Путь к Центурии

Но, к величайшему сожалению, они, эти единицы, эти вымирающие, словно динозавры, рыцари человеческого духа, не делают сегодня погоду в политике. И, как правило, не допускаются к управлению государством. Их мнение уже никого не интересует. Их сторонятся, не воспринимают всерьез, считают изгоями, вечно ноющими неудачниками жизни. Мораль, добродетель, любовь к ближнему – все отброшено, повержено, сметено его величеством Золотым тельцом! Он, единственный, безраздельно правит в мире, именуемом официально «международная финансовая система», будоража общество бесконечными кризисами, войнами, заговорами, террорами, лишая несчастных, измученных людей последней надежды обрести, наконец, в этой жизни такой желанный, земной покой. И вот теперь скажи мне, Виктор, может ли такая система управления государством называться совершенной? Или, изначально порочная, она призвана выполнять совсем иные функции, суть которых я изложил, надеюсь, вполне убедительно!?

Следователь замолк, не спеша наполнил стакан, но, уйдя, в себя, так и не притронулся к пенистой жидкости. Посетителей в кафе было немного. Виктор, осмотревшись, заметил, что некоторые из них с интересом прислушиваются к их разговору. Надя, сидя в уголке, тоже с любопытством наблюдала за ними.

– А теперь, Виктор, – прервал, наконец, молчание следователь, – вкратце о втором «почему?»: почему человек это делает? И что это вообще за двуногое загадочное существо, скрывающееся под блестящей, привлекательной оберткой под названием «человек»? – Следователь отправил в рот лоснящийся от жира ломтик таранки, отпил пива. – Человек смертен – вот в чем корень всех трагедий на земле, – продолжил он, с удовольствием разжевывая находящийся во рту пивной деликатес. – С тех пор, как хомо сапиенс осознал это, обретя возможность мыслить, чувствовать, ощущать окружающий его мир, время стало его другом – и, одновременно, врагом. Потому что напоминало о скоротечности его бытия. Неумолимо. Безжалостно. И чем больше человек, неважно кто – олигарх или нищий, – понимал это, тем агрессивнее становился, тем больше разрушений и сумасбродств позволял себе: в одиночку, с группой единомышленников, в союзе с целым народом. И это была месть – скрытая, завуалированная, иногда подсознательная, – несовершенству его создания. Все помыслы его были заняты лишь одним: успеть оставить на этой Земле свой след! Пусть даже путем безумия, с властью или без нее, возвести над своей жалкой плотью ореол величайшего мученика, тирана, завоевателя, мессии, развратника, убийцы… не важно кого, лишь бы взойти потом на заветный пьедестал, имя которому – вечность! Герострат, Калигула, Нерон, Македонский, Иуда, Батый, Брут, Наполеон, Ульянов, Джугашвили, Гитлер… и множество других, более мелких, безумцев и серийных убийц – разве не подтверждают их деяния сказанное мною? Да, эти идолы достигли своего – они на пьедестале истории и будут там до тех пор, пока будет существовать этот мир – но какой ценой они добилась этого? И чего стоит после всего отчаянный призыв гуманистов мира к добродетели? всепрощению? любви к людям, природе? Ведь помнишь, у Достоевского: «Могу ли я считать себя счастливым, если знаю, что где-то в мире пролилась хотя бы одна слеза ребенка?» Где они, эти мысли и чувства сегодня? Кто их повторит и, главное, – кто эти слова услышит?

Следователь замолк, пожевал оставшийся еще крохотный ломтик таранки, затем, вновь устремив на Виктора свой пытливый взгляд, продолжил.

– И, наконец, третье «почему?». Это сладкая пилюля в горьком напитке жизни – Иисус Христос! Он у всех на устах, в сердце, душе. Каждый день, каждую минуту! А почему? Не является ли это красивой попыткой человечества хоть как-то оправдать свою временность, увести себя от агрессии, призвать к смирению перед волей божьей, приучить к факту смерти, как к величайшему благу, после которого наступит истинный рай, вечное блаженство души и плоти? Ведь кто его знает: не будь религии во всех ее проявлениях, течениях и видах, не будь этого духовного целителя, этой своеобразной альтернативы безумию, периодически охватывающему обитателей планеты Земля, – возможно, человечество давно сошло бы с ума. Оно просто не выдержало бы ежечасного, ежеминутного прессинга осознания своей ничтожной возможности участвовать в процессе развития окружающего его мира. Любая жизнь пролетает мгновенно! Не успел повзрослеть – тут же семья, дети, неурядицы на работе! Постоянный, изматывающий, унизительный, чаще всего, процесс добывания денег на пропитание! А человеку заявить о себе хочется! Хочется, как и многим другим, славы! А времени для всего этого уже и нет! Прошел… проскочил мимо тебя тот, заветный, вагончик судьбы твоей – и всё! Тю-тю… Нет тебя в нем! Умчался он навсегда, помигав тебе на прощанье красной лампочкой «стоп!». И остался ты один на один со своими мечтами, страстями, наполеоновскими планами покорения мира! И таких, обманутых судьбой, – миллионы! Миллиарды! Куда ни пойдешь, куда, в какой последний уголок Земли ни заглянешь! И все эти страсти-мордасти смыкаются в огромную, с колоссальным отрицательным зарядом, энергетическую дугу, готовую в любой момент рвануть и похоронить под своими обломками весь остальной, более удачливый и счастливый, мир! Видишь, к какой беде может привести катастрофически малая протяженность человеческой жизни на Земле? Да и сама цивилизация – вечна ли она?

Возможно, в том виде, в котором мы ее воспринимаем на данном временном отрезке – да? А что потом? Не возникнет ли однажды, где-нибудь в глубине миров, гигантская межгалактическая катастрофа, которая превратит в адское пламя и пыль большие и малые созвездия и планеты, включая и крохотную Землю, единственную – я в этом уверен – носительницу цивилизации в необъятном, космическом мире звезд?

И вновь – я подчеркиваю это, Виктор – вновь на первом плане этот безжалостный, трагический момент конечности, временности, заключенный в простом, примитивном постулате: Земля, как и люди, обречена! Согласно законам развития космических тел она непременно, рано или поздно, перейдет в другое состояние, то есть погибнет. И уж кому, как не тем, кто рожден из ее недр – мыслящим хомо сапиенсам – не чувствовать это, не понимать жалкую условность внешне красивой, великолепно обставленной игры, имя которой – жизнь! Вот, Виктор, вкратце моя теория, которая объясняет, я думаю, причины повсеместного лицедейства в жизни, политике, любви, а также порочный принцип ведении государственных дел, где виртуозное умение называть белое черным достигло сегодня небывалых высот в масштабе всей планеты.

– О-о… – следователь вдруг взглянул на часы, быстрыми глотками допил пиво, поднялся. – Я, кажется, опять увлекся. Будет нагоняй от шефа, хотя… семь бед – один ответ!

Виктор тоже встал, рассчитался с поджидавшей их у стойки Надей.

– Приходите, ребята, – напомнила она, улыбаясь.

– Придем, ягодка! Готовь любимые устрицы в соусе, – ответил Виктор.

– Устрицы – не устрицы, а кое-что вкусненькое сообразим, – многообещающе подмигнула друзьям улыбчивая подружка Анатолия.

Они вышли на улицу. Ветер приятно освежил им лица.

– Я провожу тебя, если не возражаешь, – сказал Виктор следователю, чувствуя, что тот еще не договорил всего.

– Нет, конечно! – ответил следователь. Они не спеша направились вдоль уходящей к центральной площади улицы. – Тем более, что тебе, надеюсь, интересно будет узнать еще и об одной, весьма любопытной, странности в поведении хорошо известной во всем мире нации. Возможно, именно это поможет тебе до конца понять – почему народы во всем мире слепо повинуются своим горе-правителям? Возможно…

– Какой нации? – заинтригованный многозначительностью следователя, спросил Виктор.

– Какой? – следователь выдержал паузу, закурил, выпустив, не затянувшись, клуб дыма. – Речь идет об итальянцах, Виктор. Дело в том, – я узнал об этом совершенно случайно, – что их всех объединяет давняя, весьма загадочная, страсть: они любят все симметричное. Геометрические узоры площадей, дачные сады, планировка игровых площадок, пирамиды фруктов на прилавках базаров, архитектура монументальных строений, памятников, композиции картин художников – везде царит строгая, неукоснительно соблюдаемая веками, симметрия. И знаешь почему? Да, да, совершенно верно: ими владеет все тот же страх перед необузданной силой природы, всемирной неорганизованностью, стихией, случайностью… Заметь – вновь тот же мотив случайности, временности пребывания человека на Земле.

Но самое интересное: по этой же причине они просто мистически слепо преклоняются перед… чем бы ты думал? – перед строго организованной, многоступенчатой, паразитирующей структурой, узаконенной все тем же государством – бюрократией! Впрочем, последний порок характерен не только для итальянцев: подобно невидимому, разлагающему все живое, грибку, чиновничья мафия поразила уже весь мир. И на сегодня она, как и мафия бандитская, непобедима! Нет силы, которая может остановить этот, смертельный для большинства государств на Земле, процесс разложения, и вряд ли найдется она когда-нибудь! Надеюсь, Виктор, – следователь бросил через плечо собеседника испытующе-ироничный взгляд, – ты не осмелишься оспорить эту аксиому, уже давно не требующую доказательств?

С левой стороны от дороги показалось двухэтажное здание офиса-шхуны «Бим-Боль».

Следователь замедлил шаг: видно было, что разговор по-настоящему увлек его и отсутствие времени явно раздражало. Тем не менее, мельком взглянув на часы, он продолжил.

– Не знаю, Виктор, смог ли я тебя в чем-то убедить, но поверь мне – я был с тобою искренен. Я просто хотел приоткрыть завесу, чтобы попытаться показать тебе мир с другой, во многом скрытой пока для тебя, стороны. Ведь ты романтик, ты живешь в мире своих фантазий, своей мечты, прикрываясь этим щитом от мерзостей жизни, от ее видимых и невидимых уродств… – Следователь вновь достал пачку «Мальборо», закурил. – Ну что ж… возможно, ты и прав, – он рывком затянулся, закашлялся и, зло смяв сигарету, отбросил в стоявшую неподалеку урну, – это сохраняет нервную систему, иногда дает даже возможность испытать иллюзию счастья. А я реалист, Виктор, я хочу видеть мир таким, каким он есть; хочу понять его законы, познать тайный механизм, приводящий его в движение. Поверь мне, это увлекательнейшее занятие – умение предвидеть будущее через познание настоящего, если, конечно же, природа наделила тебя, в этом смысле, определенным талантом.

Но это совсем не значит, что когда-нибудь, изучив все детали этого гигантского перпетуум-мобиле под названием «жизнь» и поняв тщету своих усилий по его переустройству, я не перейду однажды в твой лагерь и не окажусь, как и ты, в плену вечных иллюзий и романтических грез. Я ведь очень внимательно за тобой наблюдаю и поверь мне: дело, которым я сейчас занимаюсь, мне совсем не безразлично. Я многое хочу для себя понять, кое-что перепроверить. По крайней мере, на один вопрос я надеюсь получить ответ.

– Какой? – быстро спросил Виктор.

– А на какой вопрос искал ответ ты, когда шел на такой опасный эксперимент дружбы с закоренелым зеком, обнесшим недавно твою квартиру? – ответил вопросом на вопрос следователь. – Что тебя заставило так поступить: благородство?.. жалость?.. протест против унижения личности?.. стремление спасти чью-то душу?.. Ну, что молчишь? Не можешь ответить? Вот то-то… Вся наша жизнь, Виктор, состоит из сплошных вопросов: удачных и не очень, понятных и запутанных, глубоких и ничего не значащих. Из них мы выделяем один-два наиболее важных для себя, и всю жизнь, по сути, ищем на них ответ. И, чаще всего, не находим, потому что существуют вопросы, Виктор, ответы на которые не приходят даже через толщу столетий. Так что придется немного подождать, мой дорогой романтик: может быть, удача улыбнется когда-нибудь и нам, особенно если учесть, что в ближайшее время в окружающем нас пространстве кое-что произойдет.

– Что ты имеешь в виду? – опросил удивленный Виктор.

– То, что уже давно настойчиво стучится к нам в дверь, – ответил загадочно следователь, – и эта дверь не сегодня-завтра будет открыта! Уже очень скоро отчаявшееся человечество совершит свой очередной, трагический шаг, после чего многие истины, вчера еще незыблемые, повернутся к нам своим отвратительным задом, а на другие будут надеты маски. И мы станем свидетелями, как под дикие вопли одураченной толпы и примитивные ритмы пошловатой музыки начнется грандиознейший по масштабам акт – всемирный карнавал лицедеев! Добродетель, порок, благочестие – все смешается в безумном вихре и на огромных, сверкающих огнями, площадях развращенная правителями, обленившаяся, полупьяная чернь будет неистово вопить, как когда-то у стен Колизея: хле-еба и зре-елищ! Хле-ба и зре-елищ!

И прозорливые правители услышат их, подбросят им шутов и сами станут шутами. Еще бы: ради тайной, заветной цели, которая у них всегда на уме, стоит иногда отмочить перед боготворящим тебя стадом лихого трепака. «Рим любил Нерона, а Нерон был великий скоморох, прекрасный певец, олимпийский чемпион и убийца двух жен, сводного брата и матери, породившей его!» – это из истории, Виктор. Запомни и повторяй почаще – здесь разгадка всех трагедий человечества на Земле.

И смотри… не проспи самое интересное: в первое тысячелетие человечество ввел растлитель нации Калигула; во второе большинство вошло с верой в Иисуса Христа; что принесет нам так бурно начавшееся третье – увидишь сам. Советую наблюдать и записывать. А пока – до завтра! Зайдешь к десяти – нужно кое-что уточнить…

Следователь улыбнулся, пожал Виктору руку и, легко поднявшись по бетонным ступенькам, скрылся за широкой дверью своего экзотического офиса.

Постояв какое-то время в раздумье, Виктор не спеша направился по улице вниз, в сторону центральной площади. Разговор со следователем, его необычайная убежденность в своей правоте не оставили его равнодушным. И, вместе с тем, вызвали какое-то непонятное, смутное беспокойство: уж слишком не вязалась нарочитая резкость, обнаженность высказываний с профессией сыщика, покрытой вечной тайной. «Создается впечатление, что он задумал, используя наш предстоящий вояж в Италию, подвести определенную черту в отношениях с этим наглым, самодовольным, постоянно раздражающим его, миром больших денег. Но об этом он не решается сказать пока даже мне, своему близкому другу. И это не удивительно: устав от бесконечных проблем, люди живут последнее время в своем, закрытом от всех, мирке, стараясь отгородиться от окружающего их хаоса четырьмя стенами своей квартиры. И это – не случайное, не временное явление! Так уютнее, спокойнее жить человеку там, где никто не посмеет уже его тронуть, унизить, оскорбить, где он может защитить себя, хотя бы на время, от любого произвола властей.

Да-а… правители и народ – извечная проблема общества – почему она так неожиданно вернулась сегодня вновь? Или она никогда не исчезала и переходила из века в век, вызывая отчаяние и безысходность у одних, и неприкрытую радость и ликование у других? „Я на пороках низменных играл, я вычислил злодейства интеграл!“ – утверждает Сатана в сочиненной когда-то мною для детского спектакля „Алё… мезозой?“ песенке. И, пожалуй, прав он, этот, прочно поселившийся в наших душах, всемирный злодей! Слишком много соблазнов вокруг, которые пробуждают нашу неистребимую алчность. А он, этот коварный бес-искуситель, пользуется нашей слабостью и творит свое черное дело, денно и нощно, не покладая рук, уродуя наши души.

Так сможет ли когда-нибудь человечество сбросить с себя эти дьявольские путы и создать, наконец, общество, способное вести образ жизни, достойный его возвышенного интеллекта, а не будет вновь и вновь опускаться до уровня существ, идущих на поводу своих убогих, первородных инстинктов? Сколько гениев подарила миру цивилизация, но почему ни один из них не изобрел для своих соплеменников механизм, способный навсегда разорвать этот гигантский порочный круг, в котором безжалостно и неумолимо гибнет воспаривший когда-то так высоко мировой разум?..

Куда несешься ты, колесница истории? Не слишком ли бесшабашно пролетаешь ты сквозь пограничные посты столетий, врываясь в неведомое, в котором притаилась, возможно, и твоя погибель? Найдется ли тот, кто остановит тебя могучей рукой на краю пропасти и укажет, наконец, величественно и строго, долгожданный путь к спасению. Есть ли ответ? И будет ли он когда-нибудь?..»

Урок монстра

Этим сентябрьским утром Виктор шел, не спеша, на встречу с вихрастым Шерлок Холмсом, в его офис «Бим-боль». Светило солнце, чирикали на деревьях воробьи. Впечатление было такое, что природа, словно забыв о привычном, неумолимом беге времени, решила задержаться еще на миг, чтобы порадовать немного людей теплыми днями и пышным разнообразием цветущих на клумбах цветов. Виктор любовался привычным ландшафтом дороги, по которой он уже столько раз проходил, продумывая одновременно детали предстоящей встречи с другом, который вчера вечером, взяв у него «бээмвэшку», мотнулся куда-то «по своим делам». «Вот живчик! – усмехнулся про себя Виктор. – И когда он все успевает: и планы операции составлять, со мной возиться, да еще мотаться куда-то, по секрету от меня? Интересно… куда это его понесло? Что он там еще разнюхал… этот дотошный Пинкертон? Ведь зря он не поедет – у нас осталось слишком мало времени – через день-два отплываем… к итальянским берегам!»

Свою «бээмвэшку» Виктор увидел еще издали: сияя в теплых лучах осеннего солнца, вальяжная и ухоженная, она уютно прикорнула в нескольких шагах от парадной двери в офис. Виктор ускорил шаг. «Дорожной пыли на машине нет, – подумал он, подойдя к иномарке. – И мотор давно был заглушен, капот холодный. Значит, вернулся, скорее всего… рано утром, часика два-три назад».

К двери офиса Виктор поднялся быстро, нажал на сигнальную кнопку.

– Привет, привет… мой друг-романтик! – протянул, улыбаясь, руку Анатолий. – Ты, как всегда, вовремя! Молодец!

– Стараюсь, товарищ начальник, – пожал руку Виктор. – Приветствую и поздравляю!

– Это с чем… позвольте узнать? – удивился хозяин шхуны.

– С успешным прибытием из таинственного заморского круиза, – спокойно объяснил Виктор. – У нас, в нашей дружной шпионской семье, последнее время мода завелась: отплывать неизвестно куда и непонятно зачем? Может, все-таки, соизволишь сообщить своему напарнику – куда ты завеялся вчера, на ночь глядя, и с кем мосты наводил?

– А ты, Витёк, не спеши свои выводы делать! – с хитроватой усмешкой парировал азартную тираду своего друга следователь. – Сейчас… буквально через пару минут, ты получишь ясные и обстоятельные ответы на все свои многочисленные «как», «что» и «почему»? И снимешь, надеюсь, все свои подозрения.

Неожиданно тихо, без шума, открылась дальняя дверь, и на пороге кают компании появился… отец Оли.

– Здравствуйте… – пожал Виктор небольшую, неожиданно мягкую и безвольную, ладонь подошедшего Загорского… и замолк в растерянности.

– Андрей… Андрей Павлович, – помог выйти из неловкого положения Виктору мужчина, не отнимая руки. – Не удивляйтесь и не дрожите, как осиновый лист. Моя миссия связана не с тем, чтобы лишить вас последних надежд, а с тем, чтобы попытаться вместе с вами эти надежды найти. – Мужчина отпустил, наконец, руку Виктора. – Мы проведем с вами несколько минут в откровенной мужской беседе, с глазу на глаз. Это необходимо сделать именно сейчас, до отбытия вас с Анатолием за границу.

– Так я, Палыч… пойду, полюбуюсь солнечным днем… – не то спросил, не то предупредил о своем намерении следователь.

– Идите, Анатолий, – сухо ответил мужчина. – Я сообщу вам об окончании беседы.

– Окей! – Следователь подошел, встряхнул Виктора за плечи. – Веселей, романтик! Эта беседа нужна тебе, как воздух! Держись!

Следователь еще раз крепко сжал плечи Виктора, и через мгновение скрылся за входной офисной дверью.

– Я думаю… уместно будет, если я… на правах хозяина, угощу вас вначале кофе. Вы не возражаете? – негромко, испытующе глядя на Виктора, находящегося в крайне разобранном состоянии, сказал мужчина.

– Да нет… я не против, – с трудом выдавил из себя Виктор, не в состоянии настроиться на нужную волну общения с человеком, вселявшем в него ранее, своей загадочностью и внутренней мощью, панический трепет.

– Вот и отлично! – не отводя взгляда, сказал мужчина. – Вы какой предпочитаете?

– Знаете… я, в принципе, могу любой, – признался неуверенно Виктор, – лишь бы покрепче.

– Никогда… нигде не смейте больше отвечать подобным бессмысленным образом! – медленно, с расстановкой, сказал мужчина. – Настоящий джентльмен, а не размазня, должен иметь свои собственные приоритеты! Всегда и во всем! В том числе и в выборе любимых напитков! – Мужчина подошел к небольшому сервизному столику, на котором уже кипел, пуская длинную струю пара, высокий импортный чайник. – Предложение выпить чашечку кофе вовсе не означает примитивное желание человека наполнить свой, вечно ненасытный, желудок несколькими граммами коричневой жидкости сомнительного качества. Питие кофе… если встречаются, конечно, умные, деловые люди, а не представители разных слоев людского отребья, – это большая, сложная наука, овладеть которой просто необходимо в совершенстве тому, кто собирается в ближайшее время войти в мир большого бизнеса. Иначе этот мир просто не поймет новичка, закроет перед ним все двери и укажет ему его истинное, плебейское место, где он и будет прозябать до конца своих дней! Итак, главное – не сам процесс пития, а дело, которое предстоит обсудить за это время. И если ваш визави удостоверится в самом начале, что вы в совершенстве владеете этой тонкой кофейной премудростью, считайте, что 50 % успеха будущей сделки у вас уже в кармане. Здесь всё имеет большое значение! И даже метод заварки, не говоря уж о необходимости нужных для этого устройств и приборов, нельзя сбрасывать со счетов.

Мужчина жестом пригласил Виктора подойти к столику, снял бежевую накидку. На столике, к удивлению Виктора, находился целый набор самых различных кофеварок, кофемолок, чайников, кофейных чашечек. «Уж не за этим ли добром прогулялся с ветерком в область этот вихрастый Шерлок Холмс? – мелькнула в его голове смешная мысль. – По крайней мере, вчера еще ничего подобного здесь не было. Неужели они с папулей заранее готовились устроить мне этот, кофейный, ликбез?»

– Как вы, надеюсь, уже заметили, Виктор, – по-деловому начал свои объяснения мужчина, – здесь имеется несколько приборов разного типа: кофеварка гейзерная, кофе-машина эспрессо или компрессионная, и, чрезвычайно популярный ныне, неаполитанский флип, позволяющий осуществлять реверсионно-капельный метод заварки кофе. Я лично предпочитаю последний вариант. Посмотрите, как интересно работает эта симпатичная штучка! – Мужчина взял в руки, прибор, раскрыл его. – Вот сюда, между двумя стеклянными камерами мы засыплем сейчас молотый кофе. – Мужчина быстрым движением зачерпнул из кофемолки полную ложку ароматно пахнущей, пушистой массы и перенес ее в агрегат. Затем повторил процедуру. – Теперь мы заполняем нижнюю камеру горячей водой и доводим ее до кипения. – Мужчина залил воду, соединил вновь камеры, поставил кофеварку на нагреватель, включил его. – Как только вода закипит, мы снимем этот милый прибор с нагревателя и перевернем его. Кипяток пройдет через помол, находящийся в верхней камере… и все! Изумительный, бодрящий тело и дурманящий сознание, напиток готов! Скажите, Виктор: разве нет особой прелести даже в самом способе приготовления данного королевского чуда?

– Да… я вынужден с вами согласиться, – скорее из приличия, чем из-за искреннего восхищения увиденным, одобрил действия мужчины Виктор. – И аромат… просто обворожительный!

– Молодец! Вы попали в самую точку! – похвалил Виктора мужчина. – Именно из-за него, этого божественного аромата, и затеяна эта многоходовая, трудоемкая процедура! В результате все благоухающие масла сохраняются полностью, без малейших потерь! Вот… полюбуйтесь! – Мужчина поставил перед собой две миниатюрных фарфоровых чашечки, снял с нагревателя закипевшую уже кофеварку, опрокинул ее – в чашечки полилась темно-коричневая, дымящаяся жидкость, разнося по офису бодрящий кофейный дурман. – Ну как… оценили? – улыбнулся мужчина. И видя, как с восхищением развел руками Виктор, продолжил. – Я и не сомневался в этом! Анатолий данную премудрость освоил уже давно! Вам же, как человеку талантливому, не составит особого труда овладеть этой чудесной наукой уже в ближайшее время. А теперь, Виктор, – вдруг сменил тон разговора мужчина, – мы перейдем с вами в другое место, – расположимся поуютнее в чудесных итальянских креслах и, попивая кофе, продолжим нашу беседу. Не думаю, что эта, основная, часть будет для вас такой же приятной, как и первая, но, тем не менее, встреча наша продолжится, ибо необходимость ее продиктована как очевидными, так и скрытыми от глаз причинами, обойти которые мы с вами не имеем права.

Мужчина бодро поднялся на капитанский мостик. Там уже стояли два легких раскладных кресла, которых ранее не было. Между ними уютно расположился невысокий сервировочный столик, на котором в роскошной, в форме раскрывшегося бутона, хрустальной вазе, благоухал ярко-красный букет чудесных китайских роз.