Последний Оазис

Когон дернулся, Оргвин вздохнул, песчаный кокон Ильсо не подпустил никого из людей. Этель вскинула руки:

– Я не позволю!

– Тогда спустись, – безразлично ответил Император. – Покажи, как ты предана дружбе. Раздели участь товарищей, а то… как-то нечестно. Хотя если решишь присоединиться к сородичам-людям, я пойму.

Песок снова закрутил ураганы на земле, но Этель это не контролировала. Знала, что должна выручить друзей, но как все не испортить? Снизу заорал Когон:

– Не слушай его! Это все шантаж! Ты должна проникнуть внутрь раньше его!

– Правда? – ухмыльнулся Император и кивнул кому-то из свиты. Двое стражников схватили Когона и завели руки ему за спину. Когон гордо задрал голову. – И ты готов за это отдать жизнь, а, орк? Не велика разница, кто из людей откроет эти ворота – я или она.

За спиной горели сотни, если не тысячи равнодушных факелов, Этель ощущала их жар и буквально слышала, как они говорят с ней. Просят, шепчут или бессвязно кричат, умоляют… взять их силу.

В один миг Цитадель погрузилась во тьму, огни факелов вспыхнули в глазах, груди и на пальцах Этель, и она готова была пустить в ход эту силу.

– Твои фокусы лишь все усугубляют, знаешь? – безразлично ответил Император и кивнул стражнику с массивным заточенным топором.

Лезвие сверкнуло, отразив огонь, и Этель стремительно спустилась на землю. У ее ног образовалась воронка, оба шара метнулись к топорам, занесенным над гномом и орком.

В груди копилась ярость, шары крутились в воздухе, развивая огромную скорость, огонь словно насквозь прожигал ладони, но Этель держала свое оружие. Нужно было собрать всю силу изнутри, вложить в удар против заклятого врага и… разбить самодовольного Императора.

Шары метнулись к палачам и намиг озарили ночь вспышкой. Лезвия раскололись надвое, Этель повернулась к Ригарду. Вокруг нее создался огненный ореол, волосы горели, а в руках возникали новые огненные шары. Цитадель, погруженная во тьму, стала светиться темным рубиновым светом.

И Этель прошептала:

– Бей.

Этель забыла и про предостережение насчет других магов, и о том, что уязвима в одиночестве среди воинов, но не думала в этот момент: знала, что так правильно. И по мести, и по чести, и по долгу. За дружбу. Расколовшиеся лезвия топоров метнулись к Ригарду.

Она не успела испугаться, Ригард не успел среагировать: ударной волной его отнесло к стене Цитадели, по ее поверхности пробежала пульсирующая рубиновая волна. Императорский отряд вздрогнул, ветер закружил ураганы, кто-то из свиты бросился к господину. Этель встретилась с решительным взглядом Когона, Оргвин испуганно покосился в сторону происшествия, двое их несостоявшихся палачей пялились на Ригарда и не решались покинуть своего места. Ильсо, укутанный в кокон, метался.

Этель подоспела к нему, но не могла даже представить, как ему выпутаться. Пожалуй, только ветер мог разнести песчаные струи, но его порыва явно не хватало.

– Ты! – раздалось позади нее громом. – Кто ты такая?!

Лицо Ильсо бледнело, но сквозь песок Этель различила округленные глаза, и она обернулась: в двух шагах от нее стоял Император с мечом наголо. Во второй руке он держал две ровные частицы золотой маски, в районе надлома – над переносицей – стекала густая кровь.

– Ты… сломала ее?! – его голос срывался, переходя в истеричный крик. – Ты заигралась, девочка! Ты не знаешь, что творишь!

Он швырнул осколки в песок, Этель посмотрела с вызовом: ей нужно было спасти друга и не допустить атаки врага. Но через миг сам Император избавил ее от выбора: вслед за частями маски он упал на колени и стал судорожно соединять брошенные осколки. К нему бросился кто-то из свиты – похоже, тот самый орк, что уводил Когона в Иррахоне – и стал что-то спрашивать. Поодаль послышалась насмешка Когона:

– Худосочная задница Бронга! И это ваш жалкий Император?! Да это мальчишка!

Кто-то из стражников ударил его по лицу, кто-то поспешил к господину, а в шаге от себя Этель услышала легкие постанывания Ильсо.

Песчаный кокон сжимался, и эльф начинал задыхаться. Его глаза, полные ужаса, встретились с взглядом Этель. Ветер стал сильнее, но она не могла его контролировать – как будто новая сила смеялась над ней, играя с жизнью друга.

– Я не хотела этого… – прошептала она, хватая воздух ртом, будто пыталась вдохнуть саму бурю. И пустыня позволяла это.

Все звуки стерлись, ветер охватил ее, разжигая огонь в волосах и ладонях. Кто-то еще бросился в к Императору, кто-то к ней, но она словно была не в своем теле: она соединилась с воздухом.

Она видела бледнеющее лицо Ильсо, его раскрытые, полные испуга глаза, в которых отразился рубиновый свет. Звуки за спиной стихли, но она не обернулась.

– Я не позволю тебе умереть! – Гнев вырвался прямо из ее груди, выливаясь пламенем, смешанным с песком. Песок жег ладони, поглощая огонь, что казалось, вот-вот, и стихия восстанет против нее. Но сейчас Этель не могла проиграть.

Цепи на воротах задрожали. За спиной раздались команды отхода, а Ильсо запрокинул голову: его сознание угасало.

– Разбейся! – в сердцах выкрикнула Этель и вскинула руки.

Из ладоней вырвались песчаные огненные струи, хлыстом ударившие по кокону, и он пошел трещиной. Этель сжала кулаки, изо всех концентрируясь на цели и не позволяя постороннему шуму проникать в ее сознание. Дыхание затихло.

Песчаный кокон разорвался изнутри, как будто невидимый кулак ударил по нему. Ильсо рухнул на колени, откашливая песок. С тихим звоном рубиновые цепи на воротах лопнули.

Тишина в округе стала мертвенной, по спине пробежал холодок.

– Она… реагирует на тебя? – прохрипел Ильсо, робко поднимая взгляд на Цитадель, но не решаясь встать: он дрожал всем телом. А Этель обернулась.

Казалось, вся стена вздохнула. Замок раскололся, и тяжелые створки медленно поползли в стороны, открывая тьму внутри. И что-то подсказывало, что это совсем не из-за отсутствия факелов.

– Там пусто, – напомнил Ильсо, вырастая рядом и на всякий случай поднимая лук. Его руки еще тряслись, кожа оставалась бледнее обычного даже в таинственного рубиновом свете.

– Он ищет Источник, – зачарованного проговорила Этель и снова зажгла два огненных шара.

На свет обернулся Император:

– Ты! – Он яростно ткнул пальцем в Этель, игнорируя непрекращающуюся кровь над переносицей. – Идешь первая!

Этель расправила плечи и вздернула носик:

– Только с моими друзьями!

– Еще лучше, – бросил Император, резко развернулся и крикнул своим строиться. У ворот остались Когон, Оргвин, Ильсо и Этель.

Она мысленно отправила огни к воротам для освещения и, глядя на друзей, выдохнула:

– По крайней мере, живы, да?

– Ненадолго, судя по всему, – усмехнулся Ильсо. – Но… да, спасибо, что спасла.

– Веди, крошка, – отозвался Когон, доставая топоры. – Мы прикроем. А ты… не скупись на пламя.

Оргвин только поднял молот в знак принятия, и Этель с радостью последовала указанию Когона. Как минимум, для того, чтобы преодолеть внутренний, сковывающий тьмой холод.

***

Ильсо оказался прав – внутри и правда было пусто. Но не крепость – заброшенный город встретил их. Здесь были и улицы, и дома, и растения , но… ни одного источника воды.

Под ногами струился песок, плотным слоем застилающий плиты, по каменным стенам, с внутренней стороны выложенным холодным кварцем, проходили магические пульсации. Красного цвета. Иногда Этель замечала громадные царапины, будто от лап неистового зверя, заточенного здесь и стремящегося вырваться наружу. Тело пронзил холод. Этель невольно дотронулась до цветка в волосах, и он обжегся неприятным покалыванием. Огненные шары по-прежнему освещали дорогу, но совершенно не оживляли замерший город-призрак, укутанный темным рубиновым плащом.

Монументальные здания стояли разрушенные, колонны были повалены, некоторые – в трещинах, другие поддерживали остатки каменных каркасов. Редкие пальмы казались увядшими и лысыми – будто кто-то сорвал все плоды и сжег листья. Хотя скорее всего это было обычное солнце.

– Что-то это мало походит на чудесный оазис, – неуверенно проговорил Оргвин, и мысленно Этель с ним согласилась. Можно было строить тысячи теорий, что пережил этот город за стеной, но это явно не являлось тем, что искал Император.

– Нас еще поди и обвинит, – добавил гном, и никто не ответил. В лицо ударил песок. Каждый шаг поднимал облако пепла, который не оседал, а медленно кружился, как дым от давно погасшего костра. Шаги четырех пар сапог отзывались тоненьким скрипом, а густой воздух буквально висел, словно его не вдыхали веками. Этель потянулась к фляжке и сделала глоток: в горло пересохло. А затем они увидели… источник.

Это мало походило на то, что можно назвать живительными недрами, скорее наоборот: бассейн в центре разрушенного города был создан искусственно, но сейчас был полностью высушен и окружен мертвыми деревьями с черными скрученными ветвями. На дне виднелись останки фонтана в виде змея с раскрытой пастью, застывшей навечно в беззвучном крике. Но, судя по всему, все прошедшие две сотни лет с момента войны рубиновых чаш из нее не лилось ничего, кроме пыли. А когда-то эта Цитадель наверняка была оплотом обороняющихся… людей? Или змеелюдов? Раньше вся пустыня принадлежала им.

– Что здесь произошло? – прошептала одними губами Этель, но Ильсо как самый острослышащий из них отозвался:

– Очевидно… город выжил в войне? А порушился от старости.

– Похож на Эшгет, – ответила Этель. – Только это какой-то отшельник…

– Да он был запечатан магией! – рыкнул Когон. А потом, будто что-то поняв, выдохнул: – Истинные…

Этель остановилась у остова бассейна и тихо проговорила:

– Это твой шанс…

Она встретилась взглядом с Когоном, но он только поджал губы и ничего не сказал. Их молчаливую идиллию разрушил звон императорских доспехов – нерешительно перемещающихся воинов вслед за их компанией. И во главе разбитого войска шел сам Император.

Он словно не мог поверить в то, где находится: не это он хотел увидеть, не для этого он пересекал материк, чтобы из засухи прийти в такое же разрушенное и иссушенное место.

И он даже не посмотрел в сторону беженцев – прошел мимо и, совершенно потерянный, осел на песок. К нему подоспел кто-то из свиты, предлагая помощь подняться, но Ригард всех прогнал. Его люди застыли в десяти шагах от бассейна, где переводили дух путники, а рядом с ними, чуть в стороне, не мог прийти в себя от потрясения Император.

– Гнал нас на плаху, а сам даже не знал, зачем, – вдруг сказал Когон и выглянул исподлобья. Этель различила его тяжелое дыхание и взяла его руку:

– Не надо, – прошептала она. – Это наша общая неудача.

Она посмотрела на опустошенного Императора, но не смогла ему посочувствовать. Вспомнила Джэйвин, их сделку, яму с трупами змеелюдов в Эшгете – он виноват. Сам. Но вместе с тем она не чувствовала и ненависти.

– Ох, ваше величество, – прокряхтел Оргвин и протянул Императору фляжку, – и кто вас надоумил? Выпейте…

Двое воинов из свиты приблизились и скрутили гнома. Когон с Ильсо выпрямились и схватились за оружие. Другие стражи напряглись и будто ждали указания. Этель осталась в стороне, готовая вмешаться в любой момент, но никто не успел вымолвить и слова, когда за спиной раздалось сдавленное:

– Это и есть – Последний Оазис?! – Ригард так и не выпрямился. И, кажется, ни к кому не обращался: – Шутка? Сарказм? Жестокий расчет?!

Этель перевела взгляд на Когона. Тот даже ухом не повел, контролируя стражу, Ильсо хмыкнул:

– Что там ваш Император? С кем говорит? Умом не тронулся?

Стражники приблизились, Этель перевела огненные шары ближе, а сама не переставала посматривать на Ригарда.

– Явитесь сюда, если не трусите! Явитесь воочию и ответьте за все смерти, что произошли по вашей вине!

Он зарычал в небо и соединил две части треснувшей маски. Рубиновые огни на внутренних стенах Цитадели замигали. Стражники заозирались, Когон нахмурился, Ильсо сощурил глаза, а Оргвин покачал головой:

– Как двести лет назад, смотри-ка! И правда древняя…

Но рык Императора перекрыл и бормотание гнома, и тяжелое дыхание Этель. Она уже чувствовала, как под ногами плавится песок и ладони снова начинают светиться.

– Ваша маска расколота обычной девчонкой! Так какое у вас право…

Гном не договорил. Бассейн накрыла рубиновая пирамида, и, ослепленный, Император попятился. Люди из его свиты ахнули. Этель и сама погасила свои огни. Только руки не слушались мысленных приказов, и она не стала настаивать: куда интереснее было то, что происходило в центре.

– Это Истинные, – прошептал Когон, не сводя глаз с пирамиды. – Император привел меня… к Истинным!

– Только не наделай глупостей, как в тот раз, ладно? – промурлыкал Ильсо. Оргвин вышел из-под конвоя и мечтательно произнес:

– Как в день падения красного неба!

– Что это значит? – спросила Этель, особенно ни к кому не обращаясь, но ей ответил чужой женский голос:

– А что бы ты хотела, Исцеляющая?

– Что? – вырвалось у всех четверых, и голос продолжил так же ровно:

– Хрустальная Цитадель признала тебя. Признала… нас.

По двум краям от центре пирамиды – по двум ее граням – возникли две фигуры в длинных мантиях. Их лица скрывали капюшоны, но вырывающиеся длинные темные пряди говорили о том, что они обе – женщины.

– Ты выполнил свою роль, Ригард, – продолжил тот же голос. – Теперь ты свободен от оков маски. Исцеляющая… освободила тебя.

– От оков маски?! – воскликнул Император. – Эта маска провела меня сквозь пустыню, помогла преодолеть море Падших Душ, привела меня сюда, и… все зря!

– Твоему народу ничего не угрожает, – продолжал говорить тот же голос. Женщины не покидали грани пирамиды, словно на их плечах держалось все основание. – Ты можешь… идти.

– Где Творящий? – зарычал Император. – Трусит? Почему не выйдет и не объяснит мне все сам?!

– Мы ждем его, – ответила вторая женщина, но так же не шевельнулась. Этель продолжала рассматривать их фигуры и не могла поверить: это что, в самом деле, Истинные?

Она украдкой глянула на Когона. Он застыл, завороженный, но что именно отражалось на его лице, не смогла разобрать. Что-то среднее между восторгом, сожалением и злобой. Но в отличие от Ригарда, он не решался задать застывший на губах вопрос.

А ее буквально физически тянуло занять место в пирамиде. У нее было четыре грани, две из них спинами держали женщины в мантиях, другие две пустовали. В груди Этель образовывался теплый комочек света, не обжигающий, а именно теплый, и ей казалось, что она в силах исцелить любого одним прикосновением.

Исцеляющая…

От осознания того, что может оказаться Истинной, Этель неловко повела плечами и отступила на шаг. Затем дотронулась до рубинового сухоцвета в волосах, и к вершине пирамиды потянулся еще один рубиновый лучик. От самой сердцевины цветка.

Обе женщины одновременно повернули головы в ее сторону и сверкнули голубыми глазами: звали. И крупная судорога покрыла худощавое тело Этель: она не может здесь быть! Она… не Истинная.

Она робко переводила взгляд с одной на другую и не переставала отходить, пока не уткнулась спиной в широкую грудь Когона. Он обхватил ее за плечи и прижал к себе. Рубиновый луч рос. И через мгновение он призвал третьего Истинного в замкнутом основании этой пирамиды – Творящего.

В отличие от своих спутниц он сразу опустил капюшон, и свечение пропало. Женщины повторили за мужчиной. Возле уха каждого из них парил крохотный рубинчик. Но Этель совсем не интересовали их украшения или одежда: ее притягивал магнетический взгляд Творящего – иными словами, фиалковые глаза Лайонеля.

Глава 22

Когон крепче сжал плечо Этель. Лопатки девчонки затряслись, да и в нем самом, казалось, горел огонь непонимания: самозванец Лайонель – на самом деле не эльф?

– Так вот почему я не мог его вспомнить… – протянул негромко Ильсо, Оргвин присвистнул:

– Под личиной эльфа скрывался, самозванец?

– Ты выполнил часть сделки, Ригард, – холодно проговорил Творящий-Лайонель. – Выполним и мы.

– Что?! – взвыл Император. – О какой сделке речь, если здесь, внутри Цитадели, разрушенный город?! Я не говорю уже об оазисе – здесь даже жителей нет!

– Всему свое время, Ригард. Вот только мы получим свое…

Это прозвучало властно и как будто с намеком на что-то, и Когон негромко рыкнул:

– За спину мне, живо!

Этель не шевельнулась. Она так же оторопело глазела в упор на своего “возлюбленного” и наверняка не могла сопоставить две картинки: образ того, кого она знала, и того, кто был перед ней теперь.

– Милая Этель, это все тот же я, – продолжал говорить Творящий, но голос его стал приторным, – я дал тебе могущество, и ты должна пойти с нами. Эта грань рубиновой пирамиды Истинных для тебя.

Он показал на пустующую грань, Когон едва сдержал внутреннюю бурю, но Этель тихо сказала:

– Раса Истинных погибла, милый Лайонель. Мне незачем покидать своих друзей.

Но “эльф” беззаботно рассмеялся:

– Твое место здесь, моя родная. Моя любовь проложила тебе путь, тебя привел сам Император Ригард – ко мне, сюда, навечно… – Он призадумался, позволяя Ригарду податься вперед в исступлении, а Когону – полностью закрыть ее собой. Но все же продолжил: – Они не дадут тебе то, что могу дать только я – твою истинную силу и… любовь.

Он поднял руки, и рубиновый луч, исходящий от цветка, на глазах окреп, превращаясь в твердую струну, что Когону пришлось посторониться: это выглядело так, словно какой-то неведомый кукольник управлял ей откуда-то сверху, как марионеткой.

– Не дури ей голову, эльф! – Он вышел вперед. – Она уже постигла свою силу и знает, как управлять ей в любой ипостаси, так уймись и уходи отсюда!

– Я явился не для того, чтобы уходить, милый Когон. – Глаза Творящего сверкнули фиолетовым. – Моя раса уничтожена, но благодаря Ригарду и Этель мы сможем восстановить былое величие.

– Лжец! – воскликнул Ригард и обнажил меч. – Ты воспользовался моей слабостью, чтобы ударить сильнее. Это низко!

– Я лишь использовал твое благородное стремление, – отмахнулся Творящий. – Ты хотел спасти свой народ, я – свой. Кто-кто, а ты, дорогой Ригард, должен меня понимать. Ты, помнится, тоже не скупился на средства. Поэтому маска и выбрала тебя. Пока сила Истинной ее не разрушила. Как в пророчестве…

Этель подняла огромные глаза, в них Когон считал страх и оправдание. Будто она говорила: “Я не хотела этого, эта магия сама меня нашла”, а луч между тем, все креп. Две женщины, застывшие в других гранях пирамиды, закрыли глаза и опустили руки, словно пропуская сквозь себя поступающую силу.

– Мы не отдадим им тебя, крошка, – удостоверил Когон. – Они не заберут ни твой дар, ни тебя саму. Даже если придется сражаться.

Но ответил снова Творящий:

– Мы ничего не берем против воли, Когон. Этель решит сама. И ты… тоже.

Он взмахнул рукой, и на мерцающих гранях пирамиды стали появляться образы: простенькие хижины с соломенными крышами, деревья, пещера старейшины Укмара, угольные глаза Зурхи. Кулаки невольно сжались, он вышел вперед:

– Вы возвращаете к жизни, я знаю это! Так верните и не мучайте своим молчанием! Заберите меня, Гнехта, этого мерзкого человека. – Он указал на Ригарда. – Кого угодно! Но сделайте это!

– Это сделает Этель, я полагаю, – усмехнулся Творящий, и ее плечи подскочили. – Без нее пирамида неполная, но ей нужно научиться… нужно понять, как усилить ее дар. Вспомни, милая Этель, – он снова заговорил ласково, – что сказала тебе Джэйвин. Твое место не в деревне змеелюдов, не среди обжигающих песков Молчаливой пустыни и не в компании странных спутников. Тебе нужен толковый учитель…

– Ты поплатишься за Джэйвин! – вдруг рыкнул Ригард. – Она должна была занять место девчонки! Ты все знал, ты знал, как… манипулировать мной.

– О, милый Ригард, – беззаботно рассмеялся Творящий, – ты хотел спасти сестру, но так уж вышло, что она сама себя спасла, ей не нужен был дар Истинной, она нашла свое место среди змеелюдов. Но не я отобрал ее счастье. Напротив, я позволил ей прожить его, но ты решил иначе. Однако, довольно! – Он вдруг всплеснул руками, и с граней пирамиды исчезли любые образы. Мгновенно потемнело, лучи потускнели, и Когон снова закрыл собой Этель. Она стояла, бледная, глядя на светящиеся ладони, которые словно отражали свет от рубиновых лучей. Но вновь раздался властный голос Творящего:

– Уйди с ее пути, орк. Ты гасишь ее силу. Дарующая вернет тебе твое племя.

Одна из женщин кивнула, ее глаза снова засияли голубым. Вмешался Ригард:

– Здесь нет Источника! Ты обычный лжец, Творящий. Здесь нет ни воды, ни жизни…

Но Творящий вдруг прогромыхал:

– Здесь гораздо больше.

Его глаза снова налились фиолетовым, две женщины за его спинами – Дарующая и Видящая, как понял Когон – разомкнули руки, и пирамида распалась. На миг Цитадель погрузилась во тьму, лишь хрустальные грани слегка мерцали красным, а потом факелы снова зажглись на ее башнях. Творящий обернулся на спутниц, они взялись за руки и запрокинули головы. Над ними закружился рубиновый обруч. Когон схватился за топоры.

Ильсо давно уже стоял наготове с луком, Оргвин потирал рукоять молота. Этель не шевелилась. Ее лучистые глаза отражали красное свечение, покрывшее теперь Цитадель полностью, и устремлялись ровно в центр пустого бассейна, где сейчас творилась магическая ворожба.

Сначала это были бессвязные очертания – меняющие форму лучи, перерастающие в фигуры, замысловатые знаки, контуры, линии, обретающие плоть в пространстве, но тут же пропадающие и возникающие вновь. Капюшоны спали с голов Истинных, и Когон увидел светлые и темные струящиеся волосы женщин. Ветер трепал локоны и тянул куда-то вдаль.

Но самое главное – их глаза! Они были распахнуты, светились ярко-голубым и устремлялись ровно в центр высушенного бассейна, к меняющимся лучистым символам. И в какой-то момент все застыло. Рубиновый свет смешался с голубым, озаряя пространство сиреневым.

От внезапной вспышки Когон зажмурился, а когда через мгновение очнулся, Этель исчезла. Она шла, как зачарованная по рубиновому лучу, в центр сиреневой вспышки, прямо в распахнутые объятия Творящего. Женщины рядом словно держали веретено и плели тончайшую пряжу из световых нитей.

Когон почувствовал замешательство Ильсо под боком – наверное, впервые за все путешествие эльф колебался, тяжелое дыхание Оргвина выдавало его напряжение. Когон сжал кулаки сильнее и процедил:

– Не вмешиваемся. Если хотим остаться живыми.

Искоса он глянул на Императора. Тот стоял, поджав губу, с занесенным для удара мечом, освещенный таинственным светом, и пристально следил за происходящим. Одномоментно они вдруг встали на одну сторону, хотя и сложно это было признавать, но теперь у них был общий враг с опасными и до конца неясными целями.

Этель словно шла по зову, сияющими глазами освещая себе путь, но невольно попадала под влияние рубинового света, отчего цвет ее глаз постепенно менялся на фиолетовый. И чем ярче он становился, тем шире улыбался Творящий:

– Иди ко мне, моя любовь! В тебе уже великая сила! Но вместе мы восстановим нашу расу, вернем былое величие Истинных…

– Не поддавайся, Этель, – шептал Когон, но с каждым ее шагом к центру свечения меньше верил, что она вернется. Но все же чем ближе она становилась к Истинным, тем медленнее переставляла ноги. И в конце концов, на расстоянии пяти шагов, остановилась полностью.

А потом тишину ночи нарушил ее едва различимый шепот:

– Неужели… это все ты, Лайонель?

Это прозвучало с надломом, с какой-то непосильной болью, вырвавшейся наружу и накрывшей потоком всех, кто здесь находился. Словно она что-то видела или понимала, но лучше бы оставалась незрячей и несведущей.

– О, Этель, это все тот же я. Моя сила – твоя сила, моя душа – твоя…

– Твой подарок… – она коснулась сухоцвета в волосах, а потом достала тот старенький гребень, – должен был меня убить?

От надлома в ее голосе Когон чуть не бросился с голыми руками на самозванца. Его останавливала лишь свежая память от встречи с Видящей незадолго до осады Эшгета. Тогда он едва выжил от одного только удара. Что мог сделать Творящий – он старался не думать. А умирать было еще рано.

– Милая… – сладко заговорил Творящий, глядя, как мерцание линий тускнеет. Теперь весь свет, что остался в рамках разрушенного бассейна, сконцентрировался у ног и в глазах Этель. А она, знал Когон, со всем справится.

– Кто тебе такое сказал, глупенькая?

– Те женщины в Эшгете, их дети… ты забрал их? И я… должна была стать следующей.

– О нет, Этель, – злобная улыбка легла на лицо Творящего-Лайонеля, – ты должна была стать той, кем ты сейчас являешься. Той, кто передо мной. И станешь еще сильнее, когда поймешь, насколько в самом деле могущественна.