Последний Оазис

– Ты вернулся в Эшгет, чтобы забрать свое дитя, – вдруг раздалось совсем рядом, и Когон с удивлением обнаружил, что в разговор вмешался в Ильсо. Он по-прежнему держал лук и будто готовился к выстрелу. – Но никто не выжил: ни матери, ни младенцы. И ты случайно наткнулся на Этель…

Творящий захлопал в ладоши:

– Весьма недурно, лучший разведчик Империи! Или змеелюдского короля Жизога? Или…

Он оскалился, Ильсо невольно подался вперед и уже не скрываясь натянул тетиву, Когон процедил:

– Держи себя в руках, Ильсо. Ты помнишь мою ошибку…

Но Ильсо не повел и ухом. Он напрягся всем телом и с каменным лицом смотрел в фиолетовые глаза Творящего. И он властно проговорил:

– Я знаю, кто ты на самом деле, эльф Ильсо! Но знают ли твои друзья?

– Они примут меня любым, – прошептал эльф. – А остальные – плевать. И в первую очередь на тебя.

– Уверен? Кажется, Когон так не считает. А, зеленокожий? Тебе же важна преданность племени, общине, так? Твой старый друг Гнехт, например, не просто так уже не друг…

– Оставь их, Лайонель, – тихо проговорила Этель. Казалось, она вся начала светиться. Видящая и Дарующая смотрели напряженно: магические потоки сконцентрировались у ног Этель. – Пообещай, что никого не тронешь, я… – она глубоко вздохнула, ее волосы превратились в пламя, но оно горело размеренно и умиротворяюще и не вызывало страха. Этель набрала в легкие побольше воздуха и заговорила совсем иначе. Холодно, взросло: – Моя сила рвет меня изнутри, я чувствую каждую ее частичку и знаю, что должна идти с тобой. Но ты не причинишь им вреда. Никому из присутствующих.

– Только ради тебя, милая Этель. Хоть они этого и не заслуживают…

Он даже поклонился девушке и протянул руку, чтобы она ухватилась. С первым шагом Этель свечение вернулось в центр бассейна, Истинные снова вскинули руки, и снова над основанием бассейна образовалась рубиновая пирамида. Этель заняла свободную грань.

Все произошло одномоментно. Лучи приобрели форму рубиновой чаши, выросшей прямо со дна бассейна. Светящиеся потоки магии вырывались из ее краев, струились по воздуху и спадали в бассейн, наполняя его силой, как живительной влагой.

На лицах Истинных отразилось восхищение, восторг, радость – словно они впитывали давно ушедшее могущество и теперь наполнялись им целиком. Этель стояла опустив голову. Ее плечи слегка подрагивали, но рубиновые лучи по-прежнему создавали защитный ореол вокруг ее тела. До тех пор, пока чаша не материализовалась.

Теперь она стояла посреди бассейна, как фонтан, с ниспадающими потоками, но не достающими дна: они пронизывали тела Истинных – уже четверых. Но Когон смотрел только на Этель.

Ее тело укутали светящиеся фиолетовые нити, пронизывали грудь, овивали ноги и поднимали над землей. Огонь в ее волосах заигрывал с ветром, ладони светились, как и налившийся рубиновым сухоцвет, что казалось, они руководят ей, и если она не подчинится – умрет.

– Держись, крошка, – шепнул под нос Когон, но вдруг эту светящуюся идиллию нарушил Ригард:

– Как это поможет людям?! У меня армия за стенами, она измотана долгим переходом, она жаждет испить из источника! Вы привели нас на смерть!

С этим Когон был согласен: у них самих почти не осталось запасов воды, а за Цитаделью оазиса явно не наблюдалось. Хотя, возможно, стоило дождаться утра и осмотреться – как минимум, чтобы понять, что есть в этих стенах, и что может быть после. Но об этом думалось в самую последнюю очередь.

– Уймись, Ригард, – улыбнулся Творящий. – Подойди к Чаше. – Лицо Императора исказилось в ужасе, на что Творящий спокойно ответил: – Ты исполнил свою роль, привел к нам четвертую. И я приглашаю тебя с нами, ты получишь силу, станешь хранителем Зеркальной Цитадели Истинных.

Все трое резко обернулись на Императора. Он напрягся:

– Позволите людям умереть, чтобы жили Истинные? Вся империя Фолэнвер под ударом!

На этот раз вспылил Когон:

– Не то же ли вы сделали с другими расами для жизни людей, Император? И даже не пощадили свою сестру!

– Не смей говорить о Джэйвин! Неотесанный орк!

Не ожидая, что Император атакует, Когон не успел поднять топоры и отскочил в сторону, Ильсо перекувыркнулся по песку на расстояние выстрела. Оргвин замахнулся. А затем все пространство залилось ярким, насыщенным рубиновым светом: над чашей снова возникла пирамида, но грани ее окрепли.

– Иди к нам, Ригард. Это твое единственное спасение. И от врагов, и от друзей, – раздался холодный голос Творящего.

– Давай шуруй отсюда, пока зовут, трус! – проворчал Оргвин, подгоняя его молотом. – Как раз по размеру твоей мелкой душонки предложение: обманутое войско явно спасибо не скажет!

Когон обернулся на Этель. Ему стало все равно, что выберет Император.

Из груди девушки струился рубиновый свет. Смешиваясь с голубым свечением из-под прикрытых век, он становился фиолетовым. Ее волосы тлели и, казалось, сгорали до самых корней, но она словно сама это позволяла – выжечь изнутри все старое. Она шла в новый мир по своей воле, чем спасала друзей, и, не смея встретиться с ними взглядами, плакала.

***

Император ушел. Истинные оставили после себя на песке лишь осколок мутного рубина. Цитадель погрузилась во тьму. В паре десятков шагов виднелись размытые точки факелов, которые держали в руках покинутые Императором воины. Кто-то из ящеролюдов вроде бы. Или из орков.

Когон не стал рассматривать. Убрал топоры за пояс, пнул куда подальше потрескавшийся рубин и уселся на бортик бассейна. Сложил локти на колени и замер: они находились в конечной точке их пути, выполнившие задание Императора и даже готовые принять смерть от его руки, но чтобы… так? Просто умереть от жажды на краю пустыни? От этой мысли сжимались зубы. А глядя на покинутое Императором войско, становилось еще паршивее.

Остатки сил подтянулись сюда к рассвету, и в мертвой Цитадели зародилось некое подобие жизни. Ночью Когон с Ильсо и Оргвином укрылись в толстостенном храме, почти таком же величественном, какой им попался на подступах к Иррахону, но сон не пришел даже к утру. Как и слова. Они почти не говорили с момента ухода Этель, но Когон убеждал себя, что это только потому, что в том же храме расположились на ночлег некоторые из воинов Ригарда. Не нужны им лишние уши.

Но утром, встретившись со своими, воины даже не глянули на их компанию, а принялись искать более надежное пристанище, еду и воду. Они даже как будто не растерялись без Императора, но иногда до Когона доносился тревожный шепот.

Вопреки своей воле, ведомый какой-то странной силой, Когон вышел снова к центру Цитадели – к тому разбитому бассейну – и замер напротив возвысившейся чаши. Теперь она выглядела, как монумент, статуя из купальни Вайсшехха, но словно в ожидании своего величественного часа. И он когда-нибудь наступит, Когон знал это.

Он обогнул разрушенный бассейн, пошевелил песок носком сапога, поднял голову к светлеющему небу: если он здесь, в этой ловушке, то для чего? Чтобы спасти Этель?

Он убеждал себя, что там, среди таких же, как она, ей будет лучше, она раскроет свою силу и станет великим магом. Истинной, если на то воля Единого бога. Но чем больше думал, тем крепче сжимались кулаки, и в груди начинались странные пульсации – будто он хотел наброситься на кого-то в неистовстве, но не понимал, кто заслуживает его ненависти.

И потому сердился на себя: не такая должна быть реакция на тупик. Он воин, в конце концов! Чего он только не повидал за все свои путешествия и битвы! Да он чуть не умирал уже трижды! О каком страхе может идти речь? Неужто эта пустующая Цитадель так его сломила?!

Только он хотел разубедить себя, что это не так, как вздрогнул от крика:

– Эй! Сюда! Все! – истошно надрываясь, звал человеческий солдат из войска Ригарда. – Да живее же! Вы не поверите!

Проходящие мимо воины, явно измотанные после ночного перехода, лениво переходили на бег и устремлялись на голос. Когон тоже решил присоединиться и посмотреть на предмет сбора. Обогнул храм и обомлел: прямо из-под земли, возле его ступеней стали показываться люди. Обычные люди, в поношенной одежде, худые и смуглые – скорее от грязи, чем от солнца, – но такие же напуганные, как и солдаты обезглавленной императорской армии.

Мгновение пришельцы рассматривали друг друга – с обеих сторон были, в основном, люди, – а затем воины осторожно стали складывать оружие в знак дружелюбия. С тыла раздалась команда:

– Расступись! В чем причина сбора?

Изумленную толпу разрезал гнедой конь (и где только раздобыли?), всадник спешился и решительным шагом направился к входу в катакомбы. Это был Гнехт.

На удивление, Когон не испытал никаких эмоций на этот счет: ну Гнехт и Гнехт – теперь он такой же брошенный, как и все здесь. Но, начав разговор с резкого допроса, довольно скоро сбавил тон: понял, кому здесь в первую очередь нужна защита.

Сердце Когона сжалось: эти люди жили здесь с самой войны Рубиновых чаш. Цитадель запечаталась двести лет назад, чаша хранилась в подземном хранилище, но этой ночью “что-то вытащило ее наружу”. Все это время люди прятались под землей, как в горе гномы, выходили по очереди раз в децену посмотреть на солнце, зажечь огни для сигнала случайным путникам, но, в отличие от гномов, не могли покинуть стены древней крепости: их пронизывала магия изнутри.

Когон глянул на стены: покрытые кварцем, они по-прежнему светились рубиновым. По всему выходило, что здесь была спрятана магия? Истинные ради этого сюда отправили Императора? Чтобы он открыл эти двери с помощью… Этель?

– Что в катакомбах? – властно спросил Гнехт, щурясь от солнца. Ему отвечал слабый голос:

– Там подземное озеро, мы живы благодаря ему. Снаружи есть финиковые пальмы, когда-то скот… был. Думали, что нам не пережить нынешнего Сезона Ветра. Единый бог услышал нас! – Он поклонился в песок, другие за его спиной повторили то же, и говоривший продолжил: – Еще там сундуки с магическими печатями, вот с таким же красным свечением, как на стенах. Это был оплот Истинных в последней войне, все указывает на это. По легендам, тут доживали свой век раненные в битве Истинные, но успели только наложить магический замок и скончались. Потому мы и заперты здесь… господин.

Гнехт поблагодарил человека и приказал своим спуститься в катакомбы, другим – исследовать город и помочь освоиться ослабевшим людям, повернулся уходить и встретился взглядом с Когоном. Усталость и скорбь читалась в нем, не больше. Незачем теперь было препираться, нечего делить. Они оба – отшельники.

Мгновение они разглядывали друг друга, после чего Гнехт неуверенно кивнул, и Когон решился подойти к бывшему другу, ставшему, получается, новым командующим армией.

– Выходит, с назначением? – ухмыльнулся Когон, но Гнехт шутку не оценил:

– Не до веселья, уж поверь.

– Ну а что же тогда не схватишь? Мы же по-прежнему дезертиры.

– Думаешь, сейчас имеет смысл? Будто других забот нет! – Он посмотрел холодно и слегка повел бровью. Они пошли по улице. – Поменяйся мы местами, воины пойдут и за тобой, знаешь? Многие все еще тебя помнят.

– Слава великому Бронгу, что я не там! – воскликнул Когон. – Но что ты сейчас собираешься делать?

– По крайней мере, от жажды не умрем, – вздохнул Гнехт. – Обоснуемся здесь, перегруппируем силы, выставим разведку: будет перевалочный пункт на пути до дома. Теперь у нас нет чудесной маски Императора, которая расчищала пески и убивала тварей.

– А что же люди? В Фолэнвере? Пойдешь спасать чужую расу по завету Императора?

– У меня нет ответа. Император предал своих, в первую очередь – не говорю уже об армии: толстокожие расы смогут прожить и под палящим солнцем, но люди и эльфы… – Он покачал головой и вздохнул. – Не знаю, Когон. Я еще не успел об этом подумать.

Когону на миг показалось, что они обсуждают охоту, как в былые времена: кто что поймает и как будет охотиться. Будто вокруг не каменные стены таинственной Цитадели, а Чуткий лес с соломенными хижинами, предрассветной свежестью и пением лесных птиц. Не было прошедших лет, и они никогда не расставались.

– Вот бы еще знать, что задумали Истинные, – раздался рядом третий голос: возле одного из зеленых пальмовых островков к ним присоединился Ильсо. – Простите, я подслушал по долгу службы. Ну, и то, что эти люди здесь… вопиющий случай!

– Привет, Ильсо, – отозвался Гнехт. – Не думал, что буду говорить вот так… с вами. Но, думается мне, что иначе нам тут не выжить. Даже с подземным озером, будь оно хоть как море! Столько ртов еще и кормить.

– Оставим сантименты, – буркнул Когон, чувствуя неловкость. – Что ты имеешь в виду, Ильсо?

– Расклад, судя по всему, следующий: они загнали Императора в ловушку под предлогом получения чудесного источника, но им нужна была эта чаша, сила этой чаши, если точнее. И… выходит, сила Этель.

Когон нахмурился и скрестил руки на груди. Они взошли на невысокий песчаный холм под деревьями и взглядом окинули Цитадель свысока. Выглядело величественно даже в заброшенном состоянии. Но Ильсо продолжил:

– Первая часть их плана сработала безупречно, но что дальше? Какой их второй ход? Нам нужно это просчитать и предотвратить, по возможности.

– Зачем? – не понял Гнехт. – Мы не знаем их целей. А без лишних врагов я, лично, с радостью обойдусь.

– Мы знаем их цели почти наверняка, – парировал Ильсо, и Когон повернулся к нему. – Им нужно былое могущество, им нужны новые Истинные. И эта чаша, вероятно, поможет им соединить потоки с чашей в Зеркальной Цитадели и… повернуть направление магии.

– И что? – буркнул Когон. – Пусть делают что хотят, лишь бы нас не трогали. Нам бы выбраться отсюда поскорее да живыми остаться.

– Они тронут, Когон, уж поверь, – Ильсо понизил голос и посмотрел пристально. – Люди и эльфы против воли обратятся Истинными, а остальные расы, кого коснется прямой поток, умрут.

– Как это будет? У тебя есть информация? – обеспокоенно спросил Гнехт. Когон вдруг замкнулся: нужно было все обдумать.

– Мои теории строятся на догадках, но если Чаша – источник магии Истинных, то они задействуют ее. Эту Цитадель. Здесь как раз укрываются люди, и это отличная для них мишень.

– Что мы можем сделать? – выдохнул Когон. – Просто уйти? Увести людей? Но куда? Ближайший Иррахон обмелел, здесь и то, скорее всего, воды больше!

– Эшгет без правителя, – дополнил Гнехт, – люди в Фолэнвере без воды, мы… на краю пустыни. С картой не свериться и провизию не просчитать. Все выглядит… скверно.

Он почесал лысые виски и развел руками, Ильсо метнулся от пальмы к пальме, Когон размышлял. Он не рассчитывал на новый путь, но оставаться здесь – уже тупиковая ветка, так же, как и бросаться голой грудью на амбразуру. Не помешал бы толковый тактик.

Вместо этого к ним на холм, запыхавшись, забрался Оргвин и, переведя дух, указал на подножие бархана:

– Там… зовут командующего. Нашли магические артефакты… кажется.

Он с трудом выдохнул, уселся на песок и промокнул пот на лбу. Гнехт кивнул:

– Я должен идти. Заходите вечером в центральную базилику, обсудим. Сейчас слишком много дел.

Он протянул руку, и Когон, перебарывая сомнение, ее пожал. Слишком стремительно все менялось, и поверить в то, что вернулась старая дружба, было совсем странно.

– А у него, между прочим, войско, – протянул Ильсо, оперевшись плечом о пальму и провожая Гнехта взглядом. – Войско, которому опасно здесь находиться, так что… как будто бы все сходится, да?

– О чем это он? – выдохнул Оргвин и перевел взгляд с одного на другого. – Что я пропустил?

– Эльф воевать в одиночку вздумал, вот что, – фыркнул Когон. – Голыми руками, без карты, без плана и без союзников.

Глаза Ильсо вспыхнули:

– У нас есть карта Лайонеля… в смысле, Творящего, которую он оставлял Этель. На ней могут быть скрытые знаки, надо попробовать поднести ее к стене с рубиновым свечением. Это раз! План мы составим исходя из имеющихся сил и… ресурсов. – Он окинул взором всю Цитадель, намекая, видимо, на недюжий источник возможностей для обороны и, возможно, даже для атаки. – Нужно только исследовать местность. Это два! Ну а союзников… – Он выдохнул, оторвал плечо от пальмы и выпрямился. – Помните, что говорил вчера Творящий?

– Вербовал бедняжку Этель, – вздохнул Оргвин. – До последнего держалась, молодчина…

– Что я тебя не знаю! – вспыхнул Когон и с разворота прижал эльфа обратно к стволу. Оргвин поспешил подняться:

– Куда на своих?! Эй, зеленый, полегче!

– Скажешь, что тоже самозванец?! Скажешь, что эльфы все – мерзавцы и лгуны?! – не унимался Когон, но Ильсо позволил ему почувствовать силу и только прохрипел:

– Что они могут дать… помощь.

– Кому? Тебе? – ухмыльнулся Когон. – За то, что ты доносил на них Жизогу? А затем и Ригарду?

– Ой-ей… – пролепетал Оргвин и на всякий случай достал молот. – Слушай, орк, я тебе сейчас этой штукой по заду садану! А ну, отпусти эльфа!

– Только то, что было выгодно Лайонелю. Королю… эльфов.

Он сказал это задыхаясь, с хрипом в горле и без любой попытки сопротивления. Но Когон ослабил хватку. В голове замельтешили бессвязные мысли, в попытках найти подтверждение, и Ильсо, словно догадавшись, откашлялся и произнес:

– Когда вы были в Долине Нищих, я, естественно, знал про Ангелочка – меня предупредили другие наши разведчики, когда еще мы шли по джунглям, но я не мог прийти к вам на помощь, у меня было задание от короля разобраться с пустынными сатирами. Они перехватывали сообщения и продавали другим правителям. Поэтому я не мог прийти к вам раньше. В Иррахоне я остановился в лагере эльфов-разведчиков. Поэтому они так косо на тебя смотрели… – Он попытался заглянуть Когону в глаза, но, напоровшись на его рвущийся гнев, поспешил продолжить: – А прежде, когда Этель сожгла палатку, я уходил за информацией о местоположении отрядов Императора – мы тогда уже считались дезертирами…

– А Жизог?! – зарычал Когон. – По чьей воле вы его убили?!

– По его… собственной.

Звериный рык вырвался из груди Когона, и он принялся наматывать круги по песку: второй день подряд он чувствовал себя обманутым. Все, кому не лень, игрались с его жизнью, и если врагам это допускалось, но… Ильсо?

– Когда ты хотел сказать мне? Даже когда мы состояли у Императора в войске, ты уже был тройным агентом! Что еще я о тебе не знаю?!

– Тихо, Когон! Уймись. – Гном наступил ему на ногу. – Приди в себя! Эльфы – наш шанс на спасение!

– От чего? Какое спасение? Ильсо придумал себе опасность и предлагает действовать наощупь – искать силы, союзников, уводить людей, но… для чего все это? Мы даже не знаем толком, кто наш враг!

– Этель… в лапах врага, зеленый, – со вздохом пробормотал Оргвин. – Забрать бы ее…

– Она сама сделала выбор! – это вырвалось из груди обжигающим пламенем. – И ей там лучше! Там ее этот… недо-эльф, недо-король Творящий, сила, новые знания, магия! Все, мы тут не помощники! Пустыня, жажда, монстры и “понеси меня, Когон” – это да, это к нам, а остальное…

Он сам не понял, что говорило за него, но скрывать чувства уже не осталось никаких сил.

– Если хочешь к своим эльфам – пожалуйста! Ты сам за себя в ответе. Мы тут справимся, знаешь ли, и без твоей королевской разведки, элитный соглядатай Лайонеля!

Когон выплюнул это ядом, что Оргвин все же пригрозил ему толчком молота в грудь, но Ильсо застыл с каменным лицом и только ответил:

– Я пытаюсь мыслить наперед, Когон. И я не для того вам признался, чтобы получать оскорбления. Это может помочь…

Слова эльфа прозвучали, как оправдание, и Когон не упустил шанса воспользоваться его уязвимостью:

– Прекрасно! Только мы не собираемся бороться с неизученным злом! Это самоубийство…

И Ильсо не стал спорить:

– Если буду нужен, ищите меня у настоящего Лайонеля, буду при короле.

Он сделал реверанс, отряхнул одежду и, откланявшись, направился вниз по склону. Оргвин впал в ступор, не найдя подходящих слов. А, заметив, что Когон не собирается ничего предпринимать, звучно выдохнул:

– Ой, олухи… и что вы друг без друга делать-то будете, а?

– Можешь догонять эльфа, если хочешь! – выплюнул Когон. Мысли затмила как будто дремавшая прежде ярость, и он не скупился на эмоции.

– Да куда уж я от тебя денусь-то? – проворчал Оргвин, но посмотрел с упреком. – Должен же за тобой кто-то присматривать!

– Сам разберусь! – бросил Когон и ушел по другому склону холма, лишь бы не пересекаться с Ильсо. И стены Цитадели, и дома, и даже солнце не вызывали у Когона никакого интереса, в голове пульсировала злость, и нужно было дать ей волю.

Именно это он и мечтал сейчас сделать, желательно безопасно и без последствий. Но все же слышал, как вздыхает за спиной гном и в который раз приговаривает:

– Ой, дуралеи…

***

К вечеру Когону четко привиделись слезы Этель. Вряд ли она грезила уйти вслед за самозванцем, но он не оставил ей выбора: она стала Истинной. То же они хотели сделать с остальными людьми в Цитадели, чтобы возродить расу. И Этель должна будет помочь им осуществить задуманное. А Ильсо об этом знал!

И наверняка знал еще о многом, о чем нельзя трепаться направо и налево.

Пусть эмоции поутихли, но план действий так и не созрел. Притом, что если им и следовало что-то делать, то лучше всего было начинать сейчас: сколько времени оставалось в запасе, особенно если Истинные и впрямь замышляли обрушить на Цитадель чары, он не представлял даже примерно. И не понимал, к чему готовиться.

К Гнехту он все-таки заглянул. К ночи тот выглядел неважно, но опасения Когона подтвердил: войско было слишком неповоротливым, чтобы его куда-то сейчас отправлять. Особенно когда никто не представлял четкого маршрута. Но обезопасить это место не мешало.

Гнехт повторил свои дневные мысли по поводу размещения войск внутри и снаружи Цитадели, но инструкций касательно действия Когона не оставил. Сказал, что не будет ничем препятствовать, но любую посильную помощь с радостью примет.

Когон кивнул. И стал понимать, что от него требуется. Хотел уже уйти, когда Гнехт его окликнул:

– Будешь?

Он поставил на стол две чашки и достал откуда-то глиняный кувшин с плетеной тесьмой и деревянным знаком с перекрещенными топорами – символом их племени.

– Хранил с самого дома. Думал… выпить с кем-то из своих, но… Бронг знает, кто сейчас свой. Но… проклятье! Кто-кто, а ты можешь своими называться. Несмотря на прошлые разногласия. Так что… прости.

Сначала Когон колебался. Перед глазами всплывали надменные глаза Гнехта, когда он был приближенным Императора, потом – оскал, когда он со свитой разгонял своих же орков, как волочил его по песку, приковывал к позорному столбу на центральной площади Эшгета… И вместе с тем песок на зубах, в глазах и в носу, его открытые раны, запекшиеся на солнце, боль и насмешки, готовность смириться и… внезапное появление Ильсо. Который сегодня ушел.

– Да, давай, Гнехт, – вдруг согласился Когон и подошел к столу. Гнехт наполнил чашки домашней – орочьей – настойкой. Запахло бамбуком и смесью лесных трав. Домом. В груди защемило, и только сейчас Когон отчетливо понял, что никогда туда не вернется.

Они соединили чашки с глухим стуком и залпом осушили содержимое. Горло обожгло, глаза заслезились, он занюхал локтем и протянул Гнехту руку:

– Прошлое не вернуть, я знаю, но… если мы сможем когда-нибудь возродить нашу дружбу, то ты можешь на меня рассчитывать.

Гнехт похлопал его плечу, они обменялись рукопожатиями, и Когон вышел в сгустившиеся сумерки. Теперь он знал, что должен делать.

– Оргвин! – Он влетел в храм Единого бога стрелой и сходу воскликнул. Его голос разлетелся в пустых стенах эхом, воины объединенной армии заозирались на звук. Но Когон не обращал на них внимания.

– Оргвин! – повторил он и добрался до их маленького закутка возле статуи гномьего бога. Оргвин что-то записывал. Увидев Когона, он не спеша поднял голову и снисходительно ответил:

– Остыл? Успокоился? Эльфа уже не догнать, если что!

Он хотел сразу же вернуться к своему занятию, но Когон перехватил его руку и выпалил:

– Мы должны отыскать Этель!

***

Совет Ильсо насчет карты сработал: рубиновые огоньки на стенах отразили тайный ход к Зеркальной Цитадели Истинных. Она располагалась высоко в горах, рядом с Тусклой горой гномов. Но чтобы попасть туда, нужно было идти без малого децену… под землей.

Сначала они не поверили своим глазам, но на обороте карты высветилась местность Хрустальной Цитадели с отметкой входа. И, как ни странно, она находилась в катакомбах, где прятались люди.

Расспросив нескольких опьяненных красотой высокого неба жителей и убедившись, что за все годы ничего подобного они не видели, Когон бросился на поиски того самого осколка рубина, который в сердцах пнул утром. Если рубины – хранители магии Истинных, то они должны раскрывать и эти загадки.

Когон не просчитался. Глубокой ночью они стояли возле каменного узкого прохода, освещенного рубиновым сиянием факела: оно появилось само, стоило Когону поднести осколок. Здесь все, даже вода, было пропитано магией. И люди, которые ее пили на протяжении двухсот лет, получается, тоже. Люди уже стали Истинными и не знали об этом. Так вот к какому источнику вел Императора Творящий?