Гостиница «Камелия», или отель «Водяной тычиночник»

Спустились они довольно быстро и сразу понеслись к морю, взрывая ногами песок. Море лениво шлепало бутылочными волнами. Народу на пляже было мало, и Олеся без труда нашла взглядом того самого парня с когтями и двумя косичками. Он, в цветастых шортах, валялся у самого прибоя и лениво сыпал песочек себе на выпуклый живот. Окружающие люди обходили его как ни в чем не бывало, да и у Олеси появилась вдруг мысль, что ничего необычного в этом нет. Но она сразу же усилием воли вызвала в памяти лицо Делия, с которым они разговаривали сегодня во сне, и, сравнив его с валяющимся, сразу же обнаружила, что, несмотря на противоположную масть, это явно существа одной породы. Правда, Делий говорил, что их бояться не стоит. Но все равно: что они тут делают?!

Окружающая реальность вдруг покачнулась, будто с нее сползла солнечная декорация, и под ней проглянуло что-то серое: на Олесю подуло пронизывающим ветром. Но все сразу же вернулось на место, потому что она услышала голоса родителей. Правда, звучали они как сквозь радиопомехи – может быть, из-за шума прибоя.

– Как хорошо! – восклицала мама, потрясая цветастыми браслетами на запястьях. – И волн почти нет! Смотри, и песочек! А, ты тоже здесь, И-ор-л-иэся…

На этот раз Олеся уже четко расслышала, что ее назвали каким-то другим именем, и нарочно не повернулась, только съежилась в мокром купальнике, обняв колени руками. Она для верности еще и зажмурилась и наконец услышала мамин зов безо всяких помех:

– Иридия! Ты что не отвечаешь? Иридия-а, я тебе говорю!

Олеся медленно развернулась и приоткрыла ресницы, слипшиеся от соленой воды.

Подходящие к ней родители вроде бы не изменились. Только раньше она почему-то не обращала на это внимания, а сейчас видела, что они оба – из тех существ, что были во сне. Мама, рослая и худая, с коричневой кожей и длиннющими черными волосами, в которых виднелось несколько ярко-рыжих прядей, все так же потрясала цветастыми пластиковыми браслетами, надетыми на когтистую руку (когти были покрыты рыжим лаком). В ушах у нее висело полкило серебра и еще граммов триста всякой пластмассы – все это неумеренное богатство звенело от ветра, перепутываясь цепочками и висюльками, а худые коричневые ноги торчали из коротеньких белых шортиков. Олесин взгляд медленно переполз на лицо. Губы квазимама накрасила оранжевой помадой, а длиннющие, как у куклы, ресницы намазала чем-то типа геля, так что они слиплись стрелками. Черные брови у нее стремились к ушам, а большущие и длинные глаза с желтыми белками были беспросветно-черными, без зрачков.

Квазипапа на фоне квазимамы как-то терялся, хотя и составлял с ней контраст: он был из существ-альбиносов, ниже чуть ли не на голову, со скромно подстриженными под горшок волосами, которые он то и дело, смущенно улыбаясь, заправлял за ухо ногтем. Одежда его состояла из длинных коричневых шорт на завязочке и шлепанец…

Оба существа улыбались ей лимонными зубами и явно собирались и дальше играть роль ее исчезнувших родителей…

ГЛАВА 9

Тут Олесино напускное спокойствие дало трещину, и на его место заступили ужас и паника. Окружающая солнечная декорация снова рванулась в сторону и растворилась, будто под порывами ледяного налетевшего ветра, и Олеся оказалась сидящей на холодном каменистом берегу перед густого, почти чернильного цвета морем, которое шлепало волнами о серые валуны причудливой формы, торчащие тут и там. Беспрерывно дул ветер: он поднял ей волосы и превратил в ледышку непросохший купальник.

Олеся застучала зубами и вскочила, прижав друг к другу коленки и обхватив себя за плечи. Над мрачным пенящимся морем раскинулось странное, почти бирюзовое небо: по нему быстро бежали толстые, серо-стальные тучи. Одна из них открыла солнце, и Олесе в лицо хлынули зеленые лучи.

Девушка ошарашенно отшатнулась, зажмурившись. Солнце, впрочем, тут же спряталось, дав ей возможность, не щурясь, осмотреть пляж.

Как ни странно, он не был совсем пустынным. К ее безмерному удивлению, она вдруг увидела неподалеку ту самую противную Ирину, с которой ехала в маршрутке. С кислыми лицом, замотавшись в фиолетовую шерстяную кофту с бусинками, она сидела на соломенной подстилке и таращилась в морскую даль. Рядом ее отец, толстый старик, сосредоточенно и углубленно мазал кремом от загара плечи, хотя сам при этом был в штанах и шерстяных носках. Олеся перевела глаза дальше и увидела безнадежно-сумрачного молодого человека с коротким ежиком белых волос, который, держась за валун, пытался залезть в воду, но его все время отбрасывало назад волной. Прямо над парнем, сидя на другом валуне, неизвестный Олесе усатый дед с похоронной физиономией ловил рыбу. Ни Дашки с Марьяной, ни мнимых родителей нигде не было, и вообще, кажется, кругом были одни люди…

Только Олеся так решила, как появилось все-таки существо нечеловеческой породы: из черных, пожилое на вид, в холщовых шортах и рубашке, с волосами, замотанными в огромный, как у куклы, пучок. Остановившись в прибое, оно молча пристроило себе на громадные черные глаза нечто вроде больших очков для ныряния, сделало такой длинный и свистящий вдох, что Олеся услышала его даже сквозь прибой и ветер, и широкими шагами пошло вперед, не делая попытки плыть. Вскоре его растрепанный пучок исчез в волнах и, как девушка испуганно ни вглядывалась, больше не показывался.

При мысли о том, что на ее глазах кто-то утопился, дрожь Олесю пробрала пуще прежнего, но тут весьма кстати появилось еще одно существо: тоже в купальном костюме и в очках, только белое. Встав в прибой чуть ближе к Олесе, оно так же длинно и шумно вдохнуло, такими же широкими солдатскими шагами втопало в воду, и так же было накрыто волнами. Вид у него был, как и у первого, такой уверенный, что девушка решила за них все-таки не переживать, тем более, ей впору было переживать за себя саму: от холода у нее начала даже потряхиваться голова.

Одежда исчезла вместе с той реальностью, так что Олеся решила поскорее добраться до гостиницы. Но где она? Здесь не было никаких золотистых ворот: вместо них вдоль бесконечно длинного, но узкого пляжа тянулся вал из черной земли с камнями. Слева, если стоять спиной к морю, закрывала свет мохнатая лесистая гора, отдаленно напоминающая гору возле «Камелии». Значит ли это, что гостиница тоже стоит на ее склоне? Тогда надо перебраться через вал.

Заплетаясь ногами из-за неохоты отрывать их друг от друга и ойкая на скользких, как намазанных маслом, камнях, Олеся осторожно двинулась к склону, опустив голову… А когда снова ее подняла, увидела в шаге перед собой Делия: все такого же сутулого, в той же коричневой короткой хламиде и здоровенных черных ботинках-вездеходах.

– Что-то повадилась ты плохие сны видеть, – сказал он своим глубоким металлическим басом. – Опять настроение испортилось? Зато, конечно, спасибо, что не бегаешь.

– Где мне сейчас бегать, – подала дрожащий голос Олеся, которая обрадовалась появлению Делия в том числе и потому, что он своей массивной фигурой закрыл ее от ветра. – У меня ни ботинок, ничего, хотя когда мы с девочками выходили, я была одета даже тепло – под здешний климат, по крайней мере, подошло бы, – а теперь это все исчезло, а у меня все-таки, наверное, будет бронхит или что-то такое: я, знаете, легко простужаюсь…

– Не простудишься ты. Во сне никто не простужается, – уверенно сообщил Делий.

Олеся поглядела в его рябые глаза – при дневном свете голубые кластеры в них отливали зеленым – и сказала от холода даже без своего обычного многословия:

– Да, во сне – конечно. Только ведь это же не сон? – в конце она все-таки не удержалась от вопросительной интонации.

Делий молчал и медленно обводил ее взглядом, будто прикидывал, с какой стороны начать откусывать. Олесю вдруг бросило в жар, и вместе с теплом вернулось многословие:

– А, наверное, вы тоже не в курсе, да? Тут же многие, вроде вас, ходят и ничего не замечают: в смысле, там они находятся или… здесь. Если у вас все хорошо, вы тогда не обращайте внимания на меня; просто я хотела сказать, что лично для меня это не сон, а если вы считаете, что спите, так я с вами спорить совсем не собиралась…

– Откуда ты взяла, что это у тебя не сон? – помолчав, задал вопрос Делий: вид у него теперь стал оценивающий. Олеся догадалась, что он пытается понять, чего от нее можно ожидать, и горячо уверила:

– Я тоже совсем не опасная, как вы про себя мне говорили вчера; и потом, я тоже… гуманоид. А что это не сон, я поняла, когда увидела вокруг таких… похожих на вас – они отдыхали на нашем пляже. И двое из них были вместо моих родителей, да еще называли меня какой-то Иридией. Я на них, кстати, когда посмотрела, то поняла, что на самом деле они не изменились: они такими были со времени, как вошли в гостиницу. Я их видела, но как бы… не обращала внимания.

Делий медленно покачал головой в такт ее словам и наконец, громко вдохнув, подал голос:

– Понятно. Тебя поперек развернуло почему-то, типа как меня… Погоди-ка… – он придержал ее за плечо и с застывшим взглядом повел в воздухе рукой.

– Это вы что делаете? – не без тревоги осведомилась Олеся.

– Нити твои прощупываю. А, ты к главной картинке подходила, тогда ясно, почему еще хуже скособочилась… Ладно, до гостиницы пошли, расскажу тебе кой-чего… Ты чё трясешься?

– Х-холодно!

– Да, ты же человек… Давно сказала бы. Мы, маги, температуру плохо чувствуем. Пошли тогда поскорее, – он снова положил одну руку на Олесино плечо (рука была теплой и словно резиновой), а другой взялся за что-то невидимое в воздухе – судя по движению пальцев, и правда, как будто за ниточку – и дернул.

Картинка в глазах Олеси без всякого перехода сменилась на другую, словно слайд переставили. Теперь перед ней был мрачный серый коридор гостиницы, освещенный рассеянным зеленоватым светом. Делий, порывшись в кармане хламиды, достал глянцевую карточку с непонятным рисунком и указал на ближайшую дверь в стене: массивную, из черного металла, безо всякой ручки и замка:

– Пошли ко мне в кабинет. Я тутошний директор.

Он приложил карточку к середине двери, и Олеся заметила, что там начерчен белым еще какой-то рисуночек. Его линии совпали с линиями рисунка на карточке, и дверь со слабым скрипом отошла внутрь.

– Проходи, проходи, – довольно приветливо сказал «тутошний директор» и посторонился, давая ей дорогу.

Олеся не слишком охотно вошла первой. Директорский кабинет оказался маленьким, с арочным окном, занавешенным коричневыми плюшевыми шторами, со столом из черного камня с розовыми прожилками и парочкой пластиковых стульев. В серой стене были проделаны ниши-полочки, на которых, к ее удивлению, стояло множество пухлых книжек и лежали кипы разрозненных листочков. Часть таких же листочков валялась на столе рядом с письменными приспособлениями вроде толстых прозрачных ручек, и на них виднелись уже знакомые ей картиночки-схемы…

– Ты уж прошла бы вперед, чего застряла, – любезно напомнил ей о своем присутствии черный маг за спиной. Олеся спохватилась, кивнула и быстро забралась на пластиковый стул с ногами, по-прежнему обнимая себя за плечи. В гостинице было ненамного теплее, чем на берегу, а купальник и волосы у нее еще не высохли. Делий, обойдя ее, уселся за каменный стол и возложил свои когтистые руки на гладкую поверхность.

– Насчет что заболеешь, можешь не волноваться, – снова заговорил он, как следует набрав воздуха. – Рядом с магами людей никакие бактерии или там вирусы не берут. А ежли еще мерзнешь – вон, возьми тряпку, – он стащил с неприметной тумбочки в углу что-то похожее на кружевную серую скатерть. Олеся завернулась в нее за неимением лучшего и снова забралась на стул с ногами, а Делий, прямо глядя на нее, медленно проговорил:

– Тебе интересно, чё тут и как, правильно или нет? Давай расскажу. Ты вроде как два мира видела в одно время. И я тоже так вижу. А кроме нас с тобой – никто, так что зря ни к кому не приставай. Все равно не поверят.

– А… тут что: тоже гостиница, да?

– Да, гостиница. «Водяной тычиночник» называется: цветок у нас растет такой. Как ваша «Камелия».

– Это ведь… не Земля?

– Да, не ваша планета. Наша называется Лина. И страна такая же, одноименная. А тут вообще курорт нашенский, Ирхорун: вроде как Новый Орун переводится, или что-то в таком роде. Хотя Старого Оруна никто никогда и не строил, – Делий усмехнулся, показав большие лимонные зубы.

– Значит, у вас тут тоже гостиница, да? – для верности переспросила Олеся. – А то я уже не знала, что подумать, когда кругом…

– Да, обыкновенная гостиница. У нас курорт тут: людям и магам надо ж где-то останавливаться.

– А давно тут такое… ну, началось, или вы сами недавно заметили?

Делий смерил ее долгим взглядом, который по пронзительности сильно контрастировал с его простоватой манерой речи:

– Насчет давно или нет… Не знаю, как по-вашему, а по-нашему прошло почти десять оборотов, как гостиницу открыли. С этих пор я и директором. И вот это все я тоже всегда видел.

– А вы совсем не знаете, что это?

– Знаю: место тут такое. Наши с тобой миры друг на друга наслаиваются, как пирог. Почему их так перекрутило, я тебе щас не скажу, это всякие космогонические вопросы, это не ко мне, у меня нет такого образования… – он помолчал и добавил: – Хотя я знаю, что к ним одна картинка привязана, с развалин.

– С каких?..

– На которых ты сегодня была, с тех же. Круглая такая штуковина с колоннами, – доходчиво объяснил Делий. – Я тебе еще почему говорю: ты туда лишний раз не лазь, особенно к картинкам.

– К росписям на фронтонах, вы имеете в виду? – прошептала Олеся.

– Ну да, можно и так. К ним прикреплены все связные нити, которые между нашими мирами идут, понятно?

– А что было бы, если бы я, например, попробовала их перерисовать…

– Даже не думай, – черный маг посмотрел на нее, как ей показалось, с угрозой. – Чё ты своим рисунком с мирами наделаешь – не знаю, но жива точно не останешься. Вы же, белковые существа, послабже нас. Нас, ежли что, и взорвать можно – и ничего. Не трогай картинки-то, серьезно тебе говорю.

– Да я вас поняла, конечно, вы не беспокойтесь, – закивала Олеся, ощущая себя как на тикающей бомбе. – Мне бы это в голову не пришло: росписи перерисовывать, это я просто, знаете, предположила, что будет, если поменять картинку… А кстати, я вспомнила: там от старого рисунка проведены новые линии, будто кто-то поверх нарисовал маркером…

– Это я подровнял, – прервал ее Делий, махнув головой, словно отгонял муху. – Иначе там совсем было… Нестабильно, скажем. Рисовать я не умелец, уж не как ты, но чё там куда по схеме, примерно прикинул. И вот так она теперь у меня десять оборотов уже действует, обе гостиницы нормально живут. И редко кто туда-сюда носится. Так надолго – это пока только ты такая исключительная.

– Что же тут нормального, – озабоченно сказала Олеся, не замечая, что ее, по сути, снова похвалили, – если все постояльцы, и от нас и от вас, перепутались? У нас по пляжу ваши ходят, а у вас – наши мерзнут. Пока они тут, это, может, еще и ничего, а потом, когда по домам разъедутся, тогда как же…

Делий рассмеялся, вроде бы беззвучно, но стекло почему-то срезонировало:

– За это зря беспокоишься-то. Когда они отдохнут, каждый к себе вернется, и твои родители тоже.

– Правда?!

– Конечно. Если бы неправда была, тут бы давно такой скандал разгорелся, что не затушишь… Кстати, ты, может, голодная? Столовая у нас тут, правда, не на людей рассчитана: если только суп, и тот кое-какой.

– А как же, ведь тут наши люди сидят целыми днями…

– Поставками я не занимаюсь, – объяснил Делий обстоятельно, перекинув на грудь свою длиннющую черную косу. – Я ж директор, то есть просто администрация, а персоналом там всяким, продуктами у нас владелец ведает. Гостиница наша больше для магов, для небогатых.

– А владелец знает… Про все это?

– Знает – от меня. Так ему это не мешает. Главное, не жалуется никто. Есть-то будешь или нет?

– Я, знаете, наверное, и правда потом… В «Камелии». Я ведь ее смогу увидеть, да, если напрягусь?

– Напрягись, – серьезно согласился черный маг. – Я тебя туда не протащу: ты сама переносишься. Как настроение у тебя хорошее – в «Камелию», как испортится – так к нам, в «Тычиночник».

Олеся, которая во время его речи задумчиво постукивала босой ногой по ножке стула, остановилась и подняла глаза:

– И другие люди так же? Я хотела спросить: если у кого-то хорошее настроение, он остается в «Камелии», а если нет, сюда попадает?

Делий кивнул и выговорил, предупреждая ее вопрос:

– Не скажу тебе щас, почему это. Что-то вот такое с этой главной картинкой. Только обычно у них настроения более устойчивые, что ли: ежли они один раз в какую-то гостиницу попадут, так до конца отдыха в ней и сидят. Одна ты скачешь.

– Ну надо же… – вздохнула Олеся. Многословие впервые ей изменило, в голове из-за обилия странных сведений наступила пустота: она даже не могла придумать, чего еще спросить у черного мага, как будто ей все было ясно. Делий тоже молчал, конечно же, не дышал, и ей показалось, что затягивается невежливая пауза.

– Ой! – вспомнила Олеся и разом повеселела. – Помните, я же хотела нарисовать ваш портрет! Раз уж теперь так все сложилось, и время у нас, значит, будет, можно я…

Она осеклась на полуслове, потому что мир опять перещелкнулся. Теперь она сидела в холле гостиницы «Камелия», как раз возле столовой, из которой вкусно тянуло обедом. Серая скатерть по-прежнему была наброшена ей на плечи. Олеся потопталась на месте, приходя в себя, и медленно, шлепая босыми ногами по прохладному полу, направилась к лифту.

ГЛАВА 10

После разговора с необычной девушкой, перемещающейся из тутосторонних в тамосторонние, Делий увидел, что опасности она, видимо, не представляет никакой, поскольку к глупым выходкам не склонна. Но все же он не смог бы держать гостиницу благополучно столько оборотов, если бы этим и ограничился: он не поленился сходить к главной картинке, хоть это и было довольно трудно. Чтобы никто из проживающих в Ирхоруне черных магов случайно не забрался к развалинам, Делий сделал вокруг них, как он сам выражался, «временной забор». Для этого ему пришлось очень долго копаться во временных нитях всех ближайших растений и деревьев, вслепую переезжая из будущего в прошлое, пока, наконец, пробежавшись по нити скального плато, на котором высились развалины, он удачно не обнаружил, что в глубоком прошлом этого самого плато вообще не было: оно получилось позже, когда подмыло склон и произошел частичный обвал.

Делий сделал «узелок» на нужной временной нити и приделал к ней пучок нитей воздуха, измененных таким образом, чтобы они отражали то, что было в давнем времени, в нынешнюю реальность. Вышло нечто вроде голограммы, которая показывала вместо плато сплошной склон горы, плотно заросший кряжистыми деревьями с полосатой корой и коричневым листьями, так что нормальному магу, и, тем более, человеку, не пришло бы в голову сквозь них продираться.

Делий же, перенесясь к горе, спокойно прошел через этот бутафорский склон и очутился на плато. Развалины угрюмо высились на фоне бирюзового неба с лохматыми серыми тучами; равномерно дующий сильный ветер нагибал длинную красную траву на одну сторону. Где-то внизу глухо бухало темное море.

Делий, медленно раздвигая траву башмаками и, как всегда, сутулясь, прошел к развалинами. Не глядя, он изловил несколько толстых воздушных нитей, пристроил их под себя и поехал вверх на воздушном столбе, как на невидимом раскручивающемся табурете.

Картинки – и изначальные, и свои добавления – он осмотрел очень внимательно, но не отыскал следов вмешательства. Значит, человеческая девушка их не трогала, как и сказала.

– А с портретом моим опять какие-то нелады вышли, – произнес Делий вслух, усмехнувшись, опустил воздушный столб и вышел из развалин.

С этого края плато открывался вид на большую часть Ирхоруна. Зрелище было привычным и не вызывало никаких чувств, кроме привычного же глухого раздражения. Курортный городок, состоящий из тесно подпирающих друг друга серых каменных домов, большей частью одно— и двухэтажных, с плоскими крышами, спокон веков выкрашенными в черный цвет, чтобы набирать тепло и греть воду, рассыпался по ложбине между двумя высоченными, рыже-коричневыми от растительности горами. На правой из гор Делий как раз находился: если задрать голову, можно было увидеть ее двойную вершину, покрытую снегом, а левая гора нормальной вершины толком не имела и вообще походила на отвесную, плоскую стену, торчащую из лесного моря. На обширном верху этой стены вечно толклись туристы. Там был маленький сувенирный рыночек – филиал рынка городского – и работало несколько аттракционов.

Делий отвел глаза и снова посмотрел вниз, на город. Даже отсюда было видно, какие в нем узкие улицы: странно извиваясь, они светло-бежевыми змейками спускались к морю. По дорогам ползали, в основном, повозки, запряженные конькозлами: самодвижущиеся колесницы, работающие на магических картинках, вовсю раскатывали в столицах, но в Ирхорун, конечно же, не дошли – впрочем, учитывая размер городка, в них и не было особой надобности.

Черный маг наткнулся взглядом на крышу собственного дома, стоящего на набережной, вспомнил, что давно не заходил к родителям, и тут же решил не заходить и дальше. Родители – белый маг Ирц и белая магиня Ерца – вызывали у него такое же глухое раздражение, как и остальные жители Ирхоруна, потому что никто из них даже не подумал оценить его по достоинству и хоть как-то развить его способности.

А способности у Делия были огромными с самого детства. Все, что он видел и слышал, крепко оседало у него в голове. Читать он научился еще в три оборота – сам, потому что ни матери, ни отцу не приходило в голову его учить. Они и сами читали по складам, и во всем доме имелось ровным счетом три книги, одна из которых была сборником рецептов, (правда, почему-то, человеческих блюд), другая – брошюркой по выращиванию огородных растений типа бугринки или шмякалки в приморских условиях, а третья – завиральная чепуха под названием «Любовь сквозь миры»: на толстой красочной обложке черный маг с глупо выпученными глазами сжимал криво улыбающуюся человеческую девушку в голубой хламиде, с огромным цветком водяного тычиночника в пышных светлых волосах. За неимением выбора маленький Делий прочитал эту книгу столько раз, что до сих пор мог слово в слово ее пересказать. Как и во всех образцах подобной литературы, действие книжки происходило не в современности, а сто оборотов назад: во времена, когда практически всех черных магов выгнали из страны объединившиеся белые маги и люди. Черные маги были объявлены тогда воплощением зла из-за их вида и умения колдовать.

Потом Делий прочел нормальные исторические книги и понял: дело было не только во внешности. Просто белых магов, более слабых и не видящих нити, черные многие тысячи оборотов ни во что не ставили и считали их кем-то вроде бесполезных инвалидов. И за это время у белых магов наточились на черных большущие клыки, потому они и вступили в союз с людьми и принялись изгонять черных из страны.

А выгнать черных магов, большая часть которых занималась наукой и имела меланхоличный невоинственный нрав, было легче легкого: большинство, как рассказывала мать Делия, помнившая эти времена, от греха подальше ушло само. Белые маги, объединившись, обладали умением «вытягивать» из черного мага черные клетки, временно обретая способность колдовать. А вот тот, из кого «вытягивали» слишком много, мог серьезно заболеть или и вовсе тронуться умом. Поэтому неудивительно, что после парочки таких случаев, описанных, к тому же, в газетах, все черные маги повалили за пределы страны валом.

Точнее, почти все. Рядом со столицей остался некий фанатично-опальный маг по имени Дамнозис, которого полицейские белые маги никак не могли поймать, сколько ни старались. Он остался, якобы, потому, что столичный маг-временник, прощупав нити его будущего, сказал, что только в этой стране он сможет встретить свою любовь.

Вообще-то черные маги с их нечувствительностью относились ко всякой романтике более чем спокойно: даже если и женились, то по большей части жили не вместе с супругом, а с теми из родственников, с кем лучше уживались – эдакими странными группками. Но этот легендарный Дамнозис был исключением: любовь ему зачем-то втемяшилась, и Делий, который сам всегда не укладывался ни в какие рамки, испытывал, читая про это, что-то вроде сочувствия к товарищу по несчастью.

Хотя в случае Дамнозиса все закончилось как нельзя лучше: скрываясь под видом человеческого конюха, он встретил девушку, попавшую сюда из другого мира, с Земли. Звали ее тоже Лина, как планету: то ли совпадение, то ли выдумка историков. Дамнозис не только женился на этой своей девушке, но еще и поговорил с королем, раскрыв ему глаза на происки белых магов. Делий всегда, читая это, хмыкал и бормотал не без зависти: «С королем поговорил! Сразу видать: рядом со столицей живет. У нас он тут повоевал бы…»