Плацебо (#2)

– Я тебе верю. Все будет хорошо, обещаю.

И в тот момент, когда я протягиваю раскрытую ладонь, почти коснувшись ее щеки, из-за угла доносится крик, который вдребезги разбивает все мои усилия:

– Они здесь! Все сюда!

Завидев приближающихся стражей, Эмили вмиг отскакивает, готовясь к нападению, когда Блэквуд вгоняет ей в плечо иглу транквилизатора. Одно мгновение, и она падает на землю без сознания, а я все еще стою, прикованная к месту. Адреналин бурлит в венах, разливаясь жаром по всему телу. Кажется, еще пару минут, и я просто сгорю изнутри.

– Сильвер? – непонимающе смотрит на меня Личи.

– А она что здесь забыла? – фыркает поспевшая за остальными Пейшенс. – Разве ее не должны держать в башне, охраняя как зачарованную принцес…

Не успевает она закончить, как Блэквуд вжимает меня в кирпичную стену.

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Хотела удостовериться, что моя сестра не повторит участь дяди.

– Вот как? – буквально шипит он сквозь зубы. – И как тебе представление, впечатляет? Теперь понимаешь, какие губительные последствия могло повлечь твое решение?

Не успеваю и рта открыть, как он резко отступает, указывая пальцем на истекающего кровью Уилла.

– Вот что бывает, когда охотишься на новообращенного без клинка! Ты этого хотела? Чтобы она разорвала его на куски?

Бросаю взгляд на кровавое месиво, которое еще пару минут назад было предплечьем, и тут же опускаю глаза. Чувствую, как совесть, словно шипом, колет в боку. Пусть ранила и не я, мне не хотелось, чтобы кто-либо из стражей пострадал.

– Я лишь… желала убедиться, что с Эми будет все норм…

– Ты ослушалась! – переходит на крик он и тут же приближается ко мне, понизив тон до шепота. – Подвергла себя опасности, несмотря на лекарство в твоей крови. Ты нарушила приказ Старейшины. Представляешь, что будет, если он об этом узнает?

– Извини, – вяло мямлю я. – Я не хотела никого подставлять. Я приняла всевозможные меры предосторожности, чтобы со мной ничего не…

– Я не могу постоянно тебя защищать. Не могу следить за каждым твоим шагом. Пора уже научиться следовать логике, а не глупым чувственным порывам. Они лишь вредят и отвлекают.

– Так вот как?

Вот чем он меня считает: отвлекающим обстоятельством, которое мешает ему достигать целей? Что ж, полезно иногда расставить точки над «и», узнав, где тебе на самом деле место.

– Если бы не я, она бы уже давно вцепилась тебе в глотку. Я тебе жизнь спасла.

– Я бы справился.

– Ну конечно.

Блэквуд холодно оглядывает меня с головы до ног, слишком долго и чересчур близко. Затем, очевидно, вспомнив, что шестеро стражей в это время неотрывно за нами следят, тут же отступает в сторону.

– Легранж, – обращается он к Пейшенс, – проводи Двенадцатую к машине и убедись, чтобы по пути она не наделала еще больше глупостей.

Пейшенс кладет руку мне на локоть, но я вырываюсь, давая ей понять, что сама в состоянии идти. Чувствую себя пойманной на шалости школьницей, которую ведут в кабинет директора для воспитательной беседы. Знаю, мой поступок был рискованным, но ведь я не собиралась вступать в бой, а просто проследить, чтобы никто не пострадал. Благодаря мне Уилл избежал смертельного укуса, а Блэквуд отделался всего лишь несколькими царапинами на шее. Хотя он ни за что в этом не признается. Но, несмотря на все противоречия, я понимаю, что он прав: охота на молодого морова – самоубийственная миссия. Если бы не удачно сложившиеся обстоятельства, Уильям мог бы оказаться в куда худшем положении или и вовсе… Нет. Не могу даже думать об этом. А если бы что-либо произошло со мной, тысячи сиринити лишились бы единственного шанса на лучшую жизнь.

– Знаешь, – начинает Пейшенс, когда мы подходим к внедорожнику, – мне казалось, явиться на встречу с якобы опомнившейся сестрой-моровом в Уинтер Парке было глупо, но приехать на вылов новообращенного, когда в твоих венах течет лекарство… Это уже высший уровень безрассудства. Ты вообще хоть иногда думаешь перед тем, как что-либо делать, или так и плывешь все время на автопилоте?

– По крайней мере, я хоть кем-то дорожу, помимо себя.

Судя по резко изменившемуся выражению, мои слова задели ее за живое.

– У меня были дорогие люди, но они все умерли от сангморы. Прямо как сиринити, которых ты чуть не обрекла на подобную участь.

– Слушай, – тяжело выдыхаю, – я понимаю, какую глупость совершила. Давай оставим наши «милые» перепалки на потом, ладно? Мне сейчас и без того достаточно плохо.

Открываю дверцу пассажирского места, но Пейшенс тут же ее захлопывает.

– Не играй с огнем. Может, ты мне и не нравишься, но твоя жизнь имеет исключительную ценность. Ты нужна сиринити и этому обществу. Будь добра, постарайся не умереть раньше времени, потому как высока вероятность, что больше ты не воскреснешь.

Чувствую, как внутри просыпается дремлющее любопытство. Сколько я знаю Пейшенс, она переживает лишь о себе и о том, как пробраться на вершину по головам, плечам и прочим частям тел других. Что могло ее так сильно обеспокоить: я или судьба коммуны? Если бы я не знала ее достаточно долго, могла бы решить, что моя жизнь для нее действительно чего-то стоит. К счастью, я не настолько наивна.

Пейшенс буквально запихивает меня внутрь автомобиля, после чего устраивается поудобнее на капоте. В боковое окно наблюдаю, как стражи тащат тело моей сестры по улице, а после загружают в багажник. Добравшись до машины, Уилл получает укол крови и тут же присаживается рядом со мной, желая успокоить. Однако мое внимание приковано к Блэквуду, связывающему руки Эми веревкой и запихивающему ей в рот кляп. Не сильно это похоже на «помощь», но я прекрасно понимаю, что меры предосторожности важны как никогда. На меня при этом он даже не смотрит. Будто меня и вовсе здесь нет. Впрочем, бесцеремонность Верховного жреца меня не обижает. Я привыкла, что грубость и холод – его родной язык. Но это заставляет задуматься о причинах его поведения. Ведь когда-то он был добрым и самоотверженным доктором, стремящимся спасти жизни. Но те времена канули в Лету вместе с остатками его былого характера. Сейчас же я имею дело с хладнокровной, свирепой коброй, жаждущей укусить тебя при малейшем неповиновении. И… это еще одна причина, подталкивающая меня к его прошлому.

После всех слухов, которые я собрала за последние недели, я просто обязана узнать о нем больше. Хотя бы для того, чтобы определить, какие из них достоверные, а какие – нет.

***

Полвторого ночи. Я не сплю. Хотя и пытаюсь не один час. Беспокойно верчусь на кровати, переворачиваюсь на один бок, на другой, на спину, пока наконец не отбрасываю в сторону одеяло. В конце концов, разве это возможно, когда твою голову населяют сотни вопросов, каждый из которых жалит сильнее предыдущего? Сразу после возвращения из Нью-Касла я обращалась к Кристиану с просьбой увидеться с Эми, но он отказал без раздумий. Сейчас она представляет для меня крайнюю угрозу. Вместе с тем, он отметил, что Эмили поместят в комнату, отдаленную от лепрозория, где держат других моровов. Она будет пребывать под охраной, пока ученые сиринити не проведут испытания лекарства на ее собратьях, изучив его влияние на их организм.

Оспорить его решение я никак не осмелилась. К тому же после того, что я выкинула на ее вылове, мне вообще лучше держаться тише воды. Мне повезло, что Кристиан питает ко мне особую симпатию, иначе бы он уже давно запер меня в башне, приставив ко входу весь караульный взвод поместья. Остается лишь надеяться, что в скором времени этот кошмар с обращением Эмили закончится и мы снова будем вместе.

Блэквуд после случившегося на меня даже не смотрит. Быть может, мой поступок стал последним толчком, который разорвал тонкую нить, связавшую нас на Другой стороне, – но если это так, я сама во всем виновата. Как бы больно ни ударили его слова на дозоре, но в них есть доля правды: я поступила глупо и опрометчиво, рискнув лекарством ради своей прихоти, даже если этот риск был оправдан. Сомневаюсь, что в ближайшее время он со мной заговорит, и, честно говоря, я это заслужила.

Как главному донору сиринити мне полагается много отдыхать, но это у меня никак не получается. Еще и слова Кристиана насчет медицинских достижений Блэквуда беспокойно крутятся в голове, подкидывая дров в и без того пылающий костер моего любопытства. Чем он занимался до того, как стал Верховным жрецом? Какие грязные секреты скрывает? И на что намекал Старейшина, говоря про «двойственную природу»? Тайны за десятью замками, и кажется, я знаю, где искать от них ключи: в библиотеке сиринити.

Наконец, окончательно похоронив надежду на отдых, я накидываю пеньюар и, вооружившись подсвечником, выхожу из комнаты. Но в коридоре меня ожидает новый сюрприз:

– Мисс Блум, – тотчас спешит ко мне рыжеволосая стражница, – простите, но вам запрещено покидать свои покои после наступления темноты.

– Что? Но я только хотела…

– Сожалею, – выдыхает Айриз, – но это приказ Старейшины. Полагаю, вы понимаете, что мы обязаны проследить за его исполнением независимо от своей воли.

Теперь Кристиан ввел для меня комендантский час? Отлично, доигралась. Но я знала, на какие риски шла, отправляясь на вылов Эми, и ни о чем не жалею. Коротко кивнув, я выдыхаю тихое, обреченное «конечно» и возвращаюсь в спальню, уже мысленно продумывая обходные пути. Конечно, можно было бы подождать до утра, но вряд ли бдительность стражи ослабнет с восходом солнца. Подозреваю, что теперь они будут вокруг меня круглосуточно ошиваться, а мне крайне нужно попасть в библиотеку. И, кажется, я знаю, как это организовать.

Я не раз замечала, как Айриз и Дриель оживленно болтают в обеденной. Сомневаюсь, что они могут долго удержаться на посту без единого слова. Поэтому решаю набраться терпения и просто подождать, пока эти двое не увлекутся разговором. К счастью, ждать приходится недолго, и уже спустя полчаса они начинают обсуждать новобранца, присоединившегося к дежурной страже. Выглянув в щель двери, вижу их стройные силуэты, застывшие спиной ко мне в метре от спальни. Воспользовавшись моментом, беру с комода помаду Мирилин и бросаю ее в противоположную сторону коридора так далеко, как только могу. Ее позолоченный футляр приземляется на мраморный пол с характерным звоном, который привлекает внимание стражей. Пока они отправляются проверить территорию, я незаметно выскальзываю из помещения и иду в противоположную сторону.

После наступления темноты коридоры поместья Ле Блана становятся похожими на пустыню: такие же тихие и лишенные всякого намека на жизнь. Только тени дежурных изредка проскальзывают в ореоле лунного света, заставляя меня то и дело прятаться в темных углах. Приглушенный свет главного холла лишь подпитывает мое беспокойство. Хотя отчего мне, собственно, волноваться? Я ведь не шпионю, не ворую и не подслушиваю, а всего лишь иду в библиотеку в поисках информации. Ночью. В ночной рубашке. С горящей свечой в руке. Ладно, это и правда может показаться подозрительным, но когда, к слову, я в последний раз вела себя нормально? Взрастая в атмосфере странности, не замечаешь, как и сама пересекаешь грань между вычурностью и нормой.

Сворачиваю за угол, подхожу к громадной двустворчатой двери и тихонько проскальзываю в щелочку. В библиотечном зале еще темнее, чем в катакомбах падших. По всей видимости, это место не пользуется большим спросом в ночное время суток, а зря: ведь именно после захода солнца пробуждаются истории, спрятанные в шелесте страниц. Спускаюсь на нижнюю площадку, прохожу мимо бесчисленных книжных рядов, проводя рукой по запыленным томам. С чего же мне начать? Кристиан намекнул на двойственность Блэквуда. Скорее всего, он имел в виду фамилию, ведь как у женщины, так и у мужчины, их может быть две: по матери и по отцу. Верховный жрец рассказывал мне на Другой стороне (не без давления, конечно), что Блэквуд – это фамилия его матери. Но какая же тогда у второго родителя? Ведь я уже слышала ее во сне о прошлом его семьи. Тогда Вирджиния называла его не мистером Блэквудом, а… Буллером? Беллером? Нет, что-то более складное, связанное с розами. Ну же, Блум. Пора включать мозги. А то за время пребывания в поместье они совсем застоялись. Ах, черт. Не могу вспомнить. Но первая буква «Б» – в этом я уверена. Может, если я пролистну картотеку знатных родов сиринити, это стимулирует память?

Открываю ящик и тут же пробегаюсь пальцами по бланкам. В современных книгохранилищах Фрейзера давно введен электронный каталог, где можно найти нужный том по ключевым словам или имени автора. Но в обители сиринити почитают старину. К счастью, я с детства любила библиотеки и знаю, как пользоваться старой картотечной системой. Итак, посмотрим, что тут у нас: «Восхождение Верхориата», «Расцвет и упадок Верраты» … Ага! «История рода Сангвинус арус». Думаю, это оно. Найти нужный том не составляет труда, ведь это самая толстая книга на полке. Широкая, массивная, в бордовом переплете. По правде, она больше напоминает гримуар29 средневековых алхимиков, чем родословную сангвинаров, но я давно поняла, что книгу не стоит судить по обложке. Возможно, что за этим куском облинялой кожи скрывается не одна тайна. Прямо как за тем, информацию о ком я пытаюсь отыскать.

Открыв первую страницу, понимаю, что застряну здесь надолго. Все потому, что в этом сборнике сотни схожих фамилий: Белиоз, Берлиоз, Беллров, Беллролл, Беллроуз… «Постойте-ка» – мой палец вдруг застывает на странице. Ну конечно! Вот как называла Блэквуда Вирджиния в моем воспоминании: мистер Беллроуз-младший. И именно его мне и следует искать. Быстро пробегаюсь взглядом по картотеке и нахожу не одну, а целых пять книг. Ну что ж, посмотрим, кем ты был в прошлом, Дориан Беллроуз.

Благодаря золотым гравюрам на колоннах я быстро нахожу нужный шкаф, а вместе с ним и первую книгу. Пурпурная обложка «Технологий врачевания и кровосмешения» бросается в глаза не только благодаря характерному окрасу, но и зарисовке с изображением змеи, опутывающей металлический кубок. Бумага потемнела от времени, шрифт местами выцвел, однако текст остается читабельным. Опустив свечу, усаживаюсь прямо на пол и начинаю листать страницы.

Первые попытки переливания крови, способы гемотрансфузии… Здесь больше говорится о теории, чем о практических методах, но в некоторых местах упоминается некий доктор Беллроуз, который добился значительных результатов в этой области. Процент выживания его доноров был наивысшим в Англии, а его методы комбинирования одиннадцати групп крови сангвинаров с четырьмя человеческими позволили внедрить впрыскивания в обиход. Значит, Кристиан говорил правду. Блэквуд не только был успешным врачом, но и тем, кто сделал инъекции частью повседневной жизни сиринити. Это… невероятно. Стоит лишь представить, сколько жизней он спас. Внедрение уколов донорской крови позволило справляться с приступами, тогда как смертность от них в средние века была невероятно высокой. Практически у каждого третьего сиринити приступ сангморы имел фатальные последствия.

Доктор Беллроуз… Интересно, зачем он позже взял фамилию матери? Было ли это добровольно или в попытках скрыться от недругов? Кто мог желать ему зла? И самое главное – что это было за зло, изменившее его характер до неузнаваемости? Пролистываю второй том и третий, но не нахожу ничего интересного, лишь медицинские статьи. В одном объясняется действие крови человека на сангвинара. Во втором – сочетаемость человеческих групп с сиринити. Оказывается, частота впрыскиваний зависит от силы организма и возраста больного. Чем сильнее иммунная и кровеносная системы, тем реже требуется человеческая кровь. Старейшинам, как самым старым представителям касты, нужна лишь одна инъекция в несколько месяцев, тогда как детям до десяти лет процедуру необходимо проводить каждые один-два часа. Хм… интересно. Блэквуд говорил, что ему нужно делать укол каждые три дня. Если это так, значит, он куда старше, чем я предполагала.

В четвертой книге наконец нахожу информацию о самом докторе Д. Р. Беллроузе, а также о его череде удачных переливаний от человека сангвинару. Однако не уверена, что речь идет о Блэквуде, так как везде, где он упоминается, написано Дриан, а не Дориан. Дриан Рэдманд Беллроуз. Быть может, опечатка? Вполне вероятно, будь она на двух страницах из десятка, но не на каждой же. Неужели он изменил и имя? Что же с ним такого страшного произошло? От чего он так отчаянно бежал?

На сто сорок девятой странице неожиданно натыкаюсь на фото и беззвучно выдыхаю, распознав практически неузнаваемые черты того вечно хмурого человека, который сегодня возглавляет воинство сиринити. Со стетоскопом на шее и самодовольной ухмылкой на губах доктор Блэквуд-Беллроуз смотрит на меня с другой стороны снимка. Как будто дразня меня тем, что я не могу оказаться в том зале госпиталя в окружении медсестер, которым повезло видеть его улыбку. Это лицо не Верховного жреца, с которым я нынче знакома. Это обличие светлого прошлого, утерянного настоящего и несостоявшегося будущего, за которое я вынуждена бороться, чтобы отвоевать свое место в его жизни. Вот только не уверена, что его демоны мне это позволят.

Шум в дальнем конце зала резко выбивает меня из раздумий. Захлопнув книгу, я задуваю свечу и прячусь за край шкафа, завидев приближающийся силуэт. В целом я ничего плохого не делаю, однако можно ли сказать то же о другом посетителе полуночной читальни? Фигура проплывает мимо ряда медицинских трактатов. Высокая, худая, сутулая. В блеклом свете ее карманного фонарика я замечаю коричнево-золотой пиджак с узорами и тотчас понимаю, кому он принадлежит: Скретч. Он-то что здесь забыл, да еще и так поздно? Неужели пособие по вольной борьбе решил поискать? Не нравится мне, как настороженно он оглядывается вокруг. Люди так себя не ведут, если им нечего скрывать.

Прослеживаю за ним до угловой ниши, но затем неожиданно теряю. Призрачный свет погас, отзвук шагов утонул в давящей тишине, будто он и вовсе растворился во тьме. Застываю за книжной полкой. Отмеряю время от растерянности до замешательства, когда силуэт Скретча снова появляется в поле зрения, буквально вынырнув из темноты угла. Лицо хмурое, под мышкой зажат потертый том, содержание которого остается для меня загадкой. Как и то, где Верховный страж его взял. Ведь в том крошечном ответвлении библиотеки нет книг. Лишь потушенные канделябры и статуи.

Когда он поднимается по лестнице, я тут же проскальзываю вперед, прихватив с собой вновь зажженную свечу (как хорошо, что я додумалась взять с собой спички). Но, свернув за угол, застываю, наткнувшись лишь на голую стену. По обе стороны возвышаются скульптуры стражей. Один с вознесенным над головой клинком, второй – с тонким вытянутым мечом, по внешнему виду напоминающим копье. Ни намека на тайник. Тогда что Скретч здесь делал? Рассматриваю фигуры с разных сторон, когда замечаю странный символ, высеченный на внутренней поверхности щита: два круга и длинная вертикальная линия, разделяющая их посредине. Напоминает перечеркнутый символ бесконечности. У второй скульптуры такая же метка. Хм…

А что если здесь есть потайная дверь? Звучит глупо, но не лишено смысла, особенно когда речь идет о старинном поместье, чья история древнее родословной всех сиринити, вместе взятых. Провожу рукой по древней метке и отступаю. И что я должна сказать? Алохомора30? Сим-сим, откройся?31 Может, еще взмахнуть волшебной палочкой? Ладно, соберись. Сейчас не время для шуток. Думай как Блэквуд. Что бы сделал на твоем месте бесстрастный и рассудительный Верховный жрец? На какие незаметные твоему взгляду мелочи обратил бы внимание? Прежде всего, знак. Он высечен в камне, не нажимается и не задействуется. Значит, он вряд ли служит какой-то практической цели. Скорее, лишь указывает путь. А что насчет статуй? Осматриваю острие каменного клинка, голову и грудь каждого из хранителей, но не нахожу ничего интересного. Пока не замечаю царапины на плитках пола прямо под опорами. Одна влево, вторая – вправо. Словно скульптуры двигали по направлению друг к другу.

Наваливаюсь на мраморное тело и сдвигаю в сторону, пока кончик копья не касается стены. Проделываю то же самое и с другим стражем, когда резкий щелчок извещает о том, что я на верном пути. В кладке прорисовывается прямоугольник, который я с легкостью отодвигаю внутрь. Помещение, в котором я оказываюсь, не больше кладовки. Даже мой чердак в Уинтер Парке куда просторнее. Большой шкаф, два письменных стола, шесть библиотечных стеллажей – по два у каждой стены. Похоже на небольшое книжное хранилище. Зачем же понадобилось скрывать его от любопытных глаз? По всей видимости, из-за информации, которая здесь хранится.

Убедившись, что в библиотеке больше никого нет, прикрываю за собой каменную дверь и, вооружившись свечой, подхожу к громоздкому комоду. Что ж, посмотрим, что сиринити скрывают от мира. Во всех ящиках оказываются не старинные фолианты, а статьи и рукописи. Некоторые слегка помяты, другие – и вовсе покрыты ржаво-темными пятнами неизвестного происхождения. Будем надеяться, что это вино. Просматриваю несколько газетных вырезок, чей шрифт и стиль печати выдают их давность:

«Обнаружена неизвестная группа крови».

«Женщина с тяжелой колотой раной выжила после переливания».

«Найден человек, исцелившийся после инъекции донорской крови».

«Незнакомец с ликом зверя напал на бездомного, вцепившись в горло».

Да это же о сиринити и моровах – во всех статьях, собранных здесь, говорится о разоблачении сангвинаров среди людей. Неужели человечество догадывается об их существовании? Это неудивительно, ведь за столько веков у них должны были закрасться подозрения. Даже если замеченное казалось им невообразимым, невозможно все время откидывать правду. Рано или поздно она настигнет тебя и вцепится острыми клыками в горло, прямо как моров в этого уличного бедолагу. Но что это? Достаю из-под стопки синюю записную книжку, напоминающую больничный журнал посещений. На обложке пометка «Лайтхаус, Пенсильвания». В нем какие-то странные пометки: о жизнедеятельности подопытного, о свертываемости крови, быстроте заживления… Испытуемый номер один, два, десять, сорок пять. Что это? Неужели люди проводили эксперименты на сиринити? Скорость излечения… Наверняка они хотели выяснить, каким образом сангвинары исцеляются. Возможно, даже использовать это в своих целях. Господи… Раз Скретч явился сюда, быть может, он каким-то образом причастен к этому? Что если он сотрудничал с людьми, чтобы защитить свою шкуру? Или, что еще хуже, – сдавал собственных братьев в обмен на защиту и неприкосновенность? Это было просто ужасно, но вполне в его духе.

Такое ощущение, что Скретч преследует меня везде, куда бы я ни пошла. Даже когда я его не вижу, я чувствую, что он рядом. Он словно нигде и одновременно повсюду. Следует за мной незримой тенью, проникает в сердце, в мысли. Являясь для меня никем, он постепенно занимает все большую часть моей жизни. Даже сейчас, вместо того, чтобы окунуться в мистерии этой загадочной комнаты, я думаю лишь о том, что он скрывает. И как мне только вывести его на чистую воду?

Тишину разорвал внезапный грохот. В этот момент мое сердце ударилось о грудь с такой силой, что, кажется, на ней останется синяк. Я подбегаю к двери и слышу, как кто-то, чертыхаясь, поднимает упавший стул, на который, очевидно, наткнулся во мраке. Засовываю документы в ящик и выскальзываю в дверной проем, вернув скульптуры на место. Только успеваю спрятаться за стеллажом, как мимо танцующим шагом проходят парень с девушкой.

– Ты уверен, что здесь никого нет?

– Не будь трусишкой, крошка. Какой идиот пойдет ночью в библиотеку? Лучше вернемся к тому, на чем мы остановились.

– Ну-ка, напомни мне, а то я уже забыла.

Юноша притягивает худощавую фигурку к себе, исчезая в затемненном углу, а я раздраженно закатываю глаза. В самом деле, нашли место. Люди тут пытаются пролить свет на темное прошлое всей коммуны, а вы… Проскользнув мимо, я тихонько прокрадываюсь к лестнице, пытаясь переварить полученную информацию. Только получается это у меня с трудом. Эксперименты, другое имя Блэквуда, потайная комната в недрах библиотеки и Скретч, крадущийся в ночи, подобно призраку. Не знаю, что здесь происходит, но теперь я отчетливо понимаю, что сиринити были не до конца честны со мной. Какие-то страшные тайны похоронены в этих мраморных стенах. Тайны, о которых никто не говорит. Секреты, о которых боятся упоминать. Загадки, о которых знают все и одновременно никто. И я обязательно выясню, в чем здесь дело.

Глава 6. Под покровом масок и вуалей

Пару месяцев размеренной жизни стража-новобранца, и вот, наконец, настал день фамильного «Бала Тотемов» – события, которого все ждали со жгучим нетерпением. Все, кроме меня. Сшитый на заказ костюм красного лебедя уже ждет в комнате вместе с моей, так сказать, модисткой.32 Мирилин с радостью достает кроваво-красное платье из защитного чехла и разглаживает складочки на юбке. Пышное, элегантное, из нежнейшей атласной ткани с декором из алых перьев, оно выглядит словно его перенесли прямо из сказочного мира. Традиционные длинные рукава призваны скрыть отметины сиринити (которых у меня, кстати, нет), а тяжелый бархатный капюшон, выполненный в виде лебединой головы, – лицо. По всей видимости, он и будет играть роль маски. Судя по пышному подъюбнику, который Мирилин достает из упаковочной коробки, этот вечер будет не из легких. Но когда дело доходит до затягивания корсета, я уже не рада, что вообще в это ввязалась.