не обнадеживающе. – Вы что-то проверяете?

– Да. Некоторые растения чувствуют изменения в мане. Особенно после концертов. Мана дрожит в почве, как пудинг.

– Поверьте, она не единственная, кто дрожал. – Я вздохнула. – Вы не знаете, зайдет ли магистр Мерван? Я слышала, что он иногда консультирует по… симбиотическим культурам.

Сайрон кивнул, не моргнув глазом.

– Он должен прийти сегодня во второй половине дня. У него там эксперимент с орхоидом.

Мой взгляд вспыхнул.

– Орхоид! Конечно! Такие… тонкие, изящные структуры! Как чувства!

– У орхидеи есть тенденция к агрессивному цветению, – уточнил магистр.

– А у некоторых людей – к излишней эмоциональности. Думаю, все взаимосвязано, – пробормотала я, уже выстраивая стратегию.

Все было готово. Я найду самое стратегически выгодное место в теплице. Я буду держать в руках что-нибудь ботаническое, чтобы не выглядеть, как дурочка. И отрепетирую фразу вроде «О, магистр, а как вы относитесь к спонтанной мана-флоральной метаморфозе?»

И вот я затаилась между кустом с пушистыми колючками и декоративным мхом. Осталось только дождаться…

– Он идет, – прошептал мне голос сбоку.

Я вздрогнула. Это был Тарвел – один из старшекурсников с прошлой «ботанической вылазки». Он стоял рядом с горшком, из которого как раз выползала вальтриана.

– Слушай, ты что-то задумала?

– Я? Никогда. Я просто питаю глубокий интерес к практической ботанике. Особенно когда она высокая и с острыми скулами.

И вот – он.

Магистр Энтан Мерван появился на пороге теплицы, словно вихрь из ледяных запахов хвои и ожиданий. Все такой же холодный, все такой же собранный. Пальцы в перчатках. Волосы – словно глянцевая тьма, собранная в хвост. А взгляд… О, этот взгляд. Хорошо, что ничего не заметил. Идеально, как всегда.

– Я… пойду, – пробормотала я, выпрямляясь и делая шаг вперед.

Главное – не выглядеть так, будто репетировала эту сцену перед зеркалом три дня подряд. Даже если так и было.

– Магистр, – сказала я, как будто между нами уже был диалог. – Не могли бы вы… прокомментировать состояние вот этого… папоротника? Он как будто переживает внутренний конфликт.

Мужчина остановился. Его взгляд медленно, очень медленно переместился с растения на меня. Потом обратно. Потом снова на меня.

– Это псевдокровоцветка. Она всегда так выглядит.

– А… это точно? Я просто подумала, может, он… она… чувствует недостаток… внимания?

Он молча смотрел на меня. Мне показалось, что на долю секунды даже дернул уголком рта – возможно, в сторону улыбки, возможно, нервный тик.

– Псевдокровоцветы не нуждаются в эмоциональной стимуляции, леди Тенебрис.

Он уже собирался уходить, когда я, сама не зная зачем, добавила:

– Кстати, очень впечатляющая лекция на прошлой неделе. Особенно часть про симбиотические механизмы и… «растения как зеркала разума».

Он слегка повернул голову.

– Я такого не говорил.

Я улыбнулась самым невинным способом, какой только известен человечеству.

– Ну, возможно, это моя интерпретация. Но ведь главное – личный опыт, не так ли?

Магистр задержался на секунду. Кажется, он колебался между тем, чтобы уйти, и тем, чтобы вызвать надзорного мага.

– Не трогайте лиану у вас за спиной, – только и сказал, разворачиваясь. – Она может принять прикосновение за предложение руки и сердца.

Я немедленно отдернула руку, заметив, что лиана уже начала шевелиться.

– Спасибо, магистр. Очень… вовремя.

Мужчина ушел, а я осталась с чувством легкой победы. Он заметил меня. Он предупредил меня. Это уже почти как «я забочусь о твоей безопасности, дерзкая дриада уже-не-моего факультатива».

Пусть сегодня был только первый ход, но на шахматной доске флирта я уже выставила ферзя. И пусть хоть все певцы этого мира поют о голубых солнцах, у меня теперь новый ритуал – ежедневное посещение теплицы. Ради будущего мужа, конечно же.

Теплица медленно дышала – то влажно, то хмуро. Вокруг шелестели листья, невинные ростки притворялись, что не слушают, а я старательно делала вид, что только что не перекинулась тремя фразами с магистром Мерваном. Причем не о погоде, а о личной восприимчивости к редким видам этой… как его… В общем, если это не романтическая предыстория, то я больше не знаю, зачем вообще в этом мире существуют симпатичные преподаватели.

– Тебе что, нравится магистр? – раздался сбоку голос Тарвела. Такой нейтральный, как будто просто задает вопрос в полуспокойствии вулкана.

Я медленно обернулась, раздумывая: прикинуться глухой, слепой или просто эксцентричной.

– Что? Магистр Мерван? – переспросила я, будто фамилия мне впервые попалась на слух.

Парень прищурился.

– Ну да. А то как-то ты сразу оживилась. И с ним как-то… особенно.

Мне пришлось с достоинством поправить локон, который весьма эффектно закрутился у виска – ровно в тот момент, когда я встала под романтическим углом солнечного света.

– Ох, Тарвел. Я просто восхищаюсь его… методикой. Такой практичный, хмурый подход к живой природе. Это, знаешь ли, вдохновляет. Чисто академически. Он как… как редкий сорт репейника – снаружи колючий, а внутри знания.

Тарвел не выглядел особенно убежденным. Но пока он пытался сообразить, комплимент ли это, я уже увлеченно рассматривала ближайшую лиану, притворяясь, что изучаю особенности ее изгиба. Пусть думает, что я помешана на ботанике. Это безопаснее.

Позже, вечером, когда я как раз раздумывала, стоит ли добавить в маску для лица свежие листья мятной эссенции (настоятельно не рекомендую – эффект «пощипывания» превращается в «горящую кожу»), в комнату, как ни странно, вошла Фарелия. Не влетела. Именно вошла, что насторожило больше всего.

– Девочки, – начала она с видом, будто приглашает нас в мир приключений и моральной ответственности одновременно. – Завтра вечером – симпозиум по истории природы! На нем будет магистр Велиссен и даже несколько приглашенных ученых из Севренских лесов!

Лисетта, конечно же, пискнула от счастья.

– Я читала статьи Велиссена! Он же специалист по зоофлорному взаимодействию в условиях нестабильной магии!

У нее глаза засветились, как у декоративного котла при перегреве. Я, в свою очередь, как человек, которому все еще снится концерт Броси, прикусила губу и сдержала стон отчаяния.

– Симпозиум, говоришь? – уточнила с такой грацией, будто это приглашение на бал. – И кто там будет?

– Ну, кроме магистров, туда приходят старшие курсы и некоторые выпускники. Будет живая дискуссия, чаепитие с мятным зельем, угощения с ингредиентами, усиливающими умственную активность… – голос Фарелии становился все более радостным, словно она организовала праздник разума лично.

– М-м-м, чаепитие, дискуссии… – протянула я, будто решаю, не проще ли упасть в обморок и вызвать уважительный отказ.

Но потом заметила, как рыжая добавила:

– А еще там будет несколько стажеров из Королевского ботанического института. Один из них, говорят, племянник самого архимагистра Махорна. Высокий, брюнет и не женат.

Вот это уже аргумент.

– Ну, раз такое дело, – вздохнула я с наигранной обреченностью, – пойду. Исключительно из академического интереса. Кто знает, вдруг симпозиум вдохновит меня на изучение зоофлорного взаимодействия в условиях неустойчивых ухаживаний.

Лисетта захлопала в ладоши, Фарелия довольно кивнула, а я мысленно составила план вечернего наряда. Что-то элегантное, с ноткой научной невинности и щепоткой «да, я читаю трактаты… по выражению лица». И кто знает – возможно, симпозиум окажется не таким уж и бесполезным. Особенно если на нем можно будет пополнить коллекцию потенциальных женихов. Или хотя бы разнообразить антураж.

***

Симпозиум. Слово, от которого веет серьезностью, пылью веков и подозрением, что где-то за углом тебя ждет лекция на три часа. А еще – прекрасная возможность нарядиться так, чтобы все подумали: «Вот это, должно быть, интеллектуалка».

Выбор наряда для мероприятия, которое подразумевает обсуждение фотосинтетических процессов в условиях магического давления, был нетривиальным. Я колебалась между «академически серьезной мантией» и «академически серьезной мантией с разрезом». Победил разрез. Науке, как известно, не чужда эстетика.

– Ты уверена, что этот вырез допустим по дресс-коду? – прошептала Лисетта, когда мы стояли в холле перед залом.

– Он символизирует раскрытие личности перед знанием, – уверенно ответила я. – А если кто-то увидит в нем что-то иное – это его проблемы с воображением. Или наоборот, успех.

Фарелия присоединилась к нам с видом человека, который проспал на симпозиум, но проснулся с вдохновением. У нее в руках была папка с записями, блокнот и даже закладка в виде цветка. Я подозреваю, что она хотела не только послушать магистров, но и взять автографы.

Зал оказался не столь помпезным, как я ожидала: никаких золотых балдахинов, только лавки, каменные колонны и магические светильники, которые покачивались над головами, как гигантские ленивые медузы.

– Прошу занимать места, – прокаркал организатор, похожий на скрещенного филина с профессором. – Симпозиум начнется с доклада магистра Велиссена о связи эмоциональных полей с ростом плюща в закрытых системах.

Я уже приготовилась мысленно уйти в астрал, но заметила – о, сюрприз! – знакомую фигуру у кафедры.

Магистр Мерван.

Конечно. Куда же без него. Он стоял в тени, прислонившись к колонне, и смотрел на происходящее так, будто симпозиум – это замаскированная пытка, и он здесь по приговору. А значит, я не одна.

Я села так, чтобы он видел мой профиль. Это было стратегически выгодное место: и свет удачно ложился на щеку, и шелковая вставка на платье попадала в зону визуального комфорта. Я даже немного наклонила голову, как будто вслушиваюсь, хотя в реальности пыталась вспомнить, можно ли умереть от скуки от словосочетания «геоэнергетический контекст в ботанических ритуалах».

Магистр Велиссен вышел, покашлял – явно репетировал – и начал:

– Роль эмоционального фона в реакциях симбиотических форм магической флоры остается недооцененной. Особенно если рассматривать этот процесс на фоне устойчивости к резонансам маны…

Дальше я временно отключилась. Лисетта слушала с открытым ртом, как будто он читал ей любовное письмо. Фарелия делала заметки с такой скоростью, будто уже сдает государственный экзамен. А я… Я следила за реакцией магистра Мервана. Он не слушал, он наблюдал. За залом, за студентами… и на пару мгновений – за мной.

Да-да. Его взгляд скользнул по мне, задержался ровно на три секунды, а потом он медленно поднял бровь. Я приподняла бровь в ответ. На языке у меня вертелось «моя мана все еще нестабильна рядом с вами», но я сдержалась. Это был научный вечер. Почти.

Потом начались вопросы. Один из студентов спросил, можно ли использовать лиану-мнемонику в качестве записывающего устройства.

– Только если вам нравится, когда ваша тетрадь вас шлепает, – отозвался кто-то с заднего ряда.

Смех пробежал по залу, как легкий ветер по луговой слизи. Шутка была так себе, второсортной, но я улыбнулась, и Мерван снова посмотрел в мою сторону.

Потом выступала магистр Йовинда – та самая, у которой голос, как будто его коптят в дыму ритуального костра.

– Природа – зеркало, – провозгласила она. – Зеркало, покрытое пыльцой истины и исписанное шепотом времени…

Я почти уверена, что это отрывок из сборника «Метафорическая катастрофа: как не надо писать научные тексты».

После третьего доклада я уже мысленно рисовала на обложке своей тетради портрет того самого брюнетистого племянника архимагистра, который, по слухам, должен был быть здесь. Где он, кстати?

Как оказалось – в самом зале. Только вошел. Высокий, слегка взъерошенный, с папкой под мышкой и видом человека, который знает себе цену и точно знает, что здесь ему скучно.