
Полная версия
Как выйти замуж за друида
Помню. Даже слишком живо. Перед глазами сразу же всплыла сцена, искры, хоровое «Молния – это ты!» и то, как я медленно теряю веру в человечество.
Но я – леди. Леди не убивает собеседника взглядом. Леди изящно увиливает, не теряя достоинства и возможности использовать его, скажем, как добровольного носильщика учебников.
– Арвен, милый, это звучит ослепительно, но у меня просто выдалась тяжелая неделя.
– Ого! – искренне удивился он. – Не ожидал. Я думал, ты больше по эстетике, чем по геомантии.
– А кто сказал, что я не могу быть и розой, и ее корнями? – ответила я, загадочно прикрыв глаза.
Второкурсник кивнул с таким видом, будто я только что сообщила ему, что Броси у нас за спиной.
– Но все же, если вдруг… – не сдавался он, – если у тебя будет свободный вечер, я…
– Конечно, конечно, – мягко перебила я, ободряюще касаясь его плеча (да, я умею прятать «не сегодня, милый» в ласке руки). – Если вдруг в моем расписании появится временной портал, я обязательно дам знать.
Он просиял, как будто я согласилась на ужин при свечах, не уточнив, что свечи – это часть ритуала по изгнанию демонов из таких, как Арвен.
– Тогда до встречи? – с надеждой спросил.
– Несомненно, – кивнула я. – Вселенная ведь обожает повторяющиеся совпадения.
Он ушел, а я тут же нырнула за ближайшую занавеску, выдохнув. Хватит с меня концертов!
Решительным шагом я направилась общежитие – досыпать дальше. Сегодня какой-то проклятый день.
***
Около обеда, что само по себе было наглостью со стороны, я проснулась до того, как зазвонил колокольчик. Не из-за шума, не из-за Лисетты, не из-за того, что Фарелия пыталась прочитать очередной свиток заклинаний, пока мантия горела у нее на подоконнике. Нет. Меня разбудил цветок.
Да-да. Цветок.
– Доброе утро, красавица, – прошептал он.
Сначала я подумала, что это сон. Потом решила, что это следствие вчерашнего настоя из ягоды призрачника. Может, галлюцинации после лекции истории магии? А потом, приподняв голову, обнаружила, что в горшке у окна сидит мордочка. Мордочка с глазами и, прости меня, Серджо, даже с усиками. И она смотрела на меня как на потенциальный завтрак.
– Кто ты? – хрипло спросила я, стараясь не показывать, насколько я не готова к диалогам с флорой до первой чашки настоя.
– Ваш преданный поклонник, милая, – сказал цветок и… подмигнул.
Я, между прочим, всегда считала, что флиртовать с растениями – это уже дно, но дно постучалось снизу и предложило «еще лепесточек?».
– Лисетта! – заорала я, забыв о приличиях. – Что ты подсадила в комнату?
Светловолосая часть моей комнаты выглянула из-за ширмы, напуганная, как мышь.
– Что? Я ничего… А-А-А-А-А! – завизжала она, заметив говорящий куст. – Это… это… это же редчайший магоморф! Он преобразился под воздействием астральной среды!
– Он превратился в наглого ухажера, – процедила я. – И, кажется, нам с тобой срочно нужно поговорить о правилах пересадки.
Цветок покачал листьями и нахмурился.
– Вот оно как. Я к вам с чувствами, а вы – обратно за забор. Неблагодарные.
Он втянул мордочку в листву, оставив после себя лишь запах чего-то среднего между жасмином и оскорбленным базиликом.
Лисетта в панике начала что-то бормотать из заклинаний. Я, особо не надеясь, что это поможет, выудила из ящика маску для лица – на всякий случай. Потому что если сегодня мое утро началось с яркого представителя «голубого солнца», день – с разговора с флорой, то вечер может закончиться только побегом от фауны.
Позже, на занятии по геомантии, на которое я решила пойти, так как оно было в четыре вечера, я не могла перестать думать об утреннем собеседнике. Нет, я уже видела всякое. У нас в Норвалле однажды бабушкин чайник заговорил голосом деда – после того, как в него случайно капнули эликсир вечного упрека. Но чтобы цветок?
– Госпожа Тенебрис, – произнес преподаватель, обращаясь ко мне.
Я оторвалась от тетради, в которой вместо записей аккуратно рисовала карикатуру с заголовком «Мой первый роман с кустом».
– Да?
– Что вы можете сказать о том, как конфигурация базальтовой породы влияет на рассеивающее манополе?
Я прищурилась.
– Думаю, это зависит от того, была ли у базальта тяжелая неделя.
Класс захихикал, а преподаватель бросил на меня взгляд, который явно означал: «Спасибо, что напомнили мне, зачем я принимаю успокоительное».
После пары удалось ускользнуть от Фарелии (она собиралась устроить дискуссионный клуб на тему «Этика взаимоотношений элементалей и людей». Да, я тоже в шоке) и направиться в сторону теплицы. Не то чтобы я скучала по растениям, но у меня было предчувствие. А предчувствие – это женский аналог инстинкта самосохранения, только с губной помадой.
У дверей теплицы стоял Рион – один из троицы знакомых старшекурсников, тот, который умудрялся одновременно объяснять сложные вещи и держать спину так, будто за ней рекламный щит с его портретом.
– Ты кого-то ищешь? – спросил он, приподняв бровь.
– Да. Ответы на вопросы, которые не касаются структуры листа, но все равно могут спасти душевное равновесие.
– Мистика. Заходи, – он распахнул передо мной дверь.
Внутри все было как всегда – влажно, зелено, подозрительно.
– Скажи честно, – начала я, оглядываясь по сторонам. – У вас нормально, когда растения заглядываются на студенток?
Рион хмыкнул.
– Если ты о пульсирующем кусте, то он уже давно на грани магической зрелости. Но… – он прищурился, – если с тобой говорил… кто?
– Такой маленький, с листьями, мордочкой и манерами… явно мужчины не первого десятка.
– У нас был один такой, – медленно сказал парень. – Его звали Молчунник. Он никогда ни с кем не разговаривал. До сих пор.
Я вздохнула. Ну конечно. Цветок, которого все игнорировали, заговорил именно со мной. Хотя, с другой стороны… кому еще он может понравиться, если не мне? Или это не тот цветок? Может это побочка от колючки, что я сунула в горшок соседки? Точно! Я же бросила туда что-то шевелящееся, что прицепилось к мантии при первом походе в теплицу!
– Молчунник, говоришь… – пробормотала я. – Может, он просто ждал, пока появится девушка с нужной химией.
– Или с нужным ароматом, – не без сарказма добавил Рион.
– Послушай, я понимаю, что у вас тут научный рай, но если еще хоть один цветок посягнет на мою личную территорию, я начну бороться с духами. И поверь, «Ночная Лилия» от Серджо Алого работает куда лучше, чем ваши ритуалы.
Он рассмеялся.
– Вот почему с тобой всегда интересно.
Я почувствовала, как предательски задрожали уголки моих губ.
Что ж, если даже растительность Ловенхоля начала проявлять ко мне романтический интерес – это уже не просто успех. Это, простите, ботаническая победа. Кто знает, может, мой будущий муж – вовсе не магистр, а цветок с чувственным… стеблем?
Ну ладно. Шучу.
…надеюсь.
***
Вечером, когда в академии воцарилась относительная тишина – если не считать пронзительного пения совы за окном, которая явно считала себя наследницей Броси Мосейнова, – я на цыпочках вышла из комнаты. В коридорах было темно, тихо и подозрительно пыльно. Я, конечно, направлялась в библиотеку, но не ради трактатов, а с вполне конкретной целью: найти хоть что-то вразумительное о странном растении.
В отделе флоры было прохладно, пахло высушенными листьями и досадой. Я бродила между стеллажами, пока не нашла то, что нужно: «Редкие формы симбиотической флоры Велестрийских лесов». Название звучало как проклятие на ужин, но картинки внутри были ничего. Особенно те, где растения обвивались вокруг людей и светились по ночам – почти как ухажеры на фестивале.
Сделав заметки (в основном в духе «не трогать без перчаток» и «если цветок заговорит – не перебивать»), я вернулась в комнату, гордо неся с собой кладезь знаний и легкий флер победы. Но то, что я увидела, заставило меня открыть рот, а потом закрыть, чтобы не сказать лишнего.
Комната напоминала языческий ритуал под названием «Секреты садоводства и не только». Лисетта сидела на полу, обложившись подушками, и вела напряженный диалог. С кем? С горшком. А если точнее, то с цветком. Голос у него был обволакивающе-мурлыкающий, с легкой хрипотцой, как у барда, пережившего три неразделенные любви и один влажный подоконник.
– Лисетточка, не томи меня молчанием, – шептал он, покачиваясь на стебле. – Ты сегодня так вкусно пахнешь. Прямо весеннее наваждение…
Лисетта покраснела до самых кончиков ушей.
– Ой, Флорик, не начинай. Я же только полила тебя!
– И твоя забота напоила влагой не только мои корни, но и мою душу, – томно выдохнул он. – А твой голос – как песня дрозда над росистой поляной.
Честно говоря, я застыла в дверях.
– Простите, я случайно не попала на сцену местного романтического спектакля?
Фарелия, не отрываясь от дела, бросала в горшок мелко натертую кору и нараспев объясняла:
– Это нужно для укрепления связи. Он сказал, что лучше чувствует эмоции, когда получает витамин B из золы карамельной ивы.
– Девочки, – медленно произнесла я, сбрасывая мантию, – я, конечно, все понимаю: академия, магия, вы тут с мозгами, говорящие цветы с тараканами в харизме… Но этот… э… Флорик? Он вообще… с какими намерениями здесь продолжает расти? Разве мы не говорили про пересадку, а, Лисетта?
Цветок дернулся, повернулся ко мне (если такое вообще возможно для растительного ловеласа) и выдал:
– А ты, красавица, пахнешь… решимостью. Как тебе идет эта серьезность. Позволь предложить тебе лепесток или хотя бы немного ботанической симпатии?
– Отстань, ты, зеленая катастрофа в горшке, – фыркнула я и плюхнулась на кровать. – Еще не хватало конкурировать за внимание с флорой.
– Но если бы я был человеком… – простонал Флорик. – Я бы дарил тебе свежесорванные росинки и шептал комплименты по ночам…
– Он симбиот, – шепнула Лисетта, краснея, как мак под любовным зельем. – Вид особой фазы манофлоры, реагирующий на эмоции, особенно… положительные. Редкая разновидность, как написано во «Флоре Велестрийских лесов».
– С намеками на ухаживания и поэтический темперамент? – уточнила я, подозрительно щурясь на растение.
– У него обостренное чувство привязанности, – пискнула соседка. – Это, ну… побочный эффект симпатии.
– Побочный эффект? Милая моя, он сейчас признается в любви! – вздохнула я. – А что, если завтра он начнет ревновать?
– Я не ревнив, – тут же подал голос Флорик. – Я страстный. А страсть… она как утренний туман: опьяняет, но не душит. Хотя, если нужно, могу и придушить. Немножко.
Я уставилась на него, потом на девочек.
– Нам нужно посадить его в теплицу. Срочно, пока он не начал читать сонеты в три часа ночи или, что еще хуже, пускать корни в моей кровати.
– Но он такой милый! – вступилась за него блондинка. – Он сказал, что мои глаза – как две капли нектара на лепестках розы!
– А мои – как две кружки противопростудного отвара после плохой погоды, – буркнула я. – Ладно. Мы должны решить, что делать с этим… ботаническим экземпляром?
Фарелия подняла палец.
– Мы можем попробовать ритуал обуздания ментальной фазы. Такой ритуал есть, но нужен цветочный амулет и согласие объекта.
– А если объект слишком согласен?
– Тогда ритуал знакомства с заведующей теплицей, – усмехнулась она.
– Отлично. Значит, Флорик, – я повернулась к цветку, – в пятницу отправишься на пересадку. Подальше от женских спален. И, если судьба позволит, найдешь себе хризантему, которая оценит твой… нектарный шарм.
– Но мое сердце… – простонал он, трепеща лепестками.
– Пусть поплачет в горшок. Там влага сохранится.
И да, я очень надеялась, что он не напишет мне письмо. Потому что, если цветок начнет присылать мне признания лепестками, мне срочно понадобится психолог. Или садовник-экзорцист.
Глава 5
…в которой я скучаю на лекции, теряю надежду и мысленно выхожу замуж за воздух.
На столе расцветал чернильный ужас. По всей тетради тянулись каракули: то ли мятая паутина, то ли мое настроение в графической форме. Профессор Харлон, с лицом сухофрукта и голосом, способным усыпить элементаля бури, вещал о каких-то эпохальных договорах между дриадами и эльфами. Судя по интонации, он участвовал в переговорах лично.
«…и после Второго Лесного Пакта стороны обязались…»
Я кивнула – не потому, что поняла, а потому что хотела поддержать атмосферу общего страдания. Лисетта слева конспектировала с такой самоотдачей, будто от этого зависела погода завтра. Фарелия справа тоже усердно вела запись. Я же рисовала сердечки. Внутри одного написала: «Ниатта + ??? = Любовь?»
Прошло две недели с начала учебы, а я уже чувствовала себя как лист салата в бутерброде: вроде нужная, но все забывают, зачем положили. Никаких серьезных женихов, никаких стихийных романов, даже тяжелого флирта за углом столовой не наблюдалось. Один магистр Мерван – и тот относится ко мне, как к редкому сорняку. Стильному, конечно, но все же.
А ведь я старалась. Носила мантии с декоративными прорезями, которые (по академическим нормам) считались «способом повышения мана-циркуляции». Улыбалась загадочно. Даже завела разговор с симпатичным элементалем земли с другого факультета, который пах мхом и смущением. И? И он спросил, как правильно вычислить точку маноразлома в гравийной дуге. Ну как тут строить личную жизнь?
Магистр Харлон прокашлялся, и в аудитории тут же повисла тишина. Лисетта чуть не выронила перо, я – последнюю надежду.
– Итак, кто может назвать три ключевых соглашения, положивших начало эре Сопредельного Согласия?
Я вытянула ноги под партой и глянула в окно. На ветке сидела птица. В отличие от меня, у нее, вероятно, уже был партнер. «Может, мне стоит податься в птицы?» – мелькнула шальная мысль.
Магистр продолжал дудеть в пустоту, как осенний рог: громко, монотонно и без намека на веселье. Я задумалась: если за две недели не появилось ни одного потенциального принца, может, я просто подхожу к этому неправильно? Может, нужно стратегически подойти? Составить список, нанести маршрут, устроить – прости, академия – полноценную операцию «Замужество». С картой, планом и флаконом духов «Мгновение желания». Может походить мимо других аудиторий, помимо магистра Мервана, в конце-то концов.
В животе предательски заурчало. Видимо, он хотел участвовать в операции и требовал пайку. Я тихо отодвинулась от стола и сделала вид, что ищу в сумке амулет. Нашла там только зефирку и чек из лавки закусок.
Тем временем магистр Харлон подошел ближе. Я почти услышала, как скрипят его суставы, когда он нагнулся к переднему ряду. Хотела бы я быть на месте тех листков пергамента – они хотя бы получали от него внимание.
В этот момент решила: все. С сегодняшнего дня новый подход. Хватит ждать, нужно действовать. Магистр Мерван – да. Земляной парень – возможно. Даже Рион, Тарвел и Кай из теплицы, которые пытаются уговорить лиану не душить преподавателя из лаборатории элементарно флоры – сгодится. Арвен – под жирным вопросом.
Лекцию я не дослушала. Ментально, потому что в голове у меня уже звучал гимн новой жизни: бодрый, в стиле марша, с отголосками арфы и запахом успеха. Сегодняшняя цель: найти хотя бы одного кавалера, у которого хватит смелости пригласить леди на чай. Или хотя бы на экскурсию по ботаническому саду.
А пока… я нарисовала на полях тетради еще одно сердечко. И подписала: «Магистр Х. + Ниатта = точно НЕТ».
Через полчаса у меня была следующая пара – «Биология магических существ». Скажем так, эта лекция могла бы стать предметом для оды, если бы ее вели не такие преподаватели, как магистр Фарсак. Если бы хотя бы в полуслова упомянули, что магические существа – это не только фантастические звери, но и прекрасные, экзотичные мужские особи с выразительными глазами и мышцами… Но, увы, магистр Фарсак был смахивал на колдуна, сливающегося с цветом мха, и рассказывал нам о древних формах с таким упорством, что даже мою любимую идею о магической романтике в этот раз не спасло.
Засыпая под его наставления о «правилах питания и взаимодействия с горными драконами», я вдруг осознала, что совершенно забыла, что сегодня пятница. А пятница – это он, Броси Мосейнов, и концерт, который мне, видимо, придется пережить. Так что запоминать я уже не могла ничего, кроме того, как на моем лице начинают появляться метки беспокойства.
После лекции выскользнула из аудитории, как из паутины – с надеждой на то, что день наконец принесет хоть что-то интересное. И вот, на подходе к башне столовой, я почувствовала знакомое прикосновение взгляда.
– Ниатта! – раздался из-за спины голос Арвена. Я поморщилась и обернулась.
Парень стоял там, где всегда стоял – среди остальных второкурсников. Его светло-рыжие волосы немного развевались на ветру, а лицо, как обычно, выглядело таким уживчивым и по-своему привлекательным. Он все так же красиво улыбался, как если бы прямо сейчас хотел сказать что-то важное.
– Ты идешь на концерт? – он снова задал свой стандартный вопрос, который больше не казался интересным. Снова о том же… Но при этом у меня все же было какое-то странное чувство, как будто я должна бы согласиться. В конце концов, попробуй откажи ему снова.
– А ты уверен, что… – я начала, но быстро вспомнила, что все-таки я не в том настроении для страстных разговоров о музыке с магическими амулетами. Вместо этого добавила: – Ты же знаешь, что я занята. Нужно успеть кое-что сделать.
Я сдержала облегченный вздох, но это был момент, когда и сам момент подсказывал, что вновь увиливаю. Арвен тоже все понял, повернулся.
– Ладно, – с явным разочарованием сказал он, но все-таки с дружелюбной ноткой в голосе. – Наверное, что-то важное… Не волнуйся. Пойдем в другой раз.
В само помещение столовой я ворвалась, как гоблин на распродаже волшебных артефактов. Очередь, как всегда, тянулась до соседней башни, и все шло настолько медленно, что почти успела состариться морально. К счастью, я – девушка с приоритетами: схватила поднос, загрузила его яичницей сомнительного происхождения, парой булочек, которые можно было использовать как боевое оружие, и компотом, напоминающим отвар из разбитых иллюзий.
Села у окна, выпила компот – слегка посинела, но выжила. Булочку грызла как дипломат – осторожно, с подозрением, будто она могла начать говорить. За пять минут я управилась с трапезой и пулей вылетела из столовой, бросив на прощание горестный взгляд кастелянше, которая караулила студентов у дверей и, кажется, считала по зубам, кто украл ложки.
Путь к аудитории Чистых Форм пролетел под монотонный внутренний диалог в духе: «Ты справишься. Ты умная, красивая и у тебя хотя бы сегодня ровные стрелки».
В голове, как назло, всплыл Рейдан. Тот самый племянник архимагистра Махорна с симпозиума, который после подходил ко мне слишком близко, говорил слишком томным голосом и слишком уверенно упирался локтем в бок, будто собирался делать предложение. Был бы неплохим женихом… если бы не его страсть к собственному отражению, как оказалось. Меня хватило на два свидания.
Забежала в аудиторию, дыша, как вспотевшая нимфа после марафона. Фарелия уже сидела на своем месте, старательно записывая тему практики: «Манипуляция формами: преобразование, стабилизация, структурирование». Звучит внушительно, почти как инструкция к косметическому эликсиру, только без гарантии результата.
– Не опоздала! – прошипела я и плюхнулась рядом.
– Ты снова увильнула от Арвена, да? – не подняв головы, спросила Фарелия с подозрительно невинной интонацией.
– Я духовно была с ним… на расстоянии.
Рыжая хмыкнула и, не глядя, добавила:
– Конечно. Просто напоминаю, ты вечером занята пересаживанием растений. В смысле, Флорика. Сама сказала.
Я прикусила губу.
Практику вел магистр Клаудиус, у которого, по словам Фарелии в первый день заселения, были глубокие глаза. Как по мне, добродушный дядька с внешностью пенька и дикцией, как у печальной совы. Он раздал каждому по шарообразному объекту – в нашем случае, камушку, который светился при контакте с маной. Надо было трансформировать его форму по заданной модели – из шара в, не поверите, куб с декоративными завитками.
– Главное, точно произносите формулу и удерживайте концентрацию, – предупредил магистр. – Любое отклонение может вызвать… кхм… непредсказуемые эффекты.
О да, «непредсказуемые эффекты» – мое второе имя.
Я встала, выпрямила спину, нацелилась на шар и произнесла:
– Forma modificare… cubus decoratus…
И тут… щелк. Вроде все как надо, но куб не получился. Вместо него появился… еж. Светящийся, с крохотными завитушками на колючках и хвостиком-бубенчиком. Он посмотрел на меня, я – на него.
– Эм… – только и выдавилось.
Фарелия рядом уже икала от смеха.
– Леди Тенебрис, – донесся голос магистра, в котором прозвучала печаль. – Это не куб.
– Но он симпатичный?
– Он шипит.
И в этот момент магический ежик вспыхнул розовым светом и рванул под парту. Кто-то заорал, кто-то встал на стул. Я замерла в позе элегантного ужаса.
Магистр Клаудиус, кашлянув, произнес то, чего я боялась:
– Срочно позовите магистра Мервана.
Пауза. Кто-то убежал. Я, возможно, слегка обморозилась. Фарелия наклонилась ко мне и шепнула:
– Поздравляю. Ты только что вызвала на практику объект исследования. Осталось признаться, что сделала это нарочно.
Я покраснела. На полу скакал светящийся еж, аудитория гудела, и где-то вдалеке послышался глухой стук ботинок. Магистр Мерван приближался. Пришлось выпрямиться. Надо будет придумать, что сказать. Например: «Я просто хотела… оживить урок!» или «Это демонстрация альтернативной формы!», а может сразу «Выйдете за меня?».
Дверь распахнулась с таким изяществом, что, казалось, сама академия стыдливо втянула стены. В проеме возник он – магистр Мерван. В развевающейся мантии цвета рассвета в глубоком лесу, с холодным лицом, на котором даже мускул не дрогнул. Глаза – те самые изумруды ледникового периода – скользнули по аудитории, как сканирующее заклинание на наличие глупости.
– Что тут? – ровно спросил он, словно речь шла о пролитом компоте, а не о светоносном ежике, который, кстати, на тот момент уже пытался залезть в сумку отличницы из второго ряда.
– Спонтанная форма. Неконтролируемая, но… – начал было магистр Клаудиус.
– Безопасность? – перебил Мерван.
– Никто не пострадал. Разве что самооценка, – пробормотал кто-то.
Я почувствовала, как мое сердце ухнуло куда-то в область коленей. Он посмотрел на меня, неподвижно и без эмоций. Как будто я – не студентка, а дефект в расписании.
Магистр подошел к ежику, который возмущенно пискнул, и провел рукой над ним. Тот тут же… растворился. Без вспышек, дыма и спецэффектов. Просто – пшик, и все. Как мои планы на спокойный вечер.
– Обычная мана-паразитная реакция на неправильную интонацию, – кратко резюмировал он. – Пустяк. По сравнению с тем, что произошло в лаборатории преобразований в прошлом году, это… даже мило.
Аудитория облегченно выдохнула. Кто-то робко хихикнул. Кто-то (я) попытался спрятаться за партой и собственной виной.
Мерван обменялся с Клаудиусом парой слов – быстро, негромко, но с такой серьезностью, будто они обсуждали не магический фейл, а судьбу политической карты континента. Потом повернулся ко мне и сказал:
– Леди Тенебрис, выйдите.
Никакого «пожалуйста», «если не трудно» или хотя бы «немедленно». Просто – «выйдите». Голос безукоризненный. Тон – как заточенный клинок. Вежливость, вываренная в ментоле и строгости.
Я встала, ощущая на себе взгляды всей аудитории. Один из студентов даже послал мне сочувственный жест – ну или он просто проверял, на месте ли его манжет. Фарелия шепнула с неестественной бодростью:
– Удачи! Если начнет читать лекцию о дисциплине – дыши через нос и представляй, что он в банном халате.
Полезный, конечно, совет, но когда за тобой идет магистр, чей взгляд способен осушить болото и воспитать дракона, о банных халатах не думается. Особенно если он направляется к себе в кабинет, а ты – вместе с ним.
Я шла. Грудь – колесом, колени – желе, внутри – карусель из: «Ты попала», «Ну хоть он меня запомнит раз и навсегда», «Интересно, у него в кабинете уютно?».
Кабинет магистра Мервана оказался воплощением всего, что можно ожидать от мужчины с внешностью лесного бога и темпераментом среднестатистического друида. Никаких кружевных занавесок, ни одного вязаного пледа – только строгие книжные полки, строгий письменный стол, строгий стул. Даже кресло у окна выглядело так, будто его туда поселили за плохое поведение. Воздух пах смесью дуба, чернил и непоколебимого авторитета.
Мужчина прошел к столу, не оглядываясь, сел и закинул ногу на ногу – элегантно, строго, идеально. А я… я осталась стоять посреди кабинета, как глупая метелка на балу. В голове тут же начали прорастать фантазии: вот сижу я у него на коленях, пока он проверяет зачетки. Шепчу ему на ухо какую-нибудь чепуху типа: «А знаешь, что у хищной гортензии бывают альфа-листья?» – а он хмурится, но слегка улыбается и говорит: «Ты – худшая студентка в истории академии, но я не могу устоять перед твоей необразованностью».